Месть и немного любви (джен)

9 августа 2007 г.

Утром Уитворт встретил Гарри любезно, даже чересчур: последовали расспросы о здоровье, о самочувствии жены, о поведении детей. Тем временем эльфийка Кренсби принесла кофе и ледяной тоник в высоких бокалах — угощение, обычно предназначавшееся для гостей. Гарри живо смекнул, что и сервис, и дипломатические любезности затеяны неспроста, и терпеливо дожидался главного, стараясь не выказать удивления.

Сам Гарри был в хорошем настроении: он не ночевал дома и избежал скандала с Джинни. Через камин он сообщил жене, что готовится к поездке в Лихтенштейн, и снял отличный номер в «Дырявом котле». Затем, сняв денег, зашел в магазин к мадам Малкин и купил себе отличную новую мантию. После чего, выпив немного коньяка и выкурив штук пять сигарет, сладко уснул. Этим приемом — снимать номер — он иногда пользовался, когда у него появлялась на время любовница. Только последняя из них, стажерка Кэтрин Вальдок, предпочитала дорогие гостиницы, и Гарри буквально поражал шефа готовностью лететь по делам в любой европейский город.

Кэтрин была тонкой кареглазой блондинкой двадцати лет, обладавшей помимо насмешливого взгляда и носа с горбинкой еще и задиристым нравом. Когда Поттер инструктировал стажеров, Кэтрин, откинув длинные волосы, дерзко заявила: «А у вас, как я вижу, садистские наклонности». Сердиться на стажерку Гарри счел ниже своего достоинства и попытался отшутиться. После встречи девушка, подойдя к нему в коридоре, сообщила, что желает побороться с ним за справедливость. «Вы хотите объявить мне войну?» — попытался отшутится Гарри. «Вполне возможно, — дерзко ответила Кэтрин. — И даже победить в ней». «Что же для вас будет победой?» — снова засмеялся Гарри. В тот вечер они вместе пили кофе и болтали о каких-то пустяках. «Мы вместо войны присматриваемся друг к другу», — улыбнулась Кэтрин. А еще через неделю оба они обменялись первым поцелуем возле маленькой автозаправочной станции. Их мимолетное счастье длилось, впрочем, недолго: Кэтрин собиралась стать журналисткой и уехала на практику в какое-то европейское представительство.

— К сожалению, Гарри, у меня для вас плохие новости, — кашлянул Уитворт. — Ваша тетка Петунья Дурсль…

— Что с ней? — спросил Гарри, предчувствуя недоброе.

— Погибла. Вроде бы несчастный случай: налетел какой-то вишневый автомобиль, водитель не справился с управлением… Можете прочесть заключение врача. Держитесь… — потрепал шеф его по плечу.

— Я могу смотаться в Тисовую аллею? — спросил быстро Гарри, читая текст. — Из путанных объяснений выходило, будто Петунья отправилась погостить к кому-то из подруг. «Петунья… Пойдет гулять одна?» — покачал головой Гарри.

— Да, конечно… К тому же… — нахмурился Уитворт, — Штраус просит отложить встречу на пару дней. Обещает помощь, но сразу говорит, что адреса писательницы нет и у них: они связываются с Вики через компанию «Поларфукс».

— Неужто дали и адрес? — поразился Гарри.

— Разумеется. Вена, отель «Империал», комната 202, — фыркнул шеф. — Поларфукс по-немецки — «полярная лиса». Знают ведь, твари, что в улей под названием Вена лишний раз не сунешься!

— Думаете, «Поларфукс» не существует? — поинтересовался Гарри, все еще глядя на отчет.

