Омен IV: Возбуждение (джен)

Я огляделся вокруг, но тьма скрывала всё. Никаких звуков, никаких явных признаков того, что мы могли бы выбраться отсюда.

— Но если это плен... — начал я, не веря до конца в свои слова, — то кто нас держит?

Роберт не ответил сразу. Его взгляд был глубоким, и он, похоже, сам пытался осознать то, что сказал. Но вместо ответа он просто сжал моё плечо.

— Мы не можем быть здесь по своей воле, — сказал он наконец, почти не слышно. — И если кто-то нас держит, это значит, что всё не просто так. Мы должны понять, кто или что это.

Его слова проникали в меня, словно нож в мягкое мясо. Мы были в плену, но не в привычном смысле этого слова. Это был другой плен — не физический, а какой-то иной, который заполнял нас изнутри. Мы не могли выйти, не могли избавиться от этой тяжести. И я понял, что Роберт был прав: нам не осталось ничего, кроме того, чтобы разобраться, что происходит.

В воздухе снова повисла тишина.

— Пошли! — нарочито громко сказал я, пытаясь разорвать эту пугающую тишину, заставить себя действовать.

Мои слова отголоском прокатились по пустоте, словно не встретив отклика.

Роберт не шевельнулся, его взгляд всё ещё был прикован к чему-то в темноте, как будто он ожидал, что что-то должно произойти, что что-то объяснит все эти странные чувства, что мы переживали.

— Это не сон, правда? — спросил он, и я почувствовал, как его голос дрогнул, почти не расслышался, растворился в тени.

Он не двигался с места, его тело оставалось застывшим, как скала, но в его словах была неопределённость, тревога, которую невозможно было игнорировать.

Я покачал головой, как будто это могло принести хоть какую-то ясность. Моя рука невольно сжалась в кулак, и я попытался вновь собрать мысли в кучу. Мы всё ещё стояли в этом странном, темном мире, не зная, что делать и куда идти.

— Общих снов не бывает, — ответил я, пытаясь быть уверенным, но не чувствуя этого внутри.

Я знал, что всё это реально. Это не могло быть сном. Но Роберт продолжал сомневаться, как будто он всё ещё искал в этом смысл.

— Пошли! — повторил я, снова пытаясь заставить его двинуться. Мои слова теперь прозвучали как приказ, как попытка заставить нас выйти из этой неподвижности. Но даже в этих словах я не чувствовал решительности.

Роберт наконец поднялся. Его движения были медленными, почти отстранёнными, как будто каждое его действие отрывалось от реальности. Он выглядел усталым, словно не знал, куда идти. Мы оба не знали.

Я шагнул вперёд, осторожно, боясь, что земля под ногами снова изменит свою форму, что мы можем снова оказаться в каком-то другом месте. Я оглянулся, но в темноте не было ничего, что могло бы нам подсказать правильное направление. И всё равно я продолжал идти, несмотря на ощущение, что мы теряемся, что теряем каждый шаг.

Роберт шел за мной, и хотя он не говорил ничего, я знал, что он всё так же не может понять, где мы. Не может понять, что происходит. Мы оба просто шли, шаг за шагом, в этом странном, зловещем мире, который не хотел отпускать нас.

— Антон, это бессмысленно. Вернемся, — сказал Роберт, его голос был усталым, и в нём ощущалась растущая тревога.

Он остановился и посмотрел на меня, его глаза блеснули в тусклом свете, как если бы он искал в моём взгляде понимания.

Я отнёс взгляд в сторону, чувствуя, как что-то тяжёлое обвивает меня, словно я не могу двигаться, не могу уйти. Но я не мог просто сдаться.

— Куда? — спросил я, зная, что слова эти звучат пусто, как если бы мы оба искали выход из лабиринта, который не имел стен, не имел начала и конца.

Роберт, не двигаясь с места, повернулся ко мне.

