Серафим обреченный (гет)

…Разве столь верно высказывание, что страх перед неизведанным – самый сильный страх?..

Разве страх от вида черного дула пистолета, где концентрируется сама тьма, визга тормозов возникшей из ниоткуда машины, тяжелого запаха шкуры зверя, вгрызшегося в глотку, ножа в руках страшного незнакомца, гомона злых голосов в ночном лесу – померкнет перед страхом от чего-то неизведанного?

Нет, есть только то, что сейчас и сразу.

Дайана как раз думала над этим вопросом, пробираясь в гостиную своего уютного дома, находящегося в одном из дорогих и хорошо охраняемых районов магглов.

Сама же она была волшебницей, магглорожденной, зато уважаемым и авторитетным членом Министерства Магии.

Ей было тридцать пять лет, возраст, когда юношеский максимализм остается где-то очень-очень далеко, а видения ближайшего будущего тормозят на праведном пути. Она была осторожна, умна и изворотлива – как и большинство людей, занимающих подобную должность.

Амбициозная, упорная, властолюбивая – стоило ей узнать о том, что она волшебница, и она покинула стены родного дома, выучилась в школе магии, росла и познавала. Долгий и упорный труд привел ее в Министерство Магии, где она занимает свой пост и по сей день.

То, что жила она сейчас среди магглов, объяснить можно было…страхом.

На прошлой неделе именно по ее распоряжению трое Пожирателей Смерти, отбывающих до этого наказание в Азкабане, были отправлены на смертную казнь — поцелуй дементора. Впрочем, самой Дайане слово «поцелуй» не нравилось, и она заменяла его словом «встреча», как будто от этого что-то менялось, или она имела в виду всего лишь милые посиделки за чашечкой чая, пускай и в компании дементоров.

Сама она считала, что поступила верно, потому что по ее мнению, чем больше сейчас в Азкабане Пожирателей Смерти, еще способных на какие-то действия и не потерявших рассудок, тем больше вероятность, что их попытаются вызволить. После того, как приговор был исполнен, ей недвусмысленно намекнули, что с ней могут расправиться за это, и отправили сюда, в мир магглов, в охраняемый магией дом. Никого из волшебников здесь не было, но в случае нападения с помощью заклинания защиты об этом бы узнали и направили отряд Авроров, так что Дайана не беспокоилась за свою безопасность. Наличие одних только защитных заклинаний гарантировало, что сюда не проникнет даже мышь.

Она должна была находиться здесь еще два дня, потом бы ее направили обратно, в Министерство, где Дайана собиралась выступать за вынесение смертельного приговора еще троим Пожирателям смерти, включая Люциуса Малфоя, которого сама женщина ненавидела и побаивалась. Ее решение было довольно смелым, и сейчас выдалось время подумать над всем еще раз, и Риверс лишь убедилась еще больше, что поступает верно.

Ее защитят, она знала.

Что же тогда побудило Дайану сейчас пробираться в гостиную своего дома, словно она находилась там на незаконных основаниях?

Министр услышала какие-то подозрительные шорохи и треск, словно разламывали дерево, и направилась туда, подгоняемая тем самым «злокачественным» любопытством, которое заставляет героинь фильмов ужасов открывать двери, ведущие в темный и жуткий подвал, где таится монстр. Сама Дайана, у которой отец был маглом и в детстве отпускал ее в кино с подругами, фильмы ужасов не любила и боялась, даже осознавая, что в реальной жизни она вряд ли столкнется с Джейсоном Вурхизом или Майклом – героями этих самых фильмов.

Сейчас куда больше ее пугало другое – что там?

Крысы?

Если речь не шла о крысах-мутантах, то на безопасность Дайаны никто не посягал.

Свет в гостиной был выключен, Риверс нащупала в кромешной тьме выключатель и зажгла в комнате свет. Резкий крик вырвался из ее груди, и женщина отступила на шаг. В комнате был кто-то посторонний, и этот «кто-то» сидел в кресле перед камином – ему удалось разжечь огонь, и теперь гость любовался язычками пламени. Удивило Дайану то, что в кромешной тьме огня она не увидела, и в голову тут же пришла мысль, что перед ней волшебник. Но как он преодолел защиту? Это практически невозможно!

Дайану поразила отстраненность лица сидящего, будто пламя гипнотизировало его, унося в мир, находящийся куда дальше ее дома.

Человек посмотрел на нее, буквально пригвоздив ее к месту взглядом своих адских глаз – пламя отражалось в его зрачках, и казалось, что это его родной цвет – цвет адского огня. В руках у него был зажат какой-то продолговатый предмет из металла.

