Я - Осень (гет)

Глава 4.

Что-то страшновато стало. Писали о победе. Но Дину с коня телохранители снимают. Кэретта стоит рядом, просто жутко поводя маской по сторонам. Рэндэрд сам с коня слез, но я вижу — голова перевязана.

Только когда вслед за ними во двор влетает Динка, и резко воткнув в землю парадное материнское знамя, соскакивает и бросается к ней на шею, хохоча. А та вертится и смеётся совсем, как дочь. У всех у них за спинами — боевые знамёна.

Только тогда поняла — всё! Война на самом деле, выиграна!

Кэретта тоже смеётся. Повесив клевец на пояс, вертит головой по сторонам. Вспоминается высказывание Динки 'Она видит. Но, не как человек'. Часто добавляет. 'И мыслит тоже по-другому'.

Маска поворачивается в мою сторону. На мгновение, улыбка пропадает с лица. Кого она хочет видеть? Дочь? Сына? Так они ещё и не знают о поднятом флаге над башней. Если не спят ещё.

Казначей снова смеётся. Тычет в меня пальцем.

— Эй ты! Осень, если не забыла? Сюда иди!

Обеим Динам, генералу и телохранителям просто не до меня. Спускаюсь вниз. Страшновато! Кэретта меня, как и всех, не любит, мягко говоря. Но рядом с грозной сестрой и Динкой, вряд ли мне что-то плохое сделает. Тем более, она и раньше только ругалась, но не навредила никому и никогда.

Останавливаюсь пред ней.

Миг!

И казначей кружится подхватив меня на руки, как мать с Динкой, хохоча просто безудержно.

— Эй, Кэр! Поставь девочку, а то уронишь!

Ставит, потом неожиданно целует меня в лоб. Смеётся. Вертится уже сама, хотя и в тяжеленых латах.

— Генерал! Как ты там говорил?

'На полях, где шли бои когда-то

Где гремела грозная броня

Строят мир бывалые солдаты

Наступает мирная весна!'

Продолжает вертеться, снова завизжав. У её клевца гранёная часть — прямая. Сорвав с пояса, отправляет оружие в полёт. То втыкается в один из столбов. Я бы вряд ли вытащила.

— Канцлер... — как-то неожиданно странным и незнакомым словом обращается к ней генерал.

— Что, Рэдд? А плевать на всё!!! Я с детских лет мечтала эту тварь убить! И всё!!! Понимаешь, всё!!!! Жаль, не я ему башку раскроила! Но ведь всё!!! Вы понимаете?

— Угу! Куда уж понятнее! — смеётся старшая Дина, — Ты одну из моих девчонок расцеловала, а я раньше думала, прирезать ты хочешь их.

— Да за что их резать? Таких красивых и молодых! Дурные, правда, но сами такими были!

— Я умная!

— Сестра, ты за словами-то при Осени следи! Она и обидеться может!

— Самой-то мне какое дело до чьих-то обид? Я, если на забыла, кое- на кого из обиженных в атаки ходила. И клевец не в бревно всаживала!

— А то, думаешь, я не помню! Но с ней в бою тебе сходиться не придётся.

— Да поняла я это уже! Дурные твои девчонки, но мне с ними воевать не придётся. Пусть тут живут и с ума сходят по мере способностей. Я больше на них шипеть не буду. Если сладости перестанут воровать, что столько уже раз было!

Динка смеётся.

— А ты нас так ни одного раза и не поймала!

— Ага! А ты не забывай, я ведь, и убить могу!

— А то я не знаю!

— А раз знаешь, тащи завтра к вечеру ко мне весь свой цветник. Войну моей жизни выиграли! Отметим уж!

Госпожа угрюма.

— Смотри, Кэр, если у кого-то из девчонок потом будет что-то, кроме похмелья... Пожалеешь!

М-дя. Драться с мечом и щитом меня учили. Сражаться пикой тоже. Почти с любым оружием могу, только ружья со стороны видела. В тот раз Динка мне пострелять не дала. Но я кое-какие выводы сделала. Сходила в крепостную кузницу, нам уже объяснили, мы, как приравненные к младшим офицерам, можем там оружие и доспехи за свои средства заказать. Описание кирасы Динки узнали. Они же и делали. Цену без украшений назвали тоже. У меня почти столько подарочных денег и скопилось. Младший мастер явно играл. Я где-то ещё вижу, как мне врут. Мастер-то лет на пять меня старше, не больше. Старший подошёл. Плохо его знаю, ровесник самой Чёрной Змеи. Младший сразу сбежал.

Старший подошёл, расспросил о кирасе, задав вопросов раз в десять меньше.

— Сделаем. Боевую. Как у неё. Вот о цене... Сама броня столько-вот стоит, но у неё... Сама же знаешь, деньги там не считают. Я могу любые украшения сделать, но будет сильно дороже. Или потом можешь где заказать...

— Мне броня нужна. Боевая. Не красота.

— Первая с этим сюда пришла... Другие... За украшениями приходили. Сама правила знаешь. Цену я назвал, при оплате сразу, — когда за работой прийти, знаешь тоже.

Я достаю кошелёк. На кирасу точно хватит. Рада, как дура. Кроме, как в этом кошельке, других денег у меня нет. Отсчитываю монеты.

— Вот. Потом, можно и шлем из такой же стали.

Мастер хохочет.

— Так он у тебя и так есть! Последнюю партию как раз вам отправляли. Из этой же стали. Или не получила?

— Не мерила.

Смеётся.

— Ну да, там же размеры более стандартные!

— Насколько я знаю, кирасы нового типа проверяют отстрелом. При приёмке, я позову часового, и он стрелять будет. Не против?

— Да пусть! Я за свою работу ручаюсь. Да уж, умеет Госпожа молодых змеек набирать!

* * *

Мне поэтому разговор о кирасе и вспомнился. Отличная! Пули тех ружей, что видела, не берут. Где-то что-то непонятное опасно. Как-то все причастны. В общем, скажи такое госпожа мне, я бы и с оружием в руках и этой кирасе ушла бы в глухую защиту. Слишком страшно!

Казначей вертится снова. Смеётся.

У меня после того года обострилось чувство опасности. Тут оно спит.

— А как насчёт неожиданных беременностей?

Вот тут чувство опасности проснулось и с сонной добродушностью мяукнуло. Мол, я здесь, но ни за что не отвечаю.

Госпожа шагает. Чуть не падает, скривив лицо. Телохранители рядом.

— Так! Рэдд! Бери и тащи! Не надорвёшься, хоть и раненый.

Угу. Не надорвётся, хоть и раненый. В нём её четыре будет, да и я уже сравнялась, пожалуй.

Идёт с ней на руках. Не к той двери.

Кэретте смешно.

— Так! Осень! Веди. Сильно же Рэдд, тебе по голове настучали!

— Поставь-ка вон тут. Не бойся, не стеклянная. Что-часто стали вы мне попадаться. С вот так мозгами отшибленными. Симптомы одни и те же. Двигательные и прочие функции не нарушены, если дополнительно что-то не отрезано. Дыхание, пульс — нормальные. Соображать — все соображаете, навыки, каким положено к возрасту есть, сохранились. Иногда, даже лучше стали. Язык помните, разговор поддержать можете. Но знать не знаете, кто вы и откуда, какой сейчас день, год и эпоха. Причём, не знаете на самом деле. Я уж одного, убийцу из таких по-всякому спрашивала, — злобно смеётся, — не знал, действительно, всё выложил. Кроме этого, и почему убивал. В дурь — 'Мне господь внушил я с бодуна не поверю!'

Итог подводя: двадцать шестой случай из тех, что сама диагностировала. Осень, к тебе это тоже относится. К Эрии ещё... Теперь ты, Рэдд...

Странный взгляд генерала я замечаю. Но чаще говорю, чем молчу. Да и тут, страх, а не угроза. Не сразу, но быстро в голове укладывается.

Это Рэндэрд-то Госпожи испугался? Её друг с раннего детства?

Какой раз за сегодня удивляться приходится.

* * *

Иду рядом с Динкой. В крепость казначея. Ещё недавно волновалась бы страшно. Сейчас всё как-то по-другому видится. Выцеживает сквозь зубы.

— Рэдрию убили.

— Как?

— Да так. Не убили. В бою умерла. Сердце не выдержало. Я видела, как она их крошила. В последний раз. Белый шлем с алым пером. Они от ужаса умирали. Она неслась. Топора не было, он для пехотинцев. Я там тоже была.

Не сомневаюсь. Жаль, меня не позвали.

— С нашими всё в порядке?

— Двое.

— Кто?

Называет. Молчу. Знала их мало. Напоказ плакать или смеяться не умею.

— Сюда везут. В саду похороним.

— Раненые?

— Кэрдин-Рыжая. Мать еле болт удалила. Подо мной там же коня убили. Жить будет. Ещё Эрия, — мрачно усмехается, — жить тоже будет. Но хуже, чем сейчас. Охромела, и не ясно ещё на одну, или на обе. Лучшие в этих стенах ножки. Были.

Динка себе верна. Ноги, только уже другие, из головы не идут.

— Госпожа опасно ранена?

Оглядывается по сторонам. Убедившись, никого в поле зрения нет, говорит шёпотом.

— Опасно — не то слово. Нам всем, надо быть готовыми ко всему, понимаешь ко всему.

Киваю. Значит, вот как выглядит 'ошеломление' в прямом смысле слова. Хотя, шлем бы тут мне не помог. Последствия прошлой смены хозяек замка кончились вот только что. И если намечается новая... Мне и в тот раз страшно было. Теперь подросла, но страшно не меньше. Много нового по всё за это время узнала.

— Надежда есть?

— Чего так перетрусила. Как кинжалом так...

— А так пушками да бешеным огнём не сразу справились.

— Она говорит одно. Главный армейский хирург да тётя — другое. За предложение отрезать ногу чуть не отрезала голову. Говорит, знает, как выкрутится. Такие раны к смерти приводят очень быстро. Тут уже второй месяц ни туда, ни туда. Здесь поправиться должна. Я и то не во всех её хранилищах бывала... Надеюсь. Не хочу снова на войну.

— Она когда из Кэрдин болт доставала? До ранения или после?

