Darkfox 4: Ивонн  (гет)

Подходя ко входу в клуб, Борис заметил Ксандера, одного из боевиков Клана, стоявшего на позиции штатного секьюрити и сверявшего у посетителей билеты, проходки, флаеры, и прочие средства идентификации посетителей клуба. Боец был одним из тех, кто подчинялся Королеве лично. Из этого Хантер заключил, что Ивонн сегодня в клуб может и не попасть.

— …Следующий! — Ксандер поднял глаза и взглядом столкнулся с Борисом. Ивонн стояла рядом, держа его за руку, чтобы не потеряться в напирающей толпе людей.

— Ваши документы? — боец улыбнулся, но улыбнулся профессионально-холодно. — Кто это с вами?

— Моя дочь. — Борис потянулся во внутренний карман куртки за своим удостоверением главы Клана, чтобы подтвердить свою личность, — Пропусти, Ксандер.

— Ей на вид лет 13. А тинэйджеров в клуб без соответствующего предписания пускать не велено.

Борис сжал зубы, выдохнул. Ибо знал, кем именно, вероятно, было не велено. Правила существовали для всех, но то, что Ксандер сделал вид, будто не узнал своего шефа, напрягало Бориса.

— Вот твоё предписание, боец, — произнес он так, чтобы его слышал только Ксандер, и показал своё удостоверение.

Ксандер также холодно-профессионально, почти не меняясь в лице, осмотрел предъявленное удостоверение и замер, что-то обдумывая.

Было видно, что он впервые сталкивается с подобным. Толпа сзади неодобрительно загудела, возмущаясь неожиданной задержкой.

Ксандер не стал при всех отчитывать Бориса или Ивонн, спокойно произнёс только:

Проходите. Прошу следовать за мной.

Борис посторонился, позволяя Ивонн пройти вперед, после этого прошёл сам. Напарник Ксандера, Андрей, со смешной фамилией Плюсер, молодой боец Лисьего Клана, с одной малой стреловидной лычкой на рукаве форменной куртки и шевроном Клана на плече, временно занял его место на входе, продолжая проверять документы, пропускать посетителей в клуб.

— Пусть девочка побудет снаружи, — Ксандер кивнул Борису проходить в комнатку охраны. — Нам с вами нужно кое-что обсудить.

Прикрыв за собой дверь, боец заговорил:

— Борис Станиславович, поймите меня правильно. Вы побудили меня нарушить прямое распоряжение Ксении Валерьевны.

— Это моя дочь, — холодно произнёс Хантер, кивая на дверь, за которой стояла Ивонн. — больше того, моего удостоверения Главы Клана (он выделил эти два слова голосом) недостаточно? Несмотря на то, что служишь Королеве, ты подчиняешься мне.

Сказав это, он еще раз достал своё удостоверение и в развернутом виде предъявил его.

Ксандер смотрел на волевое лицо на фотографии, явно сражаясь с собой, разрываясь между прямым приказом Королевы, которому он должен был следовать, и простой просьбой отступить от правила.

— Если что-то пойдет не так, я возьму всё на себя, — добавил Борис, опуская руку с удостоверением. — потому, что это мой Клуб.

Ксандер снова замолчал, обдумывая ситуацию. Его лицо оставалось сосредоточенным, но в глазах появилась лёгкая тень облегчения. Он понимал, что Борис даёт ему выход из сложного положения, позволяя сохранить верность обоим лидерам: Королеве и Главе Клана.

— Хорошо, — наконец произнёс боец, — Я позволю ей войти.

На этом разговор окончился, и мужчины покинули комнату охраны. Ксандер вернулся на своё место, поручив напарнику проводить Хантера и Ивонн внутрь дальше. Андрей кивнул, и сделал приглашающий жест, указывая на лестницу, ведущую куда-то вниз.

— Всё в порядке? — тихо спросила Ивонн. По её лицу было видно, что она уловила напряжение, которое испытывал её отец.

— Всё нормально, пойдём. — Борис снова взял её за руку, и они двинулись за Андреем вглубь клуба, вниз по лестнице. Лестница была достаточно крута, и непосвященный вполне мог пересчитать ступеньки лбом или затылком.

Плюсер, в отличие от Ксандера, был разговорчив и явно нервничал.

— Борис Станиславович, простите за задержку.

Хантер только пожал плечами, и произнес:

— Андрей…Я не совсем понимаю, что произошло. Кажется, Ксандер её (эту задержку) спровоцировал. И пока я ему мозги на место не вставил, он меня (нас с Ивонн) не пропустил.

Боец молчал, в то время как Ивонн восторженно оглядывалась вокруг, смотрела на людей, и её глаза сверкали, светились радостью. И вдруг она увидела граффити Клана на одной из стен — свирепого черного лиса с оскаленными нижними клыками, с кото-рых капала алая, будто свежая, кровь.

— Папа… — она потянула его за руку и указала на стену, — Что это?

— Черный Лис, символ нашего Клана. — Ответил Борис, бросив взгляд на граффити, поз-волив Ивонн остановиться, чтобы в лучах прожекторов под потолком получше рассмотреть рисунок.

— А почему у него с клыков капает… кровь? — в голосе девочки слышалось удивление с нотками непонимания, — он… Хищник?

