Несносная Херктерент - 4. (джен)

Глава 35.

Весна в свои права вступает. Снова слишком ранняя и тёплая. Опять никто не ждёт ничего хорошего. Раннее наступление тепла означает раннее завершение распутицы. Значит, потери опять вырастут. Зря, что ли, стороны копили силы для летней кампании?

Но это всё происходит где-то далеко.

В школе, как обычно в это время года, обостряются старые и расцветают новые чувства. Не без вариантов — у той же Софи весна уже давно началась, а Марина сезонным изменениям не подвержена. Все остальные находятся, выражаясь артиллерийским языком, в «вилке» между ними.

Эрида Софи старается избегать. Вот только вся комната завалена рисунками с танцующей Софи. Фотографическая память разноглазую не подводит. Кроме Марины кому-либо спрашивать про рисунки бесполезно. Не станет отвечать, переведя разговор на другое.

Затеяла «Танец» написать в человеческий рост. Благо, изображений Софи у неё множество, и теперь на их основе создаёт идеальное.

Всех просила принести любые фото, где присутствует Софи. Пытается разглядеть только ей ведомое. Камеры в горячие Эрида иногда приносила и раньше. Именно в тот раз не взяла. Сбегать за ними сочла неудобным. Опасалась, в том числе, и реакции Софи на объектив. Впрочем, будь хоть чуть приподнята бровь Еггты, плёнки бы она моментально засветила.

С Марины потребовала, чего в жизни не делала, только просила, предоставить все официально публиковавшиеся снимки Софи. На вопрос «Зачем?» был ответ: «Даже когда она ребёнок, там выражение такое, какого в обычной жизни не помню».

Пришлось заставить МИДв и Канцелярию ЕИВ немного поработать. Некстати вспомнилось: все официальные изображения Эр были не фото, а рисунками. Хотя снимки Эр и в «Сказке» и у соправителя имеются во множестве.

Работать разноглазая может стремительно, картина такого размера выполнена стремительно. И зависла в почти законченном состоянии. Тело передано с фотографической точностью. В этом вопросе разноглазая давным-давно съела всех собак в округе.

Не хватает чего-то в выражении лица. Чего только Эр не делала, за исключением обращения к самой Софи. Набросков сделала множество. Все фото пересмотрела. Сравнивала со снимками схожих с Софи девушек, тут первенствовали фото Марины-островитянки.

Даже Кроэн затащила позировать, причём не в любимом ей виде, а для писания полноценного портрета. Всё равно получилась практически Софи, разве что, в очках, но, по мнению Эр, вся какая-то не такая.

Портрет признан неудачным, и вскоре отправился бы в «Сказку», в хранилище неудачных работ. Но неожиданно оказался на стене в комнате Кроэн.

У неё никогда не было выполненного другим художником её портрета. Очень осторожно спросила, не может ли Эр сделать с него копию. Разноглазая заметно оживившись, отдала оригинал, и ещё считала, что удачно от неудачного творения избавилась.

Тем более, Кроэн на самом деле, похожа на сестру, а следовательно и на Софи.

«Сводки», как обычно, умеренно-бодрые. Впрочем, как ловко умеют скрывать фронтовые кризисы, Марина прекрасно знает. Передачам с той стороны тоже никто не верит, слишком уж любят раздувать малейший собственный успех до уровня событий мирового масштаба.

Архипелаг считается тыловым регионом, и в «Сводках» не упоминается. К сожалению, раз упоминания отсутствуют, в данном случае можно ожидать подготовку чего-то грандиозного. Причём неизвестно, какой из сторон.

На Юге точно бы не отказались сделать Архипелаг по-настоящему фронтовым регионом. Но, видимо кровавый урок Битвы в Заливе до сих пор не позабыт. Хотя точно неизвестно, какие соединения кораблей формируются в водах самого большого полуострова.

Другое дело, подготовку операции такого масштаба крайне сложно скрыть. Вот с определением места удара могут быть сложности.

Пока вопрос о запрете поездки не поднимается.

Коатликуэ похвасталась разрешением на поездку. Письмо Софи возымело действие. Никому не показывает, что ей из дому пишут.

Оэлен не пишут вовсе, но та этим откровенно гордится. Формальное разрешение она получила. Ожидаемо, здравый смысл пересилил собственнический инстинкт. Хотя у Марины и были некоторые мысли на предмет воздействия в том случае, если придёт отказ.

Когда Оэлен будет на Архипелаге, в так называемый «дом», она носа не покажет, эта информация, кажется до школьных сторожевых псов доведена, хотя им и не особо интересна.

Впрочем, судьба псов и островитянки ещё может пересечься. На год своего выпуска, Оэлен записалась в число желающих получить щенка из питомника ЕИВ. Претендовать на такой подарок можно только при отличных оценках, но с этим сложностей не имеется.

Шуточка «если взрослый человек заводит волкодава, то значит в детстве ему не дали завести хомячка», как раз к Оэлен относится.

Медуза тоже вся в предвкушении. Честно признаётся: рассчитывает воспользоваться заработанными связями, чтобы попасть на учебные, а если повезёт, то и на боевые лодки. Может, даже в поход сходить, ибо на Острове один из учебных центров подводного командования. Сами воды Архипелага сами моряки зовут «детским садом», ибо вовсю используются для первоначального обучения на всех типах кораблей.

Идея целиком и полностью поддержана Мариной, ибо прошлым летом так и не нашла времени для визита на учебный зенитный линкор. Корабль хоть и утыкали зенитками всех разновидностей, часть главного калибра всё-таки оставили, и из линкоров в учебно-артиллерийские корабли формально не разжаловали.

Раз самой хочется на учебный корабль попасть, понятен интерес Медузы к кораблям другого типа. Тем более, все школьные знаки за успехи на лодке ей уже получены.

Марина удержалась от замечания «тебя всем наградили только потому, что такая Медуза у них одна». Пусть ребёнок успехом наслаждается.

Динни так вообще успела всех в гости позвать, самая лёгкая в общении из островитянок. Хотя, и малость пустоватая. Относится к жизни, словно к бесконечному островному карнавалу Марина не умеет.

С другой стороны, очевидно, в семье у Динни абсолютно здоровые отношения, что нечастое явление вблизи от Марины. Подобное тянется к подобному. Динни из тех, кто обожает всё делать за компанию. Плюс всех поделила на безусловно своих и своих, но не вполне. В теории ещё существуют чужие, но ближайшие из них живут на Юге.

С кем свои дружат, с теми дружит и Динни. У островитянок сложились хорошие отношения с Мариной и Софи — значит, таковы они и у Динни. Южная кровь заметна куда сильнее нежели у Смерти. Но тут не Юг в политическом смысле слова, вопрос оттенка кожи никого не волнует.

Хотя, Императорские миррены на Динни, как и на всех, кто не их расы, посматривают косовато. Впрочем, бывших соотечественников они совсем уж откровенно ненавидят, что прощает им если не все, то большинство недостатков, ибо солдаты из них отменные.

Тихоня Инри тоже вся в предвкушении поездки. Марина никогда не интересовалась, где какие произведения из Императорских коллекций хранятся. Не знала, что столько их в Островной резиденции.

Инри искренне надеется посмотреть всё вживую.

Марина не имеет ничего против увлечения числа счастливых людей на свете.

Хотя вокруг из откровенно несчастных, пожалуй, только разноглазая. Притом она довольно успешно притворяется, насколько у неё всё замечательно. Но Марина её слишком хорошо знает.

Как-либо на происходящее повлиять она не в состоянии при всём желании. Периодически возникает что-то вроде злости на сестрёнку.

Разноглазая влюбилась чуть ли не в единственного человека, кто на её чувства неспособен ответить.

Различные теории о свободе отношений Софи не поддерживает. На намёк Марины на возможность совместной встречи Софи, Хейс и Эр отреагировала настолько резко, что сразу понятно данный вопрос лучше не поднимать. Даже в теории не обсуждается.

Когда у Софи до упора врублена принципиальность, Марина хорошо чувствует. С некоторыми вещами играть даже для неё может стать опасно.

Зачаточные мысли поссорить Соньку и Хейс были, но померли, толком не родившись. Слишком велика степень доверия и притяжения друг к другу. Конечно, старо, как мир — большинство людей видеть не могут, когда другим хорошо. Счастливому человеку обязательно надо сказать колкость или сделать гадость, в зависимости от степени собственной злобности. Свойство человеческой природы, что способны сдерживать далеко не все.

У Марины нет зависти, есть нежелание наживать врагов, в общем-то, на пустом месте. Когда единственное, что от неё требуется сделать — не предпринимать какие-либо действия, а тупо подержать некоторое время язык за зубами.

