Стенд (джен)

Борт «Малышки»

Аликс.

— … Мне было шесть, когда я узнала… Вернее, нет даже шести не было, как раз за месяц до дня рождения… этакий подарочек… Повезло, что там еще парочка каких-то дур тушенкой траванулась… Но я-то знала… я же тушенку ту и не нюхала. Страшно?.. Да, наверное… Нет! Не страшно. Противно… рожи их… сочуственно-снисходительные… НА ФИГ!!! Лучше — сама… Не хочу, мол, сама не хочу — и все! И не заставите!.. Лучше — так, чем… Я полночи тогда сидела под лестницей, ревела и думала, думала, думала… Мне нужно было решить сразу же, и сразу же все хорошо продумать, чтобы потом не сбиться… Вот я и думала… Думала так, что башка раскалывалась… Она у меня маленькая, в этом все и дело, повезло, можно сказать… Я подавала заявление, никто не знал, втихаря, сама к почтовому модулю бегала, чтобы не заподозрили… они иногда берут пятилеток, если водить умеешь, а я умела, из имитатора неделями не вылезала. Они берут пятилеток… В виде исключения… но только крупных, эмканы ведь стандартные, никто не станет их специально подгонять… а я мелкая была, почти на три сантиметра не вписалась… Я тогда расстроилась жутко… Это очень удачно вышло, что у меня башка такая маленькая… При первой же проверке комиссовали бы вчистую, но уже официально, уже — не скроешь… А так — не хочу, и все! А остальное никого не касается… Куда мы летим?

Мелкую звали Жанной.

И ломка у нее проходила нестандартно — даже для эриданца.

— Талгол. Ты же сама хотела.

— Да… конечно… Просто — дергает… Знаешь, а я даже один раз сама вела… не на имитаторе, правда-правда! Смешно, правда, я угнала шлюпку, настоящую шлюпку, а в ней не оказалось автопилота…

Она металась по тесному помещению, каким-то чудом умудряясь при этом не задевать за кресла и пульт, то скрещивала руки на груди, то хватала себя за плечи, словно мерзла, хотя в каюте было жарко. Хватала из холодильника пузыри с соком, потом, недопитые, забывала на пульте, кресле, полу…

И — говорила, говорила, говорила, не умолкая ни на секунду, лихорадочно блестя глазами, почти бессвязно, перескакивая с темы на тему.

— А потом я сошла с ума, это бывает… И даже почти не испугалась… Я умела водить, правда-правда… И боль переношу неплохо. Обычно… Обычно в таких случаях говорят — не справилась с управлением… Вранье! Я справилась… Просто… Просто не ожидала, что это будет — так долго… Мне потом говорили, что меня тормознули принудительно, и даже уже мертвой посчитали… Это тоже удачно сложилось, иначе сидеть бы мне там до скончания веков, штраф отрабатывая… Там кошмарные штрафы! Заметь, мне вообще ужасно везет, вот и с тобой… Но тогда я так не думала, тогда я подумала — все, девочка, допрыгалась, это уже серьезно… понимаешь, это было лишь наше… Наше с Аськой… Наша игра, понимаешь, ее Аська придумала… Это только наша игра была, ее не могли знать другие… был такой роман, исторический, про инженера… Аська читала мне вслух… а потом мы играли в Зою… Ловили друг дружку вопросами… обосновать, почему именно так, а не иначе… это была наша книжка, наша игра… Зоя тогда загадала «Чет», и старик на лодке ответил «ЧЁТ», но был ли этот «ЧЁТ» правильным решением, ведь в гостинице их ждала засада… Я ничего не понимаю, это просто какое-то безумие, когда в сумке обнаруживаешь живого сцинка, а абсолютно посторонняя девушка вдруг спрашивает тебя… Она сказала, что умерла в пятницу, и подарила мне билет до Деринга, но там уже никого не было… я еще на полпути вдруг поняла, что не надо мне туда… Ты проверяла курс?

— У меня хороший автопилот. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю… потом.

То, что температура у нее под сорок — это нормально. Ну, почти нормально, организм эриданца к наркотикам относится немножко иначе, чем организм любого другого человека. Болтливость эта повышенная — тоже естественно. И обезвоживание, и метание по каюте…

Неестественно только то, что длится это ее состояние вот уже шестой час.

