Омен IV: Возбуждение (джен)

Я уже хотел выругать Роберта за глупую браваду, за то, как он беззастенчиво поднимал скорость на узкой лесной дороге, не обращая внимания на то, что мы едем прямо в пустую ночную тишину. Но в тот момент в моей голове промелькнула другая мысль. Вспомнил я, что это наш последний вечер вместе, когда мы можем любить друг друга, не вызывая подозрений, не скрывая ничего, не прикрываясь ложными масками и не пряча взглядов. Это был последний шанс провести ночь, как два человека, которые открыты друг для друга, до того, как снова погрузимся в этот мир, где скрывать чувства становится необходимостью.

Я задержал дыхание, смотря, как он сосредоточенно держит руль, уверенно везя нас по этому маршруту, как всегда, с лёгким вызовом в манере вождения. Он не боялся. А я — всё ещё думал о том, как хотелось бы продолжить эту ночь, не думая о завтра. О том, что после неё всё вернётся на круги своя. Роберт не мог знать, как мне тяжело будет вернуться в привычное русло, снова притворяться, что всё нормально, что мы не знаем, что значит этот взгляд, эти прикосновения, эта близость.

Я открыл рот, чтобы сказать ему что-то резкое, но в этот момент почувствовал, как меня охватывает другая волна. Вместо того чтобы сделать привычное замечание, я неожиданно подвинулся поближе к нему и, почувствовав его тёплое дыхание, легонько коснулся его плеча. Он не удивился, не отстранился, а лишь чуть повернул голову, давая мне понять, что всё в порядке. В его глазах не было осуждения, только понимание. И это понимание было для меня важнее всего.

— Не переживай, — тихо сказал он, не отрывая взгляда от дороги. — Завтра всё будет по-другому.

Я не ответил. Вместо слов я просто положил руку ему на бедро, чувствуя под пальцами его плотную ткань джинсов. В ту же секунду я понял, что я не могу об этом думать. Я не мог думать о завтра, о возвращении к привычной жизни, о том, как снова будем скрывать то, что у нас есть. Я хотел этой ночи, этой связи, этой страсти. Только сейчас, в этом мгновении, я хотел быть только с ним.

Мы продолжали ехать, и я всё больше ощущал, как между нами растёт некая невидимая плотность, которая с каждым поворотом дороги становится всё ощутимее. Я чувствовал, как мои пальцы сжимаются на его бедре, и в этот момент не было ни слов, ни страхов, ни раздумий о том, что будет завтра. Мы были здесь, сейчас, вместе, и этого было достаточно.

Это была наша последняя ночь. Я знал, что завтра всё изменится. В Олбани на почте моего любовника ожидало известие, что через два дня он должен явиться в редакцию. Я знал, что это означало: его время на отдыхе завершилось. Ровно столько времени нужно, чтобы преодолеть без малого тысячу километров, отделяющих наш лагерь от Оттавы: до Олбани на автомобиле, потом на пароходе и снова — автострада. Мы оба знали, что, несмотря на наше молчание, эта ночь была заключительным аккордом, последним моментом, когда мы могли быть просто двумя людьми, забывшими о мире вокруг.

Роберт предложил мне остаться на озере до конца сентября, как мы рассчитывали, наслаждаться тишиной и уединением, но я, конечно, не согласился. Я не мог остаться. Знал, что ничего не вернётся, и не мог себе позволить затягивать неизбежное. Были вещи, которые нельзя было игнорировать, как бы мы не пытались их скрыть, как бы не строили свои маленькие миры, защищённые от всего остального. Я не мог бы смотреть в его глаза, зная, что завтра мы уже не будем такими. Не будем такими, как сейчас.

— Ты уверен, что не хочешь остаться? — Роберт снова пытался убедить меня, но его голос звучал устало. Он знал ответ, но, наверное, ещё надеялся, что я изменю решение. Он был тем, кто всегда действовал с уверенностью, с решимостью, но в эту ночь мне казалось, что что-то сломалось в нём. Его слова были тихими, но в них была скрытая просьба. Он не мог понять, почему я не соглашался, почему я чувствовал, что нужно уехать, что нам нужно завершить это.

— Мы оба знаем, что это не имеет смысла, — ответил я, ощущая, как холод в груди накатывает с каждой минутой. Всё это — просто иллюзия, ненадолго забытая реальность. Мы могли бы остаться на этом озере, наслаждаться каждым мгновением, но не могли бы избежать того, что ждало нас после. Я знал, что скоро вернусь к своей жизни, а он к своей. И мы больше не будем такими. Мы больше не будем.

