Хрустальный феникс (гет)

Гермиона обернулась. Ее кто-то звал. Громко и с надеждой, голос просил ее помощи, но она не могла разобрать ни единого слова, кроме своего собственного имени.

— Гермиона! Помоги мне… — слышалось где-то позади. Резко развернувшись, девушка хотела увидеть беднягу, но никого не было, только кромешная пустота и тьма. Безысходность. Что может быть хуже? Мерлин, она ведь так хочет помочь, ну подскажи же ей, почему так происходит? Кто нуждается в ее помощи? Что это за слабый, знакомый голос?

— Гермиона! — снова слышится со спины. И вновь обернувшись, она никого не видит. На глаза накатывают слезы, она кружится, паника возрастает. Страх, давящая боль угрожает задушить. Она сама готова вот-вот закричать, но молчит, лишь звучно глотая ртом воздух. И очередной раз ее зовут. Кто это может быть? Гарри? Да, это наверняка Гарри! Точно, осталось только найти его. Или… Или это не Гарри? Но кто тогда? О нет, снова эта безумная волна вопросов! Дрожь. Гермиону бьет крупная дрожь, но ей совсем не холодно, она наоборот немного мокрая. Но выхода нет, она не видит выхода.

— Гарри! — кричит гриффиндорка, начиная метаться. Ответа нет. Ответом ей только безмолвие и звенящая тишина. Тогда девушка бежит. Ее шаги отдаются звучным хлюпаньем в ушах, а ноги утопают в чем-то. Что это? Болото? Может быть, она в лесу? Но тогда бы все равно был свет, а здесь нет даже мельчайшего намека на что-то светлое. Она бежит, хоть и не видит дороги, но она должна спешить, иначе может не успеть, а тогда случится непоправимое. Что — девушка не знала, но оправданием то назвать было невозможно. Она упала и почувствовала руками что-то липкое, противное.

— Гермиона! — раздался крик еще более громко, чем прежде и с еще большей мольбой в голосе, безнадежностью, страхом. По щекам Грейнджер побежали слезы, которых она никак не могла сдержать. — Гермиона… — совсем близко и очень тихо повторил голос. Он будто бы пламя свечи тихонько погас и не оставил след. Поворот головы — и глазам предстала ужасная картина. Тьма рассеялась, открывая парня, лежащего на животе в немного неестественной позе. Его глаза были закрыты, ресницы дрожали, а дыхание слишком тяжелое, губы слегка приоткрыты. Светлая челка падает чуть на бок. Это не Гарри. Это был Малфой. Драко Малфой просил ее помощи, Драко Малфой хотел, чтобы она спасла его, Драко Малфой доверился ей.

— Нет! — закричала Гермиона резко открыв глаза и приняв сидячее положение. На лбу выступили холодные капельки пота. Глаза бешено мечутся по тьме каменной комнаты, а сердце бьется так быстро, будто хочет выпрыгнуть из груди. Сон. Всего лишь сон.

* * *

Гермиона сидела в своем углу, откинув голову назад и прислонившись спиной к стене. Плед плотно укутывал ее, будто бы и сам хотел подарить ей свое тепло и хоть как-то поддержать. Гриффиндорка не знала, сколько прошло времени с последнего визита гадкого Малфоя, но она подозревала, что очень много. Хотя бы потому, что спала она за это время уже раз пять точно, а еще живот скручивало от голода. Значит, возможно, прошла уже даже неделя. Но оно весьма сомнительно. Была ли бы Гермиона еще жива в таком случае?

Последняя встреча со Слизеринским принцем закончилась так, как Грейнджер никогда не могла предположить до того дня. Он был так непозволительно близко, он, ее враг. И… И он поцеловал ее. Мерлин, она целовалась с Малфоем! Нет. Стоп. Что за бред? Она никак не могла целовать Малфоя. Это он поцеловал ее. Конечно. А она просто не могла ничего сделать, потому что парень явно превосходит ее в физическом плане. Иначе не может быть. Он заставил ее. Это все он. Проклятый Малфой! Она ушла из школы, но даже сейчас избежать этого поганого слизеринца было невозможно. И кто-то еще будет говорить, что в мире есть место справедливости? Увольте. Но почему же так больно, и все сжимается внутри? Наверное, потому что он не имел права так поступить с ней. Зачем? Зачем он касался ее, зачем целовал? Зачем все это дурацкое представление? Просто ему стало скучно, скорее всего, именно потому. А чем еще мог руководствоваться этот эгоист? Верно, ничем. Ему просто. Стало. Скучно. Ему так захотелось. Что ж, отлично. Пришел он тогда явно потому, что ему было очень нехорошо на душе, а она еще и… побеседовала с ним. Хорошо, в следующий раз такой ошибки она не допустит. Теперь ее очередь играть.

