Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

На четырнадцатое февраля — день всех влюблённых, который, оказывается, как объяснил Дин, был связан с религиозным деятелем магглов, в этом году никто не устраивал бешеного карнавала, как в прошлом. Тогда Локхарт устроил это всё за свои собственные деньги ради эпатажа и репутации, ведь о его забаве написали в Ведьмополитене (семикурсница Райвенкло с немецкой фамилией Ордунг даже получила, по слухам, стажировку). Это было поводом для критики Локхарта тогда — а в этом году Драко Малфой критиковал уже во всеуслышание на факультете профессора Люпина. За то, что у него денег на организацию праздника не было.

Тео понимал, что Малфой таким образом противопоставляет себя и свою семью, политическое крыло, которое возглавлял его отец уже четвёртый год (за деньги Ноттов, очевидно), директору. Тем не менее, его попытки уязвить Дамблдора тем, что подобранные им кадры не соответствуют «правильному» представлению о магах, были смешны.

Хиггс к середине февраля, после спавшего ажиотажа новых клубов (почти все они закрылись в итоге) нашёл себя как спортивного обозревателя. Вечный комментатор матчей, другой пятикурсник Джордан не был большим любителем заниматься чистописанием, и Терри занял вакантную позицию. В итоге он стал одним из постоянных авторов, а чтобы еженедельная понедельничная газета, верставшаяся по воскресеньям, не состояла только из сплетен от Патил и Диггори и его, Хиггса, колонки, парень уговаривал всех знакомых написать туда свои статьи.

Собственно, под четырнадцатое февраля Теодор даже сдал Диггори написанный в печатном виде материал доклада про руны — Тео был немного тщеславным, и баллы, которыми его наградила за систематизацию знаний профессор Бабблинг, это тщеславие лелеяли.

На праздник он подарил Джинни, уже мило улыбавшейся, а не пунцовевшей, на его выходки, валентинку с авансным приглашением составить ему компанию в первый же выходной следующего учебного года и пойти на свидание в Хогсмид. Прочитав послание, она пообещала ему подумать и погрозила палочкой, чтобы Теодор не совершал глупостей. Что бы это ни значило.

Глупости он почти совершил в тот же день — внезапно ему за обедом почудилось, что он больше жизни любит первокурсницу Гринграсс. Перемену настроения заметил Забини, который сам этой Гринграсс зелье и доставил, впихнувший в друга беозар. После Блейз очень экспрессивно извинялся в спальне, когда Теодор, меланхолично лёжа на кровати, пытался понять, как защищаться от амортенции, если она: а) разрешена, б) не является вредом, так как подливается с намерением сделать жизнь лучше (в обычном варианте).

С приходом весны Теодора завалило домашними заданиями. Профессор Вектор начала разбирать тригонометрические уравнения, которые решались жутко архаичными методами в её собственном изложении и совершенно иначе — в учебнике, который эта Вектор же и включила в программу. Нумерология, до того казавшаяся ему интересной, но достаточно однотипной наукой, где надо было считать доли действующих веществ в разнокомпонентных зельях для разных групп потребителей (он готов был поставить сикль, что это ни в каком случае не соблюдалось в массовой продукции), превратилась в сложнейшие расчёты тригонометрических параметров для высчитывания угла наклона палочки для идеального проведения магии через концентратор при колдовстве. Интересно, но очень сложно.

В конце марта по Хогвартсу в выходные бродили какие-то незнакомые люди из Министерства. Профессора и директор никак не комментировали, что делали чиновники, лишь раскланиваясь учтиво с ними в коридорах. Руководил ими мужчина в строгом костюме и плаще, выделявшийся жёсткой щетиной усов. Пройдя мимо группы этих магов, которые что-то считали на третьем этаже замка, Теодор неожиданно наткнулся на скучающую тётушку, которая лениво ругалась со школьным полтергейстом, так редко пересекавшимся с Ноттом.

— Тётушка Гестия? — немного недоверчиво спросил Теодор. — Что ты тут делаешь?

— О, мой непутёвый племянник! — воскликнула она, приобнимая его. — Вымахал! Скоро четырнадцать лет, а? Говорят, ты знаменитость местная. Профессор Маккошка сказала мне, что гордилась бы таким студентом Гриффиндора.

— Маккошка? Тётушка, как низко!

Они рассмеялись.

— На самом деле, я просто делаю то, что мне кажется правильным, хоть я и на Слизерине. А ты что делаешь в Школе?

— О. Я сопровождаю мистера Крауча, который очень злится, когда я называю его лордом. Ему положена охрана.

— Что-то позапрошлым летом он был у Лонгботтомов без охраны на скачках!

— Ты был на юбилее Элджерона? Чёрт, надо было тебя опрашивать! Там же на банкете отравили старуху Блэк! А я и не знала.