— Туда, откуда пришли. Там... озеро, — его голос прозвучал тихо, но в этих словах было что-то, что заставило меня почувствовать, что он прав.

Возможно, единственное, что оставалось, — это вернуться туда, откуда всё началось.

Я стоял, не решаясь сделать шаг, но вдруг понял. Мы не могли двигаться вперёд, потому что не знали, куда идти. В этой пустоте не было ориентира, не было точек, к которым можно было бы стремиться. Озеро... да, оно было знакомым. Оно было тем местом, которое мы могли бы назвать началом, хотя и не понимали, почему.

— Ты голоден? — спросил я, чтобы хоть как-то избавиться от этой тяжелой тишины, хотя понимал, что сейчас это было неважно.

Роберт, опустив голову, сжал губы и сказал:

— Я сгораю от жажды, я едва могу говорить. С меня хватит. Вернемся.

Эти слова звучали, как окончательное признание. Я видел, как он дрожит, как его тело не может больше вынести этой тяжести. Он был прав — в этом мире, где воздух будто бы не давал дышать, где всё казалось нереальным, мы оба были на грани. И если это был конец, если это было невыносимо, то нам оставалось только вернуться туда, откуда мы пришли.

Я шагнул к нему. Всё было затянуто этим странным молчанием, которое мы никак не могли разорвать. И, несмотря на все сомнения, мы пошли. Шаг за шагом, медленно возвращаясь в то место, которое хотя бы казалось нам знакомым, хотя бы там была вода, озеро, которое когда-то даровало нам утешение.

Его лицо исказилось, и в его глазах появилось что-то дикое. Он закричал, голос тронулся от напряжения:

— Перестань меня поучать! Знаю, знаю, мы должны вести себя разумно, я должен быть рассудительным и осторожным...

Я почувствовал, как что-то холодное пронзает меня. Эти слова вырвались с яростью, которую я не ожидал от Роберта, но они не заставили меня отступить. Я вздохнул и попытался говорить спокойно, несмотря на бурю, которая уже начинала подниматься в груди.

— Не трать силы на крик, — перебил я его, стараясь звучать увереннее, чем я чувствовал. — Пока нам не из-за чего отчаиваться; с нами не произошло ничего плохого и...

Он не слушал меня, его слова рвались наружу, и я понял, что его раздражение не имело границ. Его взгляд становился всё более отчаянным.

— Конечно. Да, знаю, ОНА заботится о нас. Прошу тебя, дай ЕЙ понять, что без воды и пищи мы не можем жить. Мы здесь будем подыхать, а ОНА нам посветит.

Роберт вырвал эти слова с такой силой, что я почувствовал, как его отчаяние касается меня, как огонь, который нельзя потушить. Но я не мог позволить себе сломаться. Я не мог позволить, чтобы мы сдались так легко.

— Роберт! — произнес я, пытаясь вернуть ему остатки здравого смысла, хотя и сам не был уверен, что это возможно.

В его глазах мелькнуло что-то, что напомнило мне, что за этим криком стояла не только ярость, но и страх. Он был в ловушке, точно так же, как и я. Мы оба, в этой странной тьме, окруженные чем-то непонятным, боялись одного — что нам не дадут возможность вернуться. И страх этот был сильнее, чем всё, что мы могли бы испытать.

Я подавил гнев, но не знал, как уговорить его успокоиться. Мы оба были на пределе, и любой неверный шаг мог привести нас к краю. Силы иссякали, а веры не было почти никакой. Всё казалось зыбким и странным, будто мы стояли на грани чего-то, что не могли понять.

— Мы не подыхаем, — сказал я твердо, хотя и сам не знал, насколько прав был в этом утверждении. — Мы просто... ждем. Нужно верить, Роберт. Мы здесь не навсегда.

