Финальный отсчёт (джен)

Отчаянный вой настиг их с Кайгаку, едва они разошлись с учениками Урокадаки.

— Спорим, этот рыжий придурок уже кинул своего дружка и Рин и бросился кого-то спасать, — Кайгаку будто съел прогнивший кусок дерьма, так его скривило. — Герой. Вот бы его, — он запнулся и снова, как ругательство, сплюнул: — То-ми-о-ку в это время кто-нибудь сожрал.

За его плечом раздался смешок.

— Какой же ты всё-таки… злой, — насмешливо прошептал Юичиро. — Этот, как ты сказал, «рыжий придурок» перебил здесь всех демонов, что, кстати, достойно уважения, поэтому твоим чёрным мечтам не суждено сбыться.

— Думаешь, Рукастого тоже?

— …Ладно, почти всех. Вряд ли Демон Рук кому-то из нас по силам. Он явно в другой весовой категории, не понимаю, зачем сталкивать новичков с… таким.

Шорох, шарканье. Юичиро и Кайгаку насторожились, завертели головами в поисках источника звука. Впереди справа.

Размытая тень, огибая деревья, приближалась. Неуклюжие шаги громыхали в темноте и вместе с шагами… Плач?

Это был израненный охотник.

* * *

Прищуренные глазёнки светились злобным весельем. Тело тряслось, как рвотного цвета желе — Демон тушевался, терпел, чтобы не захохотать в голос, смех булькал в глубинах его пуза, до Сабито долетало лишь утробное хихиканье.

Острые тычки ломали, дырявили тело охотника. Парень отбивался, как мог. Порвана была одежда, вспорота кожа, мышцы; один пропущенный тычок — глухой треск костей вырвал Сабито из задумчивости.

Заплаканные глаза на сером лице охотника широко распахнулись, сухие губы судорожно пытались поймать кислород. Снова удар, пальцы под рёбра, вместе с выбитым воздухом хриплый выдох:

— Ха-а…

Охотник подкошен. Он упал бы прямо в объятие дьявольских рук, но Сабито успел вырвать его быстрее, чем его бы разорвали.

Сабито осторожно помог ему подняться, не сводя взгляда от демона. Тот трепетал от восторга. Прижав несколько рук ко лбу, словно изнеженная девица, ладонями других он стал обмахиваться, как веером.

— Миленький маленький лисёнок, — любовно проворковал Демон.— Я ждал и дождался. Ох, как жаль, что я упустил тех двоих. Один совсем слабенький, нигде не видно. Съели, похоже… Твари! — руки всколыхнулись, сжались в кулаки, Демон шибанул ими по земле, поляна дрогнула. Охотник в руках Сабито заскулил. Вдалеке закаркал ворон.

— Ученики Урокодаки моя добыча, моя!

Сабито оттолкнули. За спиной послышался треск сухих травинок, возня, скулёж, шаги всё дальше — охотник убегал, спотыкаясь о собственные ноги и хныча. Напоследок он оглянулся, искривлённое рыданием и виной лицо выражало муку. Рот беззвучно шевелился, губы сложились в жалкое: «Прости», которое Сабито так и не увидел, потому что не рискнул поворачиваться к Демону спиной.

* * *

Юичиро расхаживал взад-вперёд, сопел и вздыхал.

Охотник сглотнул, вытер изорванным рукавом губы и протянул флягу с водой обратно Кайгаку. Тот, чуть сморщившись, вцепился в неё пальцами и острым взглядом.

— Не-е-т, — протянул Кайгаку, не оглядываясь на маячившего позади взволнованного Юичиро, который в тот же миг замер. — Даже не думай. Мы ноги еле унесли от Него в прошлый раз! Не получится взять Рыжего придурка за шкирку и по-тихому свалить, а вязаться в бой всё равно что обсыпаться перцем и добровольно принести себя на блюдечке в качестве ужина. Рыжий тупица будет геройствовать. Он бежать не станет, этим в итоге и угробит подмогу — тебя. Я не иду, а если пойдёшь за ним ты — подохнете оба. Я объяснил понятно?

