Омен IV: Возбуждение (джен)

Я пытался взять себя в руки и не показать, насколько меня потрясли его слова, но в глубине души я понимал — я никогда больше не буду прежним.

Мы оба обернулись в тот момент, когда на экране видеофона замигал зелёный индикатор. Писк, будто от какой-то обезумевшей крысы, прорезал тишину лаборатории, и изображение постепенно прояснилось. Лицо «Стальной Крысы» появилось перед нами, его глаза блестели сдержанным интересом, а губы слегка изогнулись в улыбке, похожей на тех, кто знает, что всё под контролем.

— Готовы? — его голос прозвучал по ту сторону экрана, глухо и уверенно. — Специальный дестабилизатор работает? Маленький, компактный, не больше нескольких метров в радиусе действия. Всё подготовлено?

Сарториус, который до этого молчал, слегка прищурился, явно проверяя на экране данные перед тем, как ответить. Он медленно кивнул, а его тон был настолько спокойным, что даже я, переживший все эти ужасные события, почувствовал, как внутри зреет напряжение.

— Да, он готов, — произнёс Сарториус. — Всё в порядке. Он полностью работоспособен.

«Стальная Крыса», казалось, оценил его ответ. Его глаза сузились, а улыбка на лице стала шире.

— Отлично, — сказал он, почти довольный собой. — Будем надеяться, что этот маленький девайс наконец избавит нас от всех этих проклятых явлений. Впрочем, пока что вы, похоже, уже справляетесь. Но не забывайте: если вдруг что-то выйдет из-под контроля, лучше сразу включить его.

На экране «Стальная Крыса» помахал рукой и тут же исчез, оставив нас в комнате с ещё большим ощущением неизвестности.

Сарториус потянулся к столу, где на панели был установлен прибор. Он медленно нажал несколько кнопок, и с экрана на стене появилась карта станции, в которой просматривались всё те же знакомые участки. В центре этой карты мигающая точка означала, где сейчас находился я.

— Это не решение, — сказал Сарториус, уставившись на экран. — Это просто… временная мера. Но если ты хочешь увидеть, как всё будет дальше, ты уже должен быть готов.

Я хотел что-то сказать, но его слова поглотили меня. Всё это — «временная мера», «маленький дестабилизатор», — звучало слишком иронично, чтобы воспринимать это как выход. Но что делать, если возвращение мёртвых — это не иллюзия, а реальность, с которой нам придётся столкнуться?

Внезапно лаборатория наполнилась вибрацией, и я почувствовал, как стенки сдавливаются вокруг меня. Дверь, казалось, вот-вот должна была взорваться. Я обернулся, и Сарториус уже стоял напротив, сжимающий в руках маленькую коробочку — дестабилизатор. Его лицо было холодным, почти невозмутимым, но в глазах был страх, не скрываемый даже его научным хладнокровием.

Звук становился всё громче. Словно не человек, а чудовище с железными лапами пыталось прорваться сквозь дверь, от которой начинали отскакивать металлические части. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее, с каждым ударом всё сильнее. И вот, с оглушительным треском, дверь начала прогибаться, а после — совсем уж не по-человечески — она начала отрываться, как будто её рвёт гигантская пасть.

Я вжался в угол, почти не слыша собственных мыслей. Страх сжимал меня так сильно, что я едва мог дышать. Я вспомнил, как когда-то боялся, что Азия узнает обо мне и моих тайных делах, обиженных чувствах, страстях, которые оставались в прошлом. Странно, но этот страх был совершенно несоразмерен ситуации. В голове мелькала мысль, как будто я стою перед ней, перед её гневом, а не перед чем-то ужасным и чуждым, не перед монстром. Как будто она вот-вот выведет меня на чистую воду за все мои преступления, за все обманы. Я знаю, что это глупо, но под давлением страха разум способен извратить реальность.

Но тут я понял, что стою не перед любовью и не перед прощением. Я стою перед разрушением, перед чем-то, что, возможно, даже не хочет меня убить, а просто поглотить.

Я пытался прийти в себя, вглядываясь в Сарториуса, который теперь держал в руках устройство, нажать кнопку которого казалось единственным шансом. Но его рука сжала кнопку дестабилизатора неуверенно, как будто он сам не был уверен, что это сработает.