Правда, в итоге может стать хуже Эр, но та уж сама виновата будет, нечего себе всякое-разное накручивать.

Император настроен иронично, и дал понять, что вмешиваться не будет.

Стоит ли опасаться вмешательства Кэретты во взаимоотношения Софи, Марина не знает. С одной стороны, Кэретта проговорилась — Марина в жизни не поверит, будто ненамеренно — близкие отношения между девушками для неё допустимы.

Но с другой, это же Кэретта, может такое выкинуть — стройка «Дворца Грёз» вознёй в песочнице покажется. Требования к Софи всегда превосходили требования к Марине. Вот только до предъявляемого к ней младшая принцесса никогда не дотягивала, однажды просто махнув рукой на претензии Кэретты.

Сонька же, на памяти Марины, каким-то образом ухитрялась всему соответствовать.

Ещё с одной сторон — Кэретта всё-таки говорила: всё, что позволено одной из дочерей, разрешено и другой.

О возможности связи Марины и Эриды говорилось чуть ли не прямым текстом. Нет, понятно, что будь на месте Хейс разноглазая — никаких возражений не последовало бы. Но Эриды в постели Софи нет, зато там есть Хейс.

Не особо нравящаяся императрице и так, а уж в виде близкой подруги дочери...

Впрочем, пока это всё домыслы Марины.

Что там Кэретта думает, как обычно, ведомо только ей самой.

Хотя по данному вопросу пусть лучше у Соньки голова болит. Но она любых событий вокруг практически не замечает. Как Марина подозревает, повторись прошлогодний налёт, Софи бы и на него не отреагировала. Принцессу интересовал бы не масштаб разрушений, как в прошлый раз, а только не пострадал ли дом, где живёт Хейс.

Номер Марине известен. Даже пару раз трубку брала. Но в итоге отправляла её на рычаг. Важного ничего нет, чтобы стоило связываться. Просто спрашивать «как дела» Марина не умеет.

Иногда даже завидовала болтливости некоторых. Насколько легко со всеми общается Динни, завидно даже и сейчас. Эр и то на такое неспособна. Хотя, если начать разбираться, Динни, несмотря на то, что тёмная, на деле насквозь прозрачная. Эрида, хотя и светлая во всех смыслах слова, личность весьма многослойная. То сияющая ярче солнца, то словно укутанная туманом. И в том, и в другом случае что-либо разглядеть невозможно.

Впрочем, разноглазая сейчас просто разрывается. Все её расчёты куда-то сыплются. Время работает не на неё, а против. Чувства Софи не остывают, а все сильнее разгораются. Софи всё сильнее привязывается к Хейс, хотя любила кичится своей независимостью.

Словно выжжены все иные пристрастия.

Марина знает: Эр делала официальный запрос и в МИДв, и в Канцелярию на предмет известной им информации. Подписано было полным титулом разноглазой. Статус даёт Эриде доступ к большому количеству сведений не для печати. В том числе, и к наблюдениям за Хейс. Всё-таки и к ней человек имеет некоторое отношение. Делая запрос, разноглазая ни в чём не нарушила своих уровней доступа. Хотя Марина не уверена, что эти уровни Эр вообще известны…

Что там хотела найти — догадаться не сложно, что-нибудь про Хейс плохое. Но Хейс не только ухитряется выглядеть как молодая императрица, но и соответствующим образом себя вести. Марина сама аналогичный запрос делала, уверена, и Сонька читала нечто подобное.

Нет там ничего. «Постоянные близкие контакты не осуществляются». Цитата! Дословная!

Чувство опасности заставило связаться с соправителем. Но Эр не искала выхода на подконтрольные отцу охранные части. Соправитель намёки понимает отменно, заверил Марину: если такие попытки будут предприняты, её известят. Тем более, у Эр нет прямого права командовать даже частями, охраняющими «Сказку». Пусть она и думает, такое право у неё есть.

В общем, мудрость Эр, оказывается наследственная. По-настоящему опасное всё-таки спрятано.

Результаты Эр, разумеется, не удовлетворили. Но печатному слову, к тому же с гербами, она доверяет. Реальность такая, как она есть, и что-либо Эр изменить не в состоянии.

Самокопанием занимается всё чаще и чаще.

Марина бы и не заметила ничего — Эр старательно делает вид, как рада её видеть. Тем более, прийти можно в любое время.

Подруги стали беспокоится. Эр стала их прогонять, не пускала к себе. И не звала никого. Марине беспокойство показалось искренним. Как-никак, перспектива исчезновения источника всяких возможных и некоторых невероятных ценностей, для многих не самая приятная.

Эр тоже ждёт лета. Но с каким-то оттенком обречённости.

— Может, лучше мы на «Стреле» полетим, а они пусть на лайнере едут? Или наоборот?

— Смысл в этом какой? — растягивает слова разноглазая. Марине такая интонация после того, как узнала подробности о болезни Эр сильно не нравится. Включается пресловутый задний ум. Разноглазая так разговаривала накануне. Даже ухитрялась сиять, фактически находясь при смерти и прекрасно зная об этом.

Сама Марина временами забывает, насколько единственный настоящий друг может быть скрытной.

— Смысл такой, что с самолёта сложнее за борт выпасть, или кого-либо уронить, чем с корабля.

Криво ухмыляться Эрида раньше не умела, однако, сумела научится.

— С моим участием не произойдёт ни того, ни другого. Можешь не сомневаться, Марина, — становящейся всё более привычным отцовский металл в голосе лязгает в очередной раз. — Поедем все вместе. И точка.

— Мне не нравится смотреть, как ты мучаешься. Тебе же словно нравится мучить саму себя. Знаешь, как такое извращение называется?

— Знаю прекрасно. Такому не подвержена. Вообще, считаю, извращенцы не те, кто вдвоём или в большем количестве добровольно любовью друг с другом занимаются, а те, кто нос к ним в окно суют. И пытаются за что-то осуждать.

— Ты сама чем-то подобным буквально мечтаешь заняться.

Эр вздыхает.

— Я тебе только что говорила про добрую волю.

— Я про подглядывание, вообще-то.

— Это бессмысленно. Становится только больнее, — от отстранённого тона Эриды становится откровенно жутковато. Марина даже поёжилась.

— Бр-р-р! Сказанёшь ты иногда. Может, кому-то лучше тогда здесь остаться? Хотя я в «Сказке» у тебя могу.

— Там не будет Софи, — опять этот жутковатый тон.

Снова не найти никаких возражений.

— Так уж хочешь быть поблизости от неё? Уверена, что тебе именно это надо?

— Ты всегда делаешь целесообразные вещи? Да и Софи, — опять улыбка из тех, ради которой на амбразуры бросаются, — не может временами не дразнить желания других. Особенно, если попросят. Нравится ей играть с тем, чего просящие совершенно не умеют.

Марине хочется ругаться. Сама разноглазая просчитала происходившее недавно, или подсказал кто? С вероятностью, близкой к ста, можно быть уверенным — это опять сработали удивительные мозги Эриды.

Даже жаль, что эти мозги ни на что приземлённое не нацеливаются. Цены бы им не было! Вот только задачи ставятся исключительно лишённые какого-либо практического применения. При этом — максимально возможной сложности.

Добиться взаимности от Принцессы Империи. Тем более, чувства для Эр всегда имеют ещё и сильнейшую физическую составляющую. Проблема, что эту составляющую Эрида успешно умеет делить на множество. Для Софи же данная составляющая — вещь неделимая.

Вот и неразрешимый конфликт. Ибо настоящие привязанности и у той, и у другой — вещи неделимые. Только друг на друга не направленные.

Выкручиваться из этого каким-то образом придётся. Ибо такие чувства, даже безответные просто так в пустоту не уйдут. Какие-то последствия для и так перекошенных мозгов, обязательно будут. Остаётся надеяться, удастся минимизировать последствия.

Хорошо хоть, чувство опасности Марины пока спит. Но спит очень чутко. Проснётся того и гляди.

— Про тебя, вроде бы, говорили, не про меня.

— Можешь не беспокоится, Марина. Я всегда очень любила жизнь. Сейчас люблю особенно сильно. Не важно, свою или чужую. Я никогда не сделаю ничего, что бы чьей-либо жизни нанести вред. Включая свою собственную.

— Предположим, верю, — недовольно буркает Марина. Всё-таки лучше, чтобы эти мозги сохранились целенькими.

— Зимой воюют не так, как летом, — глядя куда-то в неизвестность, сообщает разноглазая.

— Ты вообще о чём?

— Сезонные изменения на людей тоже действуют. Вспомни прошлое лето, Марина.

— Ты надеешься, что они расстанутся?