— Вы еще не поняли, что у них другой стиль? — вздохнул Уитворт. — В «Империале» наверняка есть комнатка, арендуемая какой-нибудь букмекерской конторой «Поларфукс». Где нам, как великое одолжение, дадут адрес еще одного перевалочного пункта…

Была половина одиннадцатого, когда Поттер вышел из кабинета Уитворта. В коридорах мелькали редкие чиновники, спешившие по делам. Миновав длинный коридор, он осторожно вышел в маленький зимний сад на террасе: одно из немногих мест в министерстве, где сотрудникам разрешали курить. С помощью волшебства здесь было создано нечто вроде хвойного дендрария из сосен, зеленых и голубых елей, редких шишкоростов и каких-то кустарников, названия которых Гарри из курса травологии не помнил. В центре садика высился мраморный фонтан «Люди-львы». Скамеек не было — сотрудники могли наколдовывать их или стулья по желанию. Гарри, однако, любил курить на ходу. Механически нащупав пачку «Кента», он сунул в рот сигарету и прикурил от палочки.

— Мои соболезнования, — Кларенс шел навстречу начальнику, дымя «Лаки страйк». Гарри равнодушно посмотрел на нее — он никогда не понимал пристрастие друга к сигаретам, обжигающим губы.

— Благодарю. Знаешь, на душе противно, — вздохнул Гарри. — Мы десять лет не жили вместе, и я о Дурслях почти ничего не знаю. — Донан знал, что Поттера вырастили родственники магглы, обращавшие с ним ужасно и не поддерживающие с племянником никаких связей.

— Я понимаю, ты сейчас не в том состоянии, — бросил Кларенс, —, но взгляни. Мне кажется, это важно, — протянул он свежий номер «Пророка». Об этом сейчас не судачит только ленивый!

— Ага… — рассеянно бросил Гарри. Едва ли сейчас он смог бы повторить вопрос друга. Перед глазами стояла старая картина, как тетя требовала от него постричь кусты и подмести гравиевые дорожки перед визитом Мейсона. Дадли смеялся, что у него нет друзей, а он, мальчишка, грозился поджечь кусты и угрожающе шептал: «фокус-покус, фигли-мигли«… Хотелось опустить все плохое и вспомнить сейчас о тетке хорошее. Только ничего хорошего на память не приходило, и Гарри чувствовал, как на глазах сами собой начинают выступать предательские слезы.

— Вот сюда… Смотри… — прошептал Донан. Его мантия показалась Гарри какой-то излишне помятой. «Неужели Донан перестал следить за собой?» — подумал он.

— А? — Гарри машинально взглянул на объявление, и тотчас почувствовал, как что-то закололо внутри. Надпись показалась неприятной, словно клубок змей, и явно несущей в себе что-то недоброе.

— Да, да… Я сам удивился, что нашли…

— Ну? — затягивая время, Гарри протер очки о подол мантии. Затем посмотрел снова. Буквы оставались расплывчатыми, но уже, казалось, приобрели смысл:

Презентация подлинной рукописи дневников Лили Эванс состоится в воскресение 12 августа 2007 г. в 11.00. Место проведения — Амстердам, Рембрандт-плейн, 44. В ходе презентации писательница Виктория Резник даст пресс-конференцию. Вход строго по аккредитационным пропускам.

— Подлинные дневники? — прошептал Гарри. — Подлинная… рукопись?

— Да… Сам удивился… — выпустил Донан табачное облако. — Что они там покажут… Ты бы побывал там, а?

Гарри помотал головой, словно не до конца понимая, что происходит. Затем, не сказав ни слова, пошел вперед. Аппарировать из аврората было можно только в Косой переулок, и мгновение спустя он открыл глаза перед белоснежным мрамором банка «Гринготтс». Равнодушная толпа как обычно спешила в сторону бойко торгующих лавочек — родители, похоже, собирали своих чад в Хогвартс. Гарри, однако, почти не замечал происходящего. Перед глазами почему-то стояли два огромных зеленых глаза Добби: эльф наблюдал за ним, когда Гарри убирал сад по приказу Петуньи. Тогда он очень опасался Волдеморта… А сейчас?