— Это означает, что за любые свои слова и действия нужно отвечать. — сказал Борис.

Ивонн умолкла, обдумывая услышанное и увиденное.

— Борис Станиславович, — обратился к Хантеру Андрей, — Мы пришли.

Мужчина кивнул ему, сказав:

— Ещё одна такая «накладка», Андрей, и вы оба пойдёте улицы патрулировать. Свобо-ден.

Слова прозвучали спокойно, почти буднично, но Плюсер застыл на месте, будто получив удар током. Его лицо вытянулось, а во взгляде читался неподдельный ужас. «Патрулировать улицы» в их сленге означало быть пониженным в звании практически до рядового. Если Ксандер к этому моменту дорос, скажем так, до полевого агента, то Андрей едва-едва «перевалил» через сержанта и готовился к получению лычек младшего оперативника и первым выездам на серьёзные задания.

— Вас услышал, Босс. — боец встал перед Хантером навытяжку, щёлкнул каблуками и отдал честь. — Больше не повторится.

После чего занял свою позицию возле лестницы, наблюдая за происходящим на этаже.

Борис провёл Ивонн в чилл -аут — место, где было относительно тихо, уханье басов и музыка приглушённо доносились из — за большой дубовой двери, ведущей в сердце клуба — на танцпол.

— Всё. Здесь мы можем нормально поговорить, — кивнул он дочери. — Если есть вопросы — задай.

— Почему мама не хочет, чтобы я приходила сюда? — спросила она без предисловий.

Хантер выдержал паузу.

Подошла официантка, спросила, будут ли они что-то заказывать. Ивонн ограничилась «Спрайтом», а Борис взял себе привычный ему «Mountain Dew». Записав всё, официантка, одарив улыбкой задумчивую Ивонн, удалилась.

— Понимаешь… — снова начал он, — Для мамы ты всё ещё ребёнок. Она, пользуясь имеющимися у неё теперь возможностями, старается уберечь тебя от того, что кажется ей опасным и враждебным для тебя

Ивонн фыркнула, выказывая своё «Фи» услышанному, и ответила:

— Папа, вот мы с Тимом были на его шестнадцатой днюхе, там было много всего «опасного», однако, как ты видишь, я здесь. С тобой. Живая, здоровая и ничего со мной не случилось. Мы с тобой здесь, в Клубе, и я снова живая, здоровая и все дела. Тебе не кажется, что мама перегибает везде, где только можно?

Появилась официантка с заказанными напитками и, поставив поднос со стаканами и бутылками на стол, удалилась.

Борис снова выдержал паузу, обозревая окрестности, размышляя.

— Да… — подумал он, — а она умеет ставить вопросы ребром.

— Когда я буду совсем взрослой, как она, и у меня будут дети, — чувствовалось, что Ивонн «завелась», — Мама тоже будет меня контролировать?

Хантер вздохнул, глядя на дочь. Он понимал её раздражение и чувствовал, как в ней закипает внутренний протест. Это был тот самый момент, когда ребёнок начинает осознавать себя не просто частью семьи, но личностью со своими желаниями, вопросами и правом на собственные решения. Ивонн уже давно перестала быть маленькой девочкой, но Ксения, казалось, продолжала видеть в ней ту самую малышку, которую нужно оберегать от всего мира.

— Послушай… — заговорил он, осторожно подбирая слова, — Я не могу в полной мере отвечать за маму. Да, она периодически перегибает палку — например, с тем, что не позволяет тебе «сделать то-то», или «пойти туда-то». Но ведь она не была против, что ты была на дне рождения у Тима?

— Нет, — Ивонн немного расслабилась, откинулась на мягком диване и позволила себе глоток «Спрайта» из стакана. — Она даже посмотрела то видео с выступлением факира (Я снимала на днюхе у Тима) и сказала, что это красиво, но опасно.

— Факир? — заинтересовался Борис, — покажи.

Хантер-младшая достала из рюкзачка мобильный, быстро отыскала в памяти телефона тот ролик и протянула ему смотреть.

Борис взял телефон и начал просматривать видео. На экране была запечатлена девушка в свободной одежде, которая ловко жонглировала огненными факелами, а затем продемонстрировала несколько трюков с длинными иглами и стеклянными осколками. Несмотря на кажущуюся опасность, её движения были плавными и уверенными, словно она полностью контролировала каждое мгновение.

— Впечатляет, — произнёс Хантер-старший, возвращая телефон дочери. — Да, я понимаю, почему мама сказала, что это красиво, но опасно. Однако, это не означает, что я не дам тебе самой выбрать, как поступать.

— Поступать… как я думаю? — Ивонн удивлённо подняла глаза от стакана со «Спрайтом», из которого несколько минут назад сделала глоток.

— Да, — Борис кивнул. — Но при этом ты отвечаешь за свои действия. Ты и никто другой. Ни я, ни мама, ни Тим. Ты. Если чувствуешь, что не уверена, не справишься — лучше сделай шаг назад — мой тебе совет.

Он тоже отпил глоток «Mountain Dew» из своего стакана, давая словам проникнуть в сознание дочери.

Ивонн в задумчивости отпила ещё несколько глотков из своего стакана, покивала, постепенно сознавая всю серьёзность услышанного.