И по счастливому стечению обстоятельств девушке как раз представилась такая возможность. Дверь, которую ранее Гермиона сверлила взглядом, ожидая, когда придет Малфой и даст ей поесть, медленно открылась. В подземелье вошел тот самый Малфой. Он молча прошел к клетке девушки и меж решеток бросил ей в руки какой-то теплый и мягкий сверток. Ни единого слова. А потом повернулся и ушел. Закрыв дверь. Ушел. Ничего не сказав.

* * *

«Ну что за дурацкий шум? Неужели не понятно, что я сплю?» недовольно подумала Гермиона, слегка пошевелив рукой, которая отозвалась болью, будучи затекшей. Это было лишним поводом открыть глаза. Но так не хотелось… Только вот непонятный шум очень мешал и не давал продолжить наслаждаться сном. А ведь ей снилось что-то хорошее.

Через несколько секунд собрав всю волю в кулак, гриффиндорка заставила себя открыть глаза и проанализировать обстановку. Больше всего ее сейчас волновало то, какую опасность для нее представляет этот шум. Но ничего особо пугающего она не увидела. Ведь Малфой, долбающий стены кулаками — не страшно, верно? Скорее, это выглядело жалко. Жмурясь после сна, девушка приняла сидячее положение и притянула колени к груди, обвив их руками. Парень, похоже, не заметил движений за спиной. Видно так увлекся своим занятием. Но честно признаться, Гермионе было жаль его. Не жалость, а чувство сострадания. Она видела в его глазах боль и пропасть, которая затягивала. Взгляд тяжелый и с такой невыносимой печалью… Но все это на столько глубоко и искусстно скрыто, что сразу никак и не заметишь. А сейчас он явно был очень зол. Его кулак ожесточенно врезался в стену, парень рычал, но единственное, что понимала из этого девушка, что это были ругательства. Вдаваться в подробности желания не было абсолютно никакого, но она ведь не виновата, что не может сейчас же уйти отсюда. Внезапно Слизеринец успокоился. Вспышка ярости закончилась так резко, будто кто-то обрезал нить. Он по-прежнему стоял спиной к камере Грейнджер, перевшись в стену рукой и прислонившись к ней лбом. Гермиона только сейчас поняла, что вжимается в стену.

— Что ты пялишься, тупая грязнокровка? — не оборачиваясь выдохнул Малфой. Гермиона пришла в замешательство от его внезапного обращения, да еще и такого грубого. Он же резко развернулся и с ненавистью глядя на девушку прокричал:

— Хватит вечно пялиться на меня! Думаешь, ты в безопасности? Ты думаешь, тебя никто не тронет? Дура! Ты дура, Грейнджер! А где твой контуженый друг? Где шрамоголовый? А подпевала Уизел? Тебя все бросили, Грейнджер, ты никому не нужна, слышишь?

Девушка почувствовала, как сжимается сердце и возникшая в нем боль будто кричит «помоги мне, помоги, я сейчас умру!»… Но она ничего не могла сделать. Она не могла ничего сказать. Не возникало ни единой мысли. Только боль. Всепоглощающая. Уничтожающая. Потому что его слова были правдой…Правдой… Зачем он так жестоко с ней? Зачем он говорит ей правду? Не надо, пусть лучше скажет, что они ищут ее… Пусть… Пусть…

— Ты лжешь… Ты лжешь, Малфой, это неправда! — дрожащим голосом прокричала Гермиона.

— Это потому ты сейчас зарыдаешь, верно, Грейнджер? — парень неприятно рассмеялся, и каждая искорка его смеха, казалось, пробиралась в хрупкое сердце гриффиндорки и малюсенькими стрелами глубоко ранило его. — Не поверю, что ты действительно думаешь, что они не знают, где ты. Где этот чертов дом. Они не ищут тебя, Грейнджер, ты им не нужна… Думаешь, они не найдут другую такую Умницу-Грейнжер? Да нахрен ты им далась? Они и так друг друга удовлетворяют, я даже не сомневаюсь. Захотели бы, давно нашли. А ты тут будешь гнить. До тех пор, пока не сдохнешь с голода, или пока тебя не убьет кто-то из пожирателей? А убежать ты не сможешь. У тебя даже нет палочки. Хорошо, а Грейнджер? Поздравляю, грязнокровка, это отличный урок для тебя. Не стоило лезть туда, куда тебе нет дороги. Грязнокровка. — развернувшись на каблуках, Малфой уверенной походкой покинул подземелье. Опять. Опять оставив ее. В грязи. Утопать в боли. В терзаниях. Мерлин, дайте ей палочку, она покончит с собой!..