— … Почему вы такие жадные?.. Вы же продаете информацию, любую информацию, это каждый знает… Не может быть, чтобы эту штуку знала лишь ты одна, то, что знает один эриданец — известно всем эриданцам, это тоже все знают… Почему же вы никому… Нет, не то, не то… Мне же вот… Ты не боишься, что я всем расскажу?.. Почему? Ты ведь меня совсем не знаешь… кровная солидарность? Чушь собачья! Я не ощущаю себя эриданкой… Да, я немножко не такая, как другие, но мы ведь все разные… у кого-то нос курносый, у кого-то чешуя или жабры… Почему я должна сразу все бросить и начать жить по каким-то чужим законам?.. Только потому, что у меня обнаружились лишние гены? Чушь… собачья… К чему эти тайны предрассветного двора? Что за дрянь ты мне вкатила, это от нее меня так выкручивает?..

Метание — ладно. Его можно счесть естественным. Даже шестичасовое. Но…

Вот именно, что но.

Вот эта манера неожиданно замирать, замолкнув на полуслове и уставившись в пустоту. Это ведь совсем не похоже на ломку. Это куда больше похоже на…

— Та дрянь, которую я тебе вкатила, просто немножко перестроит твой обмен веществ и поможет справиться с ломкой. И благодари судьбу за то, что ты все-таки наполовину эриданка, а для эриданца практически невозможно стать наркоманом. Хотя ты и старалась изо всех сил.

— Ты! А какое право ты имеешь осуждать?! Ты мне кто?.. И не надо меня жалеть, не надо, ясно?! На фиг! Ты знаешь, каково это было — лежать всю ночь, уставившись в потолок, тихо так лежать, чтобы никто не обеспокоился… Лежать и думать, что никогда, никогда, никогда… Я ведь лучшей была, на имитаторе со мной даже из старших групп не справлялись… И все равно, их возьмут… Даже самых тупых… Даже Руди, который не мог отличить квазара от двойной переменно-циклической в радиодиапазоне… А меня — никогда… Смешно… Я даже в медицинский не могла поступить, потому что его не было на Хайгоне… Пошла на пищеблок, там хоть химию и биологию нормально дают… У тебя закурить не найдется?

ПОИСК.

Режим активного поиска — вот на что это похоже больше всего. Фильтры называют это зовом, школлеры — настройкой координации, а эриданцы — поиском. И учатся входить в такой режим, между прочим, довольно-таки долго…

— Не курю.

— Я тоже… — Жанка поежилась, передернула плечами. Добавила виновато, словно сама себе удивляясь, — Просто что-то вот… захотелось… Сама не понимаю… Куда мы летим?..

Точно.

Мама дорогая, ПОИСК, пробы не ставить!

Классическая симптоматика смены направления, словно картинка из учебника. И останавливается она, между прочим, все время в одной точке, слева от пульта. А Талгол у нас где? Пра-авильно, Талгол у нас прямо по курсу…

Раннее созревание, стало быть. Акселератка чертова, чего ей на своем Хайгоне не сиделось?

Жаль.

В кои-то веки в руки сами падают ажнак три бастарда, а поймать удается лишь одного, да и то — левого. Но не бросать же уже пойманный куш ради куша возможного, семья не поймет.

А начатый поиск должен быть обязательно завершен, так уж этот режим устроен. К тому же этот, похоже — тот самый ПЕРВЫЙ ПОИСК, который официально приравнивается на Эридани к чему-то вроде торжественного вручения аттестата зрелости, первого, так сказать, совершеннолетия… Вряд ли у этой акселератки было нечто подобное раньше, иначе не удивлялась бы она так.

— По-прежнему на Талгол. Как заказывали.

— Да… конечно… Талгол… конечно… Не знаю, хреново мне что-то… Впрочем, чего уж… я же столько всякой дряни… было бы странно… куда мы летим?!

— На Талгол.

— Я… я не хочу. Я не хочу на Талгол!

— А куда ты хочешь?

— Не знаю… — Ее трясло. Она рухнула в кресло, обхватив себя руками за плечи, сидела, раскачиваясь взад-вперед. Зажмурилась.

— Так лучше? — спросила Аликс, осторожно смещая курсор в том направлении, куда оказалось повернутым незрячее лицо мелкой. Чип недовольно пискнул, но курс пересчитал мгновенно и спорить не стал.