Эр просто смотрит. В глазах читается «Зачем спрашиваешь, если знаешь ответ?»

— Всё-таки, я считаю, в «Сказке» или в «Загородном» и тебе, и мне будет лучше. И не надо мне говорить про пользу морского воздуха, резиденции есть и в других местах, сама прекрасно знаешь.

— Думаешь, я за лето смогу всё забыть?

— Забыть можно только то, что было. А не то, чего не происходило.

Опять только улыбка в ответ. Эрида мыслит совершенно другими категориями, нежели Марина.

— Некоторые вещи могут быть только в голове, причём, к сожалению, зачастую лишь в одной.

— Может, им там лучше вовсе не быть? Ибо кроме них может и вовсе ничего больше не остаться.

— Я не сойду с ума, Марина. Вижу, ты опасаешься именно этого. Я и так безумна. Тут не математика, степень может быть ровно одна. Она или есть, или нет.

— Знаешь, почти все сумасшедшие, за исключением пребывающих в состоянии овощей, считают себя абсолютно нормальными людьми…

— Конечно знаю. Более того, многие широко известные в этих стенах шуточки про сумасшедших именно я сочинила. Так забавно их потом слышать, когда мной сочинённое в виде истории про меня мне же и рассказывают.

— Кто же это такой смелый?

— Все мои девочки вообще-то. Я им сказала, собираю такие истории. Даже тетрадку для них завела. Пока там ровно две категории. Те, что Высадки древнее и те, что я придумала.

Марина вздыхает.

— С тобой, Эр, уже я боюсь сойти с ума.

— У вас за столетия ни одного безумного не было.

— Потому что врачам очень хорошо платили, чтобы не ставили таких диагнозов. И не Юг мы, в конце концов. Лишнего претендента на деньги объявить безумным очень сложно. Только заявления родни недостаточно.

— Марин, я достаточно хорошо разбираюсь в мирренской литературе и прекрасно знаю их список бродячих сюжетов.

— Да я как бы в этом и не сомневалась никогда.

— Ты же знаешь, литература меня сейчас волнует в самую последнюю очередь.

— Уж извини, с главной твоей, — «и своей», — бедой я ничем тебе помочь не в состоянии.

— Ты меня слушаешь. Это очень важно.

— Мне казалось, уж кого-кого, а слушательниц у тебя предостаточно.

— Я не знаю, — теперь Эр почему-то загрустила, — Они хорошие. Я как отвечаю за них... Раз приручила. Но они не могут, или не хотят говорить о многом из того, что прекрасно видят. Не хотят многого замечать. Знаю, обижаются, когда их прогоняю. Но ничего сделать не могу.

— Зря ты так про них, — Марина всегда стремится к объективности, даже если получающаяся картинка ей и не нравится, — Всё-то собачки твои замечают. Беспокоятся за тебя. Приходили с этим ко мне.

— Кто именно? — в голосе лязгают отцовские интонации.

— Вообще-то, — пожимает плечами Марина, — все, кого я у тебя видела. Им-то ты максимально здоровая и весёлая нужна.

— Быть нужной — тоже очень важное чувство.

— Знаешь, Эр, шла бы с этой нужностью-ненужностью хотя бы к Рэде. Она в этом вопросе больше моего разбирается.

— Но я ведь тебе нужна, — Марина хмыкает. С разноглазой спорить временами не просто сложно, а совершенно не-воз-мо-жно! В основном, по причине непрошибаемости выдвигаемых аргументов.

— С Рэдой я уже разговаривала. Как раз о важности ощущать себя кому-то нужным. То, что у неё есть — хорошее, важное чувство. Но оно совершенно другое. Иными причинами вызванное.

— Я поражаюсь твои скоростям. Иногда мне стоит о чём-то только подумать, а ты уже это сделала. И даже к каким-то выводам пришла.

— Я не знаю, с какой скоростью люди должны мыслить, — совершенно спокоен тон разноглазой.

— Вообще-то, — усмехается Марина, — этого никто не знает.

— Ну, вот! А ты говоришь...

— Вообще-то, я молчу больше.

— Ты знаешь, я подумала. Когда-то ведь я спала там, где Софи сейчас... Вместе с ней, — слёзы на глазах Эр способны появляться стремительно. Притом они никогда не бывают наигранными, как у многих.

Марина обнимает её за плечи. Проверено, жест действенный.

— Не переживай, Эрида. Это всего лишь вещи, совершенно не связанные с людьми. Да и Хейс давно могла поставить другую мебель.

— Думаю, — всхлип, — она этого не сделала, — снова всхлип, но уже тише. — Как представлю их вместе!

Эр пытается вскочить. Марина её без труда удерживает.

— Сейчас-то они точно не вместе. У Хейс даже занятия ещё не кончились.

— Но будут же вместе скоро!

Снова пытается встать, но уже не так решительно.

— Ну, и куда ты собираешься? К Соньке или в Столицу?

— Н-не знаю. Куда-нибудь... Слушай, а пошли просто погуляем? Как раньше. Ты ведь наверняка знаешь места, где я никогда-никогда не была.

— Разумеется, знаю. Только ты шубку покороче надень, штаны тёплые и сапоги нормальные, чтобы по грязи можно было ходить, а не те, чтобы покрасоваться, — заметив недоумение в разноцветном взгляде, добавляет, — Представляешь, земля сохнет крайне неравномерно. И дорожки мощёные есть далеко не везде.

Эр направляется к безразмерному шкафу. Всё названное находится за считанные мгновения. Марина начинает подозревать наличие в шкафу прямого портала к Пантере, иначе невозможно объяснить, как Эр практически моментально находит нужные ей вещи.

— Вот. Подходит?

— Вполне.

— Марина, можно тебя попросить?

— Что ещё?

— Пообещай мне, не будешь заставлять меня лазить по деревьям. Я же знаю, ты с Диной этим иногда и сейчас занимаешься.

— Ладно, обещаю. И так отлично знаю, куда могу я залезть, куда — Кошмар, а куда и ты с лёгкостью заберёшься.

— Я думала, такие деревья, куда я смогу забраться только в «Сказке» растут, — и не поймёшь, всерьёз она или шутит.

Эр на самом деле плохо представляет, что может находится в десятке метров от размеченной дорожки. Любопытства к исследованию местности не испытывала никогда. В других сферах это качество проявляла. Да и не появлялось в «Сказке» ничего такого, о чём бы она не знала. В какой-то степени даже соавтором проекта собственного дворца разноглазую можно считать.

Эр отлично разбирается в архитектурных стилях. Марина недоумевает, почему её так удивляют всевозможные развалины, скрывающиеся в зарослях. Стиль же такой парковой архитектуры был — прятать в фальшивой дремучей растительности такие же фальшивые развалины.

Должно было навевать тоску о безвозвратно ушедших временах, или чём-то подобном, глубоко философском.

Когда территорию дворцового парка переоборудовали под школу, все руины оставили на месте, прекрасно понимая, что у новых обитателей они будут пользоваться огромной популярностью. Так и продолжается не первый десяток лет.

Но находятся такие, как Эр, кто словно не замечают, что на планах школы пунктирной линией обведено.

Многие руины весьма неплохо обжиты, в них частенько заседают школьные общества различной степени таинственности. Собственно, бункер Генштаба в одном из подвалов оборудован. Но туда Эрида дорогу знает, там присутствует дорожка из армейского аэродромного металлического покрытия, следовательно, мощёная.

Естественно, в руинах частенько уединяются парочки. Сейчас, в принципе, довольно холодновато, но жар вспыхнувших чувств бывало перекрывал сильнейшие морозы. Марине потом было очень интересно, как те, кого она видела ухитрились не простудиться? Но, видимо, понравились друг другу, раз до сих пор вместе.

Марина самые известные места для встреч наедине знает, поэтому ведёт Эр к другим «достопримечательностям» — благо, при украшении парка архитекторы в степени причудливости построек извращались, как могли.

Правда, Эриде достаточно в любую пальцем показать, и она назовёт и стиль, и архитектора, и с точность плюс-минус пять лет год постройки.

Марина нет-нет, да прислушивается к дыханию разноглазой. Если покажется — дышит тяжело, тут же остановится. Эр сейчас в таком состоянии — будет врать, что всё в порядке. Но она научилась врать людям, а не собственной физиологии.

Да и с врачами Эр Марина вполне консультировалась. Может, когда-нибудь упрямая разноглазая на чём-нибудь себя и загонит. Но это, если и произойдёт, то точно без участия Херктерент. Притом обеих.

— Странно всё это...

— Что именно? — Марина откровенно довольна, что Эр решила остановится. Частое использование форсажа быстро изнашивает моторы. Разноглазая сейчас на форсаже, иначе Марина её совершенно не знает.

