Вернуться в сказку (джен)

Душой я бешено устал!

Точно тайный горб

На груди таскаю.

Тоска какая!

Будто что-то случилось или случится

Ниже горла высасывает ключицы...

Российская империя — тюрьма,

Но за границей та же кутерьма.

Родилось рано наше поколение,

Чужда чужбина нам и скучен дом,

Расформированное поколение

Мы в одиночку к истине бредем.

Чего ищу? Чего-то свежего

Земли старые — старый сифилис.

Начинают театры с вешалок,

Начинаются царства с виселиц.

Земли новые — табула раса.

Расселю там новую расу.

Третий мир без деньги и петли...

Ни республики, ни короны!

Где земли золотое лоно

Как по золоту пишут иконы

Будут лики людей светлы!..

Смешно с всемирной тупостью бороться —

Свобода потеряла первородство.

Её нет ни здесь, ни там...

Куда же плыть?

Не знаю, капитан...

Я путь ищу, как воин и мужчина,

Но буду честен, есть еще причина...

Меня по свету гонит страшный бред,

Душой я болен с отроческих лет,

Когда на мне остановился взгляд

Казанской Божьей Матери!

Увидел в Ней не Вседержительницу Деву,

А женщину с вишневыми глазами.

Хотелось защитить ее, спасти

Мне не помог ни врач, ни богослов,

Я посягнул на Божию любовь.

Знал многих женщин. Схоронил жену.

Но всюду чуял тайный взгляд вишневый...*

Георг Хоффман стоял у распахнутого настежь окна. Ветер дул ему прямо в лицо, и это казалось ему чем-то вроде дара. Головные боли его проходили, стоило только этому ветру дунуть ему в лицо. На улице моросил дождь. И от этого Хоффману становилось только лучше. Боль отпускала, мысли становились более чёткими и ясными... Столица Сказочного королевства всегда встречала его так... Он не мог припомнить ни одного дня, когда в его присутствии тут было солнечно. Хотя, вряд ли это можно было объяснить просто климатом — многие говорили, что тут нередко была хорошая погода. Но что означает это выражение? "Хорошая погода"... Для Хоффмана хорошей погодой были дожди. Он не выносил солнца... Он ненавидел дни, когда на небе не было облаков и туч. Он ненавидел безветренную погоду. В эти дни голова его болела особенно сильно... Задание, данное ему Делюжаном, выполнялось даже лучше, чем сам граф ожидал: Мария предоставила ему комнату во дворце, что, судя по её усталому лицу, удалось ей не сразу. Обычно ему всегда приходилось либо снимать номер в отеле, либо ехать в одно из своих поместий, в то, которое находилось ближе всего.

Дождь моросил... В какой-то момент Георгу показалось, будто бы на его лицо капают не капли воды, а капли крови. Мужчина поднёс руку к лицу, чтобы убедиться в этом. Нет, на его лице была всё та же вода... Самая обычная. И настроение начало стремительно портиться. Обычно кровь, заменявшая воду, знаменовала в его видениях что-то не слишком хорошее. В последний раз, когда кровь появлялась в его видениях, это означало гибель. Гибель его матери... Хоффман вздрогнул. В последний раз он видел видения девять лет назад. Это было слишком давно. Он отвык от такого.