— После. Она и Безглазого уже раненой разбила.

Полегче становится. Флаг на башне ещё долго не поменяется.

Всё-таки, верить надо только в то, что сама видела. В башню пропускают по-прежнему. Изменений немного, но они есть. Стол Госпожи развёрнут боком. Сама она сидит, положив вытянутую ногу на скамеечку. В руке — серебряный бокал. В глаза бросается — сапоги не армейского образца. Короткие, мягкой кожи со шнуровкой. Стол заставлен бутылками и закусками. И того, и другого куда больше обычного.

— А, Осень! — на этот раз не показалось, щурилась, разглядывая входящего, — Вон там садись, — показывает на другую сторону стола, — Как дела?

— Хорошо.

— Все вы так говорите... А потом болты из вас выдёргивай. Никого больше не заколола?

— Нет. Я в город не ездила.

— А, ну да, в этих-то стенах пока никого не зарезали. Плесни себе чего-нибудь. За недавнее стоит выпить.

С опаской оглядываю стол. При мне казначей сколько раз на неё пыталась ругаться из-за пьянства. Демонстративно не слышала, иногда ещё и запивала слова сестры намеренно большими глотками.

— Что моя ничем не угощала — не поверю.

— Угощала. Не разбираюсь просто в этом.

— Вон из той глиняной тогда плесни. Мне тоже добавь. Вставать лень. За Победу!

Дзинь!

Горло обжигает, но вкус приятный.

— Залпом не стоило бы... Ну, да ладно. Всё равно от такой дозы даже ты не окосеешь. Только за моей гоняться в этом деле всё равно не советую. Не сегодня-завтра загуляет в городе... Тем более, заслужила.

— Я не люблю туда ездить.

— Ха! Позовёт — откажешься?

— Не знаю.

— Значит, поедешь. И будешь творить всё то же, что и она. Знаю я вас!

Поворачивается к столу. Лицо резко кривится от боли. Вскакиваю. В голове крутится — я же только раны умею обрабатывать, да перевязки, и то не все делать умею.

Неожиданно Дина встает, уронив скамеечку. Тут же чуть не падает. Бросаюсь к ней. Отстраняет. В глазах — не пойми что.

— Отойди!

— Вам же плохо!

— Плохо? Мне? Меч твой где?

— Внизу лежит.

Кивок в сторону развешенного на стенах оружия.

— Бери!

У неё оружие уже в руке. Да не просто меч, а легендарный 'Глаз Змеи'.

— Это хорошо, что мы теперь почти одного роста. Ты окосевшая, ну да я такая же. Нападай!

Отбивает удар. Ещё один. И ещё. Динка с нами часто тренировалась на боевом оружии. Её и мать, и казначей ругали. Бесполезно!

Медленно начинает наступать. Мне хочется думать, фехтую примерно на одном уровне с Динкой. Но до её матери мне... Чувствую, продержусь недолго. Хорошо, хоть чётко помню — в учебных боях ни та, ни другая никого не убили. И даже не покалечили всерьёз. Как бы не стать первой.

Отбив удар, пытаюсь атаковать.

Дина аж изгибается, едва успев подставить клинок. Зубы сцеплены от боли. Снова чуть не падает.

— Ш-ш-ш-ш!!! Хватит!

Опускаю оружие. Она так и стоит с поднятым. Стонет. Или мне кажется?

— Палку принеси!

Говорит, повалившись в кресло. Стою рядом.

— Расклеилась, старуха. Совсем! Или ты так заматереть успела? Слабее же моей была. — смотрит, изучая, усмехается, — Да уж, показать бы тебя одному, с кем в ранней молодости спорила о вреде благородной пищи для низших сословий. Интересно, что бы сказал?

— Я не толстая!

Хохочет.

— Дети все одинаковые в некоторых вопросах! И воспринимают всё одинаково! Я и не говорила про твой вес. Ты, как раз, идеального для своего возраста и роста, телосложения. Хотя и сластёна страшная. Ладно, не дуйся. Ещё по одной налей. Давай за тех, с кем нам пить больше не придётся.

И не думала даже на неё обижаться. Пьём молча.

Как-то само собой получается закусить пирожным. Хотя и солений полно.

Дина только добродушно усмехается.

— Шлем есть?

— Да. Два.

— Второй откуда?

— Сделали недавно.

— Тот что, плохой? Сама же ту партию проверяла.

— Хороший. Только... — замолкаю. Как-то даже неловко о таком говорить.

— Что 'только'? Говори!

— Понимаете. Он формы немного другой. Под старый... Волосы... Косу прятать неудобно.

— Понятно. Это мне без разницы. Коса и правда, хорошая.

Мотает коротко стриженными волосами.

— Ну, так вот. Деньги есть?

— Да.

— Сколько?

Называю.

— Должно хватить. Впрочем, их много не бывает. Возьми ещё. — кидает кошель примерно такого размера, что на День Рождения получила, — Возьми и закажи позолоченные рога вроде моих к шлему приделать. Не советую делать длиннее, иначе все стрелки в тебя целить будут.

— Сделаю. Только зачем? Шлем и так тяжелый.

— А затем, что моего штабного офицера сразу должно быть видно. В следующий раз со мной поедешь.

— Ясно. Против кого?

— За Линию.

Всё понятно становится. Относительно собственной жизни. И вообще. Неплохо прожито несколько лет. Теперь приближается время начинать другую жизнь.

— За Линию. — зачем-то повторяет, — Понимаешь, что это значит?

— Да. Поход, что срывался уже столько раз из-за наших междоусобиц.

— Вот-вот! Мне больше всех надо. Не успею эту гадину раздавить — лет через пятьдесят они сюда придут. Жрать и резать всё, что шевелится. Как те, из-за кого ты сюда попала.

Представляешь, во что нам этот поход обойдётся? Но нельзя уже по-другому. И так затянули.

— В чём? Люди, деньги, припасы?

— Во всём.

— У меня нет исходных условий.

— Условий у неё нет... Будут они у тебя. Не сейчас, позднее. Года полтора есть ещё. Может, два. Так что, если есть какие планы на личную жизнь — ты знаешь, сколько осталось времени.

— Я замуж не собираюсь.

— Все так говорите. Динка на свадьбу ещё не звала?

— Что!?

Хохот в ответ.

— Такая смешная, когда удивляешься. Я же не сказала 'на свою'.

— А к кому тогда?

— Даже я не про все знаю. Пять будет точно. Невест, ты тоже точно, троих знаешь. Кто именно — сосчитаешь, если они раньше не разболтают. Женихов... вроде, ни одного знать не должна.

— Сейчас считать? Со мной не любят об этом говорить. Только если совсем уж не с кем.

Дина смотрит серьёзно.

— Даже странно. По мне, из всего вашего цветника ты одна из самых интересных.

— Для вас интересных. Но вы одна такая.

Смеётся.

— Льстить у тебя так себе получается. Ну, а саму-то не волнует то, о чём с тобой не говорят?

— Не знаю.

— Чуть ли не впервые от тебя это слышу.

— Ну да.

Щурит один глаз. Подливает сама себе.

— Не то, чтобы странно. Тут мне, скорее, думать надо было, тебя же сюда совсем маленькой привезли. Сейчас же Победу праздновать будут. Пышнее всех — кто меньше всех причастен. Надо будет тебя на пару приёмов вытащить. А то моя — ветер в голове, может, позовёт, может, забудет. Из того платья вырасти не успела?

— Не знаю, давно не меряла.

— Впрочем, даже если не выросла. Приемы слишком пышные. Разные всё равно понадобятся. Не может же девушка из замка в одном и том же ходить... Это только я могу где угодно в поддоспешнике появиться. Но раз уж завела цветник — то пусть все видят, тут розочки, а не репейник. Хотя, тоже с колючками. Кэр к себе лучших портних в городе, да и в стране, наверное, переманила. Сходишь завтра к ним.

— Я не знаю, где их найти.

Недоумённо мотает головой.

— Второй раз это слышу! У любой из девчонок спроси.

Хм. Похоже, она и сама не знает. Во всяком случае, в платье в жизни её не видела.

— Закажешь... — крутит в воздухе пальцем, — Так, самой сперва надо посчитать, куда точно явиться соизволю. Ага! Шесть, то есть, семь, ещё же День Рождения младшей Кэр.

— У меня нет столько денег.

— Неважно. Я по всем счетам плачу. Кроме тех случаев, у кого отцы с матерями небедные. Моя вздумает куда позвать — тоже заказать можешь.

Встав, склоняю голову, прижав правый кулак к сердцу.

— Благодарю!

— Не стоит. Там, где будем — стенку не подпирай. И за кинжал не хватайся. Тем более, Кэр, вроде, говорила, в этом году платья без рукавов все носить должны.

— Я не только в рукав прятать умею.

— Да я и не сомневаюсь. Из твоих волос причёску соорудить — там и десять поместится, — вскидывает бокал, — Давай! Теперь уже просто за праздники!

* * *

Лежу в воде, откинувшись на нагретые камни. Тепло, вылезать не хочется, спокойно, даже думать лениво, что со мной редко бывает.

В баню нашей части Замка велено ходить два раза в десятку. В общую, большую, когда захочется. Хотя народ в замке меняется не сильно, и за несколько лет определились неписанные правила, когда чьи дни. Не в свой придёшь — ничего не будет. Просто не встретишь знакомых и поболтать будет не с кем.

В общую с недавнего времени ходить стали чаще, меня тоже стали звать. Не отказываюсь. Тем более, от нашей отличаются размером, а не отделкой. Просто скучно одной, а замковые бани — особое место, там никогда ни с кем не ссорятся. Поводы, правда, появляются, ибо особенности внешности становятся всем заметны.

Сообразила, чаще всего зовут, когда вся молодёжь крепости собирается. Единственная, кого никогда не видела — Младшая Кэрэтта. Хотя именно на неё больше всего хотелось бы без одежды глянуть. Сравнить одну принцессу с другой, да и с собой заодно. Многие ведь сюда ходят оценить внешность будущих соперниц, да и свои шансы прикинуть, когда пора придёт женихов делить.