Он откинулся назад на деревянном стуле, который стоял у костра. Я сидел рядом, замирая в тени огня. Ветра не было, и вокруг стояла глухая тишина. Только искры от костра вспыхивали в темноте, как наши чувства — быстрые, яркие, но недолгие.

— Ты всегда знаешь, что делать, — сказал Роберт после паузы, его голос стал мягким и обыденным, но я почувствовал в нём нечто большее. Это был не упрёк, не обида, а скорее признание: он знал, что наши дороги расходятся. Мы оба знали, что этот момент на озере был частью какого-то другого времени, которое не могло продолжаться. Мы не могли остановить этот процесс, несмотря на всё, что нас связывало.

Я встал и подошёл к нему, не говоря ни слова. Он поднял голову и посмотрел мне в глаза, и в его взгляде я прочитал то же самое, что чувствовал я: мы оба знали, что для нас это последнее свидание, последнее утро, которое будет полным, а затем разорвётся, как нечто хрупкое и неуязвимое. Я коснулся его плеча, и, не говоря больше ни слова, мы молчали, наблюдая, как костёр постепенно угасает.

Роберт вдруг вспомнил о привезённых из городка газетах и пошёл за ними к машине. Я остался у костра, который уже начал угасать, оставляя в воздухе лишь слабые вспышки красного света. Тёмная ночь беззвёздно окутывала нас, и пространство вокруг казалось необъятным, затмённым чем-то таинственным. Я слушал его шаги, отдалённо стучащие по влажной земле, и в этот момент что-то в тишине отчётливо резануло по ушам — возможно, это было что-то за пределами костра, неведомое и неназванное.

Когда Роберт вернулся, он с трудом протянул руку, держа несколько свернутых газет. Он выглядел немного неуклюже, как всегда, когда возвращался из этих коротких прогулок, наполненных задачами, которые ему не всегда хотелось выполнять. Я заметил, что он сдерживает что-то в себе — возможно, это было отражением того, что мы оба знали: наш отдых на этом озере подходит к концу.

Он не стал сразу разворачивать газеты, а положил их рядом, в сторонку от огня, так что их шуршание слилось с потрескиванием углей. Мы оба молчали, но молчание это было не неловким, а каким-то почти привычным, будто мы оба уже знали, что всё, что нужно, уже сказано. И вот Роберт снова включил одну из фар машины — яркий луч света прорезал ночную темноту, освещая весь лагерь, скалы, и, конечно же, нас. Его лицо стало более чётким, как будто мы вдруг оказались в другом свете, в другом времени.

— Нахожу странным, как много всего может изменить одна простая вещь, — сказал он, не глядя на меня, но в его голосе чувствовалась лёгкая ирония. — Эти газеты, — он слегка покачал головой, как будто сам себе не веря. — Они всё равно ничего не изменят, правда? Но всё равно...

Я смотрел на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. В его словах скрывалась не только усталость, но и некое напряжение, почти невидимое, как тень, что прячется в углу. Он чувствовал, что этот момент был важным, но не мог точно понять, почему. Роберт всегда был таким — он интуитивно чувствовал, когда что-то неизбежно будет происходить, и знал, что нужно дать времени немного сжиться с этим, прежде чем делать шаг.

— Думаю, это не имеет значения, — наконец ответил я, подойдя ближе и присев на корточки у костра. — Мы уже всё выбрали. Всё, что с нами происходит, — это просто временные вещи. Газеты, машины, эти ночи... Всё, что действительно важно, в конце концов уходит. Мы ведь не можем остановить этот процесс.

Роберт снова посмотрел на меня, его взгляд был немного растерянным, будто он искал в моих словах нечто большее. Но я не продолжил. Всё уже было сказано, и в этом молчании, в свете фар, я чувствовал, как что-то тянет меня к нему, и что бы ни происходило дальше, мы оба, возможно, уже знали, что наши пути всё равно когда-нибудь расстанутся.

Он вздохнул, а затем расправил газеты, разворачивая их и вглядываясь в черно-белые страницы. Их содержание не имело для нас значения, но мы оба знали, что в этой тишине, в этом ожидании, каждый жест, каждый взгляд был важен. Мы просто не хотели, чтобы что-то поменялось.

Он разложил газетные полотнища на старом деревянном столе, и я заметил, как его пальцы аккуратно разглаживают каждую складку. Газеты были простыми — чёрно-белые, потертые, с запахом старой типографии и невыразительных новостей, которые, казалось, не могли тронуть нас в этом уединении. Мы сидели здесь, в глубоком лесу, вдали от суеты города, но всё равно ощущали его присутствие — как тень, которая не может уйти.