Принцесса Мария вошла в комнату и поинтересовалась, как идут дела у её гостя. Девушка была бледна, её лицо казалось измождённым, хотя вряд ли её напрягали тяжёлой физической работой; она сама, казалось, похудела с того времени, как Хоффман видел её в последний раз. Девушка была слишком спокойна, мужчине даже показалось, апатична. Впрочем, кто, как не он, мог знать причину такого внешнего вида принцессы Марии? Девушка подошла к своему гостю и спросила, как именно ей стоит поступить в том случае, если её дед не будет одобрять её сделку с графом из соседнего королевства. Тот задумался... А девушка не была так уж глупа... Если она думала о том, что ей предстоит сделать, если... Нет, определённо, он был о ней худшего мнения! Хоффман посмотрел в окно, чтобы снова почувствовать дуновение того спасительного ветра, и замер... Из окна той комнаты, которую ему выделили, можно было увидеть многое, что не было видно из других окон. В частности, девушку в странной одежде, с какой-то тряпкой в руках, которая пыталась взломать изнутри ворота. За которыми стояла разъярённая толпа. Хоффман резко повернулся к принцессе. Та по-прежнему ничего не понимала. Девушка удивлённо смотрела на то, что происходило там, совсем недалеко от дворца, но даже не двигалась с места.

И Хоффман понял: действовать надо быстро. Иначе всё снова будет слишком... Не так, как хотелось бы графу. А ведь неисполнение планов — не очень приятная вещь. Георг схватил принцессу Марию за запястье и потянул к выходу из комнаты. Перед глазами графа вдруг встала картинка: трупы стражников, стоящих около ворот дворца. Он ускорил шаг. Нельзя было терять ни минуты. Обычно то, что появлялось в его голове после иллюзии крови, всегда было правдой. И Хоффману не слишком хотелось проверять это именно сейчас.

— Куда ты её тащишь?! — услышал граф возмущённый голос того мальчишки.

Нельзя передать словами, как сильно мужчине хотелось придушить сейчас этого паршивца. Впрочем, для успешного окончания того задания, на которое его послал Делюжан, нельзя было показывать своё раздражение. Граф должен показаться девушке добрым волшебником, готовым претворить все её мечты в жизнь и спасти её от всего плохого. Он не может сейчас позволить себе быть грубым с этим мальчишкой. И тем более, он не может позволить себе ударить этого противного простолюдина. Не сейчас. В конце концов, не зря же он уже девять лет работал на этого пройдоху Делюжана! Граф Хоффман всегда славился отменной выдержкой, а значит, он и сейчас прекрасно сможет держать себя в руках.

Мари вдруг закричала. Внезапно перед её глазами возникла картина, до дрожи пугающая ребёнка. Она просто смотрела на пол, куда Джордж случайно опрокинул стакан с водой, и кричала. На глазах у девочки были слёзы. Она боялась подходить к тому месту, где сейчас была лужица воды. Мать подбежала к ней, чтобы узнать, что случилось, и несчастный ребёнок сбивчиво начал говорить. Женщина покачала головой. Нельзя допустить, чтобы её муж услышал это. Он никогда особенно не любил Мари и Джорджа. Элис не могла понять, почему. Конечно, Джордж был несколько странным ребёнком, но это был вовсе не повод ненавидеть этих двоих детей...

Элис никогда не понимала своего мужа. И вряд ли она когда-нибудь сможет понять этого человека. Она никогда не любила его, и он вряд ли любил её. Это был просто брак по расчёту. Брак, который оказался для лорда Блюменстроста очень невыгодным... Тогда умер отец Элис, и она в один момент из любимой супруги стала кем-то вроде прислуги. Теперь в этом доме её слово не значило ничего.

Но Аннэт была долгожданным и любимым ребёнком. Её любил даже Дэвид...

— Перестань верещать! Никакой крови тут нет! — вдруг услышала миссис Блюменстрост и вздрогнула. Её муж уже был здесь.

Девочка заревела ещё сильнее. Вряд ли женщина могла сделать что-то сейчас. Она боялась даже обнять дочь в присутствии мужа. Что уж говорить о каком-либо возражении? Она вылетела бы из его дома вместе с детьми. Подумать только: она могла остаться на улице, одна, беременная и с тремя маленькими детьми... Нет, такой судьбы она не хотела...

Оставалось только притворяться, что она не видит и не слышит ничего... Оставалось только делать вид, что ей безразлична судьба двух её младших детей...