В дверь теперь врезалась какая-то масса — словно огромное стальное существо с нечеловеческой силой ломало её. И в этот момент, когда уже казалось, что всё обречено, я услышал звук. Голос.

— Ты… ты ничего не понимаешь, — прошептал Сарториус, почти не двигаясь, и в его голосе была такая тоска, что я почти не узнал его. — Ты не понимаешь, что это не просто Азия. Это что-то другое. Тот, кто вернулся, не тот, кого ты любил.

Я не успел ответить, когда мощный удар расколол дверь пополам, и из того хаоса вырвалась она — Азия, но не та, что я знал. Это было не человеческое существо, не женщина, не человек. Это было нечто другое. Огромное, уродливое, с глазами, полными пустоты, с кожей, покрытой трещинами, как будто сама реальность пыталась сдержать это существо в плену.

Сарториус стоял, не двигаясь, его руки дрожали, но в его глазах был отчётливый взгляд: он ждал. Он знал, что именно этот момент, этот взрыв — это то, что должно было случиться. Его рука стремительно потянулась к кнопке на дестабилизаторе. В глазах его было что-то похожее на облегчение. Он не знал, что станет с этим существом, но он был готов. Он был готов разрушить всё, что было создано.

Когда Азия сделала первый шаг в лабораторию, она не просто вошла — она как будто вбежала, её движения были резкими, неукротимыми, будто каждый шаг был шагом разрушения. Но Сарториус не растерялся. Он нажал на кнопку.

Мгновение. Не более.

В это мгновение пространство вокруг нас изменилось. Я почувствовал, как сжался воздух, как будто его сжали невидимой рукой. Всё вокруг стало размытым, как в плохом сне, где каждая деталь теряла чёткость, как если бы мир вдруг разлазился на куски. Слышался слабый, почти неуловимый свист, который вскоре затих. Ветер стих, а свет потух, как будто сама реальность сжалась, и что-то исчезло. Словно сама Азия растворилась, исчезла в этом таинственном свете.

Я стоял, не веря в то, что произошло. Я смотрел на Сарториуса, на его лицо, где не было ни удивления, ни радости. Он просто стоял, словно ждал, что что-то должно было случиться, но не знал, что именно.

— Она исчезла, — произнёс он тихо, больше себе, чем мне. — Всё, как и должно было быть.

Я стоял в тишине, ошеломлённый. Это не могло быть правдой. Всё произошло так быстро, так резко. Мои глаза не могли понять, что случилось. Я ещё не мог поверить, что то, что только что было передо мной — монстр, существо, которое выглядело как Азия, но не было ею — исчезло, как будто его никогда и не было.

Сарториус не поворачивался ко мне. Он не сказал больше ни слова. Я подошёл к нему, чувствуя, как лёгкое чувство облегчения начинает разливаться в теле, хотя я всё ещё не понимал, что именно произошло. Я хотел спросить его, как это было возможно, что он знал, что так будет, но в тот момент, глядя на него, я понял, что вопросов не будет. Этот момент был завершён.

Азия исчезла, как и обещал Сарториус. И всё, что осталось, — это тишина и холод.

Я глубоко вздохнул, пытаясь восстановить контроль над собой после того, что только что произошло. Всё вокруг казалось как-то тусклым, словно даже стены лаборатории не могли прийти в себя от того, что только что произошло. Сарториус тем временем потёр руки, словно только что провёл сложную операцию, и произнёс с явным облегчением:

— Проблема устранена. Станция «ДЭМЬЕН» возвращается в нормальный рабочий режим.

Я посмотрел на него, не веря своим ушам. Всё это время, всё, что происходило, было просто частью его плана? Он знал, что так всё и закончится, и не сказал мне? Вопросы лезли в голову, но в то же время я понимал, что ответа на них, скорее всего, не получу. Сарториус был не тот человек, который делился своими мыслями.

— Нормальный режим, говоришь? — я едва сдерживал сарказм. — Ты уверен, что после всего этого можно вернуться в «нормальный» режим?