Своей внешностью мало кто доволен бывает. Всех рассмотрев тоже выводы кой-какие сделала. По настоящему полненьких нет ни одной, преобладают гладенькие, мягонькие, у кого самое чуть жирка под кожей, длинноволосые, преобладают белокожие, хотя есть и смугловатые, и полукровные южанки, и вовсе чёрные южанки чистокровные.

Больше всего гладеньких да мягоньких — из крепости казначея. Они и следят за собой больше всех, даром, что почти никого нет старше нас.

Цветник он и есть цветник — по несколько всяких, а почему в одном месте собраны — только садовнику и понятно.

Пару раз вежливо просили потрогать косу, словно не верили, что такой толщины корабельный канат из своих волос получается.

В бани-то почти все ходят не столько мыться, сколько поболтать о всём на свете, а кто помоложе — ещё и просто подурачиться. На какое-то время все ранги забываются, когда друг в друга плещутся. Ещё стала замечать в последнее время многие стали очень уж пристально рассматривать стоящие в бассейне и вокруг них статуи, некоторые ещё с погибшего материка, другие по их образцу изготовлены. Изображают почти нагих богинь ушедших времён, хотя, на деле скорее всего, подружек скульпторов. Анатомию предки блестяще знали, возраст изображённых на раз определяется. Если и старше большинства из нас, то ненамного.

Помню, Кэрдин Рыжая дурачилась, рядом с одной статуей стала, и оказалось формы у них во всех местах совсем одинаковые, даже смерили. К тому же, судя по причёске, изображённая была рыжей.

Ещё про одну скульптуру служанки говорили, она словно дочь казначея. Хм, если это так, то получается я принцессы ничем не хуже. А волосы у меня ещё и получше.

Ранги ведь есть и помимо тех, что в 'Уставах' записаны. Служанки считают всех нас, без разницы, кто откуда происходит, безусловно выше их, выше любых полублагородных, но ниже любых полностью благородных, хотя некоторые и злятся, ими умеют некоторые язвочки разговаривать с благородными из Замка Госпожи не так, как с офицерскими дочерями, хотя по рангам они и равны. Причём сами служанки считают себя неизмеримо выше работающих на полях, и в открытую радуются, что Госпожа их в эту баню не пускает.

Я смеюсь мысленно, девочек с полей тут нет не потому что Госпожа к ним какое-то предубеждение испытывает, а потому, что Замок с земли не живёт, и нет в нём тех, кто на полях работает. Были бы — сюда им ходить не запрещали.

Плюс есть ещё Динка, которая считается отдельно. Линки — просто первые из полублагородных не более того. Это с точки зрения служанок. С точки зрения настоящих благородных, кто здесь бывают, пытаться как-то принизить внебрачных дочерей начальника конницы — довольно глупо.

Ну, ещё мне и Эрии ранг определили. Служанки все меня дочерью Линка считают, но по благородству моя мама выше мамы Линки. Что-то похожее придумали и про Эрию, благо Рэндэрда все Четвёртым Змеем зовут.

Маленькая Кэрдин полотенце разворачивать не хочет.

— Я стесняюсь. Увидеть могут.

— Интересно, откуда?

Она наверх испуганно глазами показывает.

Динка расхохотавшись, становится в центре водоёма, уперев руки в бока и груди вперёд выставив.

— Если кто и в самом деле туда без лестницы забрался, то пусть сколько хочет любуется, заслужил, вот только я его потом всё равно найду...

— И что будет?

— А ничего, в личную стражу переведу. Мне такие любители по верхам лазать ой как пригодятся.

— Ха-ха, а если он старый да больной.

— Туда на нас смотреть полезет только ловкий да молодой.

После похода не видела ещё тех, кто ранен был. У меня ранений не было, синяков вот от учебного оружия наполучала немало, наставила в несколько раз больше.

Понятно откуда слухи ползут, что Госпожа нас всё время бьёт. Совсем глупенькие служаночки распускают. Поумнее, обычно из солдатских дочерей да сестёр, сами неплохо знают, что от учебного оружия бывает и помалкивают. Громче всех орут самые глупые в любых делах.

Знала, кто ранен был. Не знала, она тоже. На загорелой коже плеча — розовенький четырёхгранный шрам от бронебойного болта. Ещё один, поменьше, под рёбрами. Там броня спасла, вошёл только наконечник. Да и следов больших синяков хватает. Попали по ней. Броня помогла.

Динка от многих отличается любовью к загару. Не понимает тех, кто от солнца прячется. Уезжала когда ещё холодно было, вернулась почти до черноты полностью прожаренная. Даже на войне успела.

Чёрная Змея ещё сказала о пользе солнечного света, Госпожа с этим не спорила. Динка не признаёт распространённого мнения о белокожести как признаке благородства. В этом с ней полностью согласен Эрескерт и все неполнокровные и полнокровные южанки.

Мне же просто некогда о таких глупостях думать, хотя тем летом пару раз на крыше вместе с Динкой и валялась. Любит она по верхам лазать. Не пыталась покорить только материнскую башню.

Почему-то только сейчас стало волновать, мог ли нас кто видеть. Хотя, все посты были ниже. Да и не скажу, будто много чего было рассматривать, Динка всегда устраивалась где повыше.

Кто-то касается осторожно руки. Будь дело не здесь — врезала бы. Но тут даже самые вредные да драчливые ничего затевать не будут.

Как раз Кэрдин Маленькая. Тоже рыженькая, как и другая Кэрдин. Видимо, ещё долго на Севере продержится — рыжих девочек звать одним именем. У нас их так и зовут, Рыженькая и Маленькая, чтобы друг от друга отличать. Хотя они не сёстры, и общего мало, кроме цвета волос. Одна шумная, во всём Динке подстать, другая — очень тихая и незаметная.

Совсем маленькой кажется, хотя меня не старше. Я так раздалась что ль? Хотя, едим вроде, одно и то же. И я как бы не меньше, ибо когда Госпожи нет, за книгами о еде забываешь, а поздно вечером, на кухню уже не попадёшь. Когда Госпожа здесь, ешь только когда о еде вспоминает она, а так бывает не всегда.

— Чего тебе?

— Спросить можно?

— О чём? Сразу скажу, про математику и геометрию можешь не спрашивать.

— Я не об этом.

— Спрашивай.

На месте топчется. Почти смешно. Но мне понятно, чтобы эта тихоня решилась о чём-то спросить страшную Осень, то у неё что-то должно быть сильно не так. Тем более, только сейчас сообразила, она не просто так шепотом разговаривает.

— Не знаю, как сказать.

— Раз уж начала, то говори.

— Осень, а можешь сказать, — ещё голос понизила, — убивать страшно?

Вот так-так. И не знаешь, что ответить.

— Не злись.

— Не начинала. Что ко мне обратиться решила? Я ведь на войне не была.

— Я тоже. Но ты убивала.

— Тебя тому же учили, и оружие дали.

Кэрдин не особо сильная, зато очень ловкая и гибкая. Хорошо бьёт гранёными клинками по сочленениям доспехов.

— Но то не по настоящему, а если...

— А если бы я тогда размышляла, а не делала, то просто с тобой бы сейчас не разговаривала.

— У Эррин было время размышлять?

Тут у меня всякая расслабленность пропала. Они дружили втроём Кэрдин, Эррин и Ринна. Вот только одной из них больше нет.

— Я не знаю. Что с ней произошло?

— Знаю только, что погибла при стычке конных разведчиков.

— Да. Рин не взяли. Как и меня. Даже мстить некому. Враг разбит, тот кто её... Только на несколько мгновений пережил. Даже мстить некому. А её нет.

Я о Ринн думала. Узнав о смерти подруги несколько дней ходила сама не своя. Часто плакала. Потом у себя заперлась. Не открывала. Госпожа была в Замке, и я побежала к ней. Оказалась третьей, после Кэрдин и Динки, пришедших с тем же самым. Причём, мелкая была первой. Смелая, знаю же Госпожа её, как и всех, по имени знает, не больше. Но тут не побоялась в башню прибежать.

Вообще-то, когда Верховный в Замке, к ней велено пропускать любую из нас. Только не все знают про этот приказ.

Динка была второй, признаю недооценила её наблюдательность, чужие слёзы раньше не производили на неё впечатления, хотя, может дело в причинах, их вызвавших?

Ругалась, пока хромая по переходам. По дороге велела двум солдатам поздоровее идти за ней. Я злилась на Ринн, из-за её желания что-то с собой сделать, Госпожа вынуждена тревожить раненную ногу.

Когда пришли, у двери толпилось много народу. Стучали, она не открывала, хотя говорили, слышно как она плачет. Я не слышала.

Госпожа бухнула кулаком в дверь, назвала себя и велела открыть. Ей открыли. Вошла, перегородив проём, не дав никому внутрь заглянуть, тут же велела всем убираться и не болтать. Почти целую стражу не выходила. Телохранители у дверей и у главного входа скучали. Посыльный от казначея прибежал — велели сунуть принесённое под дверь.

Потом они вышли. Госпожа ухмылялась обычной кривой ухмылкой. У Ринн глаза опухшие, но держалась прямо. Косы даже заплетены, хотя была растрёпанной. Косы! Их же вокруг головы обматывала, а сейчас — просто висят две. И в каждой — чёрная лента, смотрится на почти белых волосах.

Вместе дошли до выхода. Прощаясь, Госпожа положила Ринн руки на плечи. Пристально глядя в глаза что-то говорила. Девочка часто-часто кивала в ответ. Я знаю — она из тех людей, кто не умеет врать. Чтобы она там Дине не обещала, на выполнение нужно ещё время, а для этого надо ещё пожить.

Вечером Госпожа сказала мне.

— Все вы тут ушлые, кто взрослые радости жизни уже начал познавать, кто ещё нет. Кто из вас первой в брак вступит — не знаю, но сто к одному — первой из вас родит Ринн.

Кэрдин снова руки касается.

— Осень, с тобой всё в порядке?

-Да, а что?

— Ты так и не ответила.

— Как Рина?

— Более-менее. К себе уже ушла, она не любит такую горячую воду.

— Он ведь хотел убить Дину, и убил бы любого, кто попытался бы помешать. Я оказалась быстрее. Я помню, ты побеждала в учебных боях. Здесь тоже самое, только добивающий удар — настоящий. Ты ведь зла была, когда дралась?

