Потанцуем? (джен)

Король ответил:

Алан Милн «Баллада о королевском бутерброде»

В королевском дворце царила привычная утренняя послебальная тишина, только зевающая прислуга, шаркая метлами, внимательно изучала усыпанный блестками и цветочными лепестками паркет. Отвалившиеся от платьев и камзолов «камушки» по традиции служили ей компенсацией за бессонную ночь, но потерянные серьги, кольца и прочие ценные вещи, не подпадающие под статью «что упало, то пропало», должны были вернуться к владельцам. Во избежание, так сказать.

В покоях короля-батюшки тоже было тихо. Его величество в ожидании визита раскаявшейся дочери вкушал утренний кофе. Но, к его великому огорчению, дочь до сих пор не проявила ни малейших признаков ожидаемого раскаяния. Как доложила Минни, явившаяся к своему повелителю в поисках утешения и новых указаний, юная бунтарка заперлась в своих покоях и со смаком била дорогую посуду, чем нарушала установленный во дворце режим и вызывала у придворных дам приступы жадности и головной боли попеременно.

— Сервиз, — скорбно заметил стоящий у двери смотритель королевских кладовых, который так не вовремя решил продемонстрировать принцессе лучшие образцы ее приданого.

— Что? — не сразу отреагировал король, тщательно пытаясь восстановить в памяти ускользающие моменты вчерашнего вечера.

— До сервиза дошла, — пояснил смотритель, только что вернувшийся с разведрейда в лагерь противника.

— Большой сервиз? — так же машинально спросил король.

— Двенадцать персон, девяносто шесть предметов.

Король вздохнул и дал себе зарок больше не приглашать в гости кузину Беллу. Похоже, ее пребывание в замке и длительное общение с принцессой обходится ему слишком дорого. Во всех смыслах.

Скатиться в пучину сожалений по безвременно погибшему фарфору ему не дал камердинер, явившийся с докладом:

— Там у ворот какой-то оборванец утверждает, что явился к Вашему Величеству согласно вашему же повелению.

— Ну так проси, — меланхолично заявил король, в целях повышения безопасности государства усиленно привечающий доморощенных шпионов. И чем большему количеству господ они служили, тем интереснее ему было с ними работать.

— Ваше Величество! — в один голос возопили старый смотритель и мадмуазель бонна.

— Что еще? — недовольно спросил король, скривившись от громкого звука, ударившего по ушам.

— Но как же, — закудахтала Минни, озадаченная безразличием короля к такому глобальному вопросу, — если его впустить, он окажется тем самым первым встречным? Мужем принцессы?

— Каким мужем? Чьей принцессы? — вяло удивился его величество, все еще не в состоянии уяснить, чего от него все хотят таким ранним утром.

— Но как же? — осторожно вступил в разговор смотритель, переглянувшись с бонной. — Ведь вчера вечером вы сами повелели…

Из вчерашнего вечера король помнил только то, что его строптивая дочурка в очередной раз что-то отчебучила, и теперь, по сложившейся традиции, ей следовало до завтрака показывать характер, а после него идти к отцу мириться. Но никаких особых распоряжений, он, как ему помнилось, по этому поводу не давал.

Или давал?

Старые придворные снова переглянулись, и Минни нерешительно подала голос:

— Вчера вечером, Ваше Величество, вы изволили сильно разгневаться на ее высочество принцессу за то, что она отказала всем прибывшим в замок претендентам на ее руку…

Король хмыкнул и взял булочку — ничего сверхъестественного, обычные королевские будни…

— Но далее… — голос Минни прервался. Король насторожился и положил булочку обратно на блюдо.

Старый смотритель пришел на выручку давней подруге:

— Далее вы, Ваше Величество, изволили заявить, что все порядочные женихи уже разбежались и теперь, как вы и предупреждали, ее высочество будет вынуждена связать свою судьбу с первым же человеком, который после рассвета появится у ворот замка.

Король прикрыл глаза и мысленно проклял свою дурную привычку отмечать каждый уход несостоявшегося жениха кубком старого рейнского.

— Мудро рассчитывая на тотальную безграмотность ваших подданных, вы повелели сразу же написать об этом в ежедневном листке и развесить на всех столбах королевства, — поджав губы, вставила дипломированная гувернантка. — Но, похоже, в нашем королевстве все же нашелся один образованный человек. Правда, по описанию он совсем не похож ни на странствующего рыцаря, ни на принца на белом коне, ни на любого другого приличного человека!

За окном глухо бамкнул колокол. Его величество перевел взгляд на большие напольные часы, стоящие в углу спальни и с тоской подумал, что отдал бы полкоролевства за волшебный хронометр, который позволил бы ему повернуть ушедшее время вспять. И вот тогда бы…

В дверь постучали и вошедший камердинер сообщил:

— Прибывший господин ожидает аудиенции вашего величества в приемном зале.