Гарри прислушался. Где-то невдалеке играла шарманка. Этот старинный музыкальный инструмент был чрезвычайно редок в Британии, и он видел его разве что года три назад во время поездки в Кельн. Почувствовав что-то похожее на интерес, он развернулся и осторожно подошел к стоявшему напротив одной из лавочек вишневому ящику на колесах. Правая и левая его сторона были украшены изображениями цветов — ландышей и кувшинок. «Почему кувшинок? — с удивлением подумал Гарри. — Зачем они в самом деле?» Высокий белобрысый старичок с седыми бакенбардами крутил ручку, и откуда-то из глубины ящика разносились звуки:

O, mein lieber Augustin,

Augustin, Augustin,

O, mein lieber Augustin,

Alles ist hin!

Старичок подмигнул собиравшимся вокруг него детям. Некоторых из них оттягивали взрослые, но дети, вырываясь, продолжали смотреть на ящик. Гарри присмотрелся. В самом центре ящика деревянные куколки давали веселое представление. Высокий мужчина в цилиндре кланялся и вертел маленькую шарманку, а люди, слушая его, вдруг начинали весело крутиться в вальсе:

Und selbst das reiche Wien,

Hin ist’s wie Augustin;

Weint mit mir im gleichen Sinn,

Alles ist hin!

Серое небо затягивала дымка. Гарри заметил, что рядом со старичком потягивался дрессированный сурок, то вставая на задние лапки, то падая и отбрасывая лапки. Кое-кто из детей хлопал сурку. Неподалеку лежала шляпа, в которой, поджав уши, сидел серый кролик. Зажавшись, зверек словно боялся ударов, и осторожно шевелил губами:

— Подайте денег на корм зайке! — провозгласил старичок надтреснутым голосом. — Кто такой был этот Августин, это знает только Бог один. Смотрите представление про Августина!

Посмотрев на другую шляпу, Гарри увидел, что в ней лежат всего несколько кнатов. Неожиданная волна жалости охватила его. Непонятно почему, ему стало безумно жаль кролика, шарманщика и сурка. Сурок старался и поворачивался, пережив, наверное, множество трудных тренировок, на которых получал от хозяина прутом. Шарманщик старался, показывая забавную, хотя и немного примитивную историю, но получил всего лишь несколько кнатов, словно его история была в самом деле никому не нужна. А кролик… Он был настолько слаб и беззащитен, что его, казалось, мог обидеть любой. Зверек, в отличие от сурка, был совершенно не нужен шарманщику: он видимо подобрал его только из жалости, но все же находил возможность делиться с ним последним.

Jeder Tag war ein Fest,

Und was jetzt? Pest, die Pest!

Nur ein gro?' Leichenfest,

Das ist der Rest.

Слезы стали застилать глаза. Порывшись в карманах, Гарри достал двадцать галлеонов, и быстро, словно стыдясь, положил их в шляпу. Шарманщик недоуменно посмотрел на него, словно не понимая, радоваться или нет нечаянно свалившемуся счастью. Перед глазами встала фигура Петуньи, за что-то ругавшей его. Ручки шарманки крутилась, и кавалеры, кланяясь, приглашали дам на вальс.

— Спасибо, сэр! — поклонился старик. В его голубых глазах тоже выступили капли слез — то ли от ветра, то от счастья.

— Покормите его, — голос Гарри предательски дрогнул. — Пусть он ни в чем не нуждается, — присев на корточки, он погладил кролика. От его прикосновения зверек еще сильнее вжал уши, словно опасаясь удара.

— У вас что-то случилось, сэр? — спросил шарманщик с легким акцентом. Видневшиеся вдали шпили Лютного переулка показались невыносимо высокими.

— Да, пожалуй, … — вздохнул Гарри. — У меня… Умер дорогой человек… — оторвав руку от кролика, он снял и протер очки. Кое-кто из взрослых, вдохновленных его примером, стал класть деньги в шляпу шарманщика.