— Ты говоришь... как будто я уже почти взрослая, — наконец сказала она без вызова, с лёгким удивлением.

— Ты и есть почти взрослая, — поправил Хантер-старший. — Просто мир этот... он не такой, как выглядит в фильмах. Он состоит из сложных выборов, где никто не бы-вает прав на все сто. Моя задача — показать тебе эту сложность. Не запугать ею, а научить в ней ориентироваться.

Он откинулся на спинку дивана.

— Сегодняшний вечер — часть этого обучения. Ты видишь не просто клуб. Ты видишь систему, иерархию, людей, которые разрываются между приказами. Ты видишь, что даже я не всесилен, и мне иногда приходится давить авторитетом, чтобы провести собственную дочь в собственный же клуб. Это и есть та самая взрослая жизнь — уметь отстоять то, что для тебя важно. Даже если придётся чем-то жертвовать.

— В смысле — давить авторитетом? — уточнила Ивонн, нахмурив брови. — Это как? Ты же просто показал удостоверение.

— Дело не в удостоверении. Дело в том, что Ксандер, боец, подчиненный Королеве, как он думает, поставил под сомнение мое право находиться здесь с тобой. И мне пришлось напомнить ему о моем статусе Главы Клана, который выше статуса любо-го отдельного телохранителя. Это и есть «давить авторитетом». В обычной ситу-ации я бы просто позвонил Ксении и все уладил. Но я хотел, чтобы ты увидела это своими глазами. Увидела, как работает система.

Ивонн снова задумалась, переваривая услышанное. Она начала понимать, что мир, в котором она росла, был гораздо сложнее и многограннее, чем ей казалось раньше. Клан, клуб, правила, приказы — все это переплеталось в сложный клубок, и ей только предстояло научиться в нем разбираться.

— Папа… — попросила она, — а покажи мне его (удостоверение)? Хочу знать, что же в нём такого?

Хантер улыбнулся и протянул его девочке.

— Но повторюсь. — кивнул он, — дело не столько в удостоверении.

Ивонн повертела его в руках, осмотрела спереди и сзади. Открыла.

С одной половины на неё смотрел её папа, Хантер-старший, в чёрной униформе Клана, с лисьим шевроном на рукаве, снятый, как обычно бывает в таких случаях, по плечи, с максимально допустимым в таких случаях приближением. На фото лицо его выражало смелость и готовность защищать близких ему людей. Под фото — четыре заполнен-ные строчки: «Борис Станиславович Хантер, Глава Клана Черных Лисиц.

На другой стороне был прикреплён латунный герб клана — Лис, скалящий зубы, и с нижних клыков его капает кровь.

Девочка посмотрела на сидевшего напротив папу и улыбнулась — теперь она знала, что это такое.

Ивонн встала и, учтиво поклонившись, вернула ему удостоверение.

Потом они долго сидели молча. Тем временем возле дубовой двери собирались люди, желая попасть на танцпол, и что-то спрашивали у стоявшего возле двери охранника в такой же черной униформе с шевроном Клана.

— Жизнь — это шахматы, Ивонн, — Задумчиво произнёс Борис, взглянув на дочь, ставя точку в беседе. — постарайся делать правильный ход.

Когда Борис и Ивонн закончили беседовать, и заказанные ими напитки были выпиты, Хантер-старший, едва собравшись позвать официанта и попросить счёт, вдруг увидел среди множества людей резко выделяющуюся фигуру девушки в черном балахоне до колен, с капюшоном. Не обращая внимания на всеобщее веселье, она брела сквозь тол-пу, понуро опустив голову, и кажется, плакала.

— Кто это? — девушку заметила и Ивонн, разом побелев, как полотно, — Это…. Он?? Жнец???

Девушка между тем подняла голову, сбросила с лица капюшон и огляделась. Увидев, вероятно, Бориса и Ивонн, она быстрым шагом направилась к их столику.

— Нет, — Хантер — старший отрицательно покачал головой и успокаивающе сжал ла-донь Ивонн. — Это не Жнец.

Девочка несколько раз икнула, как происходило всякий раз, когда она была чем-то ОЧЕНЬ сильно напугана, и натужно попыталась улыбнуться.

Тем временем девушка подошла ближе и спросила:

— Извините…Вы Борис…Станиславович, верно?

— Он самый, — мужчина встретился с ней взглядом, — А Вы…?

— Нора. — Девушка кивнула. — Нора Дан. Танцовщица стрип-танцев. Мне сказали, что Вас можно отыскать здесь. Мне нужно у вас кое-что узнать.

Борис кивнул, и предложил Норе сесть на диван. Она немного успокоилась, выдохнула и спросила:

— Вы не знаете, где сейчас Марат? Он… не появлялся дома уже четыре дня…Не звонил, не отвечал на телефон…

Борис замер, его лицо на мгновение окаменело. Четыре дня назад. Слова Норы эхом отозвались в его голове, будто кто-то ударил по струне. Он знал ответ на её вопрос. Он был там. Он видел последствия.

Нора смотрела на него, её голос дрожал от тревоги и страха. Она не знала правды. Пока ещё нет. Каждый момент этой паузы становился для неё всё более мучительным.

— Нора… — начал Борис медленно, подбирая слова так аккуратно, будто они могли порезать её, если он ошибётся. — Я знаю, что ты волнуешься. Но сейчас я не могу сказать тебе больше, чем знаю сам.