— …Да.

Кайгаку кивнул. Он поднялся на ноги, отряхивая пыль с колен, и обернулся, вглядываясь в прорези для глаз в маске. Юичиро сжирали сомнения, страх и вина до мерзости отчаянно блестели в его глазах. Кайгаку хотелось его ударить, выбить эту дурацкую… Что, доброту, сострадание, благородство?

Бесит. Так распереживался из-за едва знакомого человека, сам вон того и гляди рухнет и помрёт от переизбытка чувств. Не иначе, как влияние грёбаного Зеницу.

— Рыжий сам выбрал свой путь. Ты же бери этого, — Кайгаку кинул взгляд на горе-охотника, по лицу которого опять заструились слёзы, — и пошли.

Сопение за спиной и вздохи не прекратились. Юичиро никак не успокаивался, Кайгаку мог поклясться, что слышал скрипение его мозгов, просчитывающих, как бы правильнее поступить. Ушли они недалеко.

— Нет, я не могу так.

Кайгаку прикусил губу, чтобы не заорать. Он развернулся, тыкнул указательным пальцем в лоб деревянной маски и приготовился к тираде о том, какой Юичиро идиот, но:

— Я не прошу тебя идти со мной и помогать, но если сейчас отсижусь в стороне, себя я не прощу. И жить с этим грузом… знать, что мог помочь, но не стал… Когда-то мне помогли, хотя тоже могли пройти мимо.

Он сунул вырубившуюся ношу Кайгаку и исчез.

* * *

Демон следил за ним, не разрывая зрительный контакт, изучал, искал слабую точку. Он видел, как в глазах Сабито промелькнула обида, и его бесстыжие глазёнки засмеялись над ним хоть и беззвучно, но насмешка вонзилась из бесовских зрачков тонкими отравленными стрелами в душу Сабито.

Сабито приказал себе успокоиться: он ведь сам решил вмешаться и за этот выбор тоже несёт ответственность только он. Если человек в стремлении выжить выбрал бегство — не Сабито его судить; самосохранение — инстинкт, на этой горе не все могут сохранить рассудок, тогда только и остаётся отдать себя во власть инстинктов, подсознания. Судьбы.

Хватит. Не время для обид и оправданий, важнее выяснить:

— Что значит…

— Милый мальчик, а ты не видел второго?

На миг Сабито растерялся — у Урокодаки всего два ученика и второй как раз он, — но тут же вернул хладнокровие.

— Второго, — ласково продолжил Рукастый. — У него простенькая белая маска, не лисья. Безликий. Прекрасный малыш редкой крови, — морда перекосилась, он с хлюпом-получмоком нараспашку разинул пасть и загремел: — …Шустрая дрянь! Я хотел разломить его, выпотрошить, но, представляешь, он сбежал, — под конец пожаловался он плаксиво, как ребёнок. — А ведь никто раньше не спасался от меня. Я раздавил всех, — он весело сощурился, — и тебя тоже. Раздавлю. Но прежде…

Сабито крепче сжал оружие и весь подобрался. Глубже вдох, чем больше кислорода, тем горячее кровь по венам, а потом…

— Что же это за прелестный аромат? Та-акой знакомый. Мм, какой замечательный гребень у тебя в волосах. — Сабито замер, а Демон воодушевлённо продолжил: — Ах да, точно, помню-помню эту маленькую хорошенькую девочку. Такая храбрая, она стала бы отличным охотником… Если бы я её не убил.

Сердце дрогнуло, разогретая кровь в один миг заледенела, кончики пальцев онемели.