Я закурил трубку, позволяя облаку дыма затмить мой взгляд. Я не сразу обратил внимание, что Роберт углубился в чтение, но, когда его глаза сосредоточенно скользнули по строкам, я почувствовал, что что-то изменилось. Возможно, он что-то нашёл, что меня в этом месте беспокоило. Возможно, его внимание к этим газетам было важнее, чем просто отголоски старых новостей.

— Ты недостоин жить в этой почтенной лесной глуши, — сказал я, сдержанно улыбаясь. Я хотел, чтобы мои слова прозвучали лёгкими, но в них было что-то другое — усталость или раздражение, что-то, что я давно не мог выразить. — Горожанин несчастный.

Роберт не ответил сразу. Он продолжал внимательно смотреть на бумагу, его лицо почти скрыто в свете тусклой лампы, которая освещала только его силуэт. Это был тот момент, когда между нами, несмотря на всю близость, снова проскользнула тонкая, почти незаметная дистанция. Он поднял глаза, и в его взгляде было нечто большее, чем просто ответ. Это был вызов.

— Лучше послушай, — сказал он, его голос звучал твёрдо, даже неожиданно резко для этого места. — Это не просто о газетах. Это о тебе. И о нас.

Я поднял брови, чуть прищурив глаза. Его слова не было легко принять, но я чувствовал, что они должны были прозвучать. Он наклонился ещё ближе к столу, и его палец провёл по заголовку, как если бы он пытался растерзать эти строки на части.

— Ты думаешь, что мы можем просто уйти от всего? Оставить наши жизни, свои истории, и забыть о том, что мы были частью этого мира? — Он сделал паузу и, не дождавшись ответа, продолжил. — Ты всегда убегал от реальности, думая, что здесь, в лесу, ты найдешь убежище. Но ты не можешь так жить. Это не решение, это только побег.

Его слова пронзили меня, хотя я пытался оставаться спокойным. В этот момент я осознал, что Роберт действительно видел меня как-то иначе. Он не был так зациклен на идее уединения, как я. Для него это место было не убежищем, а всего лишь приютом на время. Он не пытался скрыться от мира — он пытался понять его, несмотря на все его странности и жестокости. Он был прав, хотя я не хотел этого признавать.

Я закурил ещё одну трубку, пытаясь избавиться от горечи, которая начала заполнять грудь. Но его слова не отпускали. Он был прав. Я ушёл сюда не ради покоя, а ради бегства. Я не искал гармонии, а просто хотел избавиться от той суеты, от тех забот, которые всегда казались невыносимыми. Но что оставалось после этого бегства? Роберт не спрашивал меня о прошлом, не пытался осудить. Он просто пытался вернуть меня к жизни.

Он поднялся, в последний раз взглянув на меня, и забрал газеты. Его взгляд был теперь лёгким и спокойным, будто он закончил говорить. Он знал, что я слышал, и, возможно, теперь я должен был что-то сделать с этим. Но на мгновение, когда он повернулся к выходу, я почувствовал, что не хочу ничего менять. Я не готов был к возвращению в мир, из которого я так старался уйти.

Мы начали обниматься, и в этот момент, когда его руки нашли меня, а я ощутил тепло его тела, вдруг Роберт вскочил с земли, словно его что-то настигло. Это было неожиданно, как разрыв тишины, как вспышка, которая лишает всего. Я отступил назад, наблюдая, как его фигура срывается с земли, и он стоит, почти замерев, с широко раскрытыми глазами, будто пытаясь понять, что происходит.

Невидимое до сих пор небо посветлело, как если бы в один миг все тучи рассеялись, и в их местах осталась только какая-то странная яркость. Мы оба застопорились, не понимая, что происходит, но в этот момент я почувствовал, как в воздухе повеяло чем-то новым, неуловимым. Кромки туч засверкали, как металлические лезвия, и весь мир вокруг нас, который ещё секунду назад был поглощённой темнотой, наполнился ярким светом.

— Это что-то... что-то странное, — выдохнул Роберт, его голос почти пропал среди этого вспышки света.

Он не мог понять, что это за явление, и я тоже. Всё происходящее казалось чем-то, что не имеет логического объяснения. Это не было похоже на грозу — не было ни ветра, ни дождя, только странное, почти неземное свечение, которое затмило всё вокруг.