Её глаза расширились, и она нервно облизнула губы.

— То есть… вы тоже его не видели? — спросила она, её голос стал ещё тише, почти шёпотом.

Борис сделал глубокий вдох. «Это ложь», — пронеслось у него в голове. Но вслух он произнёс:

— Мы проверяем несколько зацепок. Это займёт время. Но мы найдём его. Обещаю.

Ивонн, которая всё это время молча наблюдала за происходящим, заметила, как отец напрягся. Его слова были слишком аккуратными, слишком тщательно выверенными. Она знала, что он скрывает правду. Но ради чего?

Нора, похоже, поверила. Или хотела поверить. Она кивнула, хотя в её глазах читалась боль и растущая тревога.

— Спасибо, — прошептала она. — Если что-то узнаете… пожалуйста, дайте мне знать.

Когда Нора встала и направилась прочь, её шаги были медленными и неуверенными. Она явно была на грани сломаться, но пока держалась.

После того, как девушка ушла, Ивонн повернулась к отцу. Её глаза сверлили его, словно она требовала объяснений.

— Почему ты ей не сказал? — спросила она тихо, чтобы никто вокруг не услышал.

Борис вздохнул, провёл рукой по лицу. Казалось, за последние часы он постарел на несколько лет.

— Четыре дня назад Я был на станции, — произнёс он, понизив голос. — Помнишь? Я рассказывал. Когда пришёл последний звонок Марата. Я надеялся… что это просто ложная тревога. Но… Четыре дня назад он погиб. На него напали. Шиноби.

Ивонн замерла, её глаза округлились от ужаса.

Почему ты ничего не сказал Норе? — переспросила она, её голос дрожал. —Борис посмотрел на дочь, и в его глазах читалась тяжесть решения, которое он принял.

— Потому что она не готова услышать правду, — ответил он. — Если я скажу ей сейчас, она сломается. А я не хочу быть Банши. Ты же помнишь, как сложно было мне сказать тебе правду о Марате?

Ивонн кивнула. Она помнила его слёзы.

Она понимала логику отца, но это не делало ситуацию легче.

— Это правильно? — спросила она после паузы.

— Нет, — признался Борис. —Но необходимо. Иногда правда причиняет больше боли, чем ложь. Но именно поэтому мы должны быть осторожны. Мы найдём тех, кто это сделал. И тогда… тогда решим, как поступить дальше.

Ивонн кивнула, хотя в её глазах всё ещё читалось сомнение.

— Что будем делать сейчас? — спросила она.

— Сейчас, — произнёс Борис, — продолжаем играть в шахматы. Только теперь ставки стали выше.

Он снова посмотрел в сторону, куда ушла Нора. Она стояла у бара, заказывая себе какой-то напиток. Её плечи опустились, а взгляд был устремлён вникуда. Она не знала, что её мир уже разрушен. И Борис понимал, что рано или поздно ему придётся сказать ей правду. Но не сегодня.

Ивонн проследила за его взглядом и тихо произнесла:

— Жизнь — это шахматы, да?

Борис кивнул.

— Да. И иногда единственный способ выиграть — это сделать ход, который кажется самым трудным.

— А что значит «банши»? — спросила девочка.

— Предвестник Смерти. — безэмоционально произнёс Хантер-старший. — Сначала в дом приходит Она (Банши). А потом — Жнец.

Ивонн замерла, обдумывая слова отца. Она уже знала, что Борис не просто так избегает прямых ответов, но теперь, услышав это сравнение — "Банши", — она почувствовала, как тяжесть ситуации давит на неё ещё сильнее. Это слово звучало как приговор, как символ того, что правда всегда предшествует чему-то ужасному.

— То есть... ты не хочешь быть тем, кто скажет ей о смерти Марата? — спросила Принцесса тихо, её голос дрожал.

— Да. — Хантер кивнул. — Прости, что испортил тебе вечер. Поехали, я покажу тебе ещё одно место. Тоже часть моего мира.

Подозвав официантку и расплатившись, мужчина кивнул Ивонн следовать за собой, не оборачиваясь. Однако, девочка всё же не стала прямо следовать его указанию, и периферическим зрением взглянула назад.

Силуэт Норы, той девушки в чёрном балахоне, затерялся в цветастой весёлой толпе людей. Стоявший на позиции возле лестницы Андрей при виде Бориса и Ивонн вытянулся по струнке смирно, и Хантер кивнул ему, сказав что-то. Плюсер кивнул в ответ и спросил:

— Уходите, Борис Станиславович?

— Да, нужен в другом месте, — Борис не стал распространяться, особенно при дочери, которая и так уже узнала достаточно.

* * *

Черный БМВ вырулил со стоянки клуба, но направился не в сторону дома, а совершенно в другом направлении.

— А куда мы едем? — снова попыталась Ивонн выведать хоть какие-то детали.

— Увидишь. — кивнул Борис, — не отрывая взгляда от дорожного полотна.

Девочка притворно нахмурилась, засопела носом, выражая неодобрение, но вскоре успокоилась.

— Там будет, что поснимать, как на видео, так и на фото. — добавил он спустя некоторое время, — Я думаю, тебе там понравится.