— Она так расплакалась, когда я сказал, что съел всех учеников, даже стало её жаль. А как она возненавидела Урокодаки за то, что он обрёк вас всех на погибель! Его маски-обереги обернулись для вас проклятием, бедные-бедные наивные детишки. Ох, а какое глупое у неё было лицо, когда я оторвал ей ноги, — он изобразил своей мордой что-то нелепое, дурацкое и засмеялся.

Клинок так тяжёл, в холодеющих руках неповоротлив… Как быть? Нет, точно не сдаваться. Его обязанность, его работа, шесть лет Сабито учили

убивать

таких

мразей!

Сердце остановилось, и кровь превратилась в лёд лишь на мгновение, чтобы в следующую секунду взорваться и закипеть бурлящий яростью.

— Помню этот огонь в глазах и слёзы — самое сладкое воспоминание из моей жизни в неволе.

Мягкая улыбка, вата по царапинам впитывает и смывает грязь, кровь. Ласковый голос: «У тебя всё обязательно получится», — «Мне не нужны твои подбадривания», — «Уверена, наступит день, и ты станешь прекрасным охотником», — «Не сомневайся. И без тебя знаю», — «Даже лучше меня», — «В миллион раз. Ещё заставлю тебя глотать пыль», — «Ты ведь такой упрямый, Сабито».

Макомо.

— Ма-ко-мо, — по слогам вдруг вытолкнул из своей грязной пасти её имя Демон, — говоришь?

Уничтожить. Кроме солнечного света и отсечения головы, есть ещё один способ: разрубить на мелкие куски.

Заставить жрать собственную плоть. Пусть давится, пусть его тошнит и жрёт он уже рвоту. Так до бесконечности, пока не кончатся силы на регенерацию и тварь не подохнет.

Выпотрошить, кишки забить глицинией и смотреть, как эта мразь сереет и выгорает послойно, распадается пеплом.

Заставить просто сдохнуть!

— Миленький маленький лисёнок, а как зовут тебя?

Сабито взметнулся в воздух; катана со свистом рассекла воздух. Демон замер, не ожидая такой прыти. Он неловко замахал ручищами, ни чёткости, ни расчёта, будто в попытке отмахнуться от мухи. Мала муха, да смертельна — Сабито уже у цели. Пусть же слетит уродская голова с плеч!

Что есть силы Сабито рубанул по массивной шее Демона. Искры страха в глазах чудовища переросли в пожар. Зрачок зажегся ужасом.

Мир изменчив, жизнь непредсказуема. И вот адский пламень переплавляет панику в злобное торжество. Пугающий треск перекрыл и пронзил все звуки, но не шею монстра. Клинок переломился.

Это мгновение и молниеносное и вечное, будто кто-то поставил его на перемотку: вот ты был в шаге от победы и вот ты проиграл.

У Сабито закружилась голова, и дыхание сбилось, пальцы мелко задрожали. Во рту горечь. Горечь в сердце от осознания того, что всё закончится именно так. Седьмая ката — самая трудная последовательность движений, делающих его неуловимо быстрым, клинок в его руках — неумолимым в своей остроте… В чём ошибка?.. Каждый вдох, каждый шаг, каждое сокращение мышц в теле выполнено правильно... Почему…

Демон сжался, как гремучая змея перед броском, мгновение — смертельная лента мерзко-зелёных бледных рук рванула к Сабито, намереваясь раздавить его череп, умыться в тёплой крови и отправить скоро уже безжизненное тело в свой жадный смрадный рот. Увернись, почему же ты молча смотришь?

Шок. Внутри обрываются мосты, с грохотом царапаясь о чёрные скалы, пытаются зацепиться, но падение неизбежно.

Вот мост между ним, рыжим худощавым оборванцем, и его взрослой копией: уверенным, могучим Истребителем, за спиной которого всходит Солнце. Золотой луч блестит на рукояти. Истребитель обнажает клинок, всматривается в лезвие, где у основания высечено «Уничтожить демона».