Мари снова закричала. Девочка отшатнулась от матери и кинулась к двери. Отец схватил её за руку. Страх с головой накрывал пятилетнего ребёнка, но он не мог сделать ничего... Мари боялась своего отца. Если бы тут были Джордж и Аннэт, всё было бы гораздо проще. Они смогли бы помочь ей...

— Пожалуйста, послушайте меня! Аннэт плохо! Помогите ей! Пожалуйста! Ей ещё можно помочь! Пожалуйста...

Дэвид раздражённо посмотрел на дочь. Его тяжёлый взгляд заставил девочку замолчать. Ему не нужен ребёнок с психическим заболеванием. А в наличии оного у Мари сомневаться уже не приходилось. Мужчина презрительно фыркнул и повернулся к жене. Та с безразличным видом сидела на полу и смотрела куда-то в сторону. Подумать только, ему досталась женщина с психическим заболеванием! Притом это заболевание передаётся по наследству... Как ещё назвать мать, безразлично глядящую на то, как обижают её детей, Дэвид не знал...

Мария была слишком подавлена новостью об ухудшении состояния её матери и вряд ли могла ясно соображать. Нет, девушка прекрасно понимала, что что-то происходит сейчас, но что именно, сил понять не было. Мысли разбегались, не давая сосредоточиться на чём-то конкретном, и девушка ничего не могла с этим поделать. Георг Хоффман что-то понимал гораздо лучше, смысла сопротивляться ему Мария не видела. Да, этот человек внушал не слишком много доверия, но он был единственным её знакомым, кто разбирался хоть в чём-то. Альфонс не мог помочь ей сейчас: он понимал даже меньше её самой. Реми, Седрик, Кая, Леонард — все они были далеко от дворца короля Генриха. К кому, кроме Георга Хоффмана, принцесса могла обратиться? Стоило только успокоить себя тем, что выбора у неё не было. Она могла только связаться с этим человеком...

Альфонс шёл за Хоффманом и Марией. Ему не хотелось оставлять подругу наедине с этим человеком. Отчего-то Хоффман очень не нравился парню. Этот мужчина, определённо, был умён. И от этого становился куда более опасным. Оставлять с ним Марию... Мало ли что сможет придумать этот тип?! Тем более, Мария была слишком сильно подавлена навалившимися на неё событиями. Она вряд ли могла что-то предпринять. Девушка, казалось, была недовольна тем, что Ал сопровождал её сейчас, хоть и старалась не показывать это.

Хоффман вёл за собой принцессу Марию и её слугу — как назвать этого парня иначе, мужчина не знал. Шли они молча, и это несказанно радовало графа. Не хватало ещё, чтобы голова болела ещё больше из-за болтовни каких-то глупых детей. Наверное, Георгу следовало послушать старого врача, который настоятельно рекомендовал ему принимать те таблетки, но тогда Хоффман решил совсем по-другому. Да и стоило ли сейчас беспокоиться насчёт этого? Нужно было думать о том, что его миссия может провалиться, а вовсе не о каких-то глупых головных болях. В конце концов, это только его проблемы.

— Отчего мы уходим? — вдруг поинтересовалась девушка. — Что случилось, граф? Объясните, пожалуйста.

Граф с интересом посмотрел на принцессу. Что ни говори, а сёстры, Мария и Роза, совсем не были похожи... Та девочка была слишком робкой, слишком тихой, спокойной... За тот месяц, что она прожила в Schreiendes Blut, эта девочка не сказала ни одной фразы, которая была бы уместна в её ситуации. Она спокойно терпела уколы, капельницы, почти не вставала, редко говорила с кем-то. Хоффман не был уверен, что принцесса Мария поступила бы так же. Скорее всего, всё получилось бы совсем иначе.

Перед глазами снова промелькнула картинка, слишком реалистичная, слишком... живая. И Хоффман решил, что следует идти ещё быстрее. Не хотелось бы попасться в лапы разъярённой толпе. Это была бы слишком глупая смерть. Нет, умирать так совсем не хотелось.