— Не знаю… — Мелкую по-прежнему трясло, но уже не так сильно. И раскачиваться она перестала, только чуть поводила головой.

— Тогда говори.

— О чем?

— О чем хочешь. Это не важно. Может быть, что-то и проявится…

* * *

Талерлан

Космопорт Униаполиса. Катер «Ки-Со»

Бэт

На маленьком экранчике монитора слежения было очень хорошо видно Стась. Она неподвижно сидела на корточках перед металлической дверью. Двигались только руки. Могло бы показаться, что ничего не изменилось. Но это было не так. Изменилось многое.

Начать с того, что дверь была другой.

С сейфом она благополучно справилась (кто бы сомневался!) тому назад уже минут сорок. И взяла из него лишь пакет со старыми документами Уве Янсона. Проигнорировав как наличку, так и карточки — такие привлекательные, солидненькие, на предъявителя. Даже ту, на которой красным маркером был нарисован маленький дракончик. Бэт специально положил эту карточку на самом краю и эмблемой вверх, чтобы не заметить было совсем уж невозможно. Хотя и знал, что она все равно — не возьмет…

Новая дверь была внешней дверью шлюза. Внутреннюю — тоже, кстати, заклиненную личным кодом — Стась вскрыла минут десять назад. Шустрая, далеко пойдет. Прямо-таки талант на всякие замки да наручники…

В кают-компании Бэт был один.

Он закрыл свой тотализатор — существенно, кстати, увеличивший его личное благосостояние и повысивший риск инсульта у остальных участников, — и вот уже минут пятнадцать, закатав длинный рукав черного свитера к локтю, рассматривал левую руку, пытаясь понять, откуда среди старых, наполовину выцветших и пожелтевших синяков взялись вот эти три — абсолютно свеженькие, яркие, почти параллельные полоски поперек предплечья? Временами, хмурясь, он делал пару глотков едкой оранжевой дряни — не для того чтобы лучше думалось, а просто так. Пил он редко, по ряду причин это занятие требовало слишком долгой и тщательной предварительной подготовки. Но по ряду этих же причин если уж начинал он пить, но нажраться старался в хлам, с запасом на несколько ближайших лет…

Вспомнил.

Этот, бледный и очень нервный, как же его… имя еще такое… Ладно, черт с ним. Именно он в эмоциональном порыве все время норовил схватить за руку. И, похоже, один раз таки не удалось увернуться. И несильно ведь хватанул, а достаточно оказалось, гадость какая. Только-только подумать успел, что руки выглядят почти прилично… Ладно, чего уж теперь, заранее предупреждали, да и не такая большая это, в сущности, плата.

На монитор слежения он не смотрел.

А что смотреть, когда сделано все и в кои-то веки сделано, кажется, правильно. После растянутой чуть ли не на четыре месяца ежедневной безрезультатной мороки, когда бьешься, как муха о бронестекло, и так стараешься, и эдак, и с разных сторон заходишь, и ночами не спишь, думаешь, что бы такое еще… а в ответ — только этот неподражаемый виноватый взгляд… Взгляд потерявшегося щенка. Готового в любой момент лизнуть твою руку только за то, что не ударил ты. И, даже если ударил — все равно готового лизнуть. В надежде на то, что больше не ударишь…

Об этот взгляд он споткнулся еще на Джусте.

И непонятно было, как же другие-то, которые тоже вроде слепыми не были, смотрели на нее в упор — и не видели. Мамина дочка, тетина племянница, впервые оказавшаяся вне защищенного дома без гувернантки, одна на улице. Такие не оказываются на улице одни просто так, если не случилось у них какой-то большой беды.

И что куда хуже — такие на улице не выживают.

Он попытался тогда ее разозлить. Просто слегка разозлить, привести в чувство, заставить сопротивляться — а что может разозлить сильнее, чем наглая попытка среди бела дня на людном проспекте отобрать собственными кровью и потом заработанное? Он тогда еще не знал, что злиться она не умеет. Зато умеет всегда и за все чувствовать себя слегка виноватой, именно слегка, немножечко, извините, мол, так получилось…

Раньше бы прошел мимо, не оглядываясь, мало ли девочек со своими бедами на улицу выходят, что же теперь — на всех оглядываться? Раньше бы не заметил просто. Ну действительно — не хватать же за шкирку каждого бездомного котэ, под ноги подвернувшегося? Он ведь этим несчастным-потерявшимся не хозяин, он им вообще никто. Посторонний.