Я подошёл к Роберту, пытаясь прикоснуться к его руке, чтобы вернуть его в реальность, чтобы он снова стал человеком, с которым я мог бы разделить этот момент. Но он был унесён этим явлением, его взгляд был полон чего-то нового и тревожного. В его глазах я увидел не страх, а скорее какую-то настороженность — как если бы он знал, что что-то важное вот-вот произойдёт, и это было неизбежно.

— Мы должны... — начал он, но не закончил фразу, потому что в этот момент свет окутал нас обоих.

Мы оба ощутили, как пространство вокруг нас сжалось, как если бы само время в этот момент на секунду замерло, и мир, в котором мы жили, перестал быть таким, каким мы его знали.

Это была не просто ночь, не просто последний вечер в нашем лагере. Это было что-то большее, что-то необъяснимое. Мы стояли в центре света, окружённые тишиной, и я понял, что всё, что мы делали раньше, всё, что нас связывало, теперь стало неважным. Мы были здесь, но не в этом времени, не в этом месте.

Роберт замер, его лицо отражало свет, но я не мог понять, что он чувствует. Мы оба знали, что после этого ничего не будет прежним.

— Метеор! Это метеор! — возбужденно закричал Роберт, его голос дрожал от неожиданности и восторга.

Он закрутился на месте, не в силах сдержать порыв, и подскочил к машине. В одно движение он включил фары, яркий свет прорезал тьму, отражаясь от мокрой земли и сползая по серебристым стволам деревьев.

Я стоял, все ещё не понимая, что происходит, и смотрел, как он суетливо роется в машине, его руки трясутся от возбуждения. Он был как ребёнок, поглощённый чем-то невероятным, что только что ворвалось в нашу ночную реальность. Мне казалось, что это был лишь какой-то странный мираж, но Роберт был уверен. Я же мог только следовать за ним взглядом, чувствуя, как в груди растёт странное беспокойство. Метеор. Впрочем, возможно, это было что-то большее, чем просто космическое явление.

— Смотри, смотри! — он указал в небо, где в этот момент вспыхнул яркий огонь, пронизывающий черную завесу ночи.

Метеор, быстро двигавшийся по небесному своду, оставлял за собой светящийся след. Но его траектория была странной — не как у обычных метеоров, а словно он двигался с каким-то намерением, с какой-то целью. Его хвост был слишком длинным, а сама вспышка — ярче, чем я ожидал.

Я прищурился, пытаясь рассмотреть этот объект, но свет фар ослеплял. Роберт не обращал внимания на мои сомнения, он продолжал, не скрывая восторга:

— Это не просто метеор! Мы должны его найти! Он слишком близко! Смотри, как он двигается, он упадёт совсем рядом!

Я не знал, что это было, но голос Роберта звучал настолько уверенно, что я не мог отвергнуть его слова. Этот момент казался не из нашего мира — не из того мира, где я привык жить, где мы просто сидели у костра, обсуждая прошлое и забывая о будущем. Это было нечто другое, нечто гораздо более грандиозное, чем все те ночи на озере.

— Нам нужно идти туда! — продолжал Роберт, теперь уже схватив мою руку, не давая мне времени на раздумья. — Это шанс. Мы не можем его упустить!

Я почувствовал, как его тревога стала заражающей. Я не знал, что происходит, но у меня было странное ощущение, что именно в этот момент мы стали частью чего-то большего, не подвластного нашим обычным размышлениям. Мы оставили машину и побежали через лес, мимо озера, сквозь тёмные, влажные кусты, всё ближе и ближе к тому месту, где должен был упасть этот метеор. Мы не осознавали, куда ведёт нас этот путь. Но Роберт, полный решимости, вёл меня за собой, и я последовал.

Мы добежали до озера, и, не теряя времени, вскочили в лодку, которая тихо покачивалась на воде. Я заметил, как свет фар машины отдаляется, поглощаемый тёмной полосой леса, а вокруг нас растёт пустота, будто весь мир исчезает, оставив лишь этот момент. Озеро, как зеркало, отражало ночное небо, но его поверхность была неспокойной — волны от наших быстрых движений разбивали зеркальную гладь, как если бы сама природа не могла оставаться спокойной.

Роберт взял весло и начал отталкиваться от берега, направляя лодку в сторону того места, куда, по его словам, должен был упасть метеор. Я не знал, что двигало им — страх или возбуждение, но его лицо было напряжённым, и я знал, что для него это что-то большее, чем просто случайная встреча с космосом. В его глазах горело что-то — что-то вроде предчувствия, что-то, что невозможно было объяснить словами.