Вскоре БМВ подъехал к каким-то воротам, коротко посигналил, и задал охраннику в будке (то был уже не боец Клана, а штатный сотрудник одного из ЧОП, не имевшего к Клану никакого отношения) какой-то вопрос. Предъявив ему своё удостоверение, Борис дождался, пока тот откроет ворота и проехал внутрь.

За воротами кипела своя жизнь. В отличие от городских улиц, где было полно полиции (а иногда и боевиков Клана), здесь всё было иначе. Здесь было много людей. Играла музыка, танцевали красивые девушки. То тут, то там виднелись сполохи огня, стояло множество тюнингованных машин, периодически мигавших оптикой фар и тихонько рычавших запускаемыми моторами.

Где-то в глубине (а это было большое поле, хорошо заасфальтированное и приспособленное для всяческих гоночных событий, организованное именно по инициативе Бориса. Это была своего рода дань уличным гонкам, чтобы повысить свой уровень авторитета среди жителей города.) рычали моторами машины, толпились зрители, собираясь возле заграждений, чтобы посмотреть заезд.

— И снова Добро пожаловать в мой мир, Ивонн, — произнёс Борис, — Мир уличных гонок.

Ивонн замерла, её глаза расширились от удивления. Она никогда не думала, что её отец, Глава Клана Черных Лисиц, будет связан с чем-то настолько... дерзким и свободным, как уличные гоночные события. В её голове начали всплывать обрывки разговоров, которые она когда-то слышала — о том, как Борис "держит руку на пульсе" даже в таких аспектах городской жизни, но одно дело слышать, и совсем другое — видеть это своими глазами.

— Уличные гонки? — переспросила она, всё ещё не веря своим глазам. — Это ведь нелегально, да?

Борис усмехнулся уголком губ, его взгляд был сосредоточен на дороге, но в голосе чувствовалась лёгкая гордость.

— Нелегально? Вообще — да. Было, до недавнего времени. Жителям нужен был кто-то, кто может дать им то, что они хотят. А знаешь, чего они хотели, когда я занял пост сенатора в Совете? Как ты понимаешь, они хотели свободы. И я дал им это.

Этот мир — часть города, а значит, он под моей ответственностью. Если бы я просто закрыл глаза на то, что происходит здесь, это место превратилось бы в хаос. А сейчас... — он сделал паузу, указывая на окружение, — это организованное пространство. Безопасное для тех, кто понимает правила. И опасное для тех, кто их нарушает.

Ивонн огляделась. Здесь было шумно, энергично, почти осязаемо чувствовалось напряжение в воздухе. Музыка играла громко, но не давила, а скорее подчеркивала общую атмосферу: смесь азарта, страсти и риска. Девушки в ярких, иногда откровенных, костюмах танцевали на импровизированных подиумах, вокруг группками стояли парни в кожаных куртках, обсуждая машины, заезды, ставки. Где-то вдалеке действительно рычали двигатели, и эти звуки вызывали дрожь в груди.

— Ты хочешь сказать... что ты не просто наблюдаешь за этим, но и участвуешь? — спросила Ивонн, всё ещё находясь под впечатлением.

Борис кивнул.

— Да. Иногда. Но сегодня я здесь не ради гонок. Сегодня я здесь, чтобы показать тебе ещё одну сторону мира, в котором мы живём. Это место — не только про скорость и адреналин. Это про людей. Про их желания, страхи, амбиции. Здесь каждый делает выбор. И каждый выбор имеет последствия.

Он припарковал машину на специально отведённой площадке и заглушил двигатель. Затем повернулся к дочери, его взгляд стал серьёзным.

— Помнишь, что я говорил тебе раньше? Жизнь — это шахматы. Здесь, на этой территории, этот принцип особенно очевиден. Каждый, кто находится здесь, знает, что рискует. Но они играют, потому что хотят чего-то большего. Славы, денег, признания. Или просто адреналина. Но цена определена. Вопрос в том, готов ли ты заплатить её.

Ивонн кивнула, хотя её лицо всё ещё выражало смесь восхищения и недоумения.

— То есть... ты хочешь, чтобы я увидела, как люди принимают решения? Как они рискуют?

— Именно, — подтвердил Борис. — Я хочу, чтобы ты поняла: в этом мире нет чёрного и белого. Есть только оттенки серого. И иногда тебе придётся выбирать между плохим и ещё худшим. Но важно помнить: любой выбор, который ты делаешь, формирует тебя. Формирует твою судьбу.

Борис вышел из машины и жестом предложил Ивонн следовать за собой. Она выбралась наружу, всё ещё ощущая лёгкую дрожь от вида этого места. Всё вокруг было настолько живым, насыщенным энергией и движением, что она чувствовала себя как будто втянутой в какой-то мощный поток. Люди вокруг вели себя так, словно это была их территория — их маленький мир, где действуют свои законы, свои правила, своя жизнь.

«— Ты можешь снимать на свой телефон всё, что представится тебе интересным здесь», — произнёс Борис, глядя на неё с лёгкой улыбкой. — Это твой шанс.

Ивонн достала телефон и начала его настраивать, чувствуя, как волнение переполняет её. Она никогда раньше не видела подобных событий так близко. Конечно, ей доводилось смотреть ролики в интернете, но это было совсем другое: здесь всё казалось настоящим, живым, почти осязаемым.

