Почти достойная замена (джен)

Этот день, как и день злополучного похищения, разрезавший жизнь на две неровных половины и перевернувший мир вверх тормашками, Эйприл запомнит надолго. День, после которого мир вокруг и она сама никогда не станут прежними. «Все течет, все меняется…» Ох, нет… порой перемены налетают, как стремительный вихрь, не оставляя ничего от бывшего прежде и не щадя наших чувств и желаний. Так было, так будет…

Трудно, почти невозможно представить, что начинался он совершенно обыкновенно. Ну, как… почти так же обычно, как и многие из проведенных здесь, в плену, не отмеченный особыми потрясениями. Вплоть до самого вечера.

Нет, Эйприл совсем не жалеет, что таки рискнула и попыталась связаться с ребятами, хотя бы убедилась, что они еще живы… были на момент отключения связи. Девочка тяжело вздыхает и устраивается поудобнее, насколько это возможно в тесном пространстве стенного шкафа. Если бы знать наверняка… С ними что-то случилось, Эйприл чувствует это так ясно, так четко, что не требуется иных подтверждений. Кроме одного. Пожалуйста, пусть они будут живы. Все. С ней навряд ли что-то случится, а вот они… их точно не пожалеют. Побереги себя, Донни, а я… я как-нибудь.

Эйприл устало прикрывает глаза и вытирает пот со лба. В тесной каморке, куда запихнул ее тюремщик — в наказание за самовольство, не иначе, — очень душно. Минуты тянутся, как резиновые, кажутся вечностью. Понемногу подводит живот от голода, а вот страх… страх испаряется практически сразу же, как только за ней захлопывается дверца. Нельзя же постоянно бояться того, что все равно не происходит, раз за разом. Сколь бы она ни испытывала судьбу. Может, бояться и нечего?..

Вот и сейчас иной неприятности, кроме пропущенного ужина, Эйприл не находит. И, подождав немного, хотя бы просто для приличия, негромко стучит по дверце. Потом сильнее, затем ощупывает: может, механизм как-то открывается изнутри. Бесполезно. Замка нет — или же Эйприл в полной темноте его не видит. В спину больно упирается крепление, на котором некогда держалась полка, и девочка смещается ниже, стараясь не думать, что теперь, за ненадобностью, о ней могут просто забыть. И замуровать здесь уже навечно.

Получается плохо. То и дело всплывающие воспоминания о свершенной неосторожности (не глупости, нет, всего лишь неосторожности) не дают расслабиться. Да и спертый воздух, не дающий глубоко вдохнуть, ощутимо давит на нервы. Девочка шарит ладонью по внутренней поверхности стенки, осторожно, боясь поранить руку о торчащий где-то здесь гвоздь. Тут должна быть щель, та самая, через которую Эйприл забралась в кладовку. Может, удастся расширить ее и будет хотя бы полегче дышать?

Эйприл слышит еле различимый звук за стенкой и замирает — вроде бы хлопнула дверца. Показалось или… Не медля далее, она стучит по стенке, надеясь привлечь к себе внимания. Немного воздуха и свободы, ничего больше, самая капелька, чтобы прийти в себя. Стук двери слышен ближе. Эйприл инстинктивно подается вперед…

…и тут же испуганно отшатывается прочь от пролома: хрупкую, как оказалось, стенку шкафа держит в руках Караи. Растрепанная, похудевшая с тех пор, как Эйприл в последний раз ее видела. И очень злая, это заметно даже несмотря на черную маску.

— Ты? — на мгновение светло-карие глаза расширяются в изумлении.

Эйприл могла бы сказать то же самое, но благоразумно молчит. Тем более, она рассмотрела у пояса куноити меч, а чуть подалее — несколько коротких кинжалов… или сюрикенов, черт их знает. У рукояти одного из них, лежащего на полке кладовки, Караи и держит руку.

— Что ты делаешь в моей комнате? И в… моем шкафу?

Ничего не отвечая, Эйприл прижимается спиной к дверце шкафа. В этот момент, видит бог, девочка обрадовалась бы и появлению Шредера, тем более, он один и может объяснить ее присутствие здесь. А что может объяснить Эйприл?.. Да и поверит ли Караи… ей, кого считает своим врагом?

— Должно быть, он посадил, — почти тут же добавляет куноити, не дожидаясь ответа. В голосе звучит неожиданная горечь. — Как обычно… он не меняется.

Эйприл бросает осторожный взгляд на Караи. Так, получается, она тоже была пленницей здесь? Но спросить не решается.

— Боишься? — с легким презрением спрашивает та. — И правильно делаешь! Впрочем, мне сейчас не до тебя, соплячка. И только попробуй вякнуть ему, что видела меня здесь.