Человек этот поднялся и неторопливо пошел в ее направлении, а Дайана не могла и пошевелиться – и дело было не только в страхе, который внушил ей этот человек, казалось, неведомая сила удерживает ее на месте.

Но он не применял к ней магии!

Страшный незнакомец приблизился почти вплотную к Риверс, их отделяло расстояние меньше полуметра. Он был высоким, широкоплечим, и, как заметила Дайана, чуть прихрамывал на правую ногу. Руки и ноги ее не шевелились, поэтому глаза отчаянно пытались найти хоть какую-то зацепку во внешнем облике незнакомца – это была попытка отчаявшегося человека, тонущего в реке, и пытающегося найти травинку, за которую можно было бы ухватиться.

Женщина не могла сконцентрироваться, мысли путались в голове, она видела только его глаза, и все, ничего в этом мире больше не существовало для Дайаны Риверс.

Дайана вдруг очень четко почувствовала, что у нее нет выхода – это была такое же отчетливое чувство, как если бы она летела на самолете и поняла, что он падает. А до земли было бы далеко.

Сердце ее болезненно билось о стены грудной клетки, во рту пересохло, руки предательски дрожали. Это был не просто страх перед убийцей, его можно было сравнить только с безумным ужасом первобытного человека перед неизвестным и необъяснимым явлением.

Как зачарованная она смотрела на его руки, сжимающие тот самый таинственный предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся железным штырем с острым наконечником; наконечник был багровым, словно он только что раскалил его на огне – и направлен был прямо в центр правого глаза Дайаны…

— Ты хочешь причинить мне боль? – раздался в абсолютной тишине голос убийцы – а он был убийцей, Дайана Риверс не сомневалась. Не конкурент с вражеской стороны, не безумный фанатик, а просто убийца, решивший наказать провинившуюся чем-то, по его мнению, жертву. Впрочем, убийцу тоже можно подослать.

— Н-нет. Я не хочу… — прошептала женщина, вступая с убийцей в опасную игру со скользкими правилами – потому что формировались они в его воспаленном разуме.

Он оказался в кругу света, и к ее горлу подкатила тошнота – на руках, шее, лице она увидела шрамы, жуткие и уродливые, как ядовитые змеи, окольцевавшие тело. А еще следы ожогов – повсюду. Этот человек был пособием для желающих изучать виды шрамов.

На лице Министра невольно появилось выражение жалости – даже если было безумием испытывать ее к тому, кто пришел тебя убивать. Но Риверс знала – жалеть убийцу, значит навлечь на себя его гнев, ибо они жалости попросту боятся.

А еще Дайана знала, что он безумен. Это было также просто, как определить его цвет волос – белых, как снег, хотя альбиносом он не являлся. Казалось, безумие волнами исходило от него, движения были легки и даже грациозны, если бы не хромота, а лицо — расслабленным. Пламя огня осталось позади него, и глаза потеряли дьявольскую окраску, но от этого не стали более привлекательными. Дайана увидела человека с разноцветными глазами – один был прозрачный, кристально чистый, как у ребенка, голубого цвета, но абсолютно бессмысленный, будто слепой. Второй глаз был угольно черным, и серебряная змейка извивалась где-то на дне этого колодца, своим ядом безумия отравляя его.

— Врешь, — он рассмеялся отрывистым смехом, больше похожим на взвизгивания раненого животного. – Ведь, хочешь, скажи, хочешь, а значит врешь. Вы все врете! ЛЖЕЦЫ!

Последнее, что пронеслось в голове Дайаны, как это ни противоречило всем книгам, которые она читала, это были вовсе не картинки из ее жизни, и не воспоминания о любимых и дорогих людях.

Она успела подумать о двух вещах: у этого человека с жуткими странными глазами наверняка раздвоение личности. А еще людей с такими глазами в средневековье магглы сжигали на костре.

И все. Больше Дайана уже ни о чем не думала, потому что кончик раскаленного металла соприкоснулся с ее правым глазом…

* * *

Лето злило, как злит темное пятно на светлых обоях в гостиной – ненавязчиво и метко. Злило яркое солнце, выжигающее любую тень, злила духота, жара, злили даже лица людей, подставляющих эти самые лица под лучи солнца.