Глаза Тео стали похожи на два блюдца, судя по виду Гестии. Она рассмеялась.

— А отвечая на твой вопрос… ну, что ж. Он проводит инспекцию замка. В следующем году тут будет пруд пруди иностранцев, — она многозначительно поиграла бровями.

— Кубок мира по квиддичу? — предположил Тео. — Но ведь там строят отдельное поле.

— Да, строят. Зачем-то привлекли магглов, и уже четверых похоронили. Идиоты, спроси кто меня, но не спрашивают, — пожала она плечами. — Я не могу рассказывать, что будет в Хогвартсе, но студенты будут европейские!

Как будто это должно было что-то значить.

— Да ладно! — словно бы прочитала она его мысли. — Ты шутишь? На Слизерине не знают такого? Бред! В мои времена на Гриффиндоре каждый первокурсник мечтал стать чемпионом.

— Тётушка, я ничего не понимаю, — признался после короткого размышления Тео. Гестию окликнули маги из коридора. Она оттолкнулась рукой от подоконника, нехотя ероша волосы Нотта.

— Тогда прочитай в книгах, ты же книжный червь, весь в мамку. Давай, Тео, рада была повидаться. В этом году сходи на квиддич, а то я устала уже объяснять другим племяшкам, почему ты игнорируешь их! Девушку свою пригласи!

Гестия рассмеялась, чмокнув его в щёку, а Теодор попытался пригладить взъерошенные Гестией Джонс волосы. Мысль о квиддиче совсем затмила собой то, что она говорила до того.

* * *

Очередной день рождения, четырнадцатый по счёту, Тео по-настоящему отпраздновал. Помимо пришедших от разных знакомых и друзей поздравлений и подарков (неприятно кольнуло отсутствие писем от Яксли и Донован), его школьные друзья на очередной встрече клуба завалили его принесённым в Хогвартс контрабандой сладким, сливочным пивом, закусками, и весь вечер ребята пели песни, смеялись и болтали. Это было приятно.

Перед пасхальными каникулами профессор Люпин должен был давать методы борьбы с садовыми гномами, но эта тема, по его собственному признанию, была слишком скучной.

— Разумеется, — говорил он, — мы можем рассмотреть пятнадцать разных подвидов этих домашних вредителей, которые теряют разум, находясь вне зоны влияния магических источников. На континенте их повсеместно вывели, постарался Гриндевальд в двадцатых, а в Британии они, напротив, приобрели значительный статус угрозы. Хогвартс, впрочем, как и дома тех из вас, кто живёт в городах, практически не подвержены такой угрозе.

В итоге он предложил выбрать студентам самостоятельно другую тему для обсуждения. Рональд Уизли поднял руку первым и попросил профессора рассказать про тёмных магов.

— О, мистер Уизли, — рассмеялся грустно профессор Люпин. — Вас, верно, волнует практическая сторона вопроса и конкретный маг, от которого Хогвартс охраняется дементорами.

За прошедшее время Сириус Блэк несколько раз проникал в замок, хотя это даже звучало малореально. В один из дней, как слышал Теодор, именно Рональда Уизли ночью он едва не зарезал, якобы, перепутав с Поттером, но в такое Нотт не верил. Сплетни.

— Этот маг пытался убить меня и моего друга, я хотел бы знать, как от него защититься, — возразил Рональд.

— Защиту от волшебников я читаю, согласно программе от двадцать третьего года, на шестом курсе, — мягко возразил Люпин. — Но если вы настаиваете, я расскажу вам, что же такое — тёмные маги.

Аудитория навострилась. Тема была интересна всем, тем более, что повторять её вряд ли бы стал другой профессор.

Люпин несколько секунд молчал, верно, размышляя, с чего начать.

— Обычные люди — мы зовём их магглами — уверены, что древние были глупее, чем нынешние жители их стран и городов. Маги же считают, что магия уходит с горизонта событий, и всё великое колдовство уже было совершено. Это одновременно так — и не так.

Голос профессора звучал несколько устало, будто бы он повторял эту мысль не в первый раз.

— Арабский волшебник Абу ибн Сулейман аз Назари, живший в Средние века, написал трактат, «О силе эмоций». В нём он первый из тех, кого я знаю, указал разделение магов на «тёмные» и «светлые». Это разделение, как он считал, проистекало из простой истины: любое колдовство мага, его магия, питается эмоциями. Сложно не согласиться с этим, верно? Чары Патронуса завязаны на самую сильную радость, зелье Амортенции вызывает липкое чувство любви, магические твари, дементоры и… оборотни, — он слегка запнулся, — вызывают страх. Всё колдовство для людей, весь мир магии, соткан из эмоций.

Грейнджер подняла руку, но он покачал головой.