Сарториус посмотрел на меня, но его лицо оставалось непрочувствованным. Он словно бы был готов к моему вопросу, как если бы знал, что так всё и будет. Он поднял руку, как будто отмахиваясь от моих сомнений.

— Всё, что было, — это ошибка. Эксперимент, который вышел из-под контроля. Но теперь мы восстановили равновесие, всё под контролем. Всё будет нормально.

Я не знал, стоит ли ему верить. В его голосе не было ни малейшего сомнения, и это, пожалуй, пугало больше всего. Сарториус был уверен, что контролирует ситуацию, что всё вернётся на круги своя. И, возможно, он был прав, но не мог он не знать, что для меня всё это было чем-то большим, чем просто неудачным экспериментом. Для меня это был кошмар, в котором я едва не потерял себя.

— И что теперь? — я спросил, пытаясь вернуть в свою речь хоть каплю уверенности. — Что мне теперь делать?

Сарториус молча подошёл к панели управления, его пальцы быстро пробежались по кнопкам, и на экране лаборатории высветилась карта станции. Всё выглядело так, будто ничего не произошло.

— Ты можешь отдохнуть. Вернуться к своим делам. Всё вернётся в норму.

Я смотрел на карту, но в голове только и оставалась мысль, что нормой это назвать нельзя. Мысли путались, а внутренний голос продолжал кричать, что что-то не так. Но в ответ на эти мысли я только слышал, как тихо работает техника, как его уверенный голос произносит фразы, которые я едва мог воспринять.

— Ты уверен, что это всё? — я произнёс почти шёпотом.

Сарториус не ответил сразу. Он всё ещё смотрел на экран, но я почувствовал, как его взгляд немного изменился. Словно он размышлял, стоит ли говорить что-то большее.

— Ты ещё много чего не знаешь, — сказал он, наконец. — Но сейчас не время для этого.

И с этими словами он опять вернулся к своей работе, не обращая внимания на меня. Я остался стоять в тишине, пытаясь принять всё, что произошло. Что бы он там не знал, я знал одно: этот «нормальный режим» не будет таким, каким я его помню.

Я шагнул в сторону, чтобы пройти мимо, но прямо на пороге столкнулся с «Стальной Крысой». Он стоял, как всегда, с лёгкой ухмылкой на лице, его глаза были полны скрытого веселья, и, кажется, он был в лучшем настроении, чем когда-либо. Он открыл рот, словно собирался сказать что-то важное, но вместо этого произнёс:

— Так, поехали, — с лёгким поклончиком, как будто они с Сарториусом только что подписали мирный договор. — В мой бар! По такому случаю обязательно нужно выпить, не так ли?

Я не мог поверить своим ушам. Весь этот кошмар, все эти события, а он, «Стальная Крыса», предлагал нам просто забыть обо всём и пойти в его радиостанцию, как будто всё это — не более чем беспечный вечер с друзьями. Его нахальная улыбка была настолько искренней, что я чуть не сдался, поддавшись его обаянию, несмотря на всю эту странную ситуацию. Но я знал, что нет.

— Ты в своём уме? — я не мог сдержать раздражение. — Мы только что пережили какой-то полный кошмар, а ты хочешь, чтобы я пошёл пить? У тебя, кажется, проблемы с восприятием реальности!

«Стальная Крыса» не растерялся. Он продолжал улыбаться, как будто мой выпад был лишь частью забавного спектакля.

— Ну, конечно, — сказал он, — если ты думаешь, что это был кошмар, тогда ты не видел, что творится в самом центре станции. Всё это — лишь... «разогрев». Ты знаешь, это как когда ты оттаиваешь мороженое перед тем, как его съесть. Потрясающая метафора, не правда ли?

Я не знал, как реагировать. Он продолжал стоять передо мной, его глаза блескали на фоне мерцания лаборатории, и это всё вызывало у меня какой-то странный диссонанс. Он говорил, как будто то, что мы пережили, не было важным. Как будто это — часть игры, а не настоящая угроза.

Я не мог понять, был ли он с ума сошедшим или просто не воспринимал происходящее всерьёз. В любом случае, этот бар — это не место, куда я хотел попасть. Но он настойчиво продолжал стоять на своём.