— Рядом с тобой может существовать совершенно другой мир. И ты его можешь совершенно не замечать.

— Вообще-то, приличный процент именно так и живёт, не замечая, что на соседней улице происходит.

— Я про другое, Марина. С дорожки свернула — и мир изменился.

— Многие примерно таким путём здесь и оказались.

— Знать бы, где такие дорожки пролегают.

Марина тяжело вздыхает.

— Ты опять за своё. Ну нашла бы ты такую дорожку, прошла бы по ней. Дальше-то что? В мире другом? Хорошо ещё, если переход не завершится на железнодорожных путях. Даже, если нет — что там делать будешь? Ладно в относительно развитых странах тебя не станут сразу убивать, может, даже не ограбят. Но что ты делать станешь? Денег нет, документов нет, статуса нет... Только язык, скорее всего, знаешь... Да и то, вариант того года, в каком твой учебник издан... В лучшем случае, достаточно быстро окажешься в комнате с мягкими стенками до конца своих дней. Будут на твоём материале всякие недоучёные звания себе зарабатывать. Кстати, ведомственные выставки «творчество сумасшедших» у нас вполне проводятся.

— Я знаю, у меня есть машинописный каталог одной такой.

— Ну, вот, а ты говоришь...

— Сейчас ты говоришь куда больше меня.

— Пошли дальше.

— Куда именно? Тут, считай, развилка.

Эр вытянув шею, оглядывается по сторонам. Марина, в общем-то, шла, где полегче, слегка подзабыв, что «легко» в её представлении и в представлении Эриды — две совершенно разные вещи.

— Вот туда, — показывает рукой. — Это правда круглая крепостная башня доеггтовского периода?

— Сама же прекрасно знаешь, когда всё это строили, — ворчит Марина.

— Там подняться наверх можно?

Почему-то хотелось соврать, но по давней привычке в разговорах с Эр сказала правду.

— Можно.

Место популярностью не пользуется. Когда парк строили, окрестности башни украсили жутковатыми скульптурами в бодронском стиле. Со всеми этими черепами, отрубленными конечностями да кожей отодранной. Ещё и в самой башне в кладке как будто использовали части разбитых скульптур. По лестнице поднимаешься — а на тебя голова с содранной кожей но оставленными глазами пялится.

Не лучшее местечко для свиданий. Змеедевочка, правда, тут часто бывает, но сейчас Коаэ здесь нет.

Вход и лестница однозначно указывают — строили не башню, а парковое украшение. Проход слишком широкий и без поворотов. Лестница слишком пологая, и так сделана, чтобы с неё максимально сложно было свалится.

Эр прекрасно умеет не замечать всё, что ей не нравится. Тем более, это ей захотелось на башню залезть.

Наверху сидит статуя одного из бодронских богов. Насколько Марина понимает, даже подлинная. Выполнена с оттенком реалистичности. Всё бы ничего, если не знать — одежда это содранная кожа недавно убитого им противника. Да и чаша у ног — для вырванных сердец.

Впрочем, современные миррены с ритуальным питьём вина, символизирующую божью кровь, от людоедов недалеко ушли. Тем более, хлебцы, символизирующие божественную плоть, они так же потребляли. Впрочем, и бодроны к моменту гибели своей Империи гораздо чаще ели изображения плоти богов из теста, а не из жертвенного мяса.

Любимая игрушка Коатликуэ — как раз такая жертва заместительная, каменное сердце преподносилось богам вместо вырванного из груди живого.

Эр зачем-то наклоняется к постаменту.

— Смотри! Тут пушечное ядро. Разве оно могло так глубоко в камне застрять?

Марина мысленно ругается. Столько раз здесь была, но деталям внимания не уделяла.

— Разумеется, не могло. Оно сюда не попадало. Это фантазии архитектора, да и судя по калибру, должно изображать не пушечное, а ядро торсионного камнемёта... Хотя, насколько я знаю, для них металлических ядер не изготавливали. Когда при Еггтах могли в теории, в такую статую из пушки попасть, тогда уже были стандартизированные калибры... Хотя, твой предок отрубленными головами священников из пушек палил. Тут в его честь ничего не строили?

Эрида, смеясь, чуть стукает Марину по спине. Спрашивает капризно.

— Почему ты так любишь всякие злые шутки?

— Потому что, в отличии от тебя, живу в крайне недобром мире. Мне просто положено так шутить. Я же Чёрная Еггта.

— Ты в первую очередь, Марина. Всё остальное уже сильно потом. Тебе самой так шутить нравится. Хотя бы затем, чтобы, как сейчас, меня немного подразнить.

— Есть такое, — хмыкает Марина, — на тебе такие вещи проверять скучно, я все-все твои реакции знаю, — последнюю фразу произносит, весьма ловко подражаю голосу Эриды.

Разноглазая смеётся. Как кажется, искренне, а не наигранно. Подходит к зубцам стены. К некоторому удивлению Марины, достаёт современный аналог подзорной трубы. Настраивает окуляр.

— Что ты тут хочешь разглядеть из отсутствующего на планах? — хмыкает Марина, — На озеро вид, конечно замечательный, но сейчас холодно и никто не купается.

— Никогда не думала об этом... Теперь буду знать. Никогда не смотрела отсюда. У меня самая высокая башня в «Сказке» гораздо ниже этой.

— Ещё телескоп сюда притащи. Хотя зачем тебе подглядывать, когда ты и так сможешь всё посмотреть?

— Когда... — Эрида становится совершенно серьёзной. — Люди не знают, что ты на них смотришь... Несколько по-другому себя ведут... Да и ты сама, когда на такое смотришь... Совсем другие ощущения испытываешь.

— Вот уж без этих твоих тайн я вполне обойдусь, — Марина скрещивает руки на груди.

— Ты кого-нибудь... Подглядывающих отсюда прогоняла?

— Случалось, — неопределённо бросает Марина. Хотя, делала это исключительно из охотничьего интереса. Бороться с некоторыми вещами абсолютно бессмысленно. Вопрос в том, хватит ли мозгов обойти её ловушки.

У некоторых получалось. Вместо одной обезвреженной как-то раз даже обнаружилась записка «Марина! Обещаем не приходить сюда, когда на озере будешь ты».

Всё бы ничего, но именно на этот, хорошо просматриваемый участок, Марина и так никогда не ходила. Ей в бассейне больше плавать нравится.

То место, где Рэда чуть не утонула, с башни не видно.

— Не знаешь, на кого именно они смотрели?

— Дай-ка свою трубу!

Подносит окуляр к глазу. Корректирует под своё зрение. Мощнейший прибор! Разглядывать особенности телосложения купающихся девушек было бы очень удобно... Хотя велика вероятность, в некоторых случаях прекрасно знали, что за ними подсматривают.

— Ну, так кто? — Эр аж пританцовывает от нетерпения.

— Тебе-то что? Тем более, девушек я бы и не стала прогонять.

— Значит, только мальчики были? — почему-то шмыгает носом разноглазая.

— Что отсюда можно рассмотреть такого, что нельзя в горячих увидеть?

— Иной характер движений. У тела тоже есть язык, — выдаёт Эр с неестественной серьёзностью.

— По-моему, ты просто жалеешь, что сейчас холодно. Но ничего, скоро потеплеет, а дорогу ты теперь знаешь. Помочь телескоп дотащить?

Эрида почему-то в кулачок прыскает.

— Нет, не надо Марина. Я просто так здесь сидеть буду, — вздыхает. — Как узнают, что я тут время провожу, никто и так сюда приходить не будет. Почему-то считают, будто я люблю одиночество.

— Оно тебе нравится не больше, чем всем остальным, — хмыкает Марина, — Ещё что-нибудь рассмотрела?

— Нет. Окуляр же у тебя.

— Он так официально называется?

— Вроде бы. Я не запоминаю такие вещи.

Марина с лёгкостью находит заводское клеймо и номер, но на этот раз вещь больше ничего нового не сказала.

Эр снова принимается разглядывать окрестности, хотя башня лишь немногим выше большинства деревьев. Слишком много времени прошло, когда она над ними возвышалась. Представления о парковой архитектуре с тех пор изменились довольно сильно.

— Марин, давай у костра посидим.

— Всё разглядела, разноглазая, — хмыкает Марина.

У подножия башни, притом не с той стороны, откуда они шли, есть оборудованное кострище. Приготовлена поленница дров. Несколько брёвен лежат вокруг, места для сидения лишь слегка обозначены. Хотя вполне могли тут оборудовать парковую печь и такие же скамьи... Но которое уже поколение предпочитает посиделки у костра в первобытных условиях.