— Которого вы не любили? — внимательно посмотрел на него шарманщик.

От его слов Гарри вздрогнул и сильнее погладил дернувшегося кролика.

— Не страшно, сэр… Обязательно сходите на похороны, сэр! — тихонько проговорил он. — Поверьте, вам станет намного лучше.

— Благодарю… — пробормотал Поттер и машинально почесал кролику за ушами. Хотя глаза были полными слез, он вдруг понял, что больше не заплачет ни у гроба, ни на похоронах. Потому что дважды искренне прощаться с человеком нельзя.

* * *

Визит к Дурслям прошел буднично и грустно. Постаревший дядя Вернон был слишком погружен в горе, чтобы обратить внимание на нелюбимого племянника. Дадли и его жена Линда хлопотали по дому, завешивая простынями зеркала и зажигая маленькие свечи в маленьких металлических чашечках. Ближе к полудню в доме стали сами собой появляться венки и незнакомые Гарри люди. Некоторых из них он видел в прошлом в доме Дурслей. Дадли, всхлипывая, что-то бормотал о матери, и кузен погладил его по голове. Из его обрывочных фраз Гарри узнал, что похороны должны были состояться днем одиннадцатого числа. Тело Петуньи решили, впрочем, не привозить на Тисовую аллею: подходить следовало к траурному залу.

— Ее кремируют? — спросил Гарри, когда высокая Линда принесла мужу стакан воды.

— Нет, — ответила она. — Решили похоронить так, — сказала она, погладив Дадли.

Гарри дернулся. Непонятно почему его пронзила мысль, что Джинни не погладила бы его так никогда. Впрочем, таков, видимо, был его удел. Выйдя в пятом часу вечера, он вернулся в Косой переулок и после некоторых размышлений зашел в паб. Затем первым делом тщательно помыл руки — хотя тела не было в доме, на душе было отвратительное чувство, словно он вернулся с похорон.

— Кофе? — спросила официантка, подойдя к его столику.

— Сначала содовой. Желательно похолоднее, — сказал Гарри. Несмотря на пасмурный день, было жарко, и он изрядно вспотел, пока дошел до паба. «Ее будут сильно бальзамировать… От жары», — подумал он. Решив отогнать неприятные мысли, он достал из портфеля книгу о матери и открыл ее наугад:

Семнадцатого июля мы снова сходили в музей. Я смотрела античные фрески, на этот раз — критские. У древних минойцев был великолепный обычай тавромахии: жрица укрощала самого свирепого быка голыми руками! Она должна была запрыгнуть ему на спину, удержаться на ней и надеть узду на зверя. Затем жрица, натянув поводья, въезжала верхом с триумфом в Кносс. На поясе у жрицы висел маленький кинжал, который она с наслаждением вонзала в шею быка. И вот уже девушка с напускным равнодушием смотрит, как младшие жрицы — девочки лет двенадцати — равнодушно разливают кровь грозного быка в священные сосуды, а шкура расстелена на полу при входе в святилище. Придет время, и каждая из них укротит своего быка или погибнет в бою.

«Патронус отца — олень!» — вдруг звякнул в голове непрошеный колокольчик. Гарри вздрогнул. Неужели именно это его мать хотела сделать с его отцом? Перевернув страницу, он понял, что не ошибся:

Укрощать жертвенного быка не просто, но в этом, безусловно, есть своя прелесть. Тем милым осенним вечером я намеренно надела очень короткую юбку и, забравшись с ногами в кресло, стала рисовать осенние листья. Увидев, что Поттер примостился рядом, я осторожно расстегнула воротник школьной мантии и легким жестом закинула рыжие волосы назад. Я улыбнулась, увидев его пристальный взгляд. Конечно, не только мои коленки стоили того, чтобы на них посмотреть, и я осторожно пошевелила ножками. Поттер, забыв своих друзей, начал осторожно поглядывать на моги ноги: «ноги сирены», как их называла моя Марлин.