— Не знаю, наверное.

— Тут тоже самое. Иногда надо не думать, а бить на скорость.

Вздыхает.

— Эрри тоже так говорила. И вот её нет.

— Скучаешь по ней? — вроде, и вежливость проявляю, и, одновременно, чувствую, сказала глупость.

— Скучаю. Сильно. Пару раз даже окликала её, хотя спросить. Плакала. Дина сказала, статую её поставит, и велела всем, кто рисовать умеет, нарисовать какими Эрри и остальных, помнят.

— Госпожа велела?

— Нет, Дина. Я тоже нарисовала и ей отдала. Память должна остаться. Кто её помнить будет, кроме нас? Пока здесь была, к ней ни разу никто не приезжал, и ни одного письма не было. Хотя, её родители живы.

Молчу. Настоящих сирот, вроде меня тут немного, но вот тех, кто сироты при живых родителях — две трети.

Знаю, даже некоторые полноправные благородные завидуют дочери кухарки Розе. Причина проста — отец и мать живы, здоровы, видится можно когда хочешь, говоришь, и тебя слушают. Правда, Розе последнее время не нравиться, мама разговаривать с ней стала не как с дочерью, а будто она благородная госпожа, а мать служанка.

Начальник конницы к внебрачным дочерям относится получше, чем некоторые к полнородным. Не знаю, хорошо это, или плохо. Но вот злости в разговорах на тех, кто считай, выбросил детей, слышала предостаточно. Это Линки с отцом дружат, а вот другие...

Кому-то следует опасаться, скоро могут объявиться молодые и злобные родственницы с кучей старых обид. И поддержкой Верховного, она уже показывала, в старых дрязгах любую из 'цветника' поддержит. Правда, известные мне случаи, не расходились с представлениями Госпожи о справедливости.

У самой Кэрдин тоже история, но хоть без сильной вражды. Кажется, Госпожа собирает для дочери новую ставку из лично преданных и очень неглупых людей, кто на ножах слишком со многими родами из получивших должности и чины при Рыжей Ведьме или Чёрной змее.

Вот только меньше всех старые дрязги волнуют Маленькое Чудовище.

Только и я знаю расклады. Поход за Линию — создаст новых врагов, не добавит друзей. Госпожа опасается новой внутренней войны, и хочет, что бы дочь была к ней готова.

Мне-то теперь от новой войны не деться. Хотя, кому поумнее и раньше ясно было — человек, чуть не убитый в восемь лет, не может не быть весьма злобным. И добрым одновременно. Хотя второе и не очевидно.

Позовёт — пойду воевать. И всё, пересидела одну войну, чуть не погибнув в её начале. Поживу -увижу. Слишком страшно быть возле Еггтовских свар.

— Интересно, что теперь родственники Эрри скажут, когда извещение о гибели получат?

— Наплюют, как все года до этого.

— Не скажи, — зубки у Кэрдин мелкие, как и всё остальное, и улыбка выходит презлющая, — на 'извещении' подпись и печать Верховного и Дины. Не на всех 'Извещениях' эти подписи стоят.

— Они далеко отсюда живут?

— Нет. Близко. И от этого особенно мерзко.

— Это да, — не думаю о будущем, если в будущем чей-то клевец пробьёт мою черепушку, то Верховному 'Извещение' писать некуда будет. Одно хорошо — с такими подругами, как Динка меня не забудут.

— Тебе грустно.

— В смертях мало весёлого.

— Всё равно. Мне страшно. А если я не смогу?

— Сможешь.

— Почему?

— Ты жить хочешь.

— Страшная ты, Осень.

— Ну да. Я тоже жить хочу.

— Ты знаешь, тебя боятся?

— Ну да. Ты тоже?

— Не знаю. Ты не Дина, драться не любишь.

— Я не люблю что-либо плохо делать.

— Так Верховный говорит.

— Её слушать вообще-то полезно.

— Ты это должна лучше всех знать.

Брызгаюсь в неё.

— Ну, так я же самая умная.

Кэрдин в ответ плещет в меня.

Кэрдин Рыжая и Динка о чём-то болтают, сидя на нагретых камнях. Только Рыжая в воду не залезала сегодня. Ей только недавно разрешили без повязок ходить, и от всех занятий с оружием освободили.

Вот её бы мелкая и спрашивала. Её чуть не изрубили, плюс всадили несколько болтов. О родне говорить не любит, но о ней время-от времени, вспоминают. Во всяком случае, в прошлом году прислали столько денег, что хватило на полный доспех нового типа, да ещё полностью отделанный золотом. Получилось немногим хуже, чем у самой Динки.

Даже муж казначея, любитель красивого и необычного оружия и брони генерал Ярн приходил посмотреть, хотя ему правильнее было бы идти к мастеру.

Динка ещё пошутила: 'В этой броне ты все болты, предназначенные мне, соберёшь'.

Так и оказалось. Великолепная броня с одной стороны спасла Рыжей жизнь, с другой — чуть её не погубила.

У Линки с внешностью всё хорошо, такие же черноволосые да зеленоглазые, как сестра двоюродная. Вот только ростом в отца удались, и уже сейчас на многих мужчин посматривают сверху вниз, притом они обе ещё растут, но в брак вступить, не будь они дочерями своего, их рост мог бы помешать. Знаю уже, мало кому из мужчин нравится, когда подруга выше его. Линки, к тому же, ещё и умные, хотя и болтушки страшные.

Эрия перед походом чуть не плакала от счастья, оказалось за зиму нисколько не вытянулась, только самой длинной всё равно осталась. Сидит сейчас, раненную ногу на камнях греет. Будь дело до похода — кто поглупее, точно бы на тему хромоты пошутил. Но сейчас по Замку слышен стук палки Госпожи, и шутить про чью-либо хромоту никто не станет.

Над её ростом раньше посмеивались, а вот размеру и форме груди многие завидовали.

Госпожа как-то раз сказала, явно любуясь рослой красавицей.

— Жаль этого великолепия не увидят некоторые, доказывавшие мне вред хорошей пищи для простых людей. Право же, некоторых проще повесить, чем переубедить. Вот, что бывает, если простых девочек кормить как благородных. Красота-то какая получилась! В детстве мечтала брата ростом перегнать. Ну, хоть так мечта осуществилась. Жаль, у него сыновей нет, а то точно поженила бы одного с тобой. Посмотреть, какие дети получатся.

Сама Эрия в ответ хихикнула.

— Госпожа, ваш брат как мужчина, в полном расцвете сил, а я уже в брачном возрасте.

Дина просто заржала в ответ.

— Нет уж, обойдётся. С двумя-то разобраться не может, куда уж ему третью, тем более такую, кто его при случае зашибёт и не заметит. Мне он пока живой нужен. Да и ты тоже, вместе со своей чудной головой и не менее чудным всем остальным.

Почему тот разговор вспомнился? Не знаю. Мелкая за плечо тормошит.

— Ты не спишь? Может, плохо.

— Нет, всё как обычно, задумалась просто.

— Ага. И улыбалась чему-то.

— Тогда, с чего решила, будто мне плохо? Ах да, сама знаю, меня никто понять не может, и не знают, чего ждать.

— Говорят, ты завтра с Госпожой едешь на важный приём по случаю Победы.

— Еду. И что? Вроде бы, не я первая.

— В этом году — именно ты. И ещё говорят, она тебе приказала много платьев заказать.

Только усмехаюсь. Мелкая знает — глупо было бы иного ожидать. Младшие портнихи все здесь, точно так же, как и все, ходят сюда поболтать. Вот только выводы из известных событий люди обычно все разные делают.

— Было дело. Ещё не сказали, будто я выходила вся в слезах, ибо Госпожа сказала, в ближайшее время меня замуж выдаст?

У Мелкой глаза с хорошее блюдо. Люблю я людей удивлять, и ничего с этим не поделать. Тут особо умной не надо быть, чтобы понять, о чём сейчас большинство разговоров. Кто, с кем, когда, просто вместе, или уже переговоры о браке идут.

— И что? Правда? — шепчет еле слышно.

Просто наслаждаюсь её удивлением, ожиданием, нетерпением, да и страхом где-то. Кэрдин самой надо знать, а не сплетню разнести. Ладно, хватит её мучать.

— Нет.

— Что 'нет'?

— Всё 'нет', кроме платьев заказа. Как сама Госпожа говорит, 'у меня тут всё-таки розочки, а не репейник, хотя, тоже с колючками'.

Кажется, сильнее глаза вытаращить невозможно, однако умудряется.

— Но ты же с ней едешь?

— Ну и что? Дина тоже едет, — да что же это такое? В последнее время всё чаще и чаще как-то само-собой глупости говорить получается. Кто я, а кто Дина? Правильно, и Кэрдин думает о том же.

— Вы только втроем едете. Если Дина одна куда едет, она много кого с собой берёт. Даже служанок зовёт, тех, кто умеет верхом ездить. Это её все знают, а с остальными не разберёшь, кто благородная, а кто так. Она ведь читает только те приглашения, где все её имена и титулы переписаны, а в конце обязательно написано — 'и сопровождающие лица'. Вот так, как вы собираетесь, никогда раньше не было.

— Что же, всё когда-то бывает впервые. Ещё скажи, Госпожа велела себе платье приготовить.

— Что, правда?

— Снова нет. Будто она впервые на приём в поддоспешнике ходит.

Кэрдин смеётся. Даже служанки почти все переживают, что пусть и не особо красивая, но всё-таки видная, несмотря на рост, Госпожа, одевается как десятник вне строя. Знаю, и казначей за тоже выговаривает, только как-то совсем без огонька, устала за столько лет от попыток переупрямить упрямую сестру, но не прекращает. Сама-то казначей из первых красавиц.

Вот только вкусы сестёр в одежде только в одном сходятся — обе носят лучшие доспехи из возможных.

— Ты, наверное, плохо слушала, что Верховный говорила — против воли никого из нас никогда замуж не выдадут. Если кого-то не устраивают брачные переговоры, ведомые родителями или иными родственниками — можно сразу к ней идти — этих браков не будет. Не забыла, у неё полномочия есть заключать и расторгать любой брак по всей стране, кроме Города Императора с окрестностями.