Эр на брёвнышке устраивается. Руки протягивает, словно к огню, хотя и не горит ещё ничего.

— Марин, а чьё всё это? Даже я знаю, дрова сами себя... Не нарубят, — заканчивает с удивлением, глядя на откуда-то появившийся в руках Марины топор.

— Общее. Коллективная собственность. Кто часто здесь бывают, что-нибудь да притаскивает, — Марина колет поленья на более мелкие.

— Жалко, не взяли чего-нибудь на огне пожарить.

— Вообще-то, тут всегда припрятано кое-что. Сразу у входа в башню, только надо знать где. Если что-то берёшь, надо положить замену. Тут крыс не водится.

— И ты принесёшь? — хотя, Марина и не доставала ещё ничего.

— Конечно, я хотя и крыса, но всё-таки, не до такой степени.

— Когда понесёшь, добавь от меня что-нибудь. Я тебе деньги потом отдам, — и ведь отдаст на самом деле. Дело не в сумме, дело в принципиальности Эриды. Разноглазая сплошь и рядом забывает, кто и что именно у неё взял, с лёгкостью раздаёт множество вещей, но при этом никогда не берёт чужого.

— Хорошо, — бросает Марина, занимаясь розжигом. Запас бумаги и даже канистра с бензином, на самый крайний случай, тоже припрятана.

Но обошлось без крайностей.

Вертела тоже имеются.

Из доступного для зажаривания Эрида отдаёт предпочтение консервированным сосискам, хотя они и так вкусные.

Марина следит вполглаза, как разноглазая смотрит на огонь. В разноцветном взгляде уже поигрывают опасные искорки.

— Не пойму, когда у огня лучше — зимой или летом?

— Сейчас весна, — вообще-то замечает Марина. — Как это вы в «Сказке» ничего не сожгли.

— Островитянки... Они в чём-то вроде тебя. Всё-всё умеют... Танцевали между огней.

— Я даже не хочу спрашивать, в ком виде, и не простудился ли кто.

— Нет. Мы все тогда были... Разогретые... Во всех смыслах... Такое ощущение счастья, радости и единения друг с другом... Жаль, тебя и твоих гостей не было с нами...

— Да уж не надо мне счастья такого, — хмыкает Марина, — стоило бы тебе отвернуться, как Марина Кроэн пихнула бы в костёр. Или та её. И ты не вздумай здесь что-то подобное устроить... Во всяком случае, пока не потеплеет.

— Нет, Марина, — Эр чему-то своему улыбается. — Это тихое место. Тут не годится шуметь. Это мест для двоих... Влюблённых, а не как мы с тобой.

— Я же сказала — хватит об этом!

— А я и не прошу ни о чём, — отзывается Эр, микроскопическими кусочками обкусывая довольно подгоревшую сосиску. — Хочу только сказать, мне тут хорошо.

— Ты почаще с дорожек сходи, — замечает Марина. — Может, ещё что интересное увидишь. Это место задолго до нас людьми облюбовано.

— И после нас останется, место это. Я знаю. Я чувствую места и вещи такие.

Доев сосиску и воткнув в бревно вертел, Эр принимается ощупывать собственные карманы. Марине даже интересно становится, что там поместилось, не влезшее в безразмерную сумочку, ибо на сумочку чары наложены посильнее, чем на шкафы. В сумочку Эр, если постараться, разобранный тяжёлый танк можно по болтикам сложить.

Неожиданно Эр вытаскивает ту самую фляжку, что ей Марина раздобыла. Хм. Херктерент думала, вещица будет где-то на полочке валяться.

Эр довольно ловко откручивает и ощутимо прикладывается.

Протягивает Марине, второй рукой пытаясь спасти от гибели подгорающую сосиску.

— Будешь?

Марина берёт фляжку. По крайней мере, содержимое известное.

— Тебе не вредно?

— Нет, — Эр сообщает настолько беззаботно, что даже Марина не может понять, врёт она или нет. — Немного даже полезно.

— Если нельзя, но очень хочется, то можно, — хмыкает Марина.

— Можно и так сказать, — не стала спорить разноглазая, — Понимаю, что ты в этом находишь. Мир ярче становится.

— Угу. Тебе не интересно, с художественной точки зрения, как это «щёки алеют» и «глазки блестят».

— Второе я умею передавать, — оживляется Эрида, — Вот с первым хуже. Где можно посмотреть?

Марина сдёргивает с неё шапку.

— Да в зеркале, чудо ты пернатое!

— Причём тут перья? — зачем-то трёт нос Эр. — Такая шапка у меня есть, но ты же видишь, это не она.

— К слову пришлось, — бурчит Марина, возвращая шапку. Поглядывает на фляжку Эр, хотя есть такая же своя. Да и у входа в башню не только с бензином ёмкости припрятаны.

Разноглазая себе верна. Фляжку протягивает.

— Бери, у меня ещё есть!

— Эр! И ты спиваться начала!

— Тебе можно, а я старше! — очередной образец логики непрошибаемой.

Где взяла — спрашивать глупо, талантам Оэлен что-то условно запрещённое добывать сама Марина временами завидует. Да и прочий цветник разноглазой — девочки какие угодно, только не глупые. Эр слишком ценна, чтобы не замечать её маленькие капризы. Тем более, и сами ещё наверняка в накладе не остались, контрабандистки юные. Это для Марины такой род деятельности — своеобразное развлечение. А вот для них он чем является?

Впрочем за новой фляжкой Эр не полезла, просто глотнув после Марины.

Хм. Новая сосиска получилась гораздо вкуснее, у Эр ещё и аккуратнее.

— Марин, а тут чайник есть?

— Имеется.

— Никогда не видела, как над костром греют. Родник в башне чистый?

— И это заметила!

— Глупо строить даже игрушечную крепость без доступа к воде, — пожимает плечами разноглазая. — Так чистая там вода?

— Чистая. Армейским комплектом проверяли. Даже некипячёную можно пить.

— Согреешь? А то я мёрзну что-то, — Эрида дует на руки.

— Из фляжки в кружку плесни, когда согреется. Вкуснее будет.

— Я знаю, — с видом знатока кивает разноглазая.

— Откуда?

— Читала. Сидим почти как на привале армии Дины.

У Марины даже ругнуться не получается. Посуда бронзовая да оловянная, вполне могла быть в Великую эпоху.

— На танец среди огней Третьей Дины можешь не намекать, знаю я тебя!

Но Эр просто на огонь смотрит мечтательно.

— Замечательным, наверное, тот танец был, раз столько лет про него помнят...

— Человек удачно оказалась в нужном месте и вовремя, — пожимает плечами Марина, — все и так на взводе были. Переживания, основанные на физическом влечении — одни из сильнейших. Особенно, если ещё и смерть где-то рядом ходит. Сомнительно, что Дина умела танцевать лучше весёлых девушек, кого немало участвовало в этом походе. Она сумела найти место и время, чтобы себя показать. Согласна, это тоже немалый талант — суметь подобное.

— Какая же ты приземлённая, Марина. Не любишь красивые легенды.

— Зато физиологию знаю. В том числе и то, какой инстинкт — сильнейший. Солдаты были преимущественно мужчинами. Да и Дина III отличалась известной широтой взглядов. Потрогать было нельзя, так хоть попялились вдоволь.

Эрида хихикает, будто только недавно стала определённые вещи понимать. Знаем мы таких...

— Знаешь, у меня идея есть большую картину с этим танцем написать.

— Можно подумать, мало в запасниках музеев подобных произведений.

— В нашей среде это нечто, что у каждого есть. Как признак «я тоже так могу». Как «Купальщица».

— Ну, ты свою, безусловно, создала уже.

— Я знаю, — буднично сообщает Эрида, прикладываясь к фляжке. Марина вытаскивает свою. Вскидывает в салюте.

— Давай за будущее.

— Давай. Так я недосказала. «Танец Дины» — тоже сюжет, что у каждого, считающего себя художником, должен быть. Эту традицию я прерывать не собираюсь. Есть план огромной картины, сюжет пока не сложился, но ты там точно будешь.

— Только не в виде танцовщицы этой! — Марина словно защищается рукой с фляжкой.

— О чём ты меня просила — я всё прекрасно помню. Ты точно там будешь в виде самой себя, точнее Дины II.

— Не. Не получится. Я могу до этих лет не дожить. Да и совсем не обязательно, что у меня дети будут.

— Сама понимаешь, тут это совершенно не важно. А вот смотреть на происходящее глазами старого, опытного волкодава, наблюдающего за щенячьей вознёй ты прекрасно умеешь. Абсолютно уверена, именно так Дина смотрела на свою дочь. Ещё наверняка руки так же на груди сложив, как ты очень любишь делать.