Прежде чем Эйприл успевает сообразить, кому это «ему» она может проболтаться, запертая в шкафу, Караи вновь вталкивает ее туда. И захлопывает дверцу со своей стороны, не забыв, впрочем, прихватить последний кинжал.

К счастью для девочки, задерживаться, чтобы закрыть дверь как следует, куноити ленится. И когда Эйприл опасливо выглядывает, готовая в любой момент вновь спрятаться за дверцу, Караи в комнате уже нет. Лишь приоткрытое окно поясняет без слов, каким путем она ее покинула.

Следовать за разбойницей Эйприл не решается. Она приближается к двери, толкает ее и… о чудо! Она открывается. Должно быть, никто не заглядывал туда целую вечность (зная хозяйку, Эйприл не удивляется этому). И, мало рассуждая о направлении своего маршрута, ведомая странным чувством, скользит по коридору…

* * *

Немного отдалившись от комнаты, которую покинула, Эйприл спохватывается. Ей, вроде как запертой за непослушание, нет резона разгуливать свободно по коридору. Первый же патруль на повороте напоминает об этом. Но… то ли этих воинов не предупреждали о запрете, то ли по каким иным причинам — в любом случае Футы не обращают внимания на испуганную девочку, приблизившуюся к ним.

Та поспешно скрывается за поворотом, не рискуя даже оборачиваться. Может, вход в комнату, где она размещалась прежде, с этой стороны? Сейчас она кажется Эйприл убежищем, где можно перевести дух. Думать о побеге или иной дерзости не хватает решимости. Стараясь ступать бесшумно, Эйприл минует еще несколько дверей, толкает одну из них…

И та выводит ее в нечто наподобие прихожей, маленькой, почти пустой, не считая пары газовых светильников и странного треугольного дверного проема, комнаты. И негромко хлопает за спиной, закрываясь. Эйприл тут же с испугом толкает ее, но нет. Та закрылась, лишив ее последнего пути бегства. Кроме двери напротив, за которой наверняка кто-то есть. Девочка знает это, даже не прислушиваясь к приглушенным голосам и, вроде бы, лязгу металла из-за нее. Кто бы там ни был, им определенно не до нее.

Тяжело вздохнув, она приближается… и тут же в страхе отшатывается прочь: дверь с шипением разъезжается в стороны, выдавая ее с головой. Но находящиеся в обнаруженном за дверью обширном зале не замечают ее присутствия. Однако Эйприл не находит в себе решимости отступить назад.

Со своего места она видит плохо, но уж рослую фигуру своего похитителя и маленькую хрупкую — куноити — различает с первого взгляда. Вот она, та самая встреча, которую Эйприл хотела увидеть! Судьба исполнила ее желание самым неожиданным образом, когда девочка уже позабыла об этом. И сейчас, наконец-то случившись, это почему-то совсем не радует ее… почему?

Эйприл мысленно ругает себя: не могла же она и в самом деле поверить в такую чушь, будто хоть на миг заняла чужое место? Оказалась взамен своей противницы? Нет, ей всего лишь не хватает отца, не хватает хотя бы той скупой малости теплых чувств, которые испытывает — должен испытывать, если в нем осталось хоть что-то человеческое — к дочери Шредер. Не более того.

Однако… почему отец с дочерью так мрачно и враждебно смотрят друг на друга, не спеша приближаться? Они же так давно не виделись. Что случилось за это краткое время? Почему Караи держит руку у пояса, словно собираясь достать оружие, да и Шредер вроде как ожидает от нее удара? От нее, самого близкого и верного ему человека? Не соврал же Лео, утверждая, что Караи однажды, рискуя своей жизнью, спасла отца? Почему же сейчас… и в душе у нее самой так пусто и холодно, словно в ожидании беды?

Додумать Эйприл не успевает. Караи оглядывается в ту сторону и видит ее. Кровожадно усмехается, и только сейчас Эйприл различает на ее щеке кровоточащий шрам. Переводит взгляд на Шредера, на удлиненные тэкко-каги на его руке. Неужели?..

— А зачем? — в голосе куноити звучит непередаваемая издевка, губы кривятся то ли в улыбке, то ли в горестной гримасе — вот так, сразу. — Когда у тебя есть новая игрушка?

Сорвавшись с места, она в один прыжок приближается к Эйприл — и, прежде чем та успевает отбиться или отшатнуться, за руку выдергивает ее почти что в центр зала. Того самого, в котором девочка когда-то — кажется, тысячу лет назад — сидела на нижней ступени в черной куртке с капюшоном. Сейчас Эйприл почти жалеет, что сейчас на ней нет этого одеяния. Что не под чем спрятаться от пугающего зрелища — разгневанной Караи по одну руку от нее, и Шредера, по которому, как обычно, сложно что-то понять, — по другую.

— Она! — и с этим словом Караи обвиняюще указывает пальцем на Эйприл. И некуда укрыться от этого жеста…