Вот мост между ним и Урокодаки. Драки на палках — бодзюцу, — подсечки, падения, лес, поляна, обучение ката на берегу горной реки. Рисовые лепёшки и длинные тени на стене. Истории перед сном. Морщинистые руки обнимают напоследок крепко-крепко.

Вот мост, соединяющий с Гию. Их ухмылки-улыбки-переглядки, шлепки по затылку от Урокадаки за шалость и ноль раскаяния — закушенные губы, чтобы сдержать смех. Звёздное небо сквозь кроны деревьев и попытки пересчитать звёзды. Маленькая ель за домом Урокодаки как символ дружбы. Соревнования кто быстрее до деревни. Драки, раны, кровь.

Все мечты, цели, воспоминания — всё это исчезнет в бездонной пасти.

Не ты ли говорил себе, как важно сохранять холодную голову и трезвый рассудок?

Небо затрещало по швам. По швам распарывалась и его жизнь. Скоро от неё останется лишь пара лоскутков — то, что сохранят в душе Учитель и Друг.

Ветер ласково и печально, будто прощаясь, потрепал ему волосы. Где-то внизу пронзительно закричала Макомо.

Гул стука испуганного сердца зашумел в ушах, перекрыл все звуки. Сабито сомкнул глаза и улыбнулся непослушными немеющими губами.

Задрожал воздух. Что-то твёрдое врезалось в тело. Талию обхватила рука и потянула куда-то в сторону. Его разорвут сейчас. Сейчас. Сейчас.

Сейчас!

Почему ты медлишь?!

Издалека, как будто сквозь несколько километров донёсся рёв. Падение.

Сабито распахнул глаза. Мир вокруг размазан, небо падает прямо на него, но земля быстрее вышибает дух из тела.

Сабито закашлялся, попробовал подняться и упал. Тошнит. Вокруг темно, ориентиров нет. В нос забился запах крови, Сабито хочет от него избавиться, вытошнить, потому что вонь мешает дышать. Он слышит крики, грохот, чувствует, как трясётся почва, как холодной струёй режут воздух удары. Что-то горячее плеснуло на кожу, подкатилось под локоть. Не работает зрение, проблемы с запахом, вкусом — ещё есть немного звука и осязание. Сабито потянул ладонь к предмету. Это оказалась разрубленная рука.

— Юркая дрянь!

— Убью!

— Сожру обоих — знаешь же, одному тебе не выстоять!

* * *

— Тупой придурок. Два тупых придурка. Зацикленные на подвигах и героизме идиоты. Просто… — Кайгаку закачал головой, вцепившись в волосы, едва не выдирая их. И сполз на землю, пустым взглядом вытаращился перед собой. — Ду-урни-и-и.

Ночь была темна. Ни звезды на чёрном небе, ни надежды.

* * *

— Какого… Что это ещё за бесовщина... — Санеми дёрнулся назад, вытаскивая из ножен катану. Белые бесцветные брови подскочили в удивлении, лоб сморщился.

Перед ними стояла девчонка. Её полупрозрачное тельце светилось тусклым голубоватым сиянием. Она плакала.

Плакала. Мерзкое отродье со скорбной миной роняет слёзки, будто этим его можно разжалобить — чем твои слёзы горше его собственных? Не стоит тут торчать со вселенской печалью на личике, пощады не будет. Шинадзугава сделал выпад и разрубил демоницу напополам. Вот только сталь не встретила плоти, клинок прошёл насквозь. Дымчатые края размылись, расступились на месте, куда пришёл удар, и срослись снова, стоило убрать клинок.

Санеми поражённо уставился на паршивку, на клинок и снова на неё. В голове у него крутилось лишь невразумительное «чё?».

— Прошу! — Нечисть протянула к нему свои призрачные руки, с отчаянием вглядываясь в его изуродованное лицо. — Прошу, помогите.

— Магия крови, значит? — процедил он, прищурившись. — Скольких же ты съела, чтобы пробудить её? Впрочем, мне без разницы. Важно лишь то, что я убью тебя.

