Снежными искрами (гет)

— Владислав Сигизмундович, откушайте молочка, — церемонно сказала Таня, ставя перед ним на стол крынку с молоком из погреба.

Он кивнул, принимая из её рук налитую до краев кружку. Утро рассветало белым туманом, росой, в окно входил прозрачный свет. Владислав сидел у окна в наброшенной незастёгнутой курточке.

Миша смотрел на них из сеней, залившись краской до корней волос.

— Тань! — позвал он сестру, и, когда она к нему вышла, яростным шёпотом спросил:

— Чего ты с ним «Сигизмундович» да «Сигизмундович»? Чего ты перед ним стелешься? Они, почитай, всю землю нашу захватили, разбойничают, а ты…

— Много ты понимаешь! — возразила Таня. — Это — наш будущий царь.

— Какой он царь! — возмутился Миша. — Он — захватчик и узурпатор.

— Нянюшка говорит, всякая власть — от Бога, — неуверенно сказала Таня, оглянувшись на стройного мальчика в польском одеянии. — Может, и впрямь будет царём…

— Еще чего! Ляхи — они поганые, — убеждённо возразил Миша. — Я вот вырасту и надаю им по первое число. Больше не сунутся! Еще посмотрим, кто царём-то будет…

— Ты уж не сам ли в цари наметился, Мишенька? — насмешливо спросила Таня.

Миша снова покраснел, но выдержал взгляд сестры.

— А хоть бы и так! — с независимым видом сказал он…

…Владислав вышел на крыльцо, встал на маленькой терраске у сеней, оперся на перила. Холодок туманного утра бродил по лесу, деревья были окутаны белым, над рекой и лесом вставал туман. Он постоял у перил, глядя на спускающуюся с крыши паутинку, на дрожащую крупную каплю росы перед глазами. Чудеса последних удивительных дней так закружили его, так втянули в круговорот удивительных событий, что некогда было и подумать над всем этим.

…О чём думается польскому принцу в девять часов утра, когда он стоит на терраске лесничьей избы, поеживаясь от холода, в накинутой курточке, и смотрит на клубы тумана, окружающие лес, откуда приходили призраки? Когда бродит по двору, когда бросает камешки в темную глубину колодца, прислушиваясь к бульканью? Думает ли он, как удивительно его свела судьба в это близкое знакомство с предполагаемыми врагами в преддверии начинающейся войны? Не странно ли, что нас забросило — вот так, внезапно — в совместное приключение и общее дело? И зачем вообще враждовать?

Хочется ли ему защищать Герду, для которой он и пошел рыцарем на это дело — защищать её, если понадобится, и от московитских призраков, полагая их своими врагами? Или он просто мечтает, чтобы она наконец обратила на него внимание? …Или тебе хочется, чтобы и тебе явились какие-нибудь рыцари в латах из твоих предков — вышли бы сейчас из тумана, прошлись по траве, чтобы встретиться с ними глазами?..

Или ничего особого тебе не думается, принцу, довольно флегматичному по природе, и только смутно, темно, все вместе и на грани чего-то подобного — теснится в мыслях?..

Сзади скрипнула дверь. Он, стоявший спиною к крыльцу, обернулся.

На порог вышла Герда. Неловко потопталась на скрипучей, шатающейся ступеньке, и тут Владислав догадался подскочить и подать ей руку, чтобы она спустилась.

Она, кажется, впервые внимательно посмотрела на него, порозовела и отвернулась.

Солнце всходило всё выше, разгоняя туман, прогревая землю…

…После обеда Владислав с Мишей разлеглись на траве. День был туманный, бледный, небо заволокло белой мутью, чуть клонило в сон. Миша растянулся, чувствуя во всем теле приятную истому — только что перед обедом он, как взрослый, наколол для Тани немного дров и ужасно гордился этим.

Владислав лежал рядом, на животе, покусывая травинку.

— Владислав Сигизмундович, — тихонько спросил Миша, поигрывая своим ножичком и втыкая его в землю у ног Владислава, — ты дрова колоть умеешь?

— Нет, — сквозь зубы ответил Владислав, отодвигаясь.

— Совсем-совсем? Чему ж тебя учили? — Ножичек описал дугу и снова воткнулся в ямку.