— Ладно, я не буду тебя уговаривать, — сказал «Стальная Крыса» с лёгким сарказмом. — Но если ты передумаешь, знай, моя радиостанция всегда открыта для тех, кто готов забыться хотя бы на час.

Я почувствовал, как из последних сил сопротивлялся искушению пойти с ним. В голове крутилось одно: я должен разобраться в этом всем, прежде чем поверить хоть одному слову из всего, что здесь происходит.

«Стальная Крыса» свистнул Сарториуса, и мы, словно трое не в своём уме, направились к радиостанции. Шли по коридору, где воздух был напитан таким же странным настроением, как и в комнате, где мы только что чуть не стали жертвами местных чудовищ. «Стальная Крыса» развлекался, повторяя какой-то непонятный анекдот, а Сарториус только слушал, кивая, но взгляд его был такой, как будто он решал, не превратиться ли ему в одного из тех призраков.

Когда мы вошли в радиостанцию, сразу было видно, что это место предназначено для эксцентричных типов. Всё вокруг напоминало смесь лаборатории и кафе для учёных, но с элементами космической бурлеск-комедии. Большие надувные кресла, под ними — мигающие лампочки, которые вместо обычных сидений поднимали вас в воздух, делая вас частью этой странной параллельной реальности.

Мы сели в кресла, которые, кажется, на самом деле и были креслами, и диванами одновременно. «Стальная Крыса» тут же свистнул. Служебный шагоход — или, скорее, «шагающий столик» из-за характерной гладкой шляпки как у обычных столиков — подскочил, как заправский шутник, и вручил каждому из нас резиновую грушу, как будто это была элитная посуда.

— Чокнемся, — сказал он с озорной улыбкой.

— Это что, новый тренд в космосе? — спросил я, глядя на свою грушеобразную «рюмку».

Я попытался поверить, что это не станет эпичным фиаско, но, когда я поставил её на губы и выждал, чтобы не облить себя, произошло чудо — жидкость внутри, похоже, была более чем адекватной и с точностью до 99% соответствовала самой обычной русской… водке.

— Мы с Сарториусом так всегда. Вечно в поисках необычного опыта, — ответил «Стальная Крыса», небрежно сжимая свою грушу и отправляя жидкость в рот, как будто это было что-то вполне нормальное.

Мы чокнулись, и это было похоже на какое-то экстраординарное событие, хоть и с большим количеством рисков. Через несколько секунд я почувствовал, как содержимое груши медленно поднимает моё настроение и начинает действовать как хороший старый коктейль — резким, но приятным.

— А теперь на закуску — тушёнка! — объявил «Стальная Крыса» и вытащил из сумки пару банок. Прямо с крышкой, с какой-то уверенностью, будто они были приготовлены на высшем уровне.

— Ты серьёзно? — я не смог сдержать недовольства, когда он поднёс банку прямо ко мне.

— Тушёнка — не просто еда, это философия! — парировал он. — Только подумай, сколько людей так и не поняли её величие!

Я посмотрел на банку. Тушёнка, конечно, была тушёнкой, но с видом очень космическим. Сарториус тоже не стал протестовать, а взял свою банку и сделал сдержанное движение, как будто не хотел нарушать гармонию этого забавного космического ужина.

Мы сидели в этих надувных креслах, запивая водку тушёнкой и раздумывая, как этот мир умудряется быть одновременно беспокойным и странно уютным.

— Слушай, а что по поводу того, что происходит на станции? — я не мог не спросить, даже несмотря на странную обстановку.

«Стальная Крыса» посмотрел на меня с серьёзным выражением лица, будто всё происходящее было обычным делом.

— Все эти сверхъестественные штуки? Прости, дружок, но когда ты живёшь в космосе столько времени, таких вещей начинаешь ожидать. Это как если бы кто-то сказал тебе, что в субботу будет дождь... только вместо дождя — призраки.

Я пожал плечами, поднимая свою резиновую грушу для очередного тоста. В этот момент мне стало ясно — что бы ни происходило, всё будет в порядке. С этими ребятами можно было пережить любую бурю. И тушёнку, в конце концов, тоже.