Марина смеётся. Даже по бревну стучит.

— «Старый опытный волкодав» — сказанёшь ты, Эр. Будь у меня более извращённая фантазия, я бы сказала — более утончённо старой сукой меня ещё никто не обзывал.

— Ты не обиделась, Марина? Поверь, я ничего такого...

— Верю охотно, — отмахивается Херктерент, — слишком привыкла в таком стиле разговаривать. В нашем змеюшнике по-другому нельзя. Некоторые даже сообразить не могли, как сильно я их оскорбляла. Только лыбились в ответ, дуры.

Эр качает головой.

— Сколько тебя знаю, Марина, не устаю поражаться, почему тебе так нравится выглядеть страшной злюкой. Я же знаю, что это не так.

— Знаешь — и знай дальше, — хмыкает Херктерент. — Знаешь ли, есть немало вещей, познания о которых должны быть строго ограничены. Некоторые черты моего характера к этим вещам вполне относятся.

— Твоя занудливость тоже среди этих вещей числится?

— Нет, это общеизвестное понятие, — усмехается Марина, — довольно глупо стремится спрятать нечто, всем прекрасно известное.

— Ну, это же место оказалось неплохо спрятано.

— Сравнила. У тебя нет привычки углы срезать при перемещении из точки один в точку два, иначе бы всё знала прекрасно.

— Таких мест ещё много?

— Смотря где. Знаешь ли, даже в парке «Сказки» есть парочка мест, куда мы никогда не залезали. И это не вольер Пушка.

— Так! Где именно? — Эрида оживляется. — Мне казалось, у себя дома я всё-всё знаю.

— Бетонная копия монумента в бодронском стиле. В кустах у перекрёстка трёх дорожек. От статуи макушку видно. Там рядом скамейка есть.

Призадумавшись, Эрида кивает.

— Знаешь, ты права. Та дорожка слишком короткая, я там не оглядываюсь.

— А я вот как-то раз не поленилась, — самодовольно ухмыляется Марина.

— Здесь, надо понимать, все углы тобой срезаны-пересрезаны многократно.

— Разумеется. Тебе составить список местных достопримечательностей и экскурсию по ним провести?

— Нет. Просто погуляем ещё как-нибудь. Заодно, и покажешь. Времени у нас ещё довольно много. Знаю, что всё кончается, но, действительно, не хочется покидать этих стен.

«То в других местах не сможешь найти на всё согласных девушек. Они вблизи таких богатеньких, да ещё и художниц, стаями увиваются, чуя поживу. Ты же, кроме всего прочего, ещё и людей ярких любишь. Особенно, свой пол любишь во всех смыслах».

Вслух же Марина сказала нечто иное.

— Был проект — оборудовать тут полноценный образовательный комплекс. Образование всех степеней. Филиалы всех университетов. Почти решили, даже деньги почти выделили. Но война началась. Теперь всё отложено на неопределённый срок.

— Но не отменено?

— Не знаю. После войны даже не отменённые планы сплошь и рядом приходится разрабатывать заново. Столь дорогостоящие — в особенности.

— Может быть, следующее поколение всё это увидит.

— Говоришь «поколение», не упоминая детей.

— Марина, — максимальная степень ярости, что Эрида может себе позволить. Нелогично, но становится понятнее, почему у неё такое имя. Может разноглазая иногда богине раздора, развязавшей самую кровавую войну своей эпохи, соответствовать, — Я же просила тебя, об этом больше не начинать!

— Молчу-молчу! — Марина временами проклинает чрезмерную длину собственного языка. Но, как с солнечным затмением — иногда случается. Хотя, в отличии от затмений, Марина совершенно непредсказуема. И часто занимается провокациями из желания выводить людей из равновесия, а не ради каких-то отдалённых целей. — Кто-то из писателей того или этого мира, вроде бы, мечтал, как бы было хорошо, если бы исчезли все взрослые и остались бы только дети до двенадцати, кажется, лет. Появилось бы новое, гораздо лучшее, человечество.

— И это со временем только улучшается, — такую уверенность в голосе Эр услышишь нечасто, — Только для этого не надо никого убивать. Тех, кто тебя любит — в особенности.

— Ты по-прежнему читаешь южных философов?

— Настолько заметно?

— Я как собака взрывчатку, чую некоторые вещи.

— Я отказываюсь этих южан понимать, Марина. Двуличие, возведённое в абсолют.

— Ещё немного о Юге — и я отсюда сбегу. Не от тебя, а отсюда вообще.

— Куда именно?

— В Армию. Чтобы можно было, наконец, сказать южанам, что я про них думаю.

— Или они своё мнение выскажут.

— Ну, или так. Кто первым окажется. Ты на своей великой не созданной картине только великую меня решила обессмертить?

Эр заливается смехом.

— Это очень сильно на будущее планы. Так, примерно предполагаю, что там будет из Великих людей. Но большинство будут из тех, от кого только имена из списков Армии остались.

— Тебе проще, — хмыкает Марина, — Берёшь любые имена из списка, подписываешь ими три зелёных круга, два чёрных квадрата и тридцать три завитушки, размещаешь всё это на полотне пять на два метра. Как-нибудь хитро называешь — и всё, гениальное произведение готово... Хотя, я на заборе могу нарисовать и больше, и быстрее.

— Марина. — Эр качает головой, — сколько раз я тебе говорила — современную живопись надо учиться смотреть. Там совсем не бессмысленное нагромождение цветных геометрических фигур, как тебе кажется.

— Предпочитаю, чтобы эти знания для меня оставались недоступными. Мозг — тоже часть тела, которую можно сломать. Я предпочту это сделать на чём-либо другом, а не на поиске глубины смыла жёлтого пятиугольного треугольника с левой задней ногой.

— Всегда поражалась образности твоих сравнений и глубиной ассоциаций, — и не поймёшь, иронизирует разноглазая или нет.

— Сама бы сотворила что-нибудь такое, да попыталась объяснить. Хотя бы мне. Или не можешь намеренным уродством заниматься?

— Могу, но не хочу. Банально не мой стиль.

— Говорила же — всё понимаешь?

— Тебе ли не знать: понимать и пропагандировать — две совершенно разные вещи?

— Давненько ты в иронию научилась? — хмыкает Марина.

— Всегда, вообще-то, умела. Это ты, наконец, научилась прислушиваться, и мне это очень-очень нравится.

— Всегда тебя, вроде бы, слушала, — недовольно бурчит Марина. Говорить сейчас ничего не хочется, ибо опять можно устроить ссору на пустом месте, и опять единственным виновником будет собственный длинный язык.

— Я о другом...

— По-моему, единственный человек, кто в состоянии тебя понять — это ты сама.

— Себя познать сложнее всего. У некоторых на это не хватает всей жизни...

— Угу. И заканчивается жизнь эта в комнате с мягкими стенками.

— Иногда сильные переживания вызывают вещи, которые мы совсем не хотим видеть. Как с вами и бомбой тогда. Услышь я сирену — не сообразила бы, куда бежать.

— В «Сказке» тебя сразу в убежище отвели бы. Да и здесь бы нашлось, кому тебя отвести. Человек — скотинка такая, ко всему очень быстро привыкает. Не думаю, что ты бы растерялась. Да и твоё убежище в «Сказке» — высшей категории защиты, там несколько месяцев, если не лет, можно провести, на поверхность не поднимаясь.

— А то, в городе, где вы прятались, оно какое?

— Любой налёт пересидеть можно, — пожимает плечами Марина, -тяжёлые бомбы держит, большего от него и не требуется. Ну да, у твоего класс защиты гораздо выше. Но такое в больших количествах строить невозможно. Как это ни цинично звучит, люди далеко не равноценны, и вполне логично, что на защиту одних тратится гораздо больше, нежели на защиту других.

— Ты сильно не любишь южан, — Эрида растягивает слова, явно тщательно обдумывает следующее, чтобы опять случайно не зацепить Марину. — Но сейчас рассуждаешь, как они в своих книгах о расовых теориях пишут.

— Разве их несколько? — усмехается Марина. — Я думала, одна.

— Марина, я вижу, ты хочешь дело к шутке свести, но я ведь совсем не шучу.

Эр неожиданно шею вытягивает. Переходит на шепот.

— Тут ещё кто-то есть.

— Где? — настораживается Херктерент. Кажется, прикладывалась она слишком часто. Инстинкты сильно притупились. Впрочем, пистолет и сейчас сможет выхватить очень быстро. Во всяком случае, хочется на это надеяться.

Вроде бы, чужие здесь ходить не должны. Да и почти всем известно — Марина носит оружие, и крайне не любит шуток над собой. Никого пока не покалечила, но это совсем не значит, что она подобного сделать не в состоянии.

