Менестрель и Тьма (джен)

Утро манило меня красками рассвета сквозь полуприкрытые узорные шторы, но вставать не хотелось. Тело нежилось, тяжёлые со сна руки казались не моими, а глаза, успевшие проснуться, жадно бегали по комнате, требуя встать и продолжить исследование нового мира.

Комната, выделенная мне магом, находилась на втором этаже южной башни, как он её назвал — башни Магов. Неудивительно, учитывая что Эсме жил на последнем этаже этого же здания. Вечером, после плотного ужина вполне обычной картошкой с салатом из сочных зелёных листьев и куском прожаренного мяса, я совсем не успела её разглядеть. Тому помешали также и руки прибежавшей по зову Эсме девушки — воистину волшебные руки, хотя бы по тому, что от них отлетали голубые искры и, исчезая в моем теле, растворяли боль и усталость, но наводили сон. Девушка назвалась Маарой и, подоткнув мне одеяла, пожелала спокойной ночи. Я вырубилась, не успев её отблагодарить.

Полукруглая комната была просторной. Мебели здесь было мало — огромная кровать с балдахином, сундук перед ней, несколько плетёных шерстяных ковров и огромное зеркало напротив. В глубине покоились несколько кресел и журнальный столик, в вазу на котором кто-то успел поставить свежие лиловые цветы.

Отражение в зеркале глядело на меня изумленными зелёными глазами из-под встрёпанных чёрных волос.

— Собирайся, Маруся, — насмешливо пропела я. — Будет точно не скучно — всё не то, чем кажется.

Слова песни из любимого фильма взметнули меня в воздух и я обнаружила, что на пустой половине кровати лежит ворох одежды. Оглядев себя — драные чёрные джинсы, дырявые разноцветные носки и застрявшая в штанах вытянутая майка с Куртом Кобейном, я мысленно похвалила того, кто догадался подобрать мне подобающий прикид… надеюсь, что по размеру.

Встав перед зеркалом в новой одежде, я восторженно завертелась. Короткие коричневые штаны до щиколоток из плотной ткани, белоснежная рубашка с узорами и длиннополая, разноуровневая то ли куртка то ли кофта — за такую на Земле дизайнеры бы передрались. Подумав, рубашку я заменила на любимую майку, а видавшую виду пару вместе со снятым перед сном батником уложила в сундук возле кровати. У него же рядом с моими кедами обнаружились мягкие и удобные полусапожки, чем-то напомнившие мне мои старые, но гораздо теплее и интереснее.

Я заметалась в поисках рюкзака и гитары и обнаружила их в одном из кресел у дверей. Схватив чехол с инструментом и потрёпанное создание фирмы «Vans» я сгрузила их на кровать и тут же, раскрыв и перевернув, вывалила на неё содержимое рюкзака.

Первым делом взгляд упал на три пачки сигарет и я с удивлением поняла, что за всё время пребывания в мире, названия которого никто не знал, я ни разу не вспомнила о своей вредной привычке. «Удобненько», — мелькнула мысль. «Может брошу?»

Зажигалку с сигаретами я вернула в рюкзак и пододвинула к себе сумку, которая лежала под новой одеждой. Кто-то будто знал мои вкусы — чудное кожаное изделие местных мастеров имело приятный светло-коричневый цвет, широкий наплечный ремень, никаких украшений и множество карманов внутри, закрытых накладками, пуговками и верёвочками — видимо, о существовании фермуаров тут не знали.

Подумав, я всё-таки переложила пачку сигарет, фильтры и зажигалку в новую сумку, затем принялась разгребать остальное. В сумку отправились: кошелёк с документами — денег в нём не было, но документы терять не хотелось, блокнот с ручкой, пачка салфеток, брикет гематогена, пластинка парацетамола, аскорбинки, начатая упаковка прокладок (меня пугала перспектива узнать, что в этом мире ими не пользуются), тюбик с матовой коричневой помадой (интересно, как у них тут с косметикой?), счастливый дайс-двадцатигранник, пара резинок-спиралек для волос и карманная расчёска.

