Тою волновали несколько вопросов.
— Хаману-госпожа Реная, а что значит, если львице говорится: «Пусть Ваал возьмёт тебя на руки»? — спросила Тоя, добросовестно справившись с переноской всех дорогих Хозяйкиных ночных сорочек в форт, по несносно крутым ступенькам.
Сильно щурясь и тщетно отдаляясь от свитка, в котором писала и вычёркивала, Реная монотонно ответила:
— Не слышала такого. Кто так говорил?
— Сир-господин Арзис, — молвила Тоя, честно, и тут же закусилась клыком, в своём обычае. Желание угодить быстрым ответом, оно такое, оно коварно…
— Кому? — поглядела на неё Реная. — Впрочем, знаешь, неважно, — неожиданно утратила она интерес и махнула графисом в знак того, насколько ей всё равно.
Реная, как и все юнианки, становилась с возрастом очень дальнозоркой.
Вопрос второй: собственно, почему её лапы хвостатые и почему Арзис пригрозился их сожрать. Ростового зеркала нет и не предвидится, поэтому Тоя рассматривала их так и сяк, просто глядя вниз. Также нашлась и рассматривала лапы, улегшись на кровати хвостом к стенке и распрямив их по ней же. Занятие показалось ей вызывающим, а это — греховно; под конец её врасплох застала тётя Селе, и Тоя смогла отовраться, что вдруг всё затекло-заболело и пришлось спасаться таким удивительным образом. Тётя Селе обмотала ей на ночь лапы тканью с мёдом и причитала что-то о лунных днях, нерожавших львицах и юности.
Вопрос следующий: куда и как они приедут, и будет ли у неё свой угол, и вообще где расположатся, и не уедет ли куда-то Арзис; в общем, будет ли он поблизости, и… и что со всем этим делать. Куда и как приедут — тайна: об этом дхаарки, естественно, совершенно ничего не знают. Хозяйка едет — они едут. Хозяйка в обители — они в ней. Но что, куда, как, когда — им знать нельзя. Она лишь краем уха слыхала, что в какую-то Гельсию. Но эта Гельсия, наверное, так же велика, как и Мрамри, не говоря уже об Империи.
Вопрос четвёртый, самый важный: что он хотел сказать?
Ну _что он хотел_ ей сказать, тогда, когда она присела за корзиной?
Об этом Тоя много передумала. Она даже помолилась Ахею, чтобы понять. Она помнила каждую фразу того дня. Она запоминает мордахи и слова. Ему просто нравилось, как она присела, и чтоб сидела, не двигалась? Это всё? Нет. Нет-нет. Но тогда почему так долго молчал? Это последний лев в мире, который будет робеть перед… вообще всем, чем угодно. Может-может он действительно хотел, чтобы она сидела — что-то ему в этом понравилось; и да, она всё сделала, как сказал, она не двигалась.
Можно повыдумывать, что он такого мог сказать. Этим Тоя и занималась, ложась спать.
Она старалась быть на виду, и как-то задерживаться в местах, где они могли бы пересечься, но — если честно — надежды были тщетны, обстоятельства злобны. Они сейчас крутились в слишком разных мирах; путешествие Хозяйки их разделило на очень разные этажи и расстояния. А ещё помощник коменданта форта, который ясно определил, где им ходить можно, а где нельзя. Делал он это уважительно (всё-таки они не кто-нибудь, а дхаарки Вестающей), но двусмысленностей не допустил.
Безусловно, её спросили о кнемидах, ещё там, в повозке, как только отправились — конечно же, тётя Селе и тётя Басти.
— _Сир-господин Арзис подарил,_ — так им Тоя сказала. А потом исключительно добавила: — _Арзис._
Это было, считай, дерзко — назвать его просто по имени. Тётя Селе и тётя Басти переглянулись, затем вмиг обсели её с двух сторон.
— _Подарки дарит._
— _Задабривается._
— _Снова хочет. Нет, Тоя, это всё не к добру. С таким иметь дело страшно._
— _Очень страшно._
— _И неуверенно._
Тоя подумала, и сказала:
— _Мне с ним страшно. Но не страшно. И ещё уверенно. Очень-очень._
— _Ох, Тоя, видишь: раз он тебя взял, так теперь ты уже вся за ним._
— _Да, взял-взял, всё взял. Ну, ты знаешь — мы никому не скажем._
Тоя подумала. Поняла, о чём всё.
— _Я честна. Я нетронута. Он не добрался. Он не мог, потому что был пьяный и устал. Ничего у нас не было,_ — убеждённо, веруя молвила она.
— _Так а что было тогда?_ — последовал чрезвычайно резонный вопрос.
— _Трогал, всюду. Вином поил. И мы говорили. Он меня лизал. И я..._
В мрамрийском языке «лизать» и «целовать» — одно и то же. Тоя чуть не проболталась «И я его — тоже».