— Вон там!

Марина резко встаёт, хочется надеяться, что это именно так и выглядит.

— Эй, кто там? Вылазь, пока я добрая. Потом найду — хуже будет.

Уже заметила, что наблюдательность разноглазую не подвела. Кто-то в кустах есть. Причём оттуда сама Марина, бывало, подсматривала.

— Драться не будешь? — доносится такой знакомый голос Кошмара. — А то не приду!

— Ты там одна хоть? А то знаем мы, чем обычно по кустам занимаются... Хотя пока холодновато.

С шумом из кустов вылезает Динка. Что-либо тихо делать она физически не умеет. Как только её раньше не заметили?

Марина окидывает её взглядом с головы до ног.

— Следила за мной?

Вопрос из разряда дурацких. Чем ещё можно заниматься, когда на груди футляр армейского бинокля болтается?

— А что, нельзя? — осведомляется Кошмар, не то с убийственной прямотой, не то с хитростью высшей пробы.

— Разрешения, вроде, не давала.

— Разве нельзя? — повторяет, как птичка. Марина всё больше сомневается, что Динка настолько простая на самом деле, а не использует собственную прямоту как оружие.

— Эриду напугала...

Кошмар хмурится. Всё-таки некоторые вещи ей делать совершенно не нравится. Другое дело, у этой стихийной сущности слишком многое как-то само-собой получается.

— Марин, не говори неправды. Я совсем-совсем не испугалась. Дина, иди сюда, посиди. С нами.

Кошмар просияла. Направляется к брёвнам вприпрыжку, разворачивается, явно затем чтобы показать Марине язык, но всё-таки сдерживается. Не то решив, что слишком взрослая для этого, не то разглядев угрюмый взгляд Марины.

Пока Марина возвращалась, Динка успевает устроится на брёвнах с таким видом, будто всегда здесь и была. Ещё и фляжку разноглазой заграбастала. Держит в руках, словно кружку горячую. Хотя настоящая кружка с чаем как раз, у Эр.

Динка торопливо стреляет глазками то на одну, то на другую. Заговорщически шепчет.

— У вас тут свидание? Вы правда встречаетесь?

У Динки торчат совершенно детские хвостики. Не дёргать же за них ввиду невозможности стащить отсутствующую шапку? Приходится банально слега стукнуть Кошмар по шее.

Трёт ушибленное место. Наморщив носик, сообщает пространству.

— Больно!

— Зачем ты врёшь? — хмыкает Марина. — Было бы больно по-настоящему, ты бы не так орала. Хочется, чтобы, как маленькую, пожалели, да по головке погладили?

По Эр видно, всё сказанное она готова осуществить. В отличии от Марины, ей нравится касаться других людей. Особенно тех, кто младше. Временами, даже чересчур.

Динка уже смеётся. Ладно хоть у неё особой тяги к близким контактам не наблюдается. Заявляет с обычной бесцеремонностью:

— Всё врут! Вы и правда не вместе!

— Ещё по шее дать? Только теперь по-настоящему? — осведомляется Марина, поглаживая кулак.

Кошмар на всякий случай отодвигается подальше. Хотя глазками всё равно посверкивает — слишком велик запас живости.

— С чего ты такое вообще решила?

— Ну-у-у... Видела я кой-кого. Как они целовались. И не только. Подумала, и вы тоже.

Нет, она точно издевается, вовсю используя полудетскую внешность, и что, глядя на подобное личико куколки, не все, вне зависимости от пола, сохраняют способность рассуждать здраво.

Задаёт вроде бы детские вопросы. Вот только Марина подозревает, что её близкие встречи проходят не то, что просто с другом, а ещё и с участием Коаэ. Кошмар на Змеедевочку временами очень уж откровенно посматривает. По Коатликуэ ничего не поймёшь, от природы лицо невозмутимое.

— Знаешь, Дина, — беззаботно сообщает разноглазая. — Если ты за мной подсматривала, то я совершенно не против. Даже приятнее, когда знаешь, тебя кто-то ещё видит.

Марина со стоном хватается руками за голову. Раскачивается вперёд-назад, как раненая. Выцеживает сквозь зубы6

— Озабоченные! С ума я тут с вами сойду скоро! Все мысли только об одном!

— Как будто в нашем возрасте это что-то плохое! — с необычайной серьёзностью заявляет Кошмар.

— Ага! Особенно в твоём! — стонет Марина сквозь зубы.

Марина резко распрямляется. Эти две умницы по бокам от неё сидят. По спине гладят, словно успокаивая.

— А ну брысь!

Тут же в разные стороны отодвигаются. Кошмар, по своему обыкновению, с бревна свалилась. Обратно вдвоём поднимали. Во избежание дальнейших происшествий теперь уже Динка в центр усажена.

— Как увидела, какие вы загадочные, да не совсем обычные, особенно ты, Эр, куда-то идёте, сразу же захотелось посмотреть, чем именно вы заняться собираетесь.

Марина снова за голову хватается. Динка продолжает торопливо:

— Я и так почти знала, что вы не эридитесь.

Марина хмыкает. Человек, чьи поступки и имя привели к появлению нового термина и глагола чуть заметно морщится.

— Просто удостоверится хотела. Вдруг вы что-то интересное нашли.

— Если бы что-то с кем-то у меня было, — цедит сквозь зубы Марина. — Я бы тебе сказала.

— И я тебе тоже... Если бы именно о Марине речь шла.

— Тебя в детстве не учили, что подсматривать нехорошо? — Динка лучшую подругу чаще всего слышит. Но есть вещи, пусть и правильные, что Кошмару говорить бесполезно.

Представления о том, что считается частной жизнью, у неё крайне своеобразные.

— Эр мне разрешила когда угодно на неё смотреть, — интерпретирует на свой лад недавно сказанное, — а ты мне прямо не говорила, что за тобой подсматривать нельзя. Тем более, вы ничем таким и не занимались... Или я рано пришла?

Нет, Кошмар точно знает, какое впечатление производит её полудетская миленькая мордашка. Чтобы по такой ударить — совсем уж полным южанином надо быть. Причём таким, которого они сами по ошибке из тюрьмы отпустили.

Хотя и хочется её треснуть иногда. Как-никак в любом человеке где-то спят самые звериные инстинкты.

— Стукну! Я помню, сколько мы здесь сидим. Ты не всё время за нами шла. Успела за биноклем сбегать.

— Ну да, — Динка делает круглые глаза, сообщает шепотом, будто секрет. Эр даже наклониться приходится. — Я посмотреть хотела. Но вы ушли. Потом я вспомнила твои любимые места, Марина, и пошла их проверять.

— Точно! — машет рукой Марина. — Проход с той стороны, кроме меня и тебя, мало кто знает.

— Ага! Точно-точно. Там давно никто не ходил. Мои мины так и стоят.

Теперь уже Эрида за голову хватается. Да и Марина слегка настораживается. Динка смотрит недоуменно:

— Но это же твои мины были, Эр. С зимы остались. Ими же, вроде, убить нельзя... Или же можно? Я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься, — вздыхает разноглазая. — Нехорошо мины на людей ставить...

— Чего они тогда ходят? — пожимает плечами Кошмар. — ты же именно для этого их и делала!

— То другое, сейчас же нет войны.

Динка смотрит на Эр, как на говорящую рыбу.

— Это как?

— Теперь уже тебе хватит притворятся, — Марина всё-таки, не удерживается и дёргает Кошмар за один из хвостиков. Динка ойкает. — Ты прекрасно поняла, что Эр имела в виду. Ты самым безобидным предметом убить в состоянии. Особенно — изначально взрывоопасным. У тебя там наверняка стоит противотанковая с взрывателем от противопехотной? Угадала?

Динка улыбается так, будто её как-то особенно утончённо похвалили.

Эрида хихикает.

— Марин, зря ты Дину ругаешься. По-настоящему плохого она делать ничего не хотела. В этой мине — очень большой заряд краски, чтобы сразу было видно поражённый танк. Если на человека попадёт — куртку нужно будет покупать новую.

— Угу. Только сперва трусы. Они точно будут сильно запачканы. Забыла, что ты туда для шума напихала?

Эр открывает было рот, что бы сказать, но сообразив, что рядом Кошмар находится, предпочитает промолчать.

Кошмар рот от смеха зажимает. Тычет пальцем в Марину.

— Так ты что? Тоже «подорвалась» до опорожнения кишечника с мочевым пузырём вместе? То-то я смотрю. И мины, — крайне многозначительно смотрит на Марину, — сама-знаешь-где пропали, и ты там больше не ходишь.