Я сидел с банкой тушёнки в руках, не зная, что с ней делать. И хотя теоретически я знал, что еды в космосе всегда немного не хватает, этот момент был особенным. Не мог я переступить через странный барьер: тушёнка казалась мне чем-то очень земным, а все происходящее вокруг — уж слишком космическим, чтобы так просто сесть и наслаждаться. Я просто держал её и думал о том, как странно всё складывается.

Тем временем Сарториус и «Стальная Крыса» не только развернули настоящую «битву» за свою еду, но и делали это с таким аппетитом, что я почти мог почувствовать, как от их действия зыблется пространство вокруг нас. «Стальная Крыса» даже облизал стенки своей банки — ну, точнее, сделал это так, что всё, что было связано с приличием и вкусом, как будто растворилось в воздухе.

— Ты не собираешься есть? — спросил «Стальная Крыса», когда закинул последнюю ложку и с довольным вздохом отставил банку. Он выглядел при этом так, как будто только что совершил какое-то космическое открытие.

— Да не, — ответил я, слабо улыбнувшись. — Я как-то… не готов. Это слишком.

Сарториус, не замечая моей растерянности, тоже вытер рот и с удовлетворением посмотрел на свою пустую банку. Ещё несколько секунд, и он с радостным выражением на лице поднял её в воздух.

— Это было великолепно! Не зря я люблю старую космическую еду. В ней есть нечто почти… магическое.

— Ты что, серьезно? — я не выдержал, не скрывая удивления. — Я думал, вы будете больше заинтересованы в поисках живых существ, а не в консервированных банках!

— Космос — он как… тушёнка, — усмехнулся «Стальная Крыса». — Ты никогда не знаешь, что в нём есть, но порой эти сюрпризы — самые вкусные. Призраки, по крайней мере, тоже тебя чем-то удивляют, верно? Особенно если они решат прийти к тебе с банкой тушёнки.

Я засмеялся, но мысли продолжали терзать меня. Какое странное место. Вроде бы всё опасно, но тем не менее… так же привлекательно. Сарториус же явно наслаждался моментом, как какой-то старый космический исследователь, который был готов обожрать тушёнки до тех пор, пока не найдёт что-то настоящее — вроде новой планеты или астероидной базы.

Я подумал: может, и я когда-нибудь привыкну к этому? Ведь, по большому счёту, тушёнка и «Стальная Крыса» — вполне нормальные спутники для такого космического путешествия.

Сарториус, явно слегка подвыпивший, ещё раз поднёс резиновую грушу ко рту, сделал долгий глоток и, крякнув, выдал:

— Ну, мне, пожалуй, пора в лабораторию. Это дело не терпит отлагательств, как ты понимаешь. Наука, она всегда с нами, даже если её немного отвлекает водка.

Я кивнул, думая, что если бы кто-то сказал мне пару недель назад, что я окажусь в космосе, сидя за столом с такими людьми и выпивая из резиновой груши, я бы точно не поверил.

«Стальная Крыса» тем временем начал импровизировать на немецком. Его голос был не то чтобы мелодичным, но вполне уверенным. Я не сразу понял, что именно он поёт, но когда я наконец разобрал, то застыл.

— Ау-у-у-у, Сусанна! — запел он с таким энтузиазмом, что я в удивлении посмотрел на него.

— Что за ерунда? Ты что, на концерте? — спросил я, не в силах скрыть усмешку.

«Стальная Крыса», не обращая внимания на мои слова, продолжил свой «шедевр». Его глаза были закрыты, и он явно наслаждался моментом, выплескивая в пространство эти странные звуки.

— Это не ерунда, это классика! — с важным видом ответил он. — Немецкий фольклор, старое доброе! Вижу, ты не понимаешь, но ничего, тебе ещё предстоит. Это всегда помогает мне расслабиться, когда всё вокруг начинает слегка трястись, понимаешь?

Сарториус, которому, видимо, тоже стало невыносимо весело, чуть не расплылся в улыбке, но в последний момент поджал губы.

— Ну, раз ты всё решаешь, «Стальная Крыса», — сказал он с хмыканьем, — мне пора. У вас тут ещё веселье, я так понимаю?