Роберт вдруг смолк. Он перестал кричать, как будто слова застряли у него в горле, и на лице появилось нечто похожее на решимость, но и на боль. Он закусил дрожащие губы, как бы пытаясь сдержать всё, что бушевало внутри, и, не оглянувшись, пошел. Его шаги были быстрыми, неуклонными, и, казалось, он не замечал меня, иду ли я за ним или нет.

Я застыл на месте, растерянно наблюдая за его спиной. Странная пустота заполнила пространство между нами, как пропасть, в которой нам обоим не хватало слов, чтобы её преодолеть. Я пытался понять, что творится в его голове, почему он так резко изменился. Он, который всегда был тем, кто останавливался, чтобы разобраться, а теперь... он словно убежал от всего, что связывало нас, не оставив места для объяснений.

Я сделал шаг, затем еще один. Не знал, что именно заставляет меня двигаться. Желание поддержать его? Страх остаться одному в этой пустоте? Или просто не хотелось, чтобы он исчез, не объяснив мне, что произошло? Но Роберт шел без остановки, его фигура становилась всё более размытым пятном в темноте, его тело двигалось с какой-то странной, внутренней скоростью.

— Роберт, подожди! — сказал я, не решаясь подойти слишком близко.

Голос мой прозвучал слабее, чем я хотел, но всё-таки он достиг его ушей. Он не остановился, но я заметил, как его плечи слегка напряглись, как он сжал кулаки. Он продолжал идти, но теперь его шаги стали немного тверже, как будто он сам с собой боролся.

Я ускорил шаг, не решая отставать, и вдруг почувствовал, что если я не сделаю этого сейчас, всё станет ещё хуже. Мы не могли оставаться вдвоем в этом молчании. Мы должны были что-то решить, иначе нас поглотит то, что окружало нас.

Я не мог больше держать себя в руках. Ощутив, как тянет к нему, как будто что-то невидимое связывает нас, я обнял Роберта, прижимая его к себе. В мгновение ока его тело стало моим, и я поцеловал его, надеясь, что этот жест, эта связь помогут нам найти выход из этой странной, безумной ситуации. Но как только мои губы коснулись его, что-то в его глазах изменилось. Он дернулся, и в его теле промелькнула какая-то дикая сила.

— Стой! — крикнул я, чувствуя, как мои слова уходят в пустоту. — Роберт! Роберт!

Я не мог понять, что происходит. Почему он так реагирует? Почему он не хочет меня слушать? Я кинулся к нему, но прежде чем я успел сделать хотя бы шаг, он вырвался с такой силой, что я потерял равновесие. Мои ноги не удержали веса, и я упал на землю.

Он не остановился, не оглянулся, его шаги отдалялись, его фигура терялась в темноте, как призрак. Я лежал, чувствуя, как холодный ветер охватывает меня, как он уходит, оставляя меня одного. Моё сердце билось быстро, будто оно пыталось вырваться наружу. Я не мог понять, что происходит с Робертом. Почему он не хочет остаться? Почему не отвечает на мои слова?

Я поднялся на ноги, чувствуя, как пульс учащается от страха и гнева. Почему он не мог просто остановиться, когда я просил? Почему эта тупая гордость не могла дать ему возможность хотя бы немного слушать?

— Роберт! — снова крикнул я, но его ответом была лишь тишина, уносящая его фигуру всё дальше.

Я стоял в темноте, как в горячке, и огни роились перед глазами. Мелькали странные, неясные силуэты, и каждый из них был словно частью этого безумного мира, в котором я оказался. Мои зубы были стиснуты до боли, и изо всех сил я пытался сдержать себя, повторяя беззвучно: «Спокойно... спокойно...». Но всё вокруг казалось слишком живым, слишком ярким, и я не мог избавиться от ощущения, что мир вокруг меня вот-вот рухнет.

Жажда. Жажда по Роберту, по глазам Роберта, губам Роберта, чреслам Роберта — страсть по его телу сжигала меня изнутри. Я не мог даже облизать свои губы, они были сухими, как песок, и целоваться с ними было невозможно.