Гарри отпил содовой и почувствовал, как на душе появился неприятный холод. А что если… Что, в сущности, он знал о матери? Он не помнил ее в сознательном возрасте: если бы не колдографии, он никогда не воспроизвел бы образ матери в сознании. Он никогда не разговаривал с ней и, говоря по совести, ничего не знал ни о ее детстве, ни о ее школьных годах. Ее боготворили Хагрид, МакГонагалл, Люпин и Слагхорн. Но насколько искренними они были в своих симпатиях или говорили все это ради него, «Избранного»? Ее ненавидела родная сестра — Петунья. Сначала Гарри не понимал, почему это было так, но воспоминания Снейпа неожиданно заставили его посмотреть на отца и мать другими глазами. Что если ее дневник был правдой? Пусть даже она не спала взаправду, а например, написала его, как роман, «в стол», чтобы снять свои комплексы?

«Надо поговорить с ее одноклассниками», — попытался взять себя в руки Гарри.

«А что тебе скажут одноклассники? — холодно ответил он сам себе, словно представив Уитворта. — Кто, спустя тридцать лет, достоверно знает, спала ли она с Мальсибером и Джеймсом? Или, тем более, испытывала ли она к ним тайное влечение?» Да и где теперь искать тех одноклассниц, если большая часть первого состава Ордена Феникса давно погибла?

Дернувшись, Поттер помассировал лоб. В самом деле, он ведь почти ничего не знает о случившимся. И если существуют подлинные дневники Лили Эванс, которые продемонстрируют всему миру послезавтра…

«А если не существуют?» — напомнил себе Гарри.

«Едва ли они дадут фальшивые рукописи при таком скоплении экспертов», — ответил сам себе Гарри. У горла появился неприятный ком. Отпив содовой, Гарри почувствовал, что ему хочется изо всех сил сдержать слезы. Сидевшие напротив пожилые ведьмы неодобрительно посматривали на него — видимо вспоминая о том, кем была его мать. Возможно, ему показалось, но откуда-то со стороны донеслось шипение «ублюдок главной шлюхи».

Гарри посмотрел на серое запыленное окно. Перед глазами появилось лицо Уитворта, всегда требовавшего от подчиненных «знать врага в лицо». В самом деле, он толком не знает ничего о Виктории Резник. Между тем, узнать о ней следовало как можно больше. Идти во «Флориш и Блоттс» ему после памятного скандала было стыдно. Оставался магазин «Омнер». Подозвав официантку, Гарри поскорее расплатился и вышел на улицу.

Накрапывал дождь. Невдалеке слышалась шарманка, но Гарри не хотелось идти мимо нее. Ускорив шаг, он обогнул банк «Грингтоттс» и повернул в сторону Лютного переулка. «Главное — попасть за фасад, а там многое может проясниться», — лихорадочно думал он. К счастью, народу возле инкрустированного розовым камнем входа было много: нырнув, Поттер попытался раствориться в толпе.

Войдя в магазин, Гарри стал рассматривать стеллажи с книгами, занимавшие всё пространство магазина от пола до потолка. Здесь как обычно стояли книги на любой вкус: гигантские фолианты в кожаных переплётах, книги размером с почтовую марку, книги в шёлковых обложках, книги, испещрённые непонятными символами, и книги, в которых были только пустые страницы. Гарри посмотрел на них, как на старых друзей, снова вспоминая рассказ Хагрида о родителях во «Флориш и Блоттс». Это потом он узнает, что великан сказал ему мягко говоря не всю правду… Теперь не было ни родителей, ни тетки: он оставался в каком-то смысле последним из своей семьи.

— Простите, вы не подскажете, где посмотреть книги Виктории Резник? — спросил Гарри рыжую девушку с усыпанным веснушками лицом.

— Виктории Резник? — удивленно вскинула она брови. — Да… Конечно, пойдемте, — указала она на следующую дверь.