Все это злило Гарри Поттера, мальчика, чьей заслугой стало то, что он не умер. Сам он эту фразу услышал совершенно случайно – когда приходил в Министерство встретиться с отцом Рона, так как появляться в Норе было небезопасно, как ему сообщили. За ним прислали министерскую машину, в которой Гарри чувствовал себя довольно неловко, и проводили до этажа, на котором располагался кабинет мистера Уизли. Поттер проходил мимо двери, где велась жаркая дискуссия – как оказалось, о нем. Министерство, видимо, очень консервативно по сути, потому что не меняло своих планов – они обсуждали что делать с ним, Гарри Поттером, и как извлечь из него же выгоду.

…— Сам министр пытался привлечь его на свою сторону, а он отказался! Вы представляете? Какой эгоизм! – разносился из-за двери визгливый голос.

— Да! Это просто трусость! Видимо, он и сам понимает, что, коли твоей заслугой является то, что ты не умер в положенный день, это не делает тебя идолом… — вторил второй голос.

Гарри не стал дослушивать и направился в кабинет Артура Уизли. Вряд ли отец Рона так и останется при своей должности – не то это было время. Скорее всего, Министерство претерпит большие изменения, во всяком случае, если хоть что-то укажет, что приближается… война. Или что похуже.

Гарри поговорил с мистером Уизли, конечно, это не была столь важная тема, требующая прихода в Министерство, но тогда где? В Норе? На улице? У Дурслей?

Нет.

До дня рождения Гарри оставалось 12 дней, и надо было думать о будущем. Причем, как понял Гарри, не только о своем. Его друзья будут следовать за ним, хочет он того, или же нет. Думать о том, сколь тяжко это окажется, ему решительно не хотелось, но оставлять все на потом было на него совсем не похоже.

Гарри в душе надеялся, пускай это и было глупо, что отец Рона запретит тому идти за Гарри, но к его удивлению, не встретил сопротивления. Молли, конечно, будет переживать, плакать, но так бы поступила на ее месте любая любящая мать. А вот Артур не возражал, хотя сказать «не возражал» означает не сказать ничего. Мистер Уизли думал, что Гарри с друзьями всегда будут под наблюдением – Министерства ли, Ордена Феникса, Авроров… в его голову не могла прийти мысль, что Гарри Поттер ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собирается сражаться со злом, конечно же, являющимся им по всем определениям – сила, власть, хладнокровность, слуги, шпионы. А что было у Гарри?

Кто-то бы едко ухмыльнулся и сказал, что «любовь», и попал бы в точку.

Но помимо этого у него были знания, целеустремленность, желание покончить со всем раз и навсегда и, конечно же, друзья.

Кому-то бы мысль о том, что, по сути, совершенно юные подростки отправляются спасать мир, показалась бы бутафорией.

Но раз уж мир наш в своем безумии докатился до того, что порождает ТАКИХ чудовищ, почему бы ему не породить на свет ТАКОГО героя?..

И пока на его роль был выдвинут Гарри Поттер, и сыграет ли он достойно в этом спектакле, покажет лишь время.

Гермиона, разумеется, следовала за ними. Ее родители вряд ли серьезно оценивали ситуацию. Хотя с другой стороны, сам Гарри не представлял, что девушка могла сказать родителям и в какой форме, но умница Гермиона не подвела. В назначенное время все они собрались перед домом Дурслей.

Гарри уже наведывался к ним несколько дней назад, и у них состоялся довольно тяжелый разговор, в котором он просил приютить его в последний раз, до дня его рождения. Потом Поттер уйдет, и Дурсли его больше никогда не увидят.

Как ни странно, поддержала Гарри Петуния.

— Вернон, — сказала она. – Не горячись, пожалуйста. Мы ведь и так собирались с Дадли съездить на море, отдохнуть. Тогда пусть ОН останется и присмотрит за домом до нашего приезда! Мы не задержимся надолго.

Гарри понимал, что никакой смотритель дома им не нужен, тем более в его лице. Они или наняли бы кого-нибудь, или попросили приехать родственников, но был безмерно благодарен Петунии за подобную формулировку.

Может, она просто испугалась возможного (для ее представлений о волшебниках) натиска со стороны волшебников – она ведь была не настолько хорошо знакома с миром магии. На пробуждение родственных чувств Гарри уже давно не надеялся. Некоторых людей просто невозможно изменить.

Вернон, позлившись, все же уступил жене, и вот вся семья уехала на курорт, предоставив дом в его полное распоряжение.

Гарри почувствовал невероятное облегчение, не встретив с их стороны сильного сопротивления или же безмерной злобы. К тому же теперь он мог привести сюда друзей и еще раз подумать – а не БЕЗУМИЕ ЛИ ЭТО ВСЕ?!..

Впрочем, сейчас, в этом мире, в этом подгнивающем с одной стороны яблоке, все безумны…