— Ты что-то нашёл в газетах, да? — спросил я, хотя и знал, что ответ уже не имеет значения.

Мы не обсуждали ничего важного в последние несколько часов, но я ощущал, что Роберт скрывает что-то от меня, что-то, что привело нас сюда.

Он молчал, сосредоточенно управляя лодкой, его руки крепко держали весло, а взгляд был устремлён в темные воды, будто там, в глубине, было что-то важное.

— Может быть, — наконец ответил он, его голос не был таким уверенным, как раньше. — Я не знаю, что это было. Но если это... если это правда, если это случилось, мы должны быть там.

Он снова взглянул на меня, и в его глазах была такая решимость, что мне стало не по себе. Этот момент был за гранью обыденности, и я начал осознавать, что Роберт, возможно, чувствует что-то, что я не в силах понять. Мы оба были здесь по каким-то своим причинам, и если бы я знал, как много это изменит, я бы, возможно, в тот момент начал сомневаться.

Лодка двигалась всё дальше, и звуки нашего весла, скользящего по воде, стали единственными звуками, которые мы слышали. Вокруг нас лишь тьма и вода, и этот метеор, который, казалось, медленно приближался. Мы были не просто зрителями этого феномена, мы стали частью чего-то неведомого, что пронизывало нас с головы до ног, заставляя верить в невозможное.

— Ты не боишься? — спросил я, хотя сам почти не слышал своего голоса в этой бездне.

Роберт чуть качнул головой.

— Боюсь, но не могу остановиться. Ты знаешь, что это означает, не так ли? Это что-то важное.

Я посмотрел на его лицо — и, действительно, он верил в это. В его взгляде была та искренность, которая не оставляла места для сомнений. Это было что-то большее, чем просто метеор — это было пророчество, вызов или, возможно, начало чего-то великого. Мы не могли вернуться.

Вдруг едкий пар заполнил лодку, густая дымка, будто сама тьма решила осесть среди нас. Влажный, тяжёлый воздух, словно застывший в минуту, не давая нам дышать. Он размазал очертания носа лодки, всё вокруг стало размытым, и в этот момент я понял, что мы уже не контролируем происходящее. Всё это было не просто явлением — это было что-то живое, неведомое, что поглощало нас, заставляя скользить вперёд, хотя мы и не знали, куда.

Мой взгляд метался по туманным водам, когда я энергично работал веслом, пытаясь хоть как-то ориентироваться. Лодка всё больше уводила нас в неизвестность, и я понимал, что если мы не изменим курс, мы окажемся в самом центре этой туманной тучи, в её самой гуще. Я поставил лодку бортом, затем кормой к направлению потока. Вскинув двигатель, я опустил винт. Вода за кормой сразу закипела, но, хотя мотор теперь толкал нас в обратном направлении, лодка продолжала двигаться вглубь этой завораживающей тучи, как если бы сама сила этого потока притягивала нас, словно мы были частью какого-то необъяснимого механизма.

— Вёсла! Роберт, вёсла! — заорал я, но мой голос унесло в пустоту.

Вода за кормой пенилась, как будто не терпела нашего сопротивления, а пар становился только гуще. В этом мгновении я уже не знал, кто управляет лодкой — мы или сама туча. Руки скользили по веслу, но ничто не могло остановить движение.

Роберт, казалось, был в трансе. Он сидел неподвижно, его лицо было направлено в пустоту, и я не знал, думал ли он вообще о том, что происходит. Я взглянул на него, но его глаза были потеряны в этом вихре, как если бы он стал частью этого странного потока, бессознательно поддаваясь его притяжению.

Лодка уже не покачивалась, как раньше. Она вибрировала — не сильно, но так, что в этой мелкой дрожи чувствовалась неодолимая сила потока. Каждое наше движение отзывалось на поверхности воды эхом, и я понял, что что-то очень мощное, что-то большее, чем просто странный природный феномен, сейчас держит нас в своих объятиях. Мы мчались вглубь этого тумана, пронзая его, как если бы эта туча была живым существом, ползущим по поверхности озера.

Я попытался снова взять контроль, но то, что происходило вокруг, было выше нас. Мы были всего лишь двумя точками в этом бескрайнем космосе, и эта туча была каким-то связующим звеном, которое могло нести нас куда угодно. Я посмотрел на Роберта, но он так и не двинулся. Его молчание теперь было не просто присутствием рядом — оно стало частью этой обстановки, безмолвным свидетельством того, что мы не можем вернуться назад.