Всё моё тело ощущалось как пустая оболочка, которую внутри сжигает невыносимое желание. Я не мог понять, что с ним происходит. Почему он ушел так, не оглянувшись, не говоря ни слова? Почему эта невидимая стена выросла между нами, не давая мне ни шагнуть к нему, ни сделать хоть что-то, чтобы снова оказаться рядом?

Я сделал шаг, затем ещё один, но земля под ногами стала мягкой, как в песочнице, и я потерял равновесие, упав на колени. Не в силах больше сдерживаться, я почувствовал, как слёзы невольно собираются в уголках глаз, но я не позволял себе их отпустить. Я не мог позволить себе быть слабым сейчас, не мог позволить себе быть так уязвимым.

Мне нужно было найти его. Я снова встал и побежал, не зная, куда и зачем, но подгоняемый внутренним голосом, который шептал мне, что я не могу оставить его, что я не могу просто так отступить. Этот поток, эта жажда были сильнее меня, они гнали меня вперёд. Я слышал в голове его голос, как если бы он был рядом, и это заставляло меня ускоряться, даже когда силы убывали.

— Он не мог уйти навсегда, — думал я, и это было единственное, что поддерживало меня.

Вдруг в глубине тьмы появилось нечто едва различимое. Сердце забилось чаще, я вскочил, не осознавая своих движений. Светящаяся, удлиненная фигура шла ко мне, её сияние прорывалось сквозь густой мрак, словно пробивая невидимую стену между мной и этим безмолвным ужасом вокруг.

Я замер, напряжённый, словно натянутая струна. Но, когда фигура подошла ближе, я понял: это был Роберт. Он светился, как ангел, неестественно и прекрасно, но его лицо оставалось спокойным, почти отрешённым. Он остановился в шаге от меня, его взгляд блуждал, словно он только что вернулся из какого-то странного мира, куда я не имел доступа.

— Роберт? — прошептал я, голос сорвался, но он ничего не ответил.

Он осмотрелся вокруг, взгляд его скользил по окружающему пространству, как будто он искал что-то. Я смотрел на него, чувствуя, как внутри всё горит. Этот свет, эта нереальность... но я знал, что это он, это был мой Роберт.

И тогда я понял. Понял, что он хотел сказать своим молчанием. Этот осмотр, это отсутствие слов — он всё ещё был со мной. Неважно, каким он стал, что с нами произошло. Он вернулся. И я больше не чувствовал себя одиноким в этом странном месте.

Я протянул руку, касаясь его плеча, почувствовал тепло, хотя ожидал холода. Свет от его кожи осветил мои пальцы, и я увидел, как он снова смотрит на меня. Его взгляд наполнился чем-то знакомым, живым, тем, что было между нами всегда.

— Ты вернулся, — тихо сказал я.

Роберт слегка кивнул и вдруг заговорил, его голос звучал мягко, но уверенно:

— Мы не одни.

Я опустился перед ним на колено, словно весь этот миг требовал поклонения. Свет от его тела мягко струился вниз, делая его ещё более неестественным, но в то же время родным. Я не мог отвести глаз. Я был Ромео, отчаянный и полный любви, а он — моя Джульетта, недостижимая и прекрасная, даже в этом странном, почти фантастическом обличье.

— Роберт, — выдохнул я, глядя на него снизу вверх.

Он наклонился, его светящееся лицо приближалось ко мне. На миг мне показалось, что я слышу, как биение его сердца эхом разносится вокруг. Это был звук, пробивающий всё — тишину, тьму и мои сомнения.

— Антон, — тихо сказал он, его голос был наполнен чем-то неуловимо чужим, но всё ещё своим. — Ты не должен...

Он не договорил. Его слова застопорились, будто застряли где-то на полпути. Я почувствовал, как его пальцы легко коснулись моего лица, и этот жест пронзил меня до глубины души. Роберт был рядом, он был здесь, и это всё, что имело значение.