— О, веселье только начинается! — ответил «Стальная Крыса».

Сарториус вздохнул, поднялся, немного покачнувшись, и направился к выходу.

— Ладно, вернусь в свою лабораторию, а вы тут развлекайтесь. Если выживете, оставьте пару банок тушёнки. Я могу это оценить.

«Стальная Крыса» даже не заметил его ухода, так увлёкшись своим исполнением. Я же, не зная, что ещё сказать, просто остался сидеть в своём кресле и смотреть на этот космический цирк.

«Стальная Крыса» всё продолжал петь, не обращая ни малейшего внимания на меня, словно его мир был в том моменте целиком и полностью поглощён мелодией. В его голосе звучала какая-то странная уверенность, будто он знал что-то, чего не знал я, и что это «нечто» с каждым аккордом становилось более и более абсурдным.

Я встал с кресла и, как-то вяло, направился к двери. Мысли о том, как недавно я едва не стал жертвой той, кто когда-то был мне близким, не покидали меня. Воскресшая Азия, её взгляд, который я не мог забыть, её руки, которые меня чуть не задушили… Я словно снова ощущал её прикосновения, хотя, конечно, её больше не было.

Переходя по коридору, я мысленно убеждал себя, что мне нужно успокоиться. Но на деле, думать о чём-то более приземлённом, чем спасение от привидений, не получалось. Не знаю, может, это было из-за того, что я провёл слишком много времени в одиночестве или потому, что все эти события казались настолько нереальными, что сознание просто отказывалось воспринимать их всерьёз.

Добравшись до своей кабины, я встал на пороге и оглядел пространство. Всё казалось таким... туманным. Мрак, пустое пространство, металлические стены и высокое кресло, которое, казалось, было абсолютно чуждым этому месту.

Заскочив внутрь, я вздохнул. Закрыл дверь и прислонился к ней. Небо за окном станции было темным и безжизненным. Я почувствовал пустоту. Это ощущение присутствия везде, но всё равно в одиночестве.

— Что теперь?, — подумал я. Нужно отдохнуть, успокоиться.

Сел на кровать, но так и не смог разложить её. Всё было не так важно. Засыпая, я понял, что даже не выключил свет.

Я лежал на кровати, не в силах отогнать мысли. Мысли о том, что я пережил, что предстоит пережить. Тени прошлого смешивались с настоящим, и я чувствовал, как всё это затягивает меня в воронку. Азии уже не было. Но что если она вернётся? Что если тот момент, когда я увижу её снова, — не за горами?

Как я и ожидал, я не смог заснуть. Из динамиков в углу кабины еле слышно доносился треск, как в каком-то старом радиоприёмнике. Я соскочил с кровати, подошёл к панели и отрегулировал громкость. На экране замелькала картинка — странная, размытая, всё тот же коридор станции «ДЭМЬЕН», где мы когда-то ходили. В воздухе был какой-то зловещий холод.

И тут, как будто в ответ на мои мысли, экран вдруг наполнился чёрной тенью. Я не сразу понял, что происходит. Это было не просто изображение, а что-то другое. Сначала тень двигалась хаотично, как будто что-то пыталось пробиться сквозь систему. В следующую секунду экран замерцал, и я увидел — Азия, или то, что от неё осталось.

Она стояла там, в углу экрана, смотрела прямо на меня. Только теперь её лицо было не таким, как раньше — оно было… другим. Слишком чужим. Слишком мёртвым.

— Ты думал, я уйду? — голос был нечеловеческим, как шёпот ветра в пустой комнате.

Я замер. Сердце пропустило удар.

— Ты же знаешь, что я не призрак, правда? — добавила она, её губы искривились в странной улыбке.

В ту же секунду экран погас, и на секунду мне показалось, что всё это было лишь иллюзией. Но внутри я знал: это не сон. И не просто следы разума. Это было предупреждение.

Я встал, потрясённый, чувствуя, как холод пробирает мои кости. Но вдруг… за дверью раздался звук. Точно такой же, как в первый раз, когда я зашёл сюда. Треск. Вновь.

Я подошёл к двери, медленно повернул ручку.

За ней стояла пустота. Абсолютная пустота.