Пришлось оставить в рюкзаке клетчатый плед с дыркой, но найденный баллончик с краской, я, подумав, присовокупила ко всему прочему в новую сумку, которая постепенно начинала разбухать, но меня это не пугало. Никто не знает, когда мне это всё понадобится и как надолго я задержусь в этой башне, в этом городе и в этом мире. «Вот бы остаться здесь жить» — мелькнула отчаянная мысль. Старый, выменянный у бомжа на бутылку водки, потрёпанный и исцарапанный ридер с зарядкой я с сожалением положила обратно — чёрт знает, есть ли в этом мире розетки и как ими пользоваться. Телефон я всё-таки положила в сумку, решив пока не включать его — включу, если очень соскучусь по фотографиям из старой жизни.

Я почему-то вспомнила эпизод из прочитанной в детстве книги Жюля Верна «Таинственный остров», который произвёл на меня почти наибольшее впечатление. Это был эпизод, где моряки танцевали на берегу, к которому прибой вынес несколько ящиков с чьим-то грузом, и в нём приводился полный перечень добычи, прямо списком посреди страницы: рубашки — столько-то «шт», носки — столько-то «шт», а что было ещё — я не помню. Почему я говорю «почти наибольшее» — потому что гораздо больше мурашек пробежало по моей кожей, когда в самом конце раскрылась причина попадания этих ящиков на остров. И это, по-моему, было лучшее, что я читала у Жюля Верна.

Медиаторы — полустёртый и случайно откопанный в недрах рюкзака новый запасной, отправились в карман на чехле от гитары, сюда же я засунула и второй блокнот с текстами недавно услышанных песен и наполовину изрисованный скетчбук с карандашом.

На короткий миг мне стало тревожно-печально: а есть ли в этом мире свои книги? И найду ли я среди них такие же родные и великолепные, как в моём родном? Мне стало тоскливо и, спеша выбросить из головы злые мысли, я застегнула сумку.

На покрывале, незамеченный мной прежде, остался лежать сложенный бумажный прямоугольник. Письмо от Даны, пришедшее на главпочтамт за неделю до того, как я попала в другой мир. Я так и не успела написать ей письмо. Тоска подобралась к горлу, а пальцы уже сами разворачивали конверт и подносили к глазам исписанные ровным почерком листы.

«Здраствуй, Марусь.

Очень долго ждала твоё письмо, думала, почта снова распустилась, но это, оказывается, ты мне долго не писала. Как ты? Жизнь в большом городе — это круто, но о том ли ты мечтала, чтобы петь в подземках и собирать на еду по подворотням? Ты с твоим талантом могла бы остаться у себя в маленьком городке, учиться, работать и жить в своё удовольствие даже на съёмной квартире. Извини, что давлю на больное, но смерть родителей и потеря квартиры ещё не означает конец света. Ты могла бы приехать ко мне, насобирав на билет за пару месяцев, я поселила бы тебя во второй комнате и мы бы каждое утро собирались бы на пары, пили бы кофе с молоком и смеялись. Я могла бы послушать твои песни вживую…

Милая. Я очень переживаю о тебе. Книги, что ты мне советовала — прочитаны, песни, что ты мне советовала — заслушаны, твои письма — затёрты до дыр моими пальцами. Предчувствие чего-то нехорошего гложет меня и не даёт мне спать. Знаешь, когда я наткнулась на ту группу в ВК и задумалась о том, чтобы заняться бумажными письмами, я воспринимала это как интересное хобби, но никак не как единственный способ связи с одним из самых дорогих мне людей на свете. Иногда я ненавижу «Дом, в котором…» за то, что он познакомил меня с тобой. И тебя я тоже ненавижу иногда, за то что не могу тебя обнять. Но больше всего на свете я ненавижу километры, которые нас разделяют.