— Фехтовать учили, — сказал Владислав, поворачиваясь. — Стрелять из мушкета. Ездить на лошади.

Миша ничего не ответил, но в глазах его зажглись смешливые огоньки.

— Тань, — позвал он, повысив голос, — надо было нам коня у призраков-то попросить. Авось Владислав Сигизмундович показал бы, чем он может быть нам полезен…

— Уймись-ка ты, пожалуйста! — послышалось из сеней, где Таня с Гердой затевали стирку. — Умелец! Чуть вон палец-то себе не оттяпал!

Миша хихикнул и снова покосился на Владислава.

— За девчонками прятаться — невелика смелость, — вполголоса сказал он.

— Это я за девчонок прячусь? — вспыхнул Владислав.

— Конечно! Танька вон тебя всё время защищает…

Владислав хотел что-то сказать, но тут за деревьями леса что-то ухнуло, что-то вылетело и прошуршало над их двором, мгновенной тенью скользнув по небу.

— Что за... — Владислав вскочил на ноги, да так и застыл, отряхивая от травы свой кунтушик.

Птица, вылетевшая из леса, показалась мальчикам сначала неестественно громадной, с размахом крыльев чуть не во все небо, но вот она села на ветку березы, развернулась к ним и оказалась нормального размера. Необычным было ее оперение — белое, с золотыми перьями на концах крыльев и хвоста, да глаза — золотые, с ярким ободком, по-человечески осмысленные. Повернувшись в сторону ребят, она качнулась на ветке, глядя на них золотым глазом, издала громкий клекот и вновь, взмахнув крыльями, исчезла в лесу. И словно серебряный вихрь взметнулся за нею...

Ребята стояли на месте, молча глядя вслед удивительной птице.

— Видел? — нарушил молчание Миша.

— Я таких никогда не видел, — сказал Владислав, еще не пришедший в себя от необычного видения.

— Это белый сокол. Он тут является, когда война грозит или бедствия. Предупреждает о войне... И о победе, — сказал Миша, значительно взглянув в глаза Владиславу. — И защищает.

Он повернулся к крыльцу.

— Тань!

Таня появилась на пороге, вытирая мокрые руки.

— Что тут у вас? Что опять случилось?

Известие о появлении чудесной птицы нимало не удивило Таню.

— Ну а я что говорила, — сказала она. — И призраки, и сокол — все здесь на самом деле являются. И снова ушла в сени стирать.

…Совещавшись вечером, решили отправляться к замку владычицы снегов послезавтра, на рассвете, перед восходом солнца — чтобы прокрасться к крепостной стене незаметно; а завтра вечером, в сумерках, пойти на разведку — отыскать временно-пространственный вход меж каменных плит и бурьяна, расчистить его от завала, если понадобится.

Решено было, что на разведку лучше пойти меньшим числом, чтобы не привлекать внимания — вдруг заметят из крепости.

— Я пойду! — сунулся Миша.

— И я, — сказал Владислав.

— Нет, пойду я с Владиславом, — решительно сказала Таня. — Надо, чтобы вдвоём, и… надо кого постарше.

«И посильнее, и повыше ростом», — хотела добавить она.

Она не хотела, чтобы Миша с Владиславом, оставшись вдвоём, снова переругались.

Назавтра день прошёл в сборах — Таня раскладывала тёплую одежду, распределяла, кому что надеть. Наверное, из-за того, что день выпал суматошный, или оттого, что снова выдалась мутная, серая погода, какое-то тоскливое напряжение висело весь день в воздухе. Миша с Владиславом всё-таки сцепились. В ответ на какую-то очередную колкость они вскочили друг против друга, как петушки… Но подошла Таня и зашикала на них:

— Угомонитесь-ко! Чего вы опять! — Бросила уничижительный взгляд на Мишу, и, отходя, он слышал, как она прибавила. — Ты уж извини его, Владислав Сигизмундович, он у нас дюже героический. Воевать хочет!

Этого Миша уже стерпеть не мог; слова сестры положили в нём окончательное решение. Он должен сразиться с наглым ляхом, набить ему физиономию! Только так возможно отстоять свою честь. И после ужина, подойдя к королевичу, он с независимым видом предложил:

— Давай на кулачки?

Владислав смерил его взглядом.