— Серьёзно? Я могу снимать это? — спросила она, глядя на отца с недоверчивым восхищением.

— Всё, что увидишь, — кивнул Борис. Его голос звучал уверенно, но в глазах читалось предупреждение. — Но помни: не только камера важна. Важно то, что ты чувствуешь. Попробуй уловить момент. Эмоции. Напряжение. Риск. Это именно то, что делает такие места особенными.

Девочка кивнула, уже начиная перемещаться между группами людей, стараясь запечатлеть самые яркие моменты. Она сфотографировала парней, обсуждающих технические детали своих автомобилей, девушек, которые танцевали под ритмы музыки, и даже несколько крупных планов лиц зрителей, напряжённо ожидающих начала гонки.

— Как тебе это место? — спросил Борис, подходя к ней сзади.

— Оно... невероятное, — ответила она, не отрывая взгляда от экрана телефона. — Здесь столько всего происходит одновременно. Кажется, каждый здесь играет свою роль.

— Именно так, — кивнул Борис. — И каждый делает свой выбор. Для кого-то это просто развлечение. Для других — возможность показать себя. А для некоторых... — он сделал паузу, наблюдая за одним из участников, который явно был новичком, судя по его напряжённой позе и неуверенному взгляду под капот, — это вопрос жизни и смерти, как вот, например, для него (кивнул дочери на новичка)

Ивонн замерла, так и не сделав снимка, спросила:

— Ты серьёзно? Здесь так…бывает?

— Да, когда ставки слишком высоки, — прозвучал спокойный ответ.

Девочка задумалась. Она понимала, что отец говорит не просто так. Этот мир действительно был полон риска, но в то же время он казался таким живым, таким настоящим.

Они подошли к железному ограждению, возле которого собрались зрители.

Две машины выехали на стартовую линию, и замерли, посвистывая и глухо рыча двигателем. Стоявшая перед ними девушка с красным платком в руке взмахнула рукой в сторону одного из гонщиков, словно спрашивая: «Готов?» Ответом был негромкий рык двигателя, сидевший за рулём парень едва заметно кивнул ей, явно задумав что-то.

Ивонн наблюдала за происходящим, её пальцы крепче сжали телефон. Она чувствовала, как напряжение в воздухе нарастает, словно невидимая энергия заполняла пространство вокруг.

Девушка призывно покачала бёдрами, и, выдержав секунду, взмахнула платком, встав на одно колено и склонив голову. Обе машины, взвизгнув стираемыми об асфальт шинами, сорвались с места.

А потом люди взвыли, поддерживая каждого из них, и затихли, наблюдая, как один из них пытается обогнать другого.

Девушка, что дала старт, перемахнула через забор, и растворилась в толпе зрителей. Ивонн заворожённо проводила её взглядом, цепляясь глазами за красный платок у неё в руках.

— Пап, — тихо спросила она, поворачиваясь к Борису, — а что будет, если кто-то проиграет?

Борис посмотрел на дочь. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах читалась тяжесть ответственности за то, что он собирался сказать.

— Ставки в гонках — это… — он замер, думая, как объяснить, — это своего рода красная линия. Граница между развлечением и опасностью. Сначала люди ставят деньги. Если человеку повезло — он может успокоиться, и пойти, например, в бар, позволить себе выпить в честь победы. А может, например, НЕ успокаиваться — повысить ставку, проехать ещё раз. Как правило, так свозит новичкам, но и то не всем.

Есть и такие случаи, когда человек проигрывает. Он либо ставит последние(деньги), либо свою машину (в случае проигрыша уходит домой пешком), либо…. (тут Хантер выдержал паузу, глядя на Ивонн. Он понимал, что некоторые вещи ей знать нежелательно. Но раз сказал А, то должен говорить и Б.) свою жизнь. Это как рулетка.

Ивонн замерла, её глаза расширились от услышанного. Она знала, что отец не склонен преувеличивать или говорить лишнего. Если он упомянул такие последствия, значит, они действительно возможны. Её пальцы непроизвольно сжались на телефоне, который она всё ещё держала в руках.

— Жизнь? — переспросила она тихо, словно не веря своим ушам. — То есть... кто-то может просто...?

— Может. — кивнул Борис, — но это часто киношный трюк, в реальной жизни такое почти не случается. Потому что даже самому отъявленному гоночному сорвиголове не нужна чужая жизнь. Только деньги, слава и authority points.

Ивонн задумалась, переваривая услышанное. Она смотрела на трассу, где машины уже завершали первый круг, и пыталась представить, каково это — стоять на грани, когда от одного решения может зависеть всё. Её взгляд снова упал на новичка, того самого парня, которого Борис указал ей ранее. Он явно был напряжён: одна рука крепко сжимала руль, а вторая то и дело проверяла переключение передач.

— А он знает? — спросила Ивонн, указывая на него. — Я имею в виду... если он проиграет, понимает ли он, во что ввязался?

Мужчина проследил за её взглядом. Парень действительно выглядел так, будто его первая гонка могла стать последней. Но в его движениях чувствовалась решимость и нечто большее — возможно, отчаяние.