Раньше.

До того, как несколько лет назад его самого сграбастала за шкирятник и как следует тряханула, в себя приводя, совершенно посторонняя эриданка по имени Аликс…

Дверная панель тихонько скрипнула, пропустив в узкую щель коротко стриженую голову. Голова заискивающе улыбнулась, сверкнув всеми тридцатью стальными зубами:

— Бэт, послушай, там этот твой любимчик…

И стремительно отдернулась, потому что обрадованный возможностью хоть немного сорвать злость Бэт со всей дури запустил в нее пустой бутылкой. Он метил точно в середину лба и знал, что попадет. Но убить не боялся. У Железнозубки была для этого слишком хорошая реакция.

Сам натаскивал.

* * *

Талерлан

Космопорт Униаполиса. Крыша ремонтного дока.

Человек Без Имени

Он лежал, распластавшись, на крыше невысокого ангара.

Задание было простым и понятным, как три секунды. Отыскать и загасить объект при первой же возможности первому обшарить карманы. Если же первому обшарить карманы не получается — не гасить ни в коем случае и принять все возможные меры к тому, чтобы и другие не сумели. Загасить — он предпочитал именно это слово, очень правильное по сути и смыслу. Дунули, мол, — и нету. Делов-то.

Найти объект было не так легко. Искать всегда трудно. Но он был умный. И опытный. И хорошо понимал, что информации мало не бывает.

Один эриданец — это хорошо.

А три — лучше.

Ровно в три раза.

И если один из них пожимает плечами и говорит «не думаю», а двое других чуть ли не в один голос твердят про семьдесят четыре и семьдесят шесть процентов вероятности, то чему нас учит семья и школа?

Правильно.

Экипирован он был по высшему разряду, давно придя к выводу, что время, потраченное на снаряжение, окупается потом сторицей. Потому и был он профессионалом. Те ребята, которые этой простой истины так и не поняли, в итоге профессионалами так и не стали. И уже не станут. Потому что плохо подобранное снаряжение — тоже фактор своеобразного естественного отбора.

Его мимикрирующий плащ был не просто «Хамелеон», а «Хамелеон-экстрим», при необходимости он мог превратиться в глубоководный костюм или даже минискафандр, имитируя окружающую среду и защищая владельца даже на некислородной планете или в глубоком вакууме. Если не слишком долго. И уж, конечно, не могло доставить ни малейшего дискомфорта находящемуся в нем человеку трехчасовое пребывание в летний солнцепек на раскаленной крыше ангара.

Его личный корабль, находившийся сейчас на другом конце посадочного поля, был унифицированным одноместным истребителем класса «А», продажа которых в частные руки, вообще-то, была строжайше запрещена и каралась в цивилизованных секторах как Протектората, так и Коалиции весьма сурово, поскольку при неслабом вооружении скоростью эти кораблики обладали потрясающей, а размерами — комариными, не каждый радар засечет. Благодаря этим же размерам из гипера выныривать они могли чуть ли не прямо в атмосфере, что тоже, знаете ли…

Его личная снайперская винтовка, сквозь оптический прицел которой он вот уже три часа разглядывал внешнюю створку некоего шлюза, была изготовлена на заказ лучшими оружейниками Танжера. Некоторые, правда, предпочитают Уницион с его новомодными технологиями и наворотами, но лично он к самым-самым новейшим технологиям, многие из которых так и не вышли из стадии эксперимента, а другие не выйдут и через десять лет, относился с подозрением и предпочитал старую добрую и надежную лазерную винтовку с оптическим целенаведением.

Неудивительно поэтому, что именно он оказался здесь самым первым. И вот теперь лежит, распластавшись на крыше ангара, и испытывает вполне заслуженное чувство глубокого удовлетворения. Чувство это, конечно, достигнет своего пика лишь в момент окончательного завершения работы, но и сейчас уже приятность доставляет немалую. Первоначально их десять было. К стычке в космопорту Базовой осталось трое. А тут лежит лишь он. Один. Вот так-то. А еще посмеивались — куда, мол, ты, дед, сидел бы дома, внуков нянчил. Ну и где теперь эти, молодые да ранние?.. То-то же. Возраст — тьфу.

Главное — опыт.

* * *