— Ну что ж, — король решительно прервал наступившую тишину, — пойдемте, посмотрим на нашего гостя.

* * *

В приемном зале короля ждали двое: вездесущая леди Грета и закутанный в черный плащ худощавый человек неопределенного возраста. Несмотря на присутствие его величества и придворных дам, он не торопился снимать с головы капюшон, скрывающий верхнюю часть лица.

Король уселся в глубокое кресло с высокой спинкой, гордо именуемое в инвентарных списках малым королевским троном. Дамы и господин смотритель скромно устроились неподалеку у высоких сводчатых окон.

Нежданный визитер, приблизившись, остановился, как и полагается при беседе с августейшей особой, в пяти шагах от трона, и, склонив голову, опустился на одно колено.

— Встаньте, сударь, — сухо произнес король. — У вас есть пять минут.

Пять минут разговора — и он примет решение. Нет-нет, отказывать соискателю в его просьбе он не собирался — королевское слово на то и королевское, чтобы его нерушимо держать. Брак следует заключить, его обязательно нужно будет заключить, и не только брак… А это мысль, кстати. И жить молодые будут во дворце, только жена несколькими этажами повыше, а муж чуть пониже… ватерлинии, говоря языком корабелов. Ну и официальная формулировочка «пока смерть не разлучит вас» словно нарочно была придумана для таких вот случаев… А пока — поиграем…

Непрошеный гость откашлялся и хриплым голосом произнес:

— Ваше величество, прошу простить мне мой ранний визит, но я по вполне понятным причинам вынужден был поторопиться, чтобы в соответствии с вашим волеизъявлением иметь возможность первым просить у вас руки ее высочества принцессы. Простите мне и мой не совсем учтивый вид, но по ряду причин я бы предпочел оставить свое лицо закрытым, а имя — непроизнесенным.

— Красиво излагаете, — вежливо заметил король. — Учились где-нибудь? Какую гильдию либо корпорацию представляете?

— Я странствующий музыкант и сказочник, — ответил тот, — брожу по городам и деревням, зарабатываю на кусок хлеба тем, что рассказываю людям разные волшебные истории.

— Сказочник, значит, — задумчиво произнес король. — А нет ли в ваших сказках похотливых или двусмысленных слов, посягающих на общественное благонравие?

— Нет, ваше величество, — смиренно возразил сказочник. — Мои истории исключительно благонравны и вполне пригодны для детских и женских ушей.

Леди Грета, взглядом испросив разрешения у короля, подошла поближе к незнакомцу и поднесла свою руку чуть ли не к его лицу.

— Леди Грета, — мурлыкнула она. — Очень интересуюсь всякими сказочными историями. И о чем же вы могли бы мне рассказать?

Незнакомец осторожно взял ее пальцы в свои и в галантном поклоне коснулся губами тыльной стороны ладони.

— Я рассказываю о добрых и злых правителях, о коварных заговорах и кровавых войнах, о смелых воителях и тайных лазутчиках. Но, если прекрасная леди пожелает, могу рассказать об оживших мертвецах, чешуйчатых чудовищах, магах и великанах, волшебной палочке и мантии-невидимке, и других интересных вещах.

— Но зачем же честному сказочнику прятать от людей свое лицо? — продолжала тем же тоном леди Грета, не торопясь убирать руку.

Незнакомец выпустил ее запястье и выпрямился.

— Загадочность рассказчика усиливает очарование его историй, разве не так?

Леди Грета благосклонно улыбнулась, полностью соглашаясь со сказанным.

— Интересные у вас сказки, — протянул король. — А заплатили ли вы, друг мой, положенные пошлины в городскую казну?

Гость наклонил голову и скорбно произнес:

— Мне нечем заплатить, ваше величество, я бедный человек, можно сказать, нищий…

Его величество отмахнулся от такой мелочи как от мухи:

— Не беда, в таком случае позвольте мне взглянуть на разрешение магистрата и особый знак, позволяющие вам просить милостыню в нашем городе.

Гость поперхнулся.

— Очевидно, такового разрешения у вас нет, — констатировал король. — Не позаботились. Жаль. Очень жаль.

Леди Грета внимательно оглядела сказочника с головы до пят и вкрадчиво поинтересовалась:

— А может быть, вы скрываете под капюшоном телесный недостаток, вид которого способен вызвать сострадание и в то же время причинить вред беременным женщинам или другим пугливым людям?

У гостя вырвался странный звук — не то хрип, не то кашель. Простуда, очевидно, овладевала им все сильнее.

