Семеро в море, семеро на земле (гет)

Вот и ушла Унн Гвендурдоттир навеки, не под силу ей оказалось противиться зову морской твари.

Помню, как принес ее Бьёрн с берега бухты. Я тогда помогала ему отогревать Унн да приводить в чувство. Я ведь сразу все заметила — и жаберные щели, и перепонки на пальцах. И то, что тюленья шкура, в которую была наряжена Унн, выделана не людскими руками — верно, очищена она была каменным ножом на дне морском. Я все поняла. И сказала Бьёрну то, что думала. Да он и сам многое заметил и понял. Вот только Бьёрн не согласился с тем, что надо бы отпустить рыбку в море. Сказал — по своей воле она вернулась ко мне, не насильно я ее увел.

Что ж, надеюсь, не будет нам всем через Унн беды. Потому что их много, очень много, — таких, как Унн, и других, вовсе уродливых и странных. Их гораздо больше, чем нас. Они резвятся в морских течениях, обитают в каменных башнях, похожих на соты. Они, как и мы, пасут стада и охотятся. Они сеют горькую морскую траву. А еще — изготавливают разные вещи. Странные и опасные. Эти существа смутно мелькают в наших преданиях — откуда-то наши пращуры знали, что водный народ недобр и умеет колдовать. Я уверена — они с любопытством за нами наблюдают. Иногда выходят по ночам и смотрят выпуклыми светлыми глазами на светящиеся окошки в домах Мирдаля. И думают свои нечеловеческие, неизъяснимые думы.

Мои глаза открылись в тот август, когда исчезла Унн. Спустя неделю после ее пропажи рыбаки с южного побережья принесли весть о новом островке, что подняло землетрясение со дна морского. Он был черен, как деготь, — говорили они, — и над ним кружили птицы. Тучи птиц, покрытых черными растрепанными перьями, словно нищие — лохмотьями. Люди с юга утверждали, что подобных птиц они не видали прежде, хоть и рыбачат в этих водах всю жизнь. Крики этих пернатых вселяли в сердца тревожное ожидание чего-то плохого. Никто из рыбаков не рискнул пристать к черному острову. Впоследствии говорили про него разное — что в первый же год разрушили его зимние шторма, что он просто исчез, как не было. А кое-кто видел, как поглотила его бездна, закипев и выплеснув в небо фонтан соленой воды.

Я знаю, в ту самую ночь, когда недра, содрогнувшись, вытолкнули этот клочок суши, впервые явилось мне во сне порождение бездны, и проникла в мои уши дикая песня моря. А утром того же дня Унн впервые ушла вниз, к водным. Почему только мы с ней из всего поселка слышали зов? Не ведаю о том, могу лишь догадываться. Но все же, Бьёрн, береги детей. В них течет кровь Унн.