— И к ней приходили с этим уже? — какое живое любопытство. Её саму замуж выдать хотят? Сейчас переговоры идут, или с рождения была кому-то обещана? Такие брачные договора вообще-то ещё Чёрной Змеёй запрещены, но втихаря, особенно среди благородных, довольно часто встречаются.

— Нет, насколько я знаю. Только с делами о наследстве и разделе имущества. Помнится, кто-то после её вмешательства стал сильно богаче. Да и сама память напряги: весной же Дина взяла в поход девушку из города, что от такого брака к ней сбежала. Полублагородная вроде, только пару раз видела, имени не помню.

— Она полнородная была. Только от первого брака матери, и та от неё просто избавиться хотела. Дина она была.

— Была?

— Да. Её убили. Наша Дина очень злилась, что не уберегла.

— Жаль. Дина Младшая при мне её родственников выставила, у них даже какое-то судебное решение было. Но она сказала, судья сам закон нарушил. И принуждение к вступлению в брак — само по себе преступление, и удерживать Дину они не могут — она брачного возраста и может жить, как считает нужным. На столько законов сослалась, пока говорила. Я и не думала, что она их все знает. Даже проверила потом — все статьи правильно называла.

— Сама же говоришь, думать за других — вредно. Я про тот разговор знала, просто только сейчас вспомнила.

— Саму хотят насильно выдать?

— Нет, — а что-то злое в глазках блестит, — Скорее, не думают пока. Брачный возраст кое-где на год выше, чем здесь.

— Закон везде один.

— А это так. Обычай — с какой же злостью последнее слово выдала.

Пожалуй, скажу потом Динке, а то и Госпоже про неприятности у Маленькой Кэрдин. Они-то её разговорят. Мне же она скажет ровно столько, сколько нужным сочтёт.

Динка к нам подсаживается.

— О чём шепчемся? Или вы больше, чем просто подруги? Если да, то можно как-нибудь посмотреть?

Кэрдин покраснела почти до цвета своих волос.

— Что ты несёшь? Мы просто разговаривали.

— С кем бы попробовать?

— Тебя в походе по голове ничем не стукнули?

— Вроде нет. Так вы точно нет?

— Точно!

— А жаль. Было бы забавно.

— Забавляйся с кем-нибудь другим.

— Думаешь, никто не согласится?

— Думаю, это не моё дело.

— И я вот думаю, с кем бы попробовать. А то убьют, и не узнаю, как это с девушкой.

— Уверена, что стоит пробовать?

— А я не знаю. Многие ведь болтают, будто ма девочек предпочитает. И последнее время ты у неё любимица.

— Что за бред!

Динка ржёт. С ней не поймёшь, когда правду говорит, а когда злобно шутит. В любом случае, о грызне в стенах Замка и за его пределами, она знает куда больше моего.

Краснеть дальше некуда, но Кэрдин умудряется.

— Ладно, признаю, хорошо я вас разыграла. Ма, если с кем и спит, то с 'Молнией', мне ли не знать.

Кстати, так мне и не сказали, о чём столь мило болтали.

— Я боюсь, что не смогу убить.

— Хочешь попробовать? Могу устроить. В тюрьме сейчас пяток убийц и насильников сидит, приговоры вынесены, да все штатные палачи в разъездах, а моего Живодёра ма на эту должность переводить не хочет.

Можем сходить, ты как попробовать хочешь, стилетом или пистолетом? Голову отрубить ты всё равно, не сможешь. Это если быстро, ну, а если медленно — Живодёр тебе всё покажет и расскажет.

— В городе же есть палач.

— Ага, трое, но тут дело такое — кто под армейское правосудие попал, армейцами и наказывается. Кто сейчас в Замке высший судебный чин? Правильно, ма. Ну, так когда пойдём злодеев потрошить?

Кэрдин, похоже, уже совсем дурно от жары, или от Динкиных слов не поймёшь.

— Да не трусь ты так! Всё сможешь, когда время придёт. Как же ты на вскрытие ходила? — почему-то вопросительно смотрит на меня.

— Она не со мной была.

— Мне там плохо стало. Разрешили не ходить. Говорят, сердце ещё не стало таким, как надо.

— Будешь трусить — вообще может не стать.

— Ты вроде, не трусишь, а дырки новые появляются.

— Понятно, за что тебя ма ценит. Хотя, настоящую смелость я от тебя только раз видела.

— За Линию пойдём — там и поглядим.

— Уже собралась?

— Многие вещи происходят вне зависимости от того, хочу я или нет. В этот раз никуда не денусь. Сказали уже.

— Ну, если уж очень сильно не хочешь, способ есть...

— Это какой?

— Не очень сложный, хотя это смотря с какой стороны посмотреть.

Видит же, Кэрдин вся в слух обернулась. Она из тех, кто до сих пор побаивается Динку о чём-либо спрашивать. Слишком велика величина того, чья Динка дочь. Сама слышала, как мать отчитывала Розу: 'Тебе в жизни повезло, как мало кому. Хочешь всего лишиться? Никогда! Хорошенько запомни меня, никогда и ни в чём Младшей Госпоже не перечь. Чего бы им не захотелось'.

— Ну, и что же за способ?

— Дык просто всё — достаточно забеременеть. Причём, до, после или вместо брака, совершенно не важно. Вместо ещё и лучше — если через пару лет замуж выходить, ребёнка можно будет за неполнородного Еггта выдать. Причём, я знаю некоторых, из старых семей, кто уже интересовались вами как невестами. Правда, не для наследников, но уже были намёки, при наличии неполнородного Еггта... — хитро щуриться. Через пару мгновений на лице откровенное разочарование, — Слушай Осень, я не ма, но по рожам тоже кое-что прочесть могу. Что дурака валяешь, ты же и так всё знаешь. Это Мелкая пусть выводы делает. А ты уже всё для себя решить успела.

— Именно.

— Зная тебя, всё понятно, — опять глаза сеются, — не всё ещё потеряно, вместе же сегодня едем. Не забыла, куда?

— Куда прикажет Верховный.

— Ос-сень! Глупую из себя не строй. Тебе не идёт совершенно... Что, правда не знаешь, куда собираемся?

— Имя, должность и титул знаю. Что ещё?

— На этих осенних приёмах самые важные браки заключаются. Там все лучшие женихи и невесты Империи. При Дворе такого нет. А ты, Мелкая не переживай, приёмов ещё много будет, ма собиралась всех туда повытаскивать.

Когда к портнихам ходила, опасалась насмешек. Ну да, от них же. Языкастых там хоть отбавляй, все замковые ранги знают лучше всех. Но нет, не удивились, что пришла. Ни шуточек, ничего не было.

Именно с платьями меня смущало одно: праздничные узки, на них в боевом седле ездить нельзя, а на женском седле я просто ездить не умею. Госпожа всегда одевается по-мужски, я же такого позволить не могу.

Оказалось, слишком уж не слежу, кто в чём ходит. Знала же про 'юбку казначея', она придумала покрой, позволяющий ездить в боевых сёдлах не нарушая приличий. Сама уже несколько лет только в таких и ходит. И теперь такой покрой считается допустимым хоть где. Только её старшей дочери в подобном не видела. Казначей одевается пышно, но если память напрячь, чаще, чем Кэретту, в броне я видела только Госпожу. Обе они оружие не для красы носят.

В общем, всё у меня к вечеру готово, даже украшений у Динки одолжила, тем более, она охотно подсказывала, что в каких случаях носят.

Верховный окидывает нас взглядом с головы до ног. Кажется, осталась довольно. У дочери Верховного платье — алый цвет материнской брони, у меня — желтого осеннего листа. И то, и другое без рукавов, но у Динки, как всегда не прикрыто куда больше, чем принято. Да и покрой подчёркивает всё, что можно и нельзя, да с учётом стремящегося к полупрозрачности материала.

— Хороши! Обе! Тебя-то видели уже, а вот ты... Если за вечер несколько раз не примут за наследницу Дома, не будет пары предложений о браке, да и не подерутся из-за тебя — считай, зря жила до сегодняшнего дня, — Мечи обе взяли. Догадливые.

Вот так впервые иду с Верховным. Вроде, и чуть позади, но всё равно, словно рядом. Так же и по городу едем.

Будет завтра разговоров. Ползамка меня видело, а мнений будет — четыре на троих.

Хозяин с сыновьями встречает нас во внутреннем дворе. Знаю уже, это когда о деле речь идёт, Верховный прибывает первая, если же просто хотят красиво отдохнуть — будет самая последняя, без разницы, в какое время собираются.

Мнение Казначея под данному вопросу пропускается мимо ушей обеими Динами.

Вежливое приветствие на книжном языке. В жизни слово почти не используется, зато можно использовать как обращение к любой незнакомой женщине, чей статус непонятен.

Отвечаю, как учили.

Приём не самый пышный, зато первый в этом году, и первый после императорского указа 'О всеобщем мире и процветании', после которого считаются недействительными все запреты на роскошь в военное время.

Всё тихо и мирно, они, что не знают, где-то здесь Динка? Несмотря на небольшой рост и хорошие формы, везде где появляется становится невообразимо много именно её. Не знаете, с кем связываетесь? Вам же хуже будет.

Ловлю себя на мысли, молодых мужчин не знаю никого, только по гербам отличаю принадлежность к Домам, узнаю почти всех кто лет от двадцати пяти и старше. Офицеры Армии Север, крупные армейские поставщики — все бывали у Госпожи.

Меня тоже узнают, приветствуют, хотя Динки поблизости уже нет. Они знают если герба и нет, но часто вблизи Верховного, человек может очень непростым оказаться.

С женщинами сложнее — знаю только двух немолодых, одна рис поставляет, другая конным заводом владеет, обе в компании столь же пожилых.

Молодые мне просто не известны, понять герб можно только приглядываясь к украшениям. Они все друг другу известны, и можно не сомневаться, змеятник тут куда хуже нашего. Не заметить, обдать холодным презрением тут каждая мастерски умеет. Знаю же, сильнее всего женщину будет ненавидеть только другая женщина.

Пока легко выделяю только таких же как я, появившихся на приёме впервые. Почти все держаться вблизи матерей или других старших родственников. Некоторые смущены похлеще, чем голая Кэрдин в бане недавно. Точно, ещё краснее бы были, не будь у них, по придворной моде, столько белил на лицах.