— Возможно, да. Возможно, нет, — ответил Хантер. — Иногда люди приходят сюда не ради азарта или славы. Они ищут выход. Или доказательство. Что они сильнее обстоятельств. Что могут изменить свою судьбу одним махом. Но цена всегда остаётся той же. Если ты играешь, ты должен быть готов заплатить.

Ивонн кивнула, хотя внутри у неё всё сжалось. Она начала понимать, что этот мир — не просто зрелище. Это закулисье человеческих страхов, надежд и амбиций. И здесь каждый выбор имел вес.

Машины двигались по прямой, и один из гонщиков снова начал вырываться вперёд. Зрители закричали громче, кто-то даже побежал вдоль трассы, чтобы лучше видеть заезд. В этот момент новичок, словно почувствовав давление, резко выкрутил руль, пытаясь обогнать лидера. Его машину занесло, но он сумел выровнять её, вызвав восторженные возгласы зрителей.

— Вот оно, — произнёс Борис, наблюдая за происходящим. — Момент истины. Он мог бы потерять контроль. Но выбрал риск. Потому что решил, что это стоит того.

Ивонн сделала несколько быстрых снимков, стараясь запечатлеть момент. Она чувствовала, как её сердце бьётся чаще, словно она сама была частью этой гонки.

— А если бы он не справился? — спросила девочка, не отрывая глаз от трассы.

— Тогда были бы последствия, —Борис пожал плечами. — Но важно помнить: никто не заставлял его играть. Это был его выбор. И мы не можем знать наверняка, почему он его сделал.

Гонка окончилась. К счастью, сегодня никто не играл на высокие ставки. Один из гонщиков получил деньги, славу и почёт — зрители дружно принялись качать победителя на руках и подкидывать его в воздух. Новичок, хоть и потерял небольшую сумму в деньгах, но, видимо, решил дальше не повышать, и, отдав долг сопернику, выехал за забор, на стоянку. Зрители, увидев его, разошлись, в стороны, пропуская, но в этот раз его даже никто не пытался освистывать, пинать его машину или делать ещё что-нибудь.

— Пап, — тихо произнесла она, — а почему они его не трогают? Я думала... ну, если кто-то проигрывает, его могут... наказать?

Борис наблюдал за происходящим с задумчивым выражением лица.

— Иногда так и бывает, — ответил он спокойно. — Но здесь всё зависит от контекста. Этот парень, например, знал свои пределы. Он не стал повышать ставки, когда понял, что шансы невелики. И это вызывает уважение даже у самых жёстких игроков. Здесь ценят тех, кто умеет остановиться.

Борис и Ивонн еще постояли немного возле забора. Борис взглянул на свои часы. Время медленно приближалось к полуночи.

Ладно, — сказал он, вздыхая, — пошли, я покажу тебе ещё один интересный ивент здесь. Если только что ты видела стандартный заезд по прямой, целью которого было набрать максимальную скорость, то дальше ты увидишь соревнование, в котором нужно максимально долго удерживать машину в заносе.

Ивонн оживилась, её глаза заблестели от любопытства. Она уже успела осознать, что этот вечер стал для неё чем-то большим, чем просто прогулка с отцом. Это был взгляд за кулисы мира, который она раньше знала только понаслышке. И каждое новое событие здесь казалось ей всё более захватывающим.

— Занос? — непонимающе переспросила она, стараясь поспевать за Борисом. — То есть…?

— Это дрифт, — тихо объяснил Хантер-старший, — Здесь дело не в скорости, а в балансе, я тебе дам это почувствовать, когда поедем домой.

Задача — удержаться внутри круга как можно дольше. Добавь к этому эффектные скольжения — и вот она, эстетика. Главное — не вылететь за пределы круга или не сбить ограждение. Дрифтеров оценивают по очкам: кто дольше протянет занос, тот набирает больше очков и побеждает.

Ивонн слушала отца, её глаза светились возбуждением. Она уже представляла себе эти эффектные скольжения машин, дым, огни фар, размазанные по асфальту, и рёв двигателей, пронзающий ночь. Всё это казалось ей невероятно зрелищным, но в то же время она понимала: за этим стоят не только трюки, но и серьёзный расчёт.

— То есть, это как танец? — спросила она, пытаясь найти аналогию. — Только вместо партнёров у них машины?

Мужчина улыбнулся уголком губ.

— В каком-то смысле, да. Но в отличие от танца, здесь каждое движение должно быть выверено до мелочей. Один неверный поворот руля или излишнее давление на педаль акселератора, и всё — и машина вылетает из круга. Это не просто шоу, Ивонн. Это искусство владения ситуацией.

Они подошли ближе к месту проведения дрифта — большому асфальтированному кругу, ограждённому железным забором, достаточно прочным, чтобы выдержать удар. Между забором и кругом располагалась трибуна, также отгороженная невысоким, но не менее прочным ограждением.

— Пап, — произнесла она, поворачиваясь к Борису, — а ты когда-нибудь пробовал… дрифтить?

Он усмехнулся, словно вопрос его позабавил.