— Рыцарский поединок? — спросил он. — Давай, по-честному — один на один. Только по лицу не бить — девчонки заметят.

— В лесу, за грибной поляной, — кратко сказал Миша, и они пошли.

Они шли в лес, тяжело дыша, молча, упрямо, топча густую траву. Во Владиславе тоже толкалась обида — оскорблённая кровь многих поколений рыцарей и королей. И ему, наверное, как никогда за все время здесь, хотелось, чтобы и его призраки явились сюда, стояли за ним, собрались строем…

Они остановились у бугра. Встали друг против друга. Владислав скинул куртку на траву.

— Начинаем?

— — -

— ...Вот так мы всегда вас побивали! — с хохотом воскликнул Владислав, сидя на Мише верхом.

— Ещё чего! Когда это вы нас побивали? — возмутился Миша, и через пару секунд он уже был сверху. — Ну что? — торжествующе воскликнул он.

— Я поддался тебе, потому что ты маленький, — спокойно сообщил Владислав, лежа и ощупывая ушибленные места. — Так все благородные рыцари делают.

— Повтори, что сказал! — взъярился Миша и ударил его по носу…

Они возвращались домой в начинающихся сумерках. Владислав прижимал к носу сорванные листья подорожника.

— Всё-таки я победил, — сказал Миша. — Потому что мой удар последний.

— Он не считается, потому что был не по правилам, — не согласился Владислав.

Миша не ответил.

— Танюхе говорить не будем, — предупредил он. — А то она нам добавит...

Владислав промолчал. Перспектива получить от Мишиной сестры ему явно не улыбалась.

— — -

В светлых сереющих сумерках в поле у крепостной стены, с северной стороны её показались фигуры двух подростков. Таня шла, держа в руках небольшую карту, и на ходу сверялась с ней. Владислав нес лом, разысканный в хозяйстве Зосимыча и незажженный пока — на всякий случай — фонарь.

— Вот здесь, — указала Таня на кучу плит в одном месте под стеною крепости.

Там обвалившиеся камни и стена образовали что-то вроде закоулка. Стену заделали новыми камнями, а развалины от старой остались вокруг.

Ребята вошли в этот пролом, устроили свои инструменты так, чтобы снаружи их не было видно, и стража со стены их не заметила.

Огляделись по сторонам.

— Смотри! — показала Таня в угол между стенами.

И они увидели отчетливое голубовато-сиреневое сияние над травой, пока еще слабое в неясных сумерках. Оно исходило из-под двух плит, расположенных косо друг к дружке, одна из которых лежала в небольшом углублении в земле, а другая наклонно стояла на ней, опираясь о стену.

Таня разожгла кремень, запалила фонарь и взглянула на Владислава.

— Ты не серчай на Мишку, — сказала она, вздохнув. — Малой он ещё…

— Я не сержусь… — ответил Владислав.

И оба повернулись к чудесному порталу, обозначенному сиянием над плитами.

— Ну-ко! — Таня попробовала покачать край плиты. — Вроде и неплотные. Кажись, без лома справимся. Попробуй!

Владислав обхватил руками конец плиты, поднатужился, и глыба своротилась; она в самом деле стояла неплотно, не врастая в землю, и свалилась набок. Спрыгнув пониже, в яму, он попробовал поднять другую плиту. Та лежала плотнее. Взявшись за лом, он всадил его в землю, несколько раз подпихнул под плиту и приподнял её. Взял её край обеими руками, уперся коленом снизу, и в этот момент ощутил, как левое колено пронзила острая боль. «Господи! как не вовремя!» Владислав согнулся, едва не выпустил плиту, но удержал, молясь, чтоб Танька ничего не заметила…

— Дай-ка я, — сказала Таня. Она наклонилась над ямой, темная коса ее свесилась в пролом, и взялась обеими руками за край плиты. Вдвоем они перевернули и откинули плиту.

…И открылся проход в щели между плитами. Сразу было ясно, что это нездешнее, неземное явление: широкая полоса густого мрака, поверх которой курились, клубясь и завиваясь, голубые и сиреневые всполохи.

— Ой, — тихо прошептала Таня.

Несколько секунд оба молчали.

— Неужели там появится любое место, которое мы себе представим?