Мужчины, женщины все с оружием. Из женщин только у Верховного, Динки да меня настоящие боевые клинки. У всех остальных меч — просто ценное украшение, рукоятки и ножны отделаны всем, чем только можно придумать — драгоценные камни всех видов и размеров, золото, серебро, лаки, слоновая и моржовая кость, дорогие ткани, змеиная кожа, шкура акулы. Зато сами клинки, если Динке верить, в большинстве хуже армейских низшего разряда.

С теми, что у мужчин всё по-другому. Просто обратная пропорция. Те, кого часто у Верховного видела — все с короткими, а то и вовсе с кинжалами. Зато, чем хуже я его помню — тем длиннее и массивнее меч. Самые тяжёлые — у тех, кого и вовсе не знаю.

Волнения насчёт платья прошли. У Казначея на самом деле лучшие в городе портнихи. Мое платье — действительно подходящее для первого появления на людях дочери полноправной Госпожи. В ценах на ткани и хорошую работу разбираюсь, так что вижу, у меня подороже, чем у многих. И красивее, чем у всех.

Взглядов привлекаю поменьше, чем Динка, но с той состязаться попросту глупо.

Динка ведь такое заказала, что не столько прикрывает, сколько открывает. Причём, разрезы есть в самых неожиданных местах и много чего мелькает при ловких поворотах хозяйки.

Чтобы такое носить — надо быть Динкой. Ходить в таком по городу — только с десятком телохранителей, причём, скопцов.

Жаль, не узнать, как Госпожа в молодости одевалась? Общество своим поддоспешником дразнит не хуже, чем дочь откровенным платьем.

Немолодые женщины уже несколько раз очень вежливо спрашивали имя, откровенно пялиться воспитание не позволяет, но я-то вижу, присматриваются. Подбирая сыну невесту, или оценивая нового врага из соперничающего Дома — не знаю.

Ведь на первом приёме года просто нет даже средних людей, только крупные и даже очень, величины. Значит, дело друг с другом предстоит иметь ещё многие года.

Ох, Осень, не страшно тебе? Вон как высоко забралась. Упасть не боишься?

Даже есть жалко, настолько всё изящно сделано. Лакированные ящички, тарелки и чашечки тончайшего фарфора.

Читала, одним из источников богатства Погибшего Архипелага была торговля фарфором. Никто не мог делать подобного. Хотя пытались почти все. Даже поговорка осталась про нечто, чего быть не может 'материковый фарфор'.

Теперь весь фарфор только на материке и делается. Выражение осталось.

Плохо помню, какие блюда должны подавать на таких приёмах, но здесь всё подобрано с учётом вкуса одного человека — Верховного. Обожает она приморскую кухню, где преобладают блюда из рыбы с рисом и острым соусом, мастерски готовится вся обитающая в море живность.

Танцующего осьминога есть просто жутко. Лежит на рисовой горке вроде мёртвый, особым соусом полили — пляшет, как живой.

Кое-что повара готовят прямо пред гостями, демонстрируя своё умение.

Я опять считаю, всё, что должно быть свежим, тут свежее, чтобы всё это быстро привезти из Приморья, надо хорошо потратиться. Тут есть некоторые рыбы, живущие только на юге. Ладно, дороги на север безопасны. Но с юга-то как привезли?

Читала, на погибшем Архипелаге мяса почти не ели, питаясь дарами моря и рисом. К мясной пище пристрастились только после разгрома прибрежных государств. Уже через поколение стало заметно — рост и сила тех, кто с детства ел мясную пищу, в первую очередь, расселившихся на завоёванных землях, значительно выше оставшихся жить в Приморье, и продолжавших питаться дарами моря и изделиями из риса.

Наши предки были куда ниже нас, легко судить по старым доспехам. Из тех, что есть, только мелкой Кэрдин и впору, а ведь когда-то их носили мужчины. Даже не вериться, что такие низкорослые люди с лёгкостью разгромили множество армий куда более рослых людей. Низкий рост прекрасно дополняли лучшие на свете клинки и доспехи. Те же бодроны по звёздам гадали, наши предки — курс в океане прокладывали. Исход столкновений был предрешён.

Хотя даже сейчас можно услышать, 'рослый, как бодрон'. Почти все высокие люди, кого знаю, либо бодроны, либо с большой примесью их крови.

Во время бодронских войн также стали есть изделия из пшеницы, ржи и овса. Рис во многих местах было просто невозможно выращивать.

Как по мне, самый ценный продукт, добытый в бодронских войнах — бобы, служащие основой для выделки конфет. Причём, сами бодроны пили напиток из растёртых бобов с перцем. Сахар и молоко додумались добавлять уже наши предки. А уж масло из бобов отжимать и из порошка всякое вовсе Чёрная Змея придумала. Результат всем очень понравился. Мне в том числе.

Кажется, поняла, почему некоторые имеют такое предубеждение к мясу. Бодронское влияние. Нет, сами они мясо любили. Даже слишком. Далеко не все государства военным путём покорили. С кем-то и договаривались. И на пирах почётным гостям подавали самое дорогое и ценное мясо — человечину. Особо ценным считалось мясо принесённых в жертву пленных.

В мирное время богачи ели рабов. Это считалось особой роскошью. Их император чуть ли не каждый день ел суп из новорожденных младенцев. Считалось, силу мужскую повышает. При наличии тысячи ста жён где-то его даже можно понять.

Говорят, бодроны и люди с примесью их крови и сейчас могут у умирающего врага печень вырезать и тут же съесть, сырой или слегка обжарив.

Динка говорит, Рэндэрд по молодости так делал, потому до сих пор в бою и непобедим. Правда, на вопрос, какую часть тела надо съесть, чтобы от пули увернуться, ответа не придумала.

Хотя, от знающих бодронские обычаи, приходилось слышать, вырезать и есть печень умирающего — как раз старый грэдский обычай, ужасавший бодронов. Они только мясо убитых жертв ели

Маленькое Чудовище говорит, сама бы не отказалась попробовать, да вот беда, тела ей всё попадаются под материнскую картечь да бешеный огонь попавшие, а там либо уже не поймёшь, где голова, где задница, либо вообще угольки сплошные. Кого сама свалила — возвращаться да искать смысла нет, она без промаха бьёт.

Врага же надо непременно сразить самому, у пленного резать — не то.

Невольно любуюсь Динкой. Ей идёт красное. На пламя, на костёр похожа. Огонь алого платья. Густой дым чёрных волос. Пламя, что может обогреть. Может и сжечь.

Замечаю, не только я на неё любуюсь. Недалеко стоит молодой член Великого Дома. Года на два постарше Яграна. Пожалуй, принца покрасивее. Он ловит мой взгляд.

Улыбнувшись, подходит. Церемониально кланяется, будто я леди. Хотя, почему бы и нет? Играть, так играть!

— Позвольте узнать ваш герб?

Его-то на наплечнике вышит. Я уже заметила, тут у многих одежда так сшита, чтобы чем-то походить на доспехи. Надо думать! Самые почётные гости из любителей доспехи носить.

— Осень.

— Простите, не помню, к какому Дому он принадлежит.

— Угадать попробуйте. Ваш-то я легко определила, — называю, кажется, лицо слегка вытягивается. Герб редкий, дом древний. Особых заслуг в последних войнах нет, но и Южанам никто не служил, — Теперь мой угадать попробуйте. Указание есть, — не вру. Динка одолжила подвеску в виде спящей змейки. Гремучника.

Усмехнувшись, начинает рассматривать. Долго на заколки в причёске смотрел. Я и в самом деле два стилета в волосы вставила. Там же, где и змейка, взятые. У неё много таких с рукоятями вроде как у обычных заколок. Ничего не высмотрел. На серьги глянул мельком, тоже не догадался, хотя мог бы с 'гербом' сопоставить. Листья. Подразумевается — осенние. Вот змейку долго рассматривал. Явно с куда большим интересом стал бы разглядывать то, что ниже. Но не стал.

Кольца и браслеты тоже ничего не сказали. Правда, заметил, что один совсем простой. Другой такой в этом зале разве, что у служанки найдёшь, и то вряд ли. Они ведь тоже друг пред дружкой выделываются, чтобы все видели, в каком Доме она служит. Это Дом не из бедных, мягко говоря. Платье без узоров вообще хмуро промолчало.

В задумчивости трёт подбородок.

— Вроде хорошо знаю геральдику. Сегодня у писца домоправителя ещё раз проверил список приглашённых. Все гербы знакомые. Хотя... Вы, вероятно, гостите у кого-то из родственников, с кем и пришли, и приехали издалека.

— И правда, я приехала, только живу здесь уже давно. И вряд ли когда-нибудь вернусь в родные места.

— Вы Южанка. Тогда понятно. Прошу меня простить, ваши гербы я знаю плохо.

Что-то в отношении ко мне изменилось. Что, показной южаноненавистник? Непохоже, что на войне был. И точно, никого из них не свалил.

— Я только родилась на Юге.

Думает, оправдываюсь. Решил, бедная дальняя родственница, приживалка при Великом Доме? Ну-ну, посмотрим, что ты сейчас запоёшь.

— Но большую часть жизни прожила в этом городе. Мой герб хотели узнать — ну так вон там Глава Дома стоит. С вашим отцом, если не ошибаюсь, разговаривает.

Их там семь человек. Четверо — из числа почётных гостей.

На лице — откровенное недоверие.

— Ну да, вон та невысокая женщина в поддоспешнике.

— Вы неумны и лжёте! Вынужден вас...

Не договорил. Как из-под земли появляется Динка. Глазки горят, улыбка злая-презлая. В лицо ему как глянет. Даже я испугалась бы, знай маленькое чудовище похуже.

Он тут же склоняется в придворном поклоне. Хотя в настоящем придворном платье тут и нет никого.

— Приветствуй вас, сиятельная принцесса!

— Привет-привет. Что, сестрица, весело тебе тут?

Я-то думала, 'побелел, как мел' просто выражение такое. Вот, теперь увидела, так и на самом деле бывает. Стоит, глазами хлопает. Рот, как рыба на песке разевает. Кажется, начинает пошатываться. Динка взгляд с меня на него перекидывает. Казначей ужасно злится, Динка и её дочь, и Линки зовёт одинаково.