— Конечно. Много лет назад, когда я только начинал разбираться в этих делах. Не сказать, что я был хорош. Но я понял одну важную вещь: дрифт — это не про скорость. Это про доверие. Доверие своим инстинктам. Я очень долго учился этому. Водить я умел, но вот инстинкты тогда очень и очень меня подводили — у меня не получалось грамотно выйти из заноса, сделать перекладку, и я зачастую разбивал машину. Не вдребезги, конечно. Но ремонт стоил мне не одной моей зарплаты. И кстати, если я и участвую в уличных гонках, то не на той БМВ, на которой мы приехали. Она… не настроена должным образом для этого. Всё, что я могу на ней сделать — это выполнить burnout и немножко подрифтовать. На это она годится. А для гонок у меня другая машина, которую ты тоже обязательно увидишь.

— Burnout? — Ивонн с относительным трудом выговорила новый для неё термин. Несмотря на то, что по английскому в школе у неё была твёрдая «4», многих слов и выражений она не знала.

—Yes, my girl. A burnout, — повторил Борис, также позволив себе перейти на английский, явно наслаждаясь её интересом. — Это когда ты намеренно блокируешь ведущие колёса и заставляешь их буксовать на месте, создавая эффектный белый дым от сгорающей резины. Иногда это делается перед стартом гонки или просто ради шоу. Впечатляет, особенно ночью, когда дым освещается неоновой подсветкой, что обычно устанавливают на днище автомобиля.

— Звучит впечатляюще, — произнесла она, улыбаясь. — А ты можешь показать это?

Борис задумчиво посмотрел на неё, размышляя.

— Покажу, — кивнул он, — Я обещал. Как ты знаешь, «Лиса сказал — Лиса сделал.».

Ивонн улыбнулась, явно довольная ответом. Она знала, что отец никогда не нарушает своих обещаний. И хотя ей было немного страшновато наблюдать за всем этим миром гонок и рисков, она чувствовала себя особенной — словно её впустили в закрытый клуб, куда доступ разрешён только избранным.

— Пап, — снова заговорила она, понизив голос, словно боясь, что кто-то услышит её вопрос, — а ты когда-нибудь... ставил на кон что-то важное? В этих гонках?

Борис замер на мгновение, словно взвешивая, стоит ли отвечать честно. В его глазах промелькнула тень воспоминаний — моменты, о которых он предпочитал не говорить даже самому близкому человеку. Но это была Ивонн. Его дочь. Она заслуживала правду.

— Да, — произнёс он наконец, глядя ей прямо в глаза. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась тяжесть пережитого. — Единожды я рискнул, поставив на кон свою жизнь.

Ивонн замерла, пропустив момент, который хотела заснять. Она знала, что отец не склонен к преувеличениям. Если он говорит об этом так серьёзно, значит, это действительно было важно.

— Жизнь? — спросила она. Её голос дрогнул. — Но… зачем?

— Я… рисковал. Рисковал собой, спасая любимую женщину. — сказал Борис, вздыхая. — Это было ещё задолго до того, как я встретил маму и началась вся эта история, задолго до твоего рождения.

Ивонн замерла, переваривая услышанное. Она знала, что отец был человеком, который редко говорил о своих чувствах, особенно о тех моментах, которые касались его прошлого до её рождения. Но сейчас он решился на это — возможно, потому что хотел поделиться с ней чем-то важным, что она должна была понять.

— Ты… спасал женщину? — переспросила Хантер-младшая осторожно, словно боясь спугнуть момент истины. — Кто она?

Борис задумчиво посмотрел вдаль, где уже начали собираться участники дрифта. Машины выстраивались в очередь, их двигатели тихо урчали, будто готовясь к предстоящему испытанию. Он сделал паузу, прежде чем продолжить.

— Её звали Тейлор. — — произнёс он тихо, почти шёпотом. — Она была для меня всем. Мы были молоды, полны надежд и мечтаний. Но жизнь... она не всегда справедлива. Однажды я узнал, что она попала в беду. В большую беду. И чтобы спасти её, мне пришлось пойти на риск. Я принял участие в гонке, где ставкой было нечто большее, чем просто деньги или слава. Это была моя жизнь. И если бы я проиграл, то не стоял бы здесь, с тобой.

Он замолчал, позволяя девочке осмыслить сказанное им. Ивонн смотрела на него, её глаза расширились от удивления и тревоги. Она никогда раньше не слышала об этой части жизни отца. Для неё он всегда был Главой Клана, защитником семьи, человеком, который знает, как принимать решения и контролировать ситуацию. Но теперь она видела другую сторону его личности — человека, который когда-то сам рисковал всем ради любви.

Я хочу, — продолжил Хантер-старший, — чтобы, вписываясь во что-то, ты помнила одну вещь. Жизнь одна. Не вздумай ставить её на кон. Никогда.

Ивонн молча кивнула, понимая всю серьезность сказанного.

Досмотрев соревнования по дрифту, они поехали домой. В машине Хантер-младшая не заметила, как уснула, а Борис вёл машину, размышляя, что скажет Ксении Валерьевне, если та попытается докопаться до истины, почему их не было так долго.

* * *

Жизнь — это шахматы.

И порой самый трудный ход — не тот, что выигрывает партию, а тот, что позволяет остаться самим собой, даже когда всё вокруг требует быть кем-то другим.

Даже тогда, когда правда бывает слишком тяжёлой — и не все готовы её принять.

И это значит, что всё чаще придётся выбирать: быть банши, предвещая смерть, или остаться человеком.