Санеми оскалившись, провёл лезвием по коже. Его козырь. Его последний шанс и его позор. Как демоны используют искусство крови, так и он, проклиная себя за это, пользуется схожей силой, которую дарует его кровь.

Шинадзугава признавал свою схожесть с дьявольскими отродьями. Всё доброе в нём погибло, его сердце не способно выработать ни капли чистой радости, которая не была бы запачкана мрачным удовлетворением от уничтожения ещё одной твари. В гниющей душе только ненависть, и она питает его силу. Он — безжизненный злобный кусок дерьма. Ещё и способность к управлению техникой, вариации которой используют демоны продвинутого ранга.

Но как бы то ни было, избавление мира от гнёта демонов главная цель, прибегнет ли он к похожим силам или сам будет похож на тех, кого стремится уничтожить — за всё Санеми Шинадзугава расплатится сполна, когда будет гореть в аду. Потому что его глупый младший брат должен жить в лучшем мире, нежели в том, каким он сейчас является.

— Прошу тебя. Помоги. Демон, сильный, скоро убьёт их! — она упала перед ним на колени.

Шинадзугава отступил на шаг, захлопал белыми ресницами. Так нелепо и нагло его пытаются загнать в ловушку? Да он сам мастер, ёкаев вам в рот, ловушек!

Санеми потерял дар речи от подобной дерзости, но всё же был собран, готовый в любую секунду отразить атаку. Возможно, его пытаются огорошить, поставить в тупик, чтобы на него, растерянного, внезапно напасть. Или дождаться, когда он откроет спину и тогда разорвать. Или его хотят привести прямиком в ловушку.

Он знал, что груб, что выглядит, как безумец, и не производит впечатления местного интеллектуала. Но он не идиот, а слезливые истории бедняжки-демона не купится!

— Я?! — зашипел он. — Помочь тебе? Что за ересь, ты себя-то слышишь?

— Послушай, там люди в беде. Пожалуйста, он слишком силён, — девчонка затряслась, а потом и вовсе завыла в голосину.

Санеми маленько растерялся, сомнение зародилось в душе. Возможно, не только одного его куда-то сманивают. Хотят устроить пир на весь мир, всех разом пережрать? Шинадзугава не был простофилей, чтобы повестись на такое, но люди в большинстве своём тупы — кто-нибудь да попадётся. Почему-то на ум пришла рыжая лохматая башка одного недотёпы.

— Куда идти?

Отродье подняло голову, глупо захлопала глазами.

— Я… я провожу.

— Сам справлюсь. В последний раз повторяю, куда идти?

— Десять часов, на запад.

«Так и быть, — подумал он, — пойду взгляну в чём дело, но перед этим…»

Времени прошло достаточно, запах его крови для демонов яд, она уже должна была ослабнуть. Осталась лишь одна деталь. Санеми хорошенько оттолкнулся, промчался мимо, одновременно с этим выставив лезвие клинка перед собой и отрубая… Да почему она не рубится?

Может, дело не в голове? Сердце — удар, почки, руки — удар, пятки, как у грёбанного Ахилесса, (про которого однажды у костра ему рассказал Масачика, трепло и любитель странных историй) — тщетно.

Дьявольская девка замерла, исподлобья вперила в него недобрый взгляд. Санеми понял: это конец. Он шумно втянул воздух, напоследок решив вдохнуть полной грудью… Нет, на самом деле испугавшись. Да, он почувствовал, как страх липкой холодной рукой провёл по спине, опустился ниже и схватил за яйца. Уродство. Ещё рано. Не то чтобы он боялся сдохнуть, но вот умирать, не прихватив с собою эту дрянь, совсем уж глупо.

Санеми принял стойку, готовый сражаться до последнего.

— Пойдёшь со мной, — приказало отродье. — Иначе, клянусь, я превращу твою жизнь в кошмар, чего бы мне это ни стоило.