— Знаете, мне кажется, что находиться во дворце сегодня — не лучшая идея. Вы не согласны? — спросил граф.

Послышались выстрелы. Мария вздрогнула и, казалось, очнулась. Её взгляд снова стал ясным, движения — более резкими. Девушка обернулась, пытаясь понять, откуда был слышен этот звук.

Граф, воспользовавшись моментом, быстро открыл дверь, ведущую в подземелье дворца. Следует заметить, что в то время, когда был построен королевский дворец Сказки, было принято иметь под своим жилищем целую сеть подземных ходов. И, нужно сказать, это не один раз спасало королевскую семью. Хоффман считал, что идея строить тайные ходы весьма интересна и, более того, очень даже полезна.

— Быстрее! — недовольно буркнул Хоффман и, схватив девушку за руку, резко подтолкнул её к двери. Альфонс уже оглядывался там, в одной из подземных комнат дворца.

Когда послышался следующий выстрел, дверь уже была заперта, а эти трое находились в подземелье старого королевского дворца. Тут, судя по тому, что знал граф Георг Хоффман, где-то должен был находиться алтарь Древней магии... Бастард первого короля выстроил его. Когда-то именно он настоял на всех этих ходах, насколько было известно, он и жил там. Сколько лет? Никто не видел его с тех пор, как он переселился в подземелье.

— Там мама... — вдруг пробормотала Мария. — С ней может что-то случиться...

Хоффман удивлённо посмотрел на девушку. Та снова была очень бледна. Она подходила к двери, но открыть её не смогла. Замок был уже очень старый, но — граф даже усмехнулся — древние всегда всё делали на совесть. И замки, и двери, и подземелья... Комната, в которой они оказались, спустившись по довольно длинной узкой и крутой лестнице, была отделана в изумрудном цвете. Всё тут — и диваны, и ковры, и даже камин — было изумрудным. По меньшей мере, это было странно. Хоть и, безусловно, красиво.

Хоффман подошёл к одной из дверей и открыл её. К счастью, ему удалось кое-где раздобыть ключи от подземелья. Альфонс с интересом разглядывал комнату. Тут всё казалось необычным. Совсем не таким, как было привычно. Эта комната смотрелась на самом деле волшебной, сказочной... Окон тут не было, но свет откуда-то проникал сюда, заставляя драгоценные камни, которых тут было немало, сиять. Мария была обеспокоена, но даже её поразила эта комната.

Хоффман, на несколько мгновений исчезнувший в другом помещении, появился с двумя книгами в руках. Книги были очень старыми и, как показалось Альфонсу, мельком на них взглянувшему, рукописными.

Граф подошёл к другой двери и открыл её. Когда Мария и Ал вошли туда, оказалось, что и эта комната была отделана одним цветом. Только на этот раз — бардовым.

— Где мы? — спросила принцесса, подойдя к камину.

Альфонс не мог перевести дух. Потолки тут были куда более высокие, нежели в самом дворце, хоть и там оказывались не низкие. Тут всё было куда более роскошное, изысканное... Должно быть, человек, когда-то живший здесь, обладал и хорошим вкусом, и большими деньгами.

— Мы в жилище известного отшельника королевской крови. Его звали Дэнуц. Дэнуц Искардиа, — сказал Хоффман многозначительно и добавил совсем другим голосом совсем с другими интонациями: — У него весьма занимательная биография. Советую вам почитать, принцесса... Право, очень любопытно.

Девушка кивнула. Она смотрела на вещи, оставшиеся в комнате и сохранившиеся в таком прекрасном состоянии, и не верила. Ей так часто снились эти места... Она даже рисовала их, писала про них. Неужели она теперь видела это всё?! Неужели всё то, что она когда-то видела в своих снах, существует на самом деле? Но тогда... Мария вздрогнула и сглотнула. В её голове снова появился тот образ, который она всегда старалась прогнать...