Гарри равнодушно поплелся за ее мелькающей серой мантией. Через пару минут от его равнодушия не осталось, однако, и следа. Книги Виктории Резник занимали не стеллаж, а добрую половину зала. Некоторые из них лежали отдельно, как бестселлеры. Другие занимали специально отведенные шкафы. В зале толпилось немало людей, охотно покупавших произведения. Невысокий волшебник с залысиной, прихватив две книги, пошел на кассу, придирчиво посмотрев направо. Там, над отдельным стеллажом, стояли «Эротические дневники Лили Эванс» с пометкой: «Только с 18 лет».

— Книги мгновенно расходятся, — мило улыбнулась продавщица. — Мы почти ежедневно дозаказываем тиражи.

Гарри снова с отвращением просмотрел на рыжую девушку, гулявшую с блудливой улыбкой по Хогвартсу. На мгновение его охватило сильное желание поджечь этот проклятый зал, но он тотчас подавил его. С такой корпорацией не справится ни одно заклинание, даже адского огня.

— Спасибо, — Гарри натянуто улыбнулся и подошел к полке «бестселлер».

— «Звезда Софонибы», «Пеласгос и океанос», — прочитал он. Последний двухтомник, на обложке которого был нарисован прибой морских волн, расходился особенно хорошо.

— Вы не подскажете, о чем этот роман? — спросил Гарри невысокую белокурую женщину, которая, подобно многим, откладывала себе обе книги.

— О гибели Атлантиды… — голос был невероятно знаком. — О том, как Платон, путешествуя, ошибся с датами и принял за Атлантиду минойский Крит…

Женщина в небесно-голубой мантии повернулась к Гарри и тот чуть не сдержал крик изумления. Ее глаза были плотно закрыты черными спектральными очками.

— Луни… — растерянно прошептал он.

— Здравствуй, Гарри Поттер, — ласково и вместе с тем немного задумчиво сказала женщина, словно они расстались только вчера.

— Луни, как здорово… — Гарри обнял подругу. Сейчас он в самом деле был невероятно рад ее видеть: что-то родное в далеком и чужом мире. — Ты поклонница Виктории Резник? — спросил он без предисловия.

— Конечно, — тихо ответила Луна. — Она знает все обо всех. Она — легендарная Ведьма, крадущая сны…

Гарри не видел Луну около пяти лет. Он знал, что она вышла за натуралиста Ньюта Скамандера, и путешествовала с ним по Африке. Кажется, родила ему двух сыновей близнецов… Однако, похоже, странностей и причуд у нее осталось не меньше, чем в школьные годы. Гарри вздохнул, решив подыграть подруге.

— Мои. Наверное, и твои тоже… Она знает все обо всех, — прошептала Луна.

— И про тебя? — переспросил Гарри. Сейчас его внимание привлекла книга, на обложке которой была изображена девушка, едущая через море верхом на быке и державшаяся за его рога. Ниже стояла извилистая надпись «Критский бык».

— Это повесть о похищении Европы Зевсом, — пояснила Скамандер. — Виктория Резник доказывает, что Зевс не похищал Европу, а это образ критской жрицы, сражающей быка. Возможно, ее звали Еленой…

«Не эта ли картинка совратила маму?» — с ужасом подумал Гарри. Нет, это наваждение… «Ничего подобного не было», — напомнил он себе. Но чем больше он думал об этом, тем непонятнее становилось на душе. Впрочем…

— Какие сны она своровала у тебя? — спросил Гарри с чуть заметной иронией.

— Пойдем, — миссис Скамандер сняла очки и бросила на друга мягкий взгляд голубых глаз.

Гарри пошел за ней к соседнему стеллажу. Из-за усиливавшегося дождя за окнами потемнело, и продавщица зажгла в зале летящие свечи. Луна достала с полки книгу, на которой крупными буквами было выведено: «Виктория Резник. В ожидании грозы». На обложке был изображен вид заснеженного Хогвартса, скрывавшегося за отвесными струями мокрой метели.