— _И очень хорошо,_ — кивнула Селе. — _Ахей, ты бережёшь нас, слабых._
— _Значит, не считается,_ — отрезала тётя Басти. — _Проблемой меньше!_
Итак, уточнение их обрадовало. Но радость быстро угасла. Очень быстро:
— _Тоя, а разбираться никто не будет. Было дело, подумают, значит, что ты уже тронута._
— _Да, разбираться не будут._
— _Так что никому ничего никогда не говори._
— _Никогда. Честь хрупка, вмиг можно утратить, а вернуть нельзя._
— _Всё отрицай. Или отмалчивайся. Это тебе не должно испортить надежды._
«Надежда» у дхаарок только одна — выйти замуж за Сунга. Всё. Простой жизненный план, никаких мучений выбора.
Тоя подумала, и ничего не ответила. Перешли к насущным, а не прошлым проблемам:
— _Тоя, львы просто так подарки не дарят, внимание не дают. Им известное надо, ничего не поделаешь. Но честная мрамрийка должна выбрать, за кого замуж, ничто иное ей не подходит. Во имя рода, во имя детей,_ — Селе.
— _Ему вряд ли такое интересно,_ — Басти.
— _Но, если продолжит на тебя идти, то дай знать: выбирая мрамрийку, он выбирает совершенную верность. А верность не возьмешь просто так, ей надо пообещаться. Да, верность, это не так уж много, но как есть,_ — развела руками Селе.
— _Но не так уж и мало,_ — потрогала себе дхаарские кольца Басти.
— _Потому ты должна быть уверена в нём._
— _Да, уверена. На уверенность нужно немножко время, нужно присмотреться._
— _Честно хочет тебя взять — пусть честно огласит намерение. Так и скажи._
— _Что мне ему сказать?_ — испугалась Тоя.
— _Не говори ничего!_ — ужаснулась Селе.
— _Не говори прямо._
Так и скажи. Не говори ничего. Вот так.
— _Не говори, что замуж хочешь. Умный догадается. Глупых нам не надо._
— _Умный догадается. Глупых нам не надо._
— _Если задабривается, чтобы в постель прижать, так тебе незачем. Сама знаешь. Мрамрийка замуж продаётся чистой. В этом её цена._
— _Но замуж за такого... Если вдруг он вздумал серьёзно… Ой, нет. С таким дело иметь страшно._
— _Очень страшно._
— _Тётя Селестина, тётя Бастиана,_ — воззвала к ним Тоя по полным именам, что делала очень редко, лишь в серьёзнейших случаях. — _Арзис — хороший-хороший. Я с ним походила, я поняла._
— _Тоя, не хороший он._
— _Опасный он._
— _И вряд ли ему интересно… родовое… с мрамрийками… ему больше по вкусу… не такие спокойные, вечные вещи._
— _Говорят, что это он убил того льва,_ — прошептала Селе, прижав уши.
— _Какого льва? _— удивилась (внешне), ужаснулась (внешне) и заинтересовалась (там, внутри) Тоя.
— _Того-того, что к Хозяйке вместе с другой Вестающей приезжал. Ты этого не знала?_
— _Мы ей не рассказывали?_
— _Недавно, помнишь, в гости к Хозяйке приезжала сестра по их священному Сунгам делу. Пусть Ахей их простит... И с ней был лев. Ты же помнишь его, ты видала его издалека, я точно знаю._
— _Да. А потом куда-то делся,_ — подтвердила Тоя.
— _Он был убит-убит днём, в саду обители._
— _Говорят, Арзис его убил,_ — еле слышным шёпотом молвила тётя Селе.
— _Он-он. И Хозяйка там была, и её подруга._
Если совсем честно — Тоя совершенно не удивилась. Хотя изобразила удивление, недоверие. Да она это и сама знает — он может.
— _Как же так, прости Ахей... Но, значит, ему сказали это сделать. Иначе Хозяйка бы очень разозлилась,_ — разумно заметила она.
— _Так не в том дело, Тоюша. А в том, для чего его Хозяйка держит._
— _Я точно знаю, для чего,_ — убеждённо сказала Тоя.
Тётя Селе и тётя Басти застыли, навострив уши в струну.
— _Он её защищает. Он её защитил, наверное. Тот лев, наверное, обидел Хозяйку._
Очевидно.
— _И я так думаю, что обидел. Хозяйка добра, но высокородна, дурости не терпит,_ — согласилась тётя Басти. — _Но убийца он, Тоя,_ — серьёзно заключила.
— _Арзис, он защитник,_ — не согласилась Тоя. — _Ему так положено, ему пришлось. Он кого хочешь, если надо... стукнет,_ — даже с гордостью молвила она. А потом вынула из колоды непререкаемый, тайный, гордый, убийственный козырь: — _Он меня-меня через мост с запретом провёл-провёл._
— _Пропала ты, Тоюша, охо,_ — махнула обоими руками Селе и повернулась в сторону.