Девочка пыталась выйти, наконец, из комнаты. Она просила поверить ей. Она просила просто поверить ей... Но её никто не хотел даже слушать. Отец резко оборвал её на половине фразы, запретив фантазировать подобным образом. Мари заплакала. Ей никогда никто не верил.

— Я знаю! Я правда это знаю!

Мужчина зло усмехается. И девочка боится спорить с ним. Она вообще боится его. Она плачет, прекрасно чувствуя, что её слёзы вовсе не трогают лорда Блюменстроста. Тот, как всегда, слишком холодно, слишком безразлично смотрит на неё.

— Не ври! Всё это лишь глупости! Ты не можешь видеть этого. Никто не может! — прикрикивает он.

Звук падения, вскрик... Дэвид Блюменстрост вздрагивает и выбегает из комнаты. За ним следуют его жена и маленькая дочь. Около лестницы стоит Джордж. Он с интересом смотрит куда-то вниз. Отец подбегает к мальчику, смотрит вниз и видит — его старшая дочь, Аннэт, лежит там без сознания. Мужчина кидается к девочке.

— Элис, живо звони врачу!

Женщина кивает и бежит к телефону. Мари с ужасом смотрит на сестру. Та слишком бледна. Девочка начинает тихо плакать. Ей страшно. Она не понимает, что происходит...

— Она мертва! — спокойно произносит Джордж. — Я толкнул её с лестницы.

Мари переводит взгляд на брата. Тот абсолютно спокоен. Не чувствуется никакого раскаяния в его голосе. Также он прекрасно понимает всё. Джордж смотрит на Мари, и вдруг на его лице появляется улыбка. Неестественная. Полусумасшедшая.

— Ты убил её?! — кричит мужчина и подбегает к сыну. — Ты убил собственную сестру?!

Мальчик смотрит на отца и кивает. Спокойно, без всякого страха. Джордж не чувствует за собой абсолютно никакой вины. Он прекрасно понимает всё. И от этого Мари становится ещё страшнее. Она не понимает брата. Она не понимает, что произошло...

— Зачем?! Зачем ты это сделал?! — кричит Дэвид.

Во взгляде мальчика появляется удивление. Когда Элис подбегает к детям, она понимает, что не может узнать своего сына. Она боится его. Боится, как сейчас боится его Мари...

— Она не была очень хорошей! Мари плакала из-за неё!

Отец с ненавистью смотрит на сына. И Элис боится, что сейчас может произойти ещё что-то трагичное. Она хватает Мари за руку и отводит её в сторону, та беззвучно плачет.

— Ты не можешь убивать человека только потому, что он тебе не нравится!

Мальчик переводит взгляд на тело Аннэт. На тело сестры, убитой им только что. Затем ребёнок смотрит на испуганную мать, на плачущую Мари. После всего этого Джордж снова смотрит отцу в глаза.

— Почему? Почему я не могу этого делать? — произносит мальчик с искренним удивлением.

Чугунная решётка — единственное препятствие на пути к дворцу — была опрокинута под натиском бушующей толпы. Разъярённой толпы, готовой на всё ради достижения своей цели... Стражники не могли успокоить этих людей. Да и как это было возможно? Восторженные возгласы, вопли отчаяния, призывы к активным действиям, стоны раненных, крики разгневанных, выстрелы — всё смешалось в один сплошной звуковой ком. Не было слышно, что говорил человек, стоящий рядом. Был слышен только этот гул, вбирающий в себя всё, что только можно.

Кто вёл эту толпу? Она будто бы шла сама. Сама, как надвигающаяся буря. И с каждой секундой буря становилась всё сильнее. Люди не видели вокруг себя ничего. Они просто бежали, поддаваясь животным инстинктам. Они призывали к революции. Они призывали убивать тех, кто не согласен с ними. Они просто бежали, сметая на своём пути всё.