— Плохо, что ль? Может, слугу позвать? Пусть на воздух или проблеваться отведёт.

Умудряется выпрямиться. Даже осанку восстановил.

— Нет, всё хорошо, принцесса.

Динка склоняет голову на бок.

— Нас тут двое.

— Прошу меня простить, сиятельные принцессы, за допущенное недоразумение, и принять мои искренние и глубочайшие извинения.

Снова придворный поклон. Динка тяжко вздыхает. Знаю, с трудом удерживается, чтобы не расхохотаться. Я, впрочем, тоже.

— Меня-то вроде, пока ничем не обидели. Как, Осень, прощаешь его?

— Прощаю.

— Вот и чудненько. Иди, пока погуляй.

Рукой направление указывает, куда именно.

Жму Динке руку.

— Спасибо.

Она отмахивается.

— А, плевать. Видела, как он на меня пялится. Услышала, как вы говорили. И решила немного помочь. Который раз уже говорю: Весело с тобой, Осень! Старшего сына Главы Дома в та-а-акую лужу посадила! Бедненький! Как же он страдать теперь будет, думая, кто ты такая?

Усмехаюсь.

— Весёлого тут мало, — Маленькое Чудовище хватает меня за руку, — отойдём, пошептаться надо.

— Сама ему могла на место указать? Забыла, что ма велела отвечать, если о принадлежности к Дому спросят?

— Помню.

— Ну-ка, повтори тогда.

— Если зададут вопрос о Доме, мило улыбаться и говорить, статус моего Дома в настоящий момент находится на рассмотрении у Верховного.

— Ну да, верно, а тут все знают, как она из бедных родственниц может сделать богатых наследниц. Поиграть с этим захотелось?

— Не знаю. Может быть. Просто не делала так никогда.

— А попробую. Говорят, это умение у девочек врождённое. Всяко скоро главный праздник этого года — День Рождения Младшей Кэр. Так что примеривайся пока.

— Кто меня туда позовёт?

— Ха-ха! Ты уже, считай приглашена. Список у неё на столе. Там будут все, кто приглашён сюда. Это же считай, самый важный приём.

— Почему? Он же вроде, ежегодный.

— Верно, да не совсем. Даже не так, совсем не верно. Он первый после войны. И первый, где мама присутствует в качестве Верховного. Важность этого не стоит недооценивать. Здесь и я впервые, как утверждённая наследница. Да и тебе о будущем подумать не помешает, а здесь одно из лучших мест, где его можно обустроить.

— По мнению дурочек, мечтающих о принце на вороном коне.

Динка смеётся.

— Даже если и так. Дурочки тоже, в общем-то, люди. А спину прикрытой не мешает иметь.

Тут уже мне весело, спины у нас обеих, да и у большинства женщин голые наполовину. У самой Динки и больше.

— Знаешь, побуду-ка я пока с тобой. Так всем спокойнее будет. Тем более, если что по-настоящему занятное произойдёт, то скорее всего, где-то около тебя. Ну, как тогда, на ярмарке.

— Вот уж не надо!

— Ну да, тут охрана должна быть получше, иначе бы ма сюда просто не пришла.

— Верховный никого не боится!

— Хоть ты льстить не пытайся, а то я уже тут наслушаться успела — уши в трубочку сворачиваются.

— Тут кроме музыки ещё какие-нибудь развлечения есть?

Глазки Чудовища моментально вспыхивают.

— Тебе что именно нужно?

— Не знаю.

— О как! Ладно, подумаем... Так! Верховному я обещала не напиваться, значит, туда не пойдём. Поэтические состязания думаю, особо не интересны. Жонглёры-танцоры-трюкачи... Хочешь посмотреть? Некоторые танцы только мужчины смотрят, хотя, танцуют девушки. Давай сходим?

— Что я там могу увидеть такого, чего у меня самой нет?

Хохочет.

— Много такого, что женщине знать совсем небесполезно.

Поднимает вверх руки и как змея всем телом извивается. Да и выражение на лице такое загадочное.

— А если ещё и одежды почти нет, да полумрак, да ароматы всякие... Взглянуть хочешь?

Снова всем телом извивается.

— Там и не такое могут.

— Дина...

— Чего?

— Ты как-то забываешь, я хотя и часто хожу в штанах, но я всё-таки девочка. И звать меня Осень, а не Ягран.

— А он их и так видел.

— Только видел?

— При мне — да. Если чего ещё — то не с этими. Они только за танцы деньги берут, ну, а если спят — то это значит, ты им просто понравился... Или понравилась. И не надо такое лицо делать. Они в своём деле лучшие, потому и здесь.

— Верховный знает?

— Конечно. И не возражает. Её удивить обязательно попытаются, но сомневаюсь, что у них получиться. Да и ты, попытайся придумать, что бы хотела увидеть — наверняка окажется, здесь это есть.

— Машину для счёта.

— Опять за своё. Домой вернёмся — у ма спроси, у неё есть, орудия с её помощью наводит... Или, вон там Эрескерт кого-то охмуряет, у него тоже найдётся, может, даже с собой взял, диковинками хвастать. Но я тебе про другое говорила.

— Дай подумать.

— Ага, думай, только не очень долго. Тут ещё салют должен быть в честь нашей победы.

— Хм. Знаешь, мне не понятно: раз тут чуть ли не главный смотр женихов и невест Севера, то почему самого главного жениха нет? Да и невест некоторых не хватает...

Динка смеётся.

— Никак братцем моим заинтересовалась? Если что, имей в виду — я против вовсе не буду. А если серьёзно, Яграна тётя ну очень хотела здесь видеть. Но он написал ну очень вежливый отказ, сославшись на недомогание.

— Он заболел?

— Правда, что ль он тебе так нужен? — и не дожидаясь ответа, — Нет, с ним всё хорошо. Просто сказал, на охоте привык быть охотником, но никак не дичью.

— Тебя это не остановило.

— Знаешь, дичь иногда мнит себя охотником. Не буду их разочаровывать. До какого-то времени. Ну, а дядя не мог сюда без жены прийти. Только она тоже заболела. Соответственно, дочки их дома сидят и злятся.

— Просто поветрие какое-то.

— Нет. Всё гораздо проще. Ма его подруга ранней молодости нравится, законную жену терпеть не может. Я как-то подслушала — Верховный сказала ей. 'Если мой брат внезапно умрёт — подозреваемый у меня уже есть'. Кстати, те три мои сестрицы — дерьмо полное, особенно если сравнить их с Линки.

— Но ведь на празднике у твоей сестры они будут.

— Ага. И ещё Линки я туда позвала. Тётя с женой дяди дружат, насколько две змеи могут дружить. Точнее, каждая думает, использует другую в своих целях.

— Я бы поостереглась думать, будто могу казначея использовать, хотя и знаю её мало.

— Ха! Так это ты умная, а не жена дядина. Ей от первого генерала вся его злоба и прочее дерьмо достались, а вот ума не унаследовала, да ещё материнская дурь наложилась.

— Чего же начальник конницы на ней женился? Он же сын Чёрной Змеи, первую невесту Империи мог себе позволить.

— Ха! Так это она и была. А уж сын женщины, на обочине дороги найденной от подобной возможности не мог удержаться. Тем более, такой брак был полностью в интересах высоких договаривающихся сторон. Причём, каждая из сторон рассчитывала повлиять на другую. И ничего не вышло. Дядя плюнул и забыл, а вот она — нет. Кстати, на войне убили одного. Когда-то именно он считался её женихом, и она ему тоже благоволила. Влияние розовых соплей ранней молодости тоже не стоит недооценивать. Так вот убит он был, попав под конную атаку, возглавляемую дядей. Чего после этого она навоображала — думаю, представляешь. Поссорились очень сильно. Дядя тоже много всякого сказал. У него много врагов, но нет бывших друзей. И тут, совсем некстати, кто-то на старую подругу охоту объявил. Линки мне сказали, им мама написала, чтобы они в городе не появлялись, а ещё лучше — из нашей части крепости не выходили.

— И они послушали?

— Мать — нет, меня — да. Верховному, знаешь ли, не нравятся участившиеся покушения на меня, при одном, и то не явном покушении на неё. Сама знаешь, внутреннюю охрану Замка усилили. Тебе не говорили обо всех подозрительных письмах сообщать... — резко по лбу себя хлопает, — Блин! Вот я дура! Извини, Осень, не подумала. Про письма и вообще, всё подозрительное скажут скоро. И что бы шли сразу к ней или к старшим змеям.

— Говорила, со мной весело. Вот только, самое веселье твориться, похоже, у тебя.

— Ну, так не убили же, кроме как в бою, никого. Только этих, что меня хотели, уже пятеро. Из головы того, что Живодёр пырнул, хотела себе кубок сделать, ма не дала. Правда, он потом всё равно ему лопатку вырезал, ножик сделал и мне отдал. При ма яблоки этим ножом резала и ела, а она ничего не заметила. Хотя там череп на рукоятке.

— Не думаю, будто человека, кого многие считают сырыми младенцами питающейся, можно изображением черепа удивить.

— Смешно. Такие слухи про неё с детства ходят. Говорят, она как-то раз пошутила, перед пиром подговорила поваров, чтобы они поросят жаренных сделали на детей похожими. Обезьяньи головы приставили, или ещё что. Так и подали.

— Представляю, что с гостями было!

— И не говори! Тетя тогда ещё не видела, а ей такое блюдо раньше всех поднесли, уже нарезанное и она тушку ела, а все остальные под столы сползали. До сих пор злиться.

— Раз уж о еде заговорили.

— А ну да, мне тоже пожрать захотелось. Пошли, прихватим чего-нибудь, только учти, повара с хозяином тут тоже шутники ещё те. Ни волнуйся, не как у ма тогда. По-другому. Жена у него из тех, кто мясное не очень жалует, он наоборот. Вот и нашли решение. Тут умельцы такие — из бобовых с приправами сделают блюдо — ни по виду, ни по вкусу не отличишь от мясного. Кэр меня разыграла как-то раз. Такой изумительный хобот северного слона с грибами и ягодами. Вот грибы настоящие были.