— Можно проверить…

— Без зелья?

— А ты попробуй.

Они придвинулись друг к другу и покрепче взялись за руки.

— Пусть откроется путь на остров к Снежной Королеве, — неуверенно сказала Таня, постаравшись как можно сильнее пожелать этого.

И тут же на их глазах в разломе что-то произошло. Сполохи перестали виться и угасли, тьма просветлела, превратившись в ровную серо-голубую муть. И оттуда, из дыры, на них повеяло таким ледяным, суровым холодом, что оба отшатнулись. Нечего было и думать, чтобы соваться туда без зимней одежды.

— Нет, мы завтра туда пойдём, — с дрожью в голосе сказала Таня, запахивая на себе душегреечку.

И тут же, словно послушавшись, портал потемнел и на нем закурились светлые завихрения.

— Работает и ладно… — сказала Таня. — Ну, с Богом пойдём домой.

Вдвоём они аккуратно задвинули его плитой. Владислав сел у стены, пока Таня гасила огонь в лампе, незаметно потирая колено, надеясь изо всех сил, что она не заметила его слабости.

— А ты смелая, — похвалил он. — Прямо женщина-рыцарь! Совсем как наши паненки!

Таня ничего не сказала и только, распрямившись, сдунула и откинула тыльной стороной ладони с лица упавшие пряди.

«Спросить или не спросить? — думал, глядя на неё, Владислав. — Спроси! Она же девчонка. Решайся! Разве еще будет такая возможность? Король ты или нет?»

— Таня, можно тебя спросить… — медленно начал он. — Вот если молодому рыцарю нравится паненка… девочка… что ему для нее лучше всего сделать, чтобы ей было приятно? Что-нибудь подарить, может? Цветы или вещь какую-нибудь?

Таня быстро обернулась… Даже в надвигающихся сумерках было видно, что лицо у королевича, старательно прятавшего его в тени, красно, как вишневый цвет, и он нервно комкает и вертит в руках сорванный одуванчик.

Может, другая на её месте и приняла бы это на свой счёт, но Таня ещё в избушке Зосимыча заметила взгляды Владислава в сторону Герды, его неловкость в ее присутствии.

Она вздохнула и сказала:

— Не надо ничего ей дарить, Владиславушко! Ты скажи ей лучше ласковое слово, поддержи её в трудную минуту…

— — -

Вечером, когда уже почти совсем стемнело, когда уже было договорено отправляться к порталу завтра с раннего утра, Миша, пробегая по двору, наткнулся у завалинки на Владислава, согнувшегося в три погибели, прикусив губу, и схватившегося за колено.

Миша остановился.

— Что с тобой?

Несмотря на драку, в которой каждый из них считал себя победителем, действовать им все-таки приходилось вместе, и бросать друг друга в беде не годилось.

— Ничего, — с лёгким стоном ответил тот, тяжело дыша и отчаянно растирая колено.

— Как же ничего-то! — удивился Миша. — Я же вижу! «Мы ж вроде не дрались настолько, чтобы ноги друг другу переломать?» — подумал он.

— Да нет, всё в порядке, — выдавил Владислав, с трудом поднявшись и опершись на завалинку. — Пройдет…

Миша подошёл ближе.

— Да что случилось-то? Зашибся?

— Нет… Это бывает… — И, подняв глаза, встретив участливый взгляд Миши, Владислав пояснил. — Ревматизм у меня. С детства. Периодические приступы…

— Ого! — удивился Миша. Горячее болезненное сочувствие толкнулось в нём, и он принялся соображать, чем же помочь своему недавнему противнику.

Решение пришло в мгновение ока.

— Так это тебя в баню надо, — сказал Миша, — я Таньке скажу, мы с девчонками затопим.

— Не нужно… — слабо запротестовал Владислав. Гордость, честь и королевское достоинство не позволяли допустить, чтобы они с ним возились — хотя он и понимал прекрасно, что в таком состоянии делать что-то дальше не сможет.

— Ну вот ещё! — продолжал настаивать Миша. — Баня — она от всех болезней. Втроём мы, конечно, не бог весть какой пар устроим, но хоть что-то. Попарим тебя, полегчает… Давай, пошли! — И, помогши Владиславу встать, под руку потащил его в избу.