Где бы ты ни была там, держись. Я верю, что ты справишься со всем, что встанет перед тобой. Люблю тебя.

Да будет мужественным твой путь.

Да будет он прям и прост.

Диана.

На всякий случай дублирую свой номер:

+796458751563

Позвони мне, когда получишь письмо.

22 декабря 2018 года. 21:56

Таганрог».

Я вытерла слёзы и решительно засунула руку в сумку. Выудив разбитый «гэлэкси», я зажала кнопку ключения. Экран мигнул и зажёгся, коротенькая мелодия приветствия отозвалась в ушах тоской. Сети не было. Я походила по комнате с вытянутой рукой, попробовала набрать номер, но сеть не появилась. Я прогнала мысль взбежать на верхний этаж — мы же в параллельном мире, чёрт побери, здесь маги и короли, какой МТС?

Телефон отправился обратно в сумку, а сложенное письмо, ещё пахнущее знакомым чаем — в блокнот. Я подтёрла мокрые щёки и, громко всхлипнув, закрыла сумку. Дана, Дана. Где б ты ни была, я скучаю по тебе, мой самый лучший друг по переписке. Я буду писать тебе письма, даже если ты их никогда не получишь. Просто потому, что только тебе я могла сказать всё, как есть.

— Доброе утро, — раздалось позади. Я подпрыгнула и обернулась. Уже знакомая мне Маара в длинном зелёном платье и с полным яблок подносом стояла у двери. — Эсме просил тебя подняться к нему, как будешь готова. Я подам туда завтрак.

— Э-э… Хорошо, Маара. Спасибо. И спасибо за… то что подлечила.

— Не за что, — улыбнулась девушка и на её щёках заалел румянец. — Я не целитель, а служанка, но мама научила меня как снять боль и усталость. Рада, что помогла тебе.

Удивительный мир — служанки владеют магией, а песни заставляют выглядывать звёзды.

Витая лестница провела меня этаж за этажом и закончилась у двери в покои мага, за которой раздавались приглушённые голоса. Я робко постучалась и поправила ремень сумки.

— Войдите, — крикнул знакомый голос.

Я послушно тронула ручку двери и та отворилась, будто ожидая моего прихода.

За дверью оказался огромный кабинет, заставленный стеллажами с книгами: они были повсюду — на подоконниках, полках, столах, прямо на полу. Лишь один стол был пуст от книг — стол мага, стоящего спиной к окну, а перед столом, опираясь руками на спинки кресел, стояли двое, которые при моём появлении прекратили спорить и выпрямились, обернувшись ко мне.

Первый — невысокий пухлый бородач с добрым лицом, вскинул брови и улыбнулся мне, а вторая вскинула брови без улыбки, но заворожила меня. Высокая и худая, неестественно бледная, но при этом — не мертвенно, а матово, с длинными и гладкими белыми волосами, она поразила меня незнакомой красотой правильных черт лица, остроконечных ушей и поджатых алых губ.

— Знакомься, Мария. Это Тригиримон, великий бард и сказитель Ангальских земель, а это — Мириэль. Она люмен и маг и она здесь, чтобы разобраться в природе твоих способностей, а Тригир удачно проезжал мимо и как раз сможет оценить твоё профессиональное искусство. Вместе мы решим, что делать с твоей силой и как её эффективно использовать во благо тебе, нам и нашему миру.

— Здравствуйте, — неловко кивнула я, внезапно почувствовав себя лишней.

— Садись, — маг выдвинул из-за стола своё кресло и отошёл к окну.

Я прошла к нему и, сложив сумку и чехол с гитарой у стола, опустилась в высокое жёсткое кресло, робко взглянув на люмена и барда.

Девушка изучала меня холодными голубыми глазами, не говоря ни слова, а бард тут же протянул мне огромную лапищу, грубым голосом проговорив:

— Очень р-рад знакомству, Р-рёрн р-расказал о твоих песнях и я очень хочу послушать одну из них.