— Не стесняйтесь, друг мой, — ободряюще произнес король. — Если причина вашей таинственности именно в этом, то вы можете смело открыть нам свое лицо — ваш король, смею заверить, человек не из пугливых, да и беременных женщин здесь нет, верно я говорю?

Его величество обвел взглядом придворных дам. Вспыхнувшая Минни захлебнулась возмущением, а леди Грета озадаченно сдвинула бровки. Грозный монарх тоже почему-то нахмурился и заерзал на троне.

Впрочем, через пару мгновений лицо сиятельной леди вновь стало невинно-безмятежным, и король с облегчением вернулся к допросу… простите, к беседе с таинственным гостем.

— Друг мой, — проникновенно заявил он. — При вашем образе жизни и роде занятий шрамы и уродства — это лишняя монетка в ваш кошель и, соответственно, дополнительные поступления в городскую казну. Но вы обязательно должны сообщить о них властям, в данном случае мне.

Король поощрительно улыбнулся и приготовился слушать.

Гость наконец-то закашлялся. Тщательно, с надрывом, и, по всей видимости, надолго. Леди Грета, как истинная самаритянка, поспешила облегчить его страдания, деликатно постучав по спине ручкой веера.

— Что скажете, леди Грета? — обратился его величество к придворной даме. — Каким будет ваш вердикт?

Добрая самаритянка оставила молодого, судя даже по охрипшему голосу, человека в покое и поплыла к трону, тихо напевая:

Не знаю, как жонглер тот звался,

Но в кости лихо он сражался,

Бродил, продувшись, невеселый,

Без куртки он и без виолы…

Заняв место за левым плечом своего повелителя, она наклонилась к его уху:

— Вы на руки-то его посмотрите, ваше величество! Из него профессиональный нищий, как из меня поломойка. Он не шпильман — не менестрель, не жонглер, не кукольник… но и не карточный шулер, что, скорее всего, значительно облегчит его участь.

Пальцы стоящего перед троном человека слегка дрогнули, но сам он не шелохнулся.

Король благодарно поцеловал даме ручку и повернулся к разоблаченному самозванцу:

— Ну, что скажете, молодой человек? Леди Грету не проведешь… Она сердцем видит… И руки у вас того… чистые слишком, и плащик, хоть и потрепанный, но без единой заплатки, и сапоги на ногах, хотя осень только началась. Хоть бы устав «Братства нищих» почитали на досуге, что ли, — попенял он. — Эх, что за времена настали, сплошные дилетанты вокруг.

Его величество сокрушенно покачал головой. Минни хмыкнула. Довольная собой леди Грета, вздернув носик, важно продефилировала мимо псевдонищего и направилась к теплой компании, стоящей у окна.

Беседа продолжилась.

— Так кто же вы, сударь, на самом деле? Рыцарь, лишенный наследства? Король в изгнании? Принц-бастард? А может, чернокнижник, скрывающийся от правосудия?..

Гость открыл было рот, но на этот раз высказаться ему уже не дали. Его величество повел подбородком, словно ему жал тугой ворот, и нехорошо так поинтересовался:

— А может, вы заговор какой замышляете или покушение на государя?

Охрана, стоящая позади трона, громко лязгнула всем имеющимся в наличии металлом и придвинулась поближе. Знающие короля придворные, наоборот, попятились.

Старый смотритель зажмурился и принялся усиленно подсчитывать нанесенные принцессой убытки, леди Грета свела глаза к переносице и зажужжала себе под нос какую-то песенку, как она утверждала, детскую, но немного волшебную. Мадмуазель Минни же отвернулась к окну, молитвенно сложила руки и, воззвав к милосердию Конвенции Женевской и Конвенции Льежской, начала монотонно перечислять про себя свод правил преподобного Буравчика.

— В глаза мне смотреть! — рявкнул грозный монарх и грохнул кулаком по подлокотнику трона.

Гость расправил плечи и подчеркнуто медленно поднял голову. Наступила напряженная тишина.

На семьдесят шестом предмете из канувшего в Лету сервиза его величество вдруг откинулся на спинку трона и миролюбиво сказал:

— А пройдемте-ка ко мне в кабинет, молодой человек, чаю выпьем, я вас лимонной настоечкой угощу. Там и продолжим нашу беседу...

Господа придворные с облегчением вздохнули, а самозванец торопливо натянул на голову сползший во время переглядок капюшон. Не успевшая рассмотреть его троица снова вздохнула, на сей раз разочарованно, и, церемонно раскланявшись с его величеством, поспешила удалиться. Его величество, наоборот, слегка взбодрился, повеселел, ухватил загадочного гостя под локоток и уволок в кабинет.

Стража снова лязгнула железом, переходя в режим ожидания.