— Мне сладкого хочется. Там хоть бобы без обмана быть должны.

Да уж, второй раз в жизни обилию сладкого поразилась. Первый раз — подарок Чёрной Змеи и её дочери, когда они заметили мой ум. Те вкусы до сих пор помню. Именно тогда я в Замок и населяющих его людей и влюбилась. Можно сказать, из-за конфет. А можно — из-за человеческого тепла, исходящего от людей, сами себя зовущие Змеями.

Когда-то спала, завернувшись в плащ Начальника Конницы. Сидела с ним у костра. Грызла кусок твёрдой сладкой плитки, завалявшейся у него в сумке. Огромные кони, огромные всадники. И я в седле у командира. Тогда не знала, кто он. Да и не очень представляла, кто я. Мог ведь оставить в любой придорожной деревне. Но привёз сюда. Когда-то спас мне жизнь. Не помню, что было раньше.

Госпожа дала мне новую жизнь.

Роза говорила, Госпожу считают колдуньей и почитают её — в стенах Замка дети не умирают. У её матери двое старших детей умерли, не дожив до первой зимы. Потом Чёрная Змея заложила новую крепость и стала набирать прислугу. Мать Розы нанялась. Вскоре выяснилось — хозяйке замка совсем не всё равно, где и как служанки рожают. И если маленькие дети болеют, к ним приходят настоящие врачи. В самых тяжёлых случаях приходила даже сама Госпожа. Дети не умирали. В Замке родились сёстры Розы и она сама.

— Хм. А у тебя, кажется, тайный обожатель нашёлся. Сколько времени только на тебя и смотрит. Староват, правда, но благородный. Вот не помню, женат, или седина в голове появилась — на молодое да свежее мясо потянуло.

— Где?

— Да вон, с Эрескертом стоит. Даже знаю, что обсуждают. Хотя, бледненький наш свеженькое, конечно, любит, но до недавнего времени отличал, в каких прудах рыбку можно ловить, а где — не стоит.

Смеюсь. Рядом с начальником огня стоит 'да, то есть нет', тот самый столичный учёный.

— Я его знаю, и веду переписку больше года.

— Какая шустрая! Я-то думала, ты девочка скромная, а она вон какого котика себе словила. И как только успела.

Вкратце пересказываю Чудовищу детали наших взаимоотношений и роль в них Верховного. Динка корчит недовольную гримаску.

— Я-то думала, будет что весёлое, а это снова цифры ваши. Я его знаю, старый приятель бледненького, вместе 'О баллистике' писали, но имя только Эрескерта стоит потому что он сам от авторства отказался. Не хочет, чтобы его имя стояло на книге, могущей послужить убийству людей.

— Тогда поваренная книга ещё страшнее. Любы блюдом можно до смерти закормить.

— Мне Эрескерт говорил, когда стены Божьего города раздолбаем, артиллеристы учёному этому благодарственное письмо напишут. Пусть знает, сколько с помощью его науки всего порушили да перебили.

— Не оценит. Он из тех, кто склонен не замечать не укладывающееся в его картину мира.

— Ты со своими цифрами в эту картину как-то влезла.

— Влезли мои работы, но не я сама. Он до сих пор не верит, кто я такая.

— В смысле, в сгоревшей деревне найденная?

— Именно. Предполагает моё родство с Домами Юга. У него сильное расхождение с Верховным по вопросам воспитания детей. Мнение Верховного — способности есть у всех, их важно вовремя заметить и развить подходящим образованием. Он же считает, способности определяются происхождением, и чему-либо учить кухаркиных дочек — впустую тратить время и деньги. Их даже чтению и письму учить не обязательно.

— Вот как? — Динка удивлена, — Интересно, он знает, что не пускать детей учиться вообще-то преступление? А такие разговоры — подстрекательство?

— Знает. Он Верховному так говорил, при этом подчёркивал, выражает своё личное мнение, и дети его прислуги школу посещают.

— Надо будет с Розой его познакомить. Увидит, как кухаркина дочь полевые карты рисует, да измерения на местности делает — точно голова треснет.

— Он бы сказал — Роза полублагородная, у неё и сестёр разные отцы.

— Верно, что мне, как внучке известного разбойника слушать вдвойне смешно.

— Дин, не прибедняйся. Думаешь, я не знаю, по этой линии генерал Яроорт твой двоюродный прадед?

— К Розе вернёмся, её мать — не просто читать умеет, но поваренные книги собирает. Роза предлагала свою написать, но она отказалась. Мол, чтобы книги писать надо учёной девушкой быть, а она женщина простая... — замолкает на миг, и как расхохочется.

— Ты что?

— Да вот крутилась про него в голове история какая-то. Только сейчас вспомнила — жены у него нет, детей — тоже. Более того, он до сих пор никогда с женщиной не был. Предваряя следующий вопрос — интереса к мальчикам тоже не испытывает. Считает... О! Вспомнила: 'Чистота помогает мыслить'. А Эрескерт сказал, девочки из 'Цветочного' — самые большие чистюли из всех людей, кого он только видел. И после общения с такими чистенькими возникает много хороших мыслей в самых разных областях. И если ему надо мыслительный процесс ускорить...

В общем, в данном вопросе каждый остался при своём, хотя бледненький не теряет надежды затащить его... К весёленьким да чистеньким.

— Хм. Что-то я герба его не разберу. И у Верховного не видела, на письмах только герб Академии стоит.

— Так он герб не носит. Считает, человека должны украшать дела. А так он из Северных Адеров, жаль, не наследник.

Киваю. Ход мыслей понятен. Маленькое Чудовище не только дочь Верховного, но и племянница казначея. Верховный имеет право на приличную часть имущества выморочного Дома. Всякие десятиюродные наследуют после. А титул передаётся только по императорскому указу. Вот только появиться указ только если будет воля Верховного. За четыре внутренних войны мёртвых титулов стало уже куда больше, нежели живых.

— Весело живём — о воспитании и способностях детей рассуждает человек, даже близко к ним не подходивший.

— Он один из лучших математиков нашего времени.

— В ученицы не звал?

— Нет, он не преподаёт. Это не всем дано.

— Хм. Кем же он тебя теперь считает? Ма ведь наверняка сказала, ты самого простого звания.

— Я говорила уже, считает полублагородной, или наследницей дома.

— Этого быть не может.

— Почему?

— Они пытались разобраться, когда выяснилось, насколько ты способная. Ты знала азбуку, умела писать, но не знала ни одного иероглифа.

— Сейчас ими напишу что угодно.

— Я не про это. Знаешь, с чего начинают обучение благородного ребёнка письму? С умения писать своё имя иероглифами. Это уже и не нужно почти, но так принято. В школах иероглифы не учат почти.

Раз ты не знала — значит твои родители даже полубрагородными не были. Ты уже тогда писала быстрым письмом, хотя в том возрасте обычно только учатся складывать слоги в слова. Вывод — тебя учил тот, кому письмо нужно почти каждый день, но не надо писать титулованным.

Так что, ты точно не крестьянки и не кухарки дочь. Скорее всего, купеческая, полнородная, и единственная.

— Подробнее можно?

— Так просто всё: ты всегда хорошо питалась, домашние животные были в диковинку. И пожалуй, главное. Дядя припомнил как ты была одета, пусть вся и в грязи, испачкалась, когда пряталась. Так вот, ты была в сшитой на тебя детской одежды. В той деревне не жили благородные, дети там обычно ходят в перешитых старых вещах взрослых. На тебе же платье было из привозной ткани. Особо богатых домов там не было. Ты же очень хорошо одета и одна такая; вывод — единственный ребёнок.

Возвращаемся в замок без приключений. Динка угрюма куда сильнее обычного, переживает, ни с кем больше поссориться не удалось. Мне как-то неуютно. После выходки принцессы, мне стало казаться, что все, мужчины и женщины смотрели исключительно на меня.

Ворота замка распахнуты. Только рогатки преграждают дорогу и стража. Начальник караула салютует.

— Генерал Линк вас в малой башне дожидается.

Госпожа спешивается, не потеряв равновесия. Хромая, направляется к лестнице. Палка остаётся у седла.

— Можно я к себе пойду?

Динка озирается по сторонам, рассчитывая снова удрать в город и продолжить веселье.

— Со мной пойдёте! Обе!

Пока шли, Госпожа не оступилась ни разу. Вот Динка споткнулась, чуть нос на разбила, виртуозно ругнувшись при этом.

Линк нервно расхаживает по кабинету. Чего-то я не понимаю, с такой роскошью одеваются только на приём к императору.

— Здорово! Что не празднуешь?

— Уже набралась?

Дина плюхается в кресло. Нарочито медленно наполняет стакан.

— Сам подумай!

Линк усаживается напротив. Тоже с ленцой наливает себе.

— Девочкам спать не пора?

— Моей наследнице и её... -задумывается на мгновение, — советнику уже давно пора присутствовать при важных разговорах.

— Я о дочерях приехал поговорить.

— О каких именно?

— Динни и Кэрри.

— Линки? С ними всё замечательно. Подробнее можешь у девочек спросить, они с ними больше времени проводят. Или, могу за ними послать кого-нибудь. Пусть разбудят. Ты-то к ним с прошлой осени не приезжал.

— Были причины.

— Знаешь, сколько я раз это слышала? Тут полно таких, до кого родственникам, включая отца и мать ни малейшего дела.

— Я за этим к тебе и приехал.

— За этим — это зачем? Дай-ка сама догадаюсь. Законная жена в Охотничьем дворце, а ты сразу к старой подруге рванул. Где-то хорошо, старых друзей забывать не годится, а где-то и не очень, ты ведь вовсе не друзей забываешь. Знаю же я, кого законные жёны больше всех ненавидят — любовниц мужа и особенно, их детей. Я вот знаю о крепнущей с каждым годом дружбой твоей с Кэр. Одна старых кодексов начиталась, другая их содержание, считай, с молоком матери всосала. Одна не дура, и донесёт до другой — в этих стенах умирают только с моего ведома. Красивым фразам, я, сам знаешь с какого времени, не верю.

— Об этом и собирался говорить. Она напугана. Напугана очень сильно. Боится, кто-то хочет убