В начале пути (джен)

Конвой был большим и хорошо защищённым — одной лодке явно не по зубам. Но лодка и не собиралась нападать — пока, по крайней мере...

— Мистер Франк, ваша конструкция исправна? — осведомился коммандер Аткинсон, не отрываясь от перископа.

— Так точно, сэр, — обиженно отозвался Бенджамин.

— Тогда сообщите остальным наши координаты и курс конвоя. Приготовиться к всплытию!

Перкинс стянул наушники, а Бенджамин лихорадочно застучал ключом, созывая охотников к добыче.

Бенджамин стоял на палубе, курил и задумчиво потирал заросшую щёку. Подлодка шла на восток, параллельно конвою и с той же скоростью, но держалась так, что над горизонтом были видны только дымы. Не слишком удобно, но зато безопасно — охранение конвоя их не заметит, пока не станет слишком поздно... Снова растерев щёку, Бенджамин выбросил окурок и ушёл с палубы. До ночи делать почти нечего — только принимать доклады радистов подходящих субмарин. Ночью, по большому счёту, для радиста тоже не будет особой работы — всё уже давно обговорили, и не по одному разу... Вот гидроакустики будут заняты — это да. По самую макушку заняты...

Идея, родившаяся где-то в недрах Министерства флота, была проста и выглядела вполне разумной. Если одна подлодка не может справиться с конвоем — а она не может — значит, надо выставить против него несколько. Четыре-пять, не меньше. И тот, кто найдёт конвой, вызовет по радио остальных, так чтобы весь отряд встретился ночью и атаковал. И лучше всего — перед самым рассветом, когда слабеет внимание, а сон крепче всего...

Поэтому Аткинсон отдал приказ — всем, кроме вахтенных, спать. Ночью всем придётся выложиться по полной, и команда должна быть свежей и отдохнувшей — насколько это вообще возможно для команды субмарины. Бенджамин не видел причин приказу не подчиниться, и потому, убедившись, что Перкинс справляется с работой, забрался на койку.

Сон не шёл. Заложив руки за голову, Бенджамин таращился в давно знакомый потолок и пытался представить, что будет после войны... И что будет делать он сам.

Разговоры о большой демобилизации шли давно, и это было нормально — никто не будет в мирное время содержать армию по штатам военного, но в последнее время к ним прибавились и другие — куда менее приятные. У политиков возникла странная идея, что после войны Соединённым Штатам будет нужна «небольшая высокопрофессиональная армия» и такой же флот, основой которого будут крейсера и авианосцы. Этого, по мнению политиков, было достаточно для «проекции силы» и «международных полицейских функций». Что это всё значит, никто не понимал, но было ясно, что уволят многих. И в первую очередь — таких, как он, резервистов, наспех обученных уставу и посаженных за пульты. Тогда, в первые недели войны, армии и — особенно — флоту безумно не хватало специалистов. Радистов, гидроакустиков, механиков... Банальных писарей — и то не хватало! Новая война стала войной учёных в едва ли не большей мере, чем войной солдат, и далеко не всегда эти ученые работали в тылу — взять хотя бы его собственные изыскания... Пусть он и не был учёным, но всё же именно его работа внесла немалый вклад в создание сверхдальней связи. Не только его, конечно, но всё же...

Но теперь на флоте появилось немало кадровых офицеров-специалистов, и в услугах таких, как Бенджамин, он больше не нуждался. Это Перкинс может дослужиться до адмирала, а его непосредственному командиру не светит ничего выше лейтенанта.

И всё же ещё в начале века он вряд ли мог бы рассчитывать даже на это — на флоте вообще не любили запасных... Но теперь война слишком изменилась — а следующая, пожалуй, и вовсе станет войной машин.

Наконец, Бенджамин заснул, но покоя сон не принёс — снилась странная и страшная война будущего. Война машин...

Четыре часа ночи — худшее время для вахтенных. Подкрадывается усталость, слипаются глаза, рассеивается внимание... Попробуй заметить на тёмной воде тёмный перископ, особенно если не знаешь, где искать и вымотан переходом. Попробуй найти в плеске волн тихое гудение электромоторов. Попробуй не заснуть...

Не легче и подводникам — тяжело красться под водой, вслушиваясь в любой шорох, боясь даже шевельнуться лишний раз...

— Шум винтов, — доложил Бенджамин, прислушиваясь, — четыре корвета и два эсминца.

— Право десять, — приказал Аткинсон, припав к перископу. — Первый, второй — товьсь! Право один, пли! Второй, четвёртый — товьсь!

— Взрывы! — Бенджамин сдвинул наушники. — Слышу разрушение корпуса!

— Право пять, пли!

— Аппараты перезаряжены!

— Товьсь! Право пятнадцать, пли!

— Третий-четвёртый перезаряжены!

— Попадание! Мощный взрыв!

— Товьсь! Лево двенадцать, пли!

— Многочисленные взрывы! — Бенджамин стянул наушники. — Ничего не слышу.

Корпус гудел и звенел от взрывов, «Старфиш» вздрагивала от ударов, заставляя морщиться команду.

— Всплытие, — приказал Аткинсон, опустив перископ.

Приказ оказался вполне разумным — на поверхности царил хаос. Потопленными оказались половина судов конвоя, возглавлявший его эсминец и один из корветов. Командование отсутствовало, и охранение суматошно металось вокруг, пытаясь одновременно и найти подлодки, и подобрать людей.

— Прекрасно, — Аткинсон, поднимавшийся на мостик, спустился в центральный пост и приказал:

— Возвращаемся. Полный вперёд.

В гавань Манилы «Старфиш» вошла, украшенная пятью белыми корабликами на рубке и привязанной к перископу метлой. И сразу же, даже не успев отшвартоваться, получила новый приказ... Который, в виде исключения, команду обрадовал — принять топливо и припасы, после чего перейти в Гаосюн и действовать оттуда.

— Так что, получается, Тайвань наш? — Перкинс каким-то детским жестом почесал в затылке.

— Только юг, — поправил Аткинсон, закурив. — Уже немало...

— Да уж, — согласился Перкинс, — высадиться в метрополии — это серьёзно. Сэр, разрешите спросить, какие нам ставят задачи?

— Те же, что и всегда, — сообщил Аткинсон. — Мистер Перкинс, вам ничего не нужно на берегу?..

Манильская бухта осталась за кормой, и Бенджамин ушёл с палубы. Вахта Перкинса, а значит, можно спокойно почитать набранные в городе журналы — нельзя отставать от стремительного прогресса, да и что-нибудь полезное наверняка найдётся...

— Эй, Бен, о чём задумался? — из люка высунулась рыжая голова О'Коннелли. Уже с сигаретой в зубах...

— О новостях, — ответил Бенджамин. — Я в Маниле пачку журналов купил, буду разбираться — глядишь, что-нибудь полезное найду.

— Ты что потом делать-то будешь? — неожиданно спросил О'Коннелли, выбираясь на палубу. — Война-то вот-вот кончится... Я вот, например, в колледж пойду, на инженера. Буду движки для кораблей строить... А ты?

— Не знаю, Шеймас. Думал остаться на флоте, подучиться и заняться наукой, но теперь — вряд ли. Сам знаешь, мне без военного гранта ничего не светит...

— Так оставайся, кто мешает?

— Шеймас, я же не кадровый — мне пинок под зад гарантирован, — Бенджамин закурил, глядя куда-то в бесконечность. — Ты разве не читаешь газеты? Видел, что наше любимое правительство задумало?..

— Не обратил внимания, — признался О'Коннелли. — Я же так и так ухожу... А оно вон как. Паршиво, что тут скажешь.

— Да ладно... — отмахнулся Бенджамин. — Не пропаду уж как-нибудь. На самом деле есть у меня пара идей — может, и выгорит... Только война продолжается, так что толку от всех этих планов немного.

— Да ладно тебе! — отмахнулся О'Коннелли, — Осталось-то всего-ничего!

Бенджамин молча затянулся, выбросил окукрок и ушёл с палубы.

Переход в Гаосюн оказался на редкость простым и скучным — словно в мирное время. Подводная лодка вошла в гавань ночью, и большая часть команды этот момент благополучно проспала — Аткинсон сократил вахты. Правда, только затем, чтобы объявить аврал на швартовке...

Порт не спит никогда — сейчас Бенджамин, щурясь под светом дуговых прожекторов, как никогда чётко понимал этот факт.

Кораблей было много, а фарватер не блистал шириной — то есть, обычно пятисот ярдов более чем достаточно, но когда в порту целая линейная эскадра... Когда туда-сюда шныряют посыльные катера... Когда вереницей идут транспорты с войсками... Тогда пятисот ярдов ширины как-то маловато.

Пробравшись, наконец, к причалу, «Старфиш» остановилась. Бенджамин, убедившись что его антеннам ничего не угрожает, ушёл сменить Перкинса, а заодно и доложить о прибытии командованию — а потом сидеть, слушать эфир и ждать приказов...

Приказы утром доставил курьер, и реакцию у команды они вызвали противоречивую. Три дня отдыха — но командиры и радисты волчьей стаи должны явиться к адмиралу и отчитаться. Подробно. Все сразу.

Услышав приказ, Бенджамин задумчиво потёр подбородок, поморщился, посмотрел на часы и отправился в город. В запасе было всего два часа, и за это время требовалось привести себя в приемлемый вид — явиться к командованию в таком виде он бы не рискнул...

Из восьми человек, явившихся к адмиралу, двое, к огромному удивлению Бенджамина, оказались женщинами. Нет, он, конечно, слышал про снаряженную вдовой филадельфийского магната «Либерти Белл» с женским экипажем под командованием её дочери, но считал эту историю байкой, а то и пропагандой... Однако же Хетти Саймонс оказалась абсолютно реальной, довольно красивой и дико усталой женщиной. Кто бы что ни болтал, но «Либерти Белл» воевала всерьёз...

— Приступим, леди и джентльмены, — гулко откашлявшись, начал адмирал, имени которого Бенджамин так и не запомнил. — Кто начнёт?

— С вашего позволения, я, сэр, — Саймонс шагнула вперёд. — Сообщение о конвое было принято около пятнадцати часов, и я незамедлительно приказала прекратить патрулирование и идти в указанный район, которого мы достигли к девятнадцати часам. Сообщив о прибытии, наблюдали за конвоем до четырёх часов ночи из подводного положения...

Бенджамин почти не слушал — разгром конвоя он и сам мог описать не хуже — однако последние слова услышал:

— В заключение хочу отметить, что разработанная старшим уоррент-офицером Франком конструкция выдвижной антенны показала себя с наилучшей стороны.

Это, черт возьми, было очень приятно...

Остальные командиры отчитались почти также, ответили на вопросы адмирала, высказали своё мнение — и были отпущены. Уже в коридоре Саймонс подхватила Аткинсон под локоть и куда-то утащила, а её радист Эйприл решила отблагодарить коллегу — и начала процедуру со смачного поцелуя... И это было чертовски приятно.

— ...Понимаешь, Хетти никогда на месте не сиделось, — Эйприл приподнялась на локте, перебирая волосы Бенджамина, — и море она любит... Она яхтенный капитан с девятнадцати лет — я помню, как в яхт-клубе над ней смеялись, пока мы регату не выиграли... А когда началась война, она аж до министра дошла со своим патентом, а Лаура, её мать, за свой счёт снарядила лодку... Чёрт, до сих пор вспомнить страшно, как нас гоняли — но экзамены приняли. А дальше... Сам видишь...