* * *

Опустошенность. От чего она приходит? На самом деле, когда она приходит, ты уже не помнишь, что ее вызвало. Становится на столько безразлично и единственным желанием остается удавиться. Хотя, не всегда даже это желание возникает. Но почему-то ты этого не делаешь. Не потому что ты такой хороший и думаешь о том, что будет с родными, если тебя не станет. А просто потому что лень. Лень даже пошевелиться. Даже удавиться лень. Но на это тоже плевать. И ты будешь продолжать свое жалкое существование. Потому что пусто. Совсем пусто. Нет никаких понятий, никаких чувств, эмоций, ощущений. Физические, моральные, все утеряно. И ты даже начинаешь сомневаться, видишь ли еще этот проклятый мир, который тебя окружает? А никто не подскажет, как отсюда выбраться. Никого нет рядом. Никого, кто мог бы сказать, что все будет хорошо, обнять и согреть…

Дверь подземелья открылась и туда ввалился Малфой. Вид у него был мягко говоря потрепанный. Он прошел к клетке Гермионы и остановился, вцепившись в решетку.

— Грейнджер, — позвал он хриплым голосом, похоже с трудом выговаривая буквы. Но ответа не последовало. Его взгляд начал искать в темноте фигуру девушки и увидел, что она все сидит в своем углу. Сейчас она спала. Парень более громко и требовательно крикнул ее имя, — Грейнджер! Не спи, когда с тобой разговаривает Принц Слизерина!

Девушка вздрогнула и медленно открыла глаза. Первым, что ей удалось увидеть, был Драко Малфой, цепляющийся в прутья ее камеры.

— Что тебе нужно? — негромко спросила она. Хотя ей было совершенно не интересно это. Ей хотелось чтобы он ушел. Уже хотелось.

— Раздевайся. — хрипло выговорил он, дернув решетку, которая отказалась поддаваться, на счастье Гермионы.

— Что? Что ты сказал? — тут появились эмоции. Возмущение и непонимание. Она не ослышалась?

— Раздевайся, что не ясно, я же ясно говорю! — нетерпеливо проорал парень, дергая решетку сильнее.

— Ты что, совсем спятил, Малфой?! — с ужасом вскричала девушка, быстро поднявшись с пола и прижалась спиной к стене, во все глаза глядя на обезумевшего слизеринца. Она накрылась пледом в противовес его приказу, так ей было надежнее.

— Я сказал, дрянь! Сказал раздевайся! — и вот он наконец проник в клетку сквозь решетки. Конечно, в этот раз у него это получилось не так изящно, как в первый раз. Что-то было не так.

— Не трогай меня! Не смей прикасаться ко мне, хорек! Не смей! — Гермиону захватил панический страх. Она хотела бежать, хотела скрыться, спрятаться, только оказаться подальше отсюда. Дальше от него, чтобы он не мог достать ее.

Парень быстро оказался рядом с ней и уперся руками по обе стороны от головы Гермионы, тяжело дыша. Он был совсем близко, и его дыхание обдавало кожу лица девушки. И тогда она почувствовала, как от него разило алкоголем.

— Малфой, ты что, пьян? — тихо пролепетала, чувствуя, что она окончательно сражена.

Драко ничего не ответил. Его, казалось, разозлили ее слова. Он не двигался еще с две секунды, а потом резким движением переместил руки на талию девушки, найдя край ее футболки и начал поднимать ее, впившись в губы Гермионы требовательным поцелуем. Ее чуть не стошнило от отвращения. Мерлин, он окончательно сошел с ума! Гриффиндорка пыталась оттолкнуть от себя врага, старалась вырваться, давила на его руки, но никак не хватало сил хотя бы оттолкнуть его от себя. Его было не остановить. Малфой, не выпуская губ Грейнджер и подняв майку ей до груди, запустил туда руку, а другой схватил девушку за волосы, запрокидывая ее голову.

— Ненавижу… — выдохнул он ей в губы и продолжил целовать. Теперь она была совершенно обезоружена. Его близость злила, приводила в отчаяние, она не хотела. Рискуя, Гермиона стиснула зубами нижнюю губу слизеринца так сильно, как могла и почувствовала металлический привкус его крови, попавшей ей в рот. Малфой застонал от боли и отпустил волосы девушки, ударив кулаком в стену. Не упустив своего шанса, Герм со всей силы оттолкнула его так, что он отшатнулся и не удержавшись, упал на пол.

— Уходи сейчас же! Я не хочу тебя видеть! Ублюдок! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя! — пронзительно закричала Гермиона, и слезы задушили ее. Она отвернулась и дав волю рыданиям, закрыла лицо руками, уткнувшись в стену и дрожа всем телом. Было невыносимо холодно. От разрывающей ее боли она готова была кричать, но лишь тихо постанывала. Девушка даже не слышала, как ушел Малфой, и почему он это сделал. И не заметила, как потеряла сознание.