— Не стоит. Вы можете соглашаться или не соглашаться с этой точкой зрения — её описал тот волшебник, а я лишь привожу примеры, поддерживающие её. Многие маги критиковали этого автора за неточности и проведение слишком жёстких границ, но в сущности дела он прав.

Профессор заложил руки за спину и пошёл вперёд, между парт студентов.

— Нужно понимать, что маг, действительно, колдует с определённой эмоцией. В детстве эмоции сменяют друг друга так часто, что колдовать попросту опасно — маленький волшебник хотел, чтобы игрушки двигались быстрее, а потом он устал от них, и они взорвались… такова человеческая природа. Но чем дальше маг, взрослея, учится колдовать, тем больше это колдовство коррелирует с его эмоциями. Весельчаки колдуют, когда веселы, и у них это спорится, — многие подумали о близнецах Уизли, даже Блейз тут же шепнул о них, — злыдни — когда злятся.

Имя декана Слизерина повисло в воздухе, но никто его не назвал.

— И вот эта связь с годами лишь крепнет. Разумеется, взрослые маги не являются людьми, которым нужно стать весёлыми, чтобы у них всё получалось, нет! Но когда они веселы, то их магия даётся им легче. И наоборот. Так вот, тёмные маги — это вовсе не те люди, что используют человеческие жертвоприношения, кровную магию, запрещённые разделы артефакторики или натравливают на магглов драконов. Это могут делать и светлые маги, обуреваемые весельем и радостью. Тёмные, по настоящему тёмные маги — редкость в наше время, ведь они должны были бы приучиться колдовать тогда, когда их доминирующая эмоция черна по своей природе. Гнев. Зависть. Ненависть, как квинтэссенция этих чувств. Тёмный лорд, например, упивался ненавистью ко всем вокруг — кто знает, может, у него было тяжёлое детство.

Студенты стали переглядываться друг с другом.

— Точно так же были и семьи тёмных магов. Слизерины, Спайры. Многие другие. Члены этих семей не были злыми с рождения, они могли быть хорошими, исполнительными чиновниками, результативными исследователями, путешественниками и даже преподавать!

Среди гриффиндорцев прошли смешки.

— Но то, что семьи назывались тёмными, было связано с образом колдовства, что исповедовали её члены. Семья Сириуса Блэка была… достаточно тёмной, если взвесить все факты. Сейчас это скорее исключение. Я знаю, что среди Блэков были и светлые маги, и, уж простите меня, таким был и Сириус Блэк.

Студенты тут же загомонили.

— Простите, простите, но не нужно перебивать. Сириус Орион Блэк учился в Хогвартсе вместе со мной. Он был гриффиндорцем, и мы… достаточно тесно общались. Я знаю наверняка, что образ его магии был светлым, он ревниво защищал своих друзей, и именно узы дружбы для него были тем чувством, что доминировал в магии. Навряд ли он стал бы хорошим профессором, чиновником или зельеваром, но он был хорошим человеком… пока не примкнул к Тому, кого нельзя называть.

Смешки стихли.

— Его жизнь в тот период для меня загадка. Профессор Дамблдор пригласил меня в Хогвартс, чтобы я помог защититься от Сириуса Блэка, но я понимаю, что за те годы, что мы не общались, от выпуска из школы и до заключения в Азкабан, он поменялся. Простите, мистер Уизли, в том, что случилось, есть и моя вина, я не могу этого отрицать, но в одном я уверен до сих пор — Сириус Блэк это светлый маг.

Профессор закончил. Рассказ порядком вымотал его, было видно, что ему нелегко рассказывать про того, кем стал Сириус Блэк. И всё же у Теодора не складывалось, как человек, ставивший дружбу во главу угла, мог этих друзей предать.

Люпин закончил урок и отпустил всех.

* * *

В начале мая произошло два знаменательных события — Теодор Нотт проиграл в подрывного дурака (в которого и играть-то не хотел, но ввязался) желание Блейзу Забини, а на следующее утро впервые воспользовался косметическими чарами, чтобы сбрить со своего лица лишние волосы. Пух, росший над верхней губой, делал его не солидным. Малфою с его светлыми волосами, например, не нужно было думать на этот счёт, но Тео, как и другие темноволосые мальчишки его возраста, весьма ревностно относился к этому вопросу.

Приближались экзамены. Нотт зубрил нумерологию и чары, теорию трансфигурации и зельеварение, и времени на заседания клуба совершенно не оставалось. Тем не менее, раз в две недели они собирались с друзьями и снова и снова тренировали телесного Патронуса. Дальше всех, как ни странно, продвинулся Дин. Из его палочки струился серебристый дымок, когда он произносил вербальную формулу и закрывал глаза. Дымок завораживал своей красотой, и каждый член Клуба хотел себе такой же.

Впрочем, уже через несколько дней Теодору удалось достичь… заметного прогресса по воле случая.