— Что я не должен? — спросил я, чувствуя, как в груди разрастается тяжесть, которой я не мог дать имени.

— Не должен сдаваться, — наконец выдохнул он, и в его глазах вспыхнуло что-то, похожее на боль. — Мы ещё живы.

Я поднялся на ноги, чувствуя, как во мне загорается новая искра. Если он был Джульеттой, то это не означало трагедии. Это было что-то другое. Это была надежда.

Роберт шел молча, его светящееся тело выделялось на фоне густой темноты. Он направился к чему-то впереди, где поблескивало странное стеклянное изваяние. Когда я разглядел его, холод пронзил меня до костей. Это была не просто кукла — это была она. Азия. Молодая, живая, как в тот день, когда мы встретились.

— Роберт! — окликнул я его, поспешив догнать. — Подожди!

Я схватил его за руку и, запинаясь, объяснил, что это за фигура. В нескольких словах я рассказал ему, как увидел в этой стеклянистой кукле отражение моей жены, как будто время повернуло вспять и вернуло её такой, какой я запомнил её в первую нашу встречу. Роберт внимательно слушал, его глаза мерцали странным светом, но в них была буря, которая вырывалась наружу.

Не говоря ни слова, он размахнулся и пнул это холодное мёртвое создание ногой. Раздался звонкий хруст, но кукла устояла, лишь слегка качнувшись. Роберт замер, сгорбившись над ней, и на мгновение показался мне чужим. Его плечи дрожали, а кулаки были сжаты до белизны.

Я не осмелился заговорить, пока он не повернулся ко мне. Его лицо... Я задохнулся. Казалось, он постарел на десятки лет. Морщины пролегли глубокими бороздами, взгляд стал тяжёлым, уставшим. Это был не тот Роберт, которого я знал. Это был человек, которого что-то сломило.

— Ты не должен любить Азию, — сказал он хрипло, его голос почти сломался, — ты должен любить меня.

Я не сразу ответил. Эти слова как будто повисли в воздухе, отзываясь эхом в моей голове. Я чувствовал, как в груди сжимается что-то тяжёлое. Роберт редко говорил о своих чувствах так прямо, обычно скрывая их за сарказмом или грубостью. Но сейчас он был передо мной беззащитным, словно стоял не только передо мной, но и перед своей собственной правдой.

— Роберт... — начал я, но слова застряли в горле.

— Ты всегда держишь её между нами, — перебил он, его голос стал резче, а взгляд тяжёлым, как свинец. — Её образ, её тень... Я не могу бороться с мёртвыми, Антон.

Я молчал, потому что знал, что он прав. Азия оставалась частью меня, даже после всех этих лет. Её воспоминание было болью, но и утешением, чем-то, что я никак не мог отпустить.

— Это не то, что ты думаешь, — выдохнул я, подойдя ближе.

Роберт отвернулся, но я дотронулся до его плеча, чтобы остановить.

— Послушай меня, — сказал я твёрдо. — Я с тобой не из-за того, что не могу вернуть её. Я с тобой, потому что хочу быть с тобой.

Он медленно повернулся, его лицо всё ещё хранило следы боли, но в глазах появилась тень надежды.

— Ты любишь меня? — спросил он тихо, словно боялся услышать ответ.

— Да, Роберт, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Я люблю тебя.

Он не ответил, но я почувствовал, как напряжение спадает с его тела. Его плечи опустились, а взгляд стал мягче. Он шагнул ближе, и мы обнялись, в этом объятии растворялась тишина вокруг нас. Я больше не чувствовал тяжести прошлого, потому что понял: я выбрал его.

Я смотрел на Роберта, как он стоит, ссутулившись, словно под гнётом невидимой тяжести. Его лицо, обычно твёрдое и уверенное, сейчас было бледным, а глаза казались потухшими.