— _Фус, пропала-пропала. Увязалась._
— _Но мы не дадим пропасть! Помолись. И осторожничай. Мы за тобой присмотрим, но... смотри хорошо._
— _Смотри нам!_
После этого они вдруг взяли и рассказали ей об очень практических сторонах отношений между полами. Тётя Селе и тётя Басти без особых сантиментов развеяли обычные страшилки для юных львиц (чтоб те не рисковались), столь тщательно ранее вогнанные в сознание ими же. Рассказали о всяких подробностях, очень даже подробных подробностях. Пошли даже советы. Тое было очень стыдно, её хвост бился, уши не знали, куда деться, она с тётей Селе и тётей Басти никогда о таком не говорила; но! — многие вещи она уже знала от Арзиса, ха. Последняя ударилась во тёмные дебри, тётя Селе её осаждала, но тётя Басти поведала всё, что знала (испытав сама, видимо). Несмотря на весь стыд и грешную тяжесть услышанного, Тоя всё запомнила.
Но. Опосле, Тоя очень расстроилась от всего этого разговора. Конечно, ночью она помолилась. Убийство — грех, и... Да, надо быть осторожнее. Да. И плохо, что Арзис убил этого несчастного льва. Что поделать! Он у Хозяйки для защиты и убийства, как же ему ещё-то... Бедный. Бедненький. Он после этого страдал совестью — всё-таки убил, не что иное.
Засыпая на боку (в эту ночь приключилась редкость — ей плохо пошёл сон), вспоминала, как ей ощущалось с ним. Ой, иногда так страшно, фус. Но защищенно. Тоя боится вещей и иных львов, да и многих львиц — тоже, опасается, выросла в страхе и осторожности. А тут вдруг идёшь — и в полной безопасности. Ровно идёшь, мордашка прямо. Она знает, что он может взять и сцапать ей мордаху, ну вот как тогда, или — да всякое с ней может сделать, это уже по складским приключениям понятно. Ай ладно. Ну и пусть. Зато! Если кто-то к ней пристанет, вот легко представить себе, пока засыпаешь: идут они через тот самый мост, к ней пристаёт какой-то ужасный, грязный львина, а она идёт, причём красиво одета (ой, тут много всяких вариантов, во что да как, например в узорчатую юбку с волнистыми подолами в несколько слоёв, такую недавно видала; и не будем вспоминать об опыте с платьем сиятельной Ваалу-Амаи, _Ахей, руэ ир зееле_, было дело, было), и она этому грязному львине просто говорит: «Видишь, я — со львом. Я — его... жена» (когти впились в постель). Он наверное, сразу отстанет, но если вдруг посмеет, то Арзис как... зарычит. И всё. И всё...
На следующее утро, переспав со всем этим и увидев сон, о котором не стоит говорить, Тоя снова призадумалась, но с новым настроем. Всё-таки очарование момента прошло, надо смотреть на вещи правдиво. Вряд ли он захочет с ней, дхааркой, идти на любые серьёзные шаги, какие бы она только не воображала. Но не всё так просто. Всё-таки: его кольцо на её груди; он с ней добр, и не только добр, он даже бывает к ней суров, и вообще как-то всё так делает, что просто уже не знаешь, что думать; он её обнял, и не раз; он из-за неё (да! из-за неё!) дрался на поединке и потом ни в чём не обвинял и ничего не говорил; всё Башское приключение, каждый его миг; и тогда, в те их совместные мгновения на мешках с хлопком для Хозяйки, он этого не знал, но там был великий знак, там была священная стрела, которую она увидела, знак от Ахея; Ахей очень ясно указал ей там (и Арзису, он просто этого не знает), что к чему; и она со всем согласилась, ибо никто не претит воле Ахея.
Эх, вех, всё это может оказаться лишь чудовищным совпадением. Жизнь немилостива, страдания велики. В конце-концов, оставив эти глупости (всё равно будет, как будет), решила Арзису отдариться — это в любом случае надо сделать.
Львам подарки дарить сложно, львицу можно порадовать очень многим (тарелкой, тканью, лентой), а чем радовать львов? Непонятно. Нет, точнее, так-то понятно, чем — мама ей говорила когда-то, что львы любят «поесть и поспать»; дай им одно, дай другое, и будет тебе. Но такое ж не подаришь вот так, просто. Наверное. И тем более такое всякое, что вчера осмелились наговорить тётя Селе с Басти; кто бы мог подумать, что они такое знают. В общем, снова-таки непонятно. Тое ещё сложнее: у неё ничего-то и нет, кроме самой себя и своих нехитрых вещей. Есть ещё ровно сто сорок шесть империалов, что для дхааров, в общем-то, приличный капитал. Деньги она хранит в шкатулке, шкатулку когда-то подарила мама, она мамина, вообще-то. Сложно…
В конце-концов, она задумала купить небольшой нож-клык (надо хороший!), и сделать ножу темляк из плетённых нитей, и узор плетения будет нести большой смысл; ему ещё и ножны нужны. Темляк будет большим, можно будет вешать на шею — так делают в Мрамри.
Но всё это требовало времени. Сложно. Сложно...