— Сборник новелл, — сказала Луна. — Повесть называется «Жаркий снег«…

— Ничего не понимаю… — Гарри начал машинально листать текст. — Пандора? Которую насилуют Пожиратели по ее… Тайному желанию? Какая-то глупая мелодрама… — хмыкнул он.

— Это не мелодрама, Гарри. Это правда, — ответила со вздохом Луна. — Пандора — моя мама Пандора Касл, и ее изнасиловали юные Пожиратели, когда она училась в школе. А Виктория Резник знает об этом!

— «Однажды, когда мне исполнилось двенадцать, я прочитала историю о том, как воины великого завоевателя мира Чингиз-хана насиловали русских принцесс прямо на снегу, как трофей за взятие города, — прочитал Гарри первые строки. — Я почувствовала прилив крови в голову, рождающий сладкое и, одновременно, мерзкое чувство в животе. В затаенных мечтах я представляла, как воины срывают с меня на морозе шубу, красные сапожки, головные жемчужные подвески… Я видела себя обнаженной и плачущей пленницей, стоящей, закрыв ладонями лицо, в шатре пирующего завоевателя, а он, поднимая бокал за победу, с холодной усмешкой смотрит на будущую невольницу…» Твоя мать действительно так хотела? — удивленно вскинул он брови.

— История правдивая, — горько вздохнула Луна. — Ведьма, крадущая сны, знает все.

— Это меняет дело, — побормотал Гарри. Схватив книгу, он оплатил покупку и бросил ее в портфель.

— Мне было больно узнать, что она сама так хотела, — прошептала Луна. — Но такова правда, отец подтвердил…

«Сломалась, — подумал Поттер. — Интересно, где сейчас ее муж?» На лестнице, несмотря на поздний час было удивительно много народу. Луна послушно, как ребенок, следовала за ним, осторожно озираясь. Гарри посильнее сжал ее мягкую руку. Главное сейчас было не отпускать Луну, а там будет видно…

Дождь усиливался. Быстро достав зонт, Гарри раскрыл его над Луной. Женщина послушно пошла за ним, цокая каблуками. Вопрос был в том, где лучше всего следовало с ней пообщаться. «У Флориана Фортескью» было, видимо, уже закрыто. Идти в «Дырявый котел» не хотелось: после всего случившего Гарри не был уверен, что за ними не следят. Второй раз идти в «Вишневый рай» тоже не стоило. Оставался небольшой паб «Сильвер», находящийся как раз на развилке у Лютного переулка. Отойдя от магазина, они свернули за угол.

— Нам сюда, — показал Поттер на деревянное зеленое здание.

Они подошли к стальному козырьку, за которым начинались деревянные перила. Вода стекала вниз по водосточным каменным канавам. Гарри уже сделал шаг в сторону, как вдруг заметил идущую к ним черную фигуру. Со стороны Лютного переулка шел человек, укутанный в черную мантию с капюшоном. Его лицо было закрыто настолько, что прохожий мог различить только прорези для глаз. В руках прохожего был деревянный посох, которым тот прощупывал дорогу перед собой.

— Он! — Луна вскрикнула, взглянув на незнакомца. Тот внимательно посмотрел на Поттера и его спутницу.

— Ты знаешь, кто это? — тихо спросил Гарри. Ему показалось что-то странно знакомое в голубоглазом лице.

— Это дервиш, иранский проповедник, — прошептала Луна. — Наверное, идет в свой квартал.

Нищий осмотрел спутницу Гарри с головы до ног. Поттер, напряглись, нащупал палочку. С минуту оба они внимательно наблюдали друг за другом.

— Демонэ, — с ненавистью выплюнул он, глядя на голые ноги Луны. Затем, постукивая посохом, медленно отправился вперед.