— Чтобы я. Да при моём опыте подорвалась на твоём изделии? — искренне возмущается Марина.

— Признай, даже линкор иногда бывает минным тральщиком! — искренне веселится Кошмар.

— Про линкоры — всё верно, могу даже сказать, каким именно случалось выступать в данном качестве. Но своими талантами... подрывника пугай кого-нибудь другого.

— Эр, а ты можешь боевую мину сделать? Марина умеет, но мне не хочет показывать. Я только твои воспроизводить могу.

— Разумеется, умею, — разноглазая скрещивает руки на груди, — но тебе ни при каких обстоятельствах не покажу. И не делай такие глазки, я тоже умею вредной быть.

— Так это значит, ты наступила на ту, что буквально посреди дороги поставила? — трёт переносицу Кошмар.

Эр только голову горделиво вскидывает Марина с трудом подавляет желание Динку задушить. Кошмар невозмутимо продолжает.

— Хотела проверить, есть ли настолько идиоты. Кто-то нашёлся...

Даже Эр разводит руки в явном жесте удушения. Оказывается, миролюбие у разноглазой очень велико, но совсем не безгранично. Динка словно ничего не замечает — давным-давно привыкла, что на её действия реагируют совсем не так, как она ожидала. Продолжает болтать.

— Эр, у тебя волосы такие хорошие. Не знаешь, где новый фен можно взять?

— Твой-то куда делся? В каждой комнате же есть, — Марина спрашивает весьма настороженно. Любой потенциально опасный предмет плюс Динка — может кончится чем-то нехорошим. С другой стороны, Кошмар вон она тут, живая и здоровая, сидит.

— Я его в ванну уронила. Только вылезла, поскользнулась — он туда и упал.

Эр ойкает. Насколько опасны могут быть бытовые приборы, она знает.

— Хорошо, хоть за ним не полезла, — невозмутимо хмыкает Марина, пугаться уже бесполезно. Всё уже произошло.

— Вода хорошо проводит электричество, — обиженно сообщает Кошмар, — как отключать электроприборы, упавшие в воду, я знаю. Вот только фен сгорел.

— Я тебе новый скоро принесу, — ухмыляется Марина, — специально найду с проводом такой длины, чтобы от розетки до ванны нельзя было дотянуться.

— Так неудобно, — надувает губки Кошмар. Но через мгновение буквально вспыхивает. — Марин, а удлинитель ещё можешь принести?

— Чтобы тебя проводом связать? — осведомляется Марина.

— Я и не знала, что у тебя такие фантазии, — мечтательно смотрит куда-то вверх Эр. — Я про такое только читала. Может, попробовать? Не знала, что подобное тебя привлекает...

— Мне вас обеих придушить?! — буквально взрывается Херктерент, — Эр, ты опять за своё! Тебя, Дина, везде надо к чему-то приковывать, чтобы окружающим или себе навредить не могла!

— Про приковывание ещё интереснее, — заметно оживляется Эр. — Тебя ещё и такое привлекает? У меня наручники пушистые есть. Ещё в упаковке. Хочешь попробовать?

Марина опять хватается руками за голову.

— Пристрелите меня кто-нибудь! Меня окружают одни сумасшедшие!

Эр смеётся. Буквально заливается. Такой разноглазую можно увидеть только когда ей по-настоящему хорошо.

Марина удивлённо хлопает глазами, пытаясь сообразить, что ей сейчас делать. Похоже, и так чокнутая разноглазая тронулась умом на самом деле.

Эр вытирает слезящиеся глаза.

— Я пошутила, Марина, а ты, похоже, поверила на самом деле. Не нравится мне ничего такого, да и наручники такие я только в каталоге видела.

— А в каком именно? — тут же встревает Кошмар.

Эр качает головой.

— Не обижайся, Дина, но именно тебе я ничего подобного не покажу. Сама потом найдёшь, если захочешь.

Марина к фляжке прикладывается.

— Шуточки, у тебя, Эр. Даже поверить можно.

— Давно хотела посмотреть, как именно ты выглядишь, когда сильно пугаешься. Не волнуйся, я всё-всё запомнила.

Марина устало демонстрирует кулак.

— Ты чокнутая, разноглазая...

— Я знаю...

— Как я люблю это слушать, — снова напоминает о себе Кошмар. — «Ты чокнутая», «я знаю»... Интонации та-акие, — делает огромные глаза. — Если не знать, можно подумать, вы эри... то есть, возлюбленные друг друга.

Кажется, Эрида собирается забыть о своём миролюбии. и сделать с Кошмаром что-то нехорошее. Марина осторожно берёт Эр за руку. Разноглазая — это не она, её прикосновения успокаивают.

— Не обижайся на неё, она ещё маленькая и глупенькая.

Кошмар вскакивает. Глаза горят, крепенькие кулачки сжаты. И... И ничего не происходит. Остатков рассудительности хватает для понимания — Марина во всём её серьёзно превосходит.

Надувшись как хомяк, угрюмо бросает:

— Злюки!

— Кто бы говорил, — хмыкает Марина, — добреньких Кошмарами не зовут, как тебя и меня.

— Про тебя уже так не говорят, — дуется Динка.

— Ну и что? Зато, я злая и с очень хорошей памятью.

— Насчёт злости... Это всё-всё неправда, Марина, — Эр себе верна.

— Думай, как тебе больше нравится. Всё равно исправить чьи-либо мозги невозможно.

— Но Эор-то вы все как-то головку подправили!

Теперь уже Марина и Эр глаза на Кошмар вытаращивают.

— Голова как голова у неё, — пожимает плечами Марина. — Да и Софи с ней общалась куда больше моего. Я, знаешь ли, не лучший проводник по тому миру, где властвует Пантера.

Марина крайне не любит, когда ей приписывают чужие заслуги, без разницы со знаком плюс или минус. Самое важное, что она для Эор сделала — в нужное время на танк села.

Обнаружение покушения сама Марина заслугой не считает. Пусть виновный и понёс наказание, но всё произошло слишком поздно. Будь тот недоумок более умелым стрелком — Эор бы уже не было. Притом вне зависимости от действия или бездействия Марины.

Чего там ещё Кошмар навоображать успела?

— Я о том, что раньше было... Ну, до Пантеры.

— До Пантеры из важного было только то, что твоя сестра показала умение бегать в правильном направлении. Я только немного помогла ей добежать несколько быстрее.

— Такие вещи, знаешь ли, очень дорого стоят, — необычайно серьёзна Кошмар. Рожица такая — поневоле хочется полным титулом назвать. Чуть ли не впервые за всё время знакомства. Впрочем, она всё равно, не поймёт подобного обращения.

— Дин, что тебе, что мне, что Эорен далеко не столько лет, чтобы на прошлом зацикливаться.

— Я знаю, да всё не расцикливается как-то. Если бы не ты, то у меня сестры бы не было.

Шмыгнув носом, обнимает Марину. Херктерент не отстраняется. Только мысленно ругается самыми разнообразными словами. «Не хватало, чтобы ещё и Кошмар в меня влюбилась. Ладно, пока будем списывать на её излишнюю эмоциональность».

Ловит разноглазый взгляд. Ругаться хочется ещё больше. Эр смотрит на них с таким же выражением, с каким изучает свою коллекцию изображений матерей с младенцами. Эти альбомы, несмотря на всё произошедшее, продолжают пополняться.

У Эриды хватает ума не говорить так и вертевшееся на языке сравнение Марины и Дины с матерью и дочерью. Молчать разноглазая всё-таки умеет, хотя многие и думают обратное.

Марина перебирается на соседнее бревно.

— Дин, ты тут раньше бывала? — Эр чувствует, что внимание Кошмара от Марины надо отвлечь. Всё-таки определённая зацикленность свою роль играет. Эрида опасается, что чувства Динки к Марине вполне могут перерасти из состояния детской влюблённости в состояние взрослой любви. Лучше бы этого не было в данном случае.

Относительно поисков человека, кто в будущем окажется рядом с Мариной, Эр совсем не шутила. С сожалением признаёт: этим человеком точно будет не она, всё-таки различий между ними чуть ли не с каждым днём становится всё больше, нежели сходства.

Но и Динка таким человеком стать никогда не сможет. Её привязанность к Марине должна оставаться такой, как раньше была, не переходя на какую-либо иную стадию.

Динка — человек интересный, но одна из причин почему Эр стала общаться с ней больше, нежели с другими — это то, чтобы проводя время с ней, Кошмар меньше проводила его с Мариной.

Та всё-таки умеет к себе располагать. Но Динка в будущем в качестве близкой подруги Марины Эридой не рассматривается. Она постарается сделать всё, от неё зависящее, чтобы отношения Дины и Марин не переросли в нечто большее.