— Власть народу! — крикнул кто-то особенно громко.

И толпа заревела, будто раненный зверь. Немногочисленная стража не могла противостоять всем этим людям. А люди рвались во дворец. Туда, где сейчас находились те, кому, по мнению толпы, не место в этом мире. Толпа прорывалась сквозь стражу, рвалась к дворцу. Казалось, людям, находившимся там, не нужно было уже бежать — толпа словно неслась сама. И это всё было очень похоже на стихийное бедствие.

И люди прорываются сквозь слабую живую ограду, сносят её. Те, кто оказался на пути у жаждущей крови толпы, затоптаны. Никто не видит их. Люди передвигаются по мёртвым телам других людей. До дворца осталось всего несколько метров. Королевская стража ещё пытается бороться, но стихия сильнее человека. Она не даёт человеку шанса на победу.

Силы неравны. И всё уже предрешено. Люди терпели слишком долго, и чаша их терпения наполнилась. Кровь стекает по её краям. И проливается кровь "неверных".

Толпа врывается во дворец, снеся собой двери. Что ж тут говорить о таких вещах, как старинные вазы, скульптуры, украшающие парадную лестницу королевского дворца.

— Товарищи! Мы долго терпели! — кричит какой-то человек. — Но всему приходит конец! Мы не можем больше сносить издевательства над собой! И если нам не хотят идти на встречу, мы должны взять своё силой! Не спрашивая никого! Вперёд! Во имя свободы!

Толпа согласно гудит и бросается вверх по ступенькам дворца. Те, кто оказался на её пути, подвергаются немедленному уничтожению — их просто затаптывают. Люди не могут ждать. Они требуют расплаты за свои страдания. Кровавой расплаты. Только она может удовлетворять требования народа. Ничто больше...

* * *

Делюжан с балкона наблюдает за военным парадом. Зрелище красивое. Впрочем, вряд ли кто-то, кто знал об истинных целях этого мероприятия, согласился бы с первым министром. Война... Скоро будет война. И, несмотря на всю двадцатилетнюю подготовку к этому событию, Делюжан вовсе не уверен в победе. Он смотрит за парадом. Так же, как смотрит вождь на свои племена. И он чувствует себя вождём.

Сказочное королевство должно было пасть. Оно должно было подчиниться. И Делюжан должен был сделать для этого всё. Дождь. Он будто бы пытался отговорить министра от его затеи. Но остановить уже ничего нельзя. Война должна была начаться, и Делюжан прекрасно знал, что именно сейчас сказочное королевство слабее всего. Нельзя было упускать этот момент.

— И всё-таки я не понимаю, зачем это нужно... — пробормотал принц Эдуард, стоящий неподалёку.

Мальчишка... Наивный мальчишка... И ему предстоит стать королём?! Делюжан едва мог сдержать смех, когда смотрел на него. Совсем ребёнок. Разве он сможет держать в своих руках огромную страну?

— Замечательный вопрос, Ваше Высочество. Мы уже не один раз говорили об этом. Не могли бы вы потрудиться немного и запомнить то, что я говорю вам изо дня в день?

Королева раздражённо посмотрела на сына. Делюжан даже был готов посмеяться над её реакцией. Она всегда реагировала так, когда министр делал замечания наследному принцу. И, пожалуй, можно даже пожалеть мальчика, которому мать обязательно устроит выволочку, когда они вернутся домой.

— А я не понимаю! — воскликнул юноша.

Он смотрел на Делюжана и на мать с вызовом. Мальчик не понимал того, что происходило вокруг него, и пытался найти ответы на свои вопросы. Что же... Это было даже похвально. Первый советник короля всегда ценил в людях тягу к знаниям. Почему же он должен был не оценить её сейчас? Тем более, перед ним стоял будущий король...