— Вижу, — согласился Бенджамин. — Эйприл... Каково это — девчонке под водой?.

— Наверно, также, как и парню, — хмыкнула Эйприл. — Душно, скучно и страшно... Иногда я думаю: вот кончится война, вернёмся мы домой — и что дальше? Вот эти вот шесть лет, ну пять даже если — их куда девать? Понимаешь, одно дело, если девушка на яхте ходит и в регатах участвует — это просто спорт, ну как лучницы на Олимпиаде. Многим даже нравится такое... А вот вернёмся мы домой, вернётся жених Хетти и спросит — как, мол, ты тут без меня? И что она ему ответит? В море была, потопила на сорок тысяч тонн торговцев, десяток корветов и лайнер с целым полком?..

— А ты?..

— А меня спрашивать некому, — дёрнулась Эйприл. — Роджер бы всё понял... Только это очень хреново, когда тебе приносят сломанное кольцо, медаль и завещание, и оказывается, что ты не невеста, а вдова... Эта чёртова война сломала нас, Бен, просто сломала. Я за эти пять лет такого навидалась — на десяток жизней хватит, а уж сама делала... Мы же убийцы, Бен, и ты, и я — убийцы, это так же глупо отрицать, как говорить, что глаз не виноват в том, что палец нажал на спуск. Вот скажи мне, Бен, скольких ты убил?

— Думай только о тоннаже, — Бенджамин притянул девушку к себе. — Думай о тоннаже — так легче...

Он ушёл утром, нацарапав на листке гостиничного блокнота «88 GL». Как и всегда... И он знал, что Эйприл будет благодарна за это. И за ночь, и за утро... Тот, кто постоянно ходит по краю, не может позволить себе привязанностей — они оба это понимают... И по крайней мере, он уже давно нарушил это правило. Семьсот тридцать-эль... Он даже не знает её имени, он лишь изредка слышал её позывной, но забыть не мог никак. Не мог и не желал...

На причале было пусто — только на кнехте сидел чернокожий здоровяк и курил трубку. Бенджамин кивнул ему, уселся на соседнюю тумбу и закурил.

— Подводник? — спросил негр, выдохнув очередную порцию дыма.

— Подводник, — согласился Бенджамин. — А ты откуда, брат?

— С «Невады», — отозвался негр. — Ричард.

— Бен. Со «Старфиш».

Несколько минут моряки молча курили, глядя на гавань, затем Бенджамин щелчком отправил окурок в воду и спросил:

— Скажи, брат, что будешь делать после войны?

— Есть у меня кое-какие идеи... — Ричард пожал плечами. — А ты?

— Думал на флоте остаться, да только меня же турнут, я же запасной...

— Да и меня отправят — возраст не тот... Ты, кстати, кто?

— Радист и гидроакустик.

— Радист... Есть у меня такая мысль: после войны купить катер — как раз их под списание много пойдёт — да и обосноваться где-нибудь здесь, всякие мелочи возить...

— А обосноваться где думаешь?

— Да есть в Сиаме один городишко... Роанапур, слыхал про такой?

— Слыхал... Знаешь, я, пожалуй, в деле. Ты сразу в Роанапур собираешься?

— Да.

— Как демобилизуюсь, черкну на почтамт до востребования, а там разберёмся.

— Идёт.

Оставив записку с именем и личным номером, Ричард ушёл. Бенджамин, докурив, сунул записку в карман и неспешно отравился к себе. Отдых отдыхом, но деньги у командира, а они ему сейчас нужны — прикупить недостающие детали для нового усилителя... Если, конечно, они тут найдутся.

Детали нашлись, и вскоре Бенджамин устроился на палубе с новеньким электрическим паяльником, карандашом и схемой и принялся разбирать прибор, заменяя узлы и по ходу работы переделывая схему. В общем и целом жизнь была не так уж и плоха — можно заняться любимым делом, война идёт к концу, и даже послевоенное будущее приобрело кое-какую определённость...