Он забавно картавил, почти рычал, и мне сразу же захотелось послушать его песни.

— Сначала нам нужно выяснить, люмидари ли это, или Эсме перепутал язык с врождённой магией, — перебила его Мириэль.

— Мири, — устало покачал головой Эсме. — Я ничего не хочу выяснять, я с четырёх утра выяснял обстоятельства казни трёх госслужащих и успокаивал короля, и ничего не буду решать, пока она вам что-нибудь не споёт. Вот увидишь, мы попросим её сейчас спеть что-нибудь воодушевляющее и бодрящее, и у нас у всех поднимется настроение.

— Жду не дождусь, — потёр руки Тригир.

— А если она споёт не то, что ты попросишь, и нас тут накроет чем-нибудь? — не сдавалась люмен.

— Тогда ты её остановишь, — всплеснул руками Эсме. — Ты же знаешь люмидари! На крайний случай я ударю её огненным шаром и спалю эту чёртову башню до конца, и может наконец параноики и перестраховщики покроют пеплом землю Акраморска и дадут мне упокоиться с миром.

Наступила тишина, в которой, увидев испуг на моём лице, бард громко расхохотался. Его смех успокоил меня своей открытой веселостью и я, попытавшись забыть слова мага, потянулась к гитаре. И задумалась, потому что весёлых и воодушевляющих песен на ум не приходило. Интересно, вдруг подумала я, если спеть ещё раз «Featherstone» — я перемещусь обратно? Или для этого нужно нарисовать краской знак? А что, если я не помню, как он выглядел? А это сработает?

— Мария? — голос мага вывел меня из задумчивости и я тронула струны.

Она пришла сама, с третьим аккордом, вызвав у меня улыбку и, закинув ногу на ногу, я запела.

Look back in silence; the cradle of your whole life

There in the distance, losing its greatest pride.

Nothing is easy, nothing is sacred. Why?

Where did the bow break?

It happened before your time.

Я успевала смотреть на них троих и мне нравилась реакция всех, кроме Эсме. Мириэль, которая занимала меня больше всех, подалась вперёд и широко распахнула глаза, приоткрыв рот. Тригир чесал бороду, задумчиво закатив глаза. Эсме же напряженно вслушивался в текст, обнимая себя руками за плечи.

And there were people there, lovely as you've ever seen.

Tonight, baby you can start again.

Laughing in the open air; have yourself another dream.

Tonight, maybe we can start again.

Я пела, улыбаясь, и постепенно лица всех троих стали проясняться.

Only the young can break away, break away

Lost when the wind blow; on your own

Only the young can break away, break away

Lost when the wind blows; on your own

Они уже почти улыбались, но когда я запела следующий куплет, напряжение снова набежало на их лица и особенно меня удивили сведённые брови Мириэль; впрочем, мои предположения о их реакции подтвердились. Брэндон Флауэрс бросал их из огня в холод.

Mother, it's cold here,

Father, thy will be done.

Thunder and lightning are crashing down

They got me on the run, direct me to the sun!

Redemption keeps my covers clean tonight

Baby, we can start again…

Из крика — в спокойствие, из спокойствия — в радость, и их эмоции повторяли мои.

Only the young can break away, break away

Lost when the wind blow; on your own

Only the young can break away, break away

Lost when the wind blows; on your own

Во взгляде Эсме явственно читалось, что под воодушевляющим он имел не совсем такие песни; Тригир не выражал никаких эмоций, кроме почти детского внимания, Мириэль же просто пожирала меня глазами.

And the sun will shine again

And the sun will shine again

Are you looking for the sign?

Or are you caught up in the lie?

Ha, ha, ha, ha, ha

Ha, ha, ha, ha, ha

Ещё один припев, и мой голос умолк. Струны замерли и спустя мгновение они заговорили разом:

— Отличный голос и владение инструментом!

— Чёрт возьми, это не совсем то, что я просил, это в разы восхитительнее!

— Это не люмидари.