— Ваше Высочество, я хочу вам посоветовать одну занимательную книгу... Думаю, я скажу вам про неё после окончания парада. А сейчас, будьте так добры, помолчите часик. Мне бы хотелось наблюдать за парадом, а не отвечать на ваши вопросы.

Мальчик кивнул и отвернулся, всем своим видом изображая обиду. И Делюжан даже подумывал после извиниться перед наследником престола, но... извиняться перед ребёнком, который лез не в своё дело? Разве министр когда-нибудь поступал так?

Звучали звуки марша... И министр вслушивался в них. Эта музыка когда-то была написана его отцом и теперь многое для него значила. Что же... Кто же знал, что именно этот марш королева решит выбрать для парада?!

* * *

Эрик стоял в тронном зале и с садистским удовольствием смотрел, как всхлипывает и плачет несчастная дочь ничтожного короля Генриха. Та, казалось, была не совсем в себе. Она всё кричала про какую-то розу... Эрик жёстко усмехнулся — она звала так, как будто какой-то цветок на самом деле мог помочь этой женщине.

А женщина всё звала. Она кричала, плакала, рыдала, но толпа, ворвавшаяся во дворец, равнодушно смотрела на её истерику. Стражники были мертвы, как и некоторые министры, в данный момент находившиеся в парадном зале королевского дворца. Другие были ранены, как и король... Кассандра содрогалась от рыданий, она не видела ничего вокруг себя. Она звала свою дочь... Но никто не отзывался.

— Роза! Розочка... Где ты?!

Её крики были слишком неприятными, режущими слух... Кто-то из революционеров подошёл к ней и ударил. Кассандра упала и зарыдала ещё горше. Эрик смотрел на это и думал о том, что не прав был Паул, и революция вовсе не такое зло, как казалось магу. Наверное, тот был введён в заблуждение. Но чем? Эрик не мог даже представить.

— Роза! Отзовись! Роза!

Революционер хотел ударить женщину ещё раз. Она была слишком надоедливой, чтобы оставлять её в таком состоянии... Какая-то служанка тихо плакала, наблюдая за всем этим.

— Постойте! Она умалишённая... — крикнул низверженный король Генрих.

Мужчина казался напуганным, и Эрик верил, что его страх был искренним. Он, Эрик, сам испытал такой ужас, когда узнал, что его сестра Милена могла погибнуть два года назад... И он так плохо чувствовал себя, когда узнал о смерти сестры... И, наверное, Эрик мог бы даже пожалеть короля, если бы не знал, что именно этот политический строй, который был в Сказке, был повинен в смерти его сестры. Нельзя было ни в коем случае допустить того, чтобы виновные оставались безнаказанными.

Кто-то из революционеров, услышав слова короля, расхохотался.

— Пожалел ли ты мою Аделаиду, когда приходил к власти?! Пожалел ли ты её?! А пожалела ли твоя сестра мою дочь?!

Из толпы вышел высокий седой человек. Его карие глаза смеялись, он представлял собой торжество мести, торжество справедливой мести... Это был человек, лицо которого сетью пересекали глубокие морщины, во взгляде которого был тот зловещий страшный смех, которого боятся многие люди... Этот мужчина подошёл поближе к королю и плюнул ему в лицо. Потом этот человек подошёл к Кассандре, находившейся рядом, вынул нож и одним ударом убил женщину. Крик короля, почти обезумевшего в ту минуту, был встречен ликующей толпой.

Седой мужчина повернулся лицом к людям. Он был стар, но у него осталась ещё часть той физической силы, которой он, вероятно, хвастал в молодости. Сухой, высокий, жилистый, этот мужчина казался, возможно, моложе своих настоящих лет.

— А вы, что вы смеётесь?! Свершилось правосудие, и ничего более! — крикнул человек.

Толпа в одно мгновение замолчала. Исчез гул. Эрик с удивлением смотрел на мужчину. Лишь одно слово сорвалось с его губ:

Отец?

____________________________________________________

* "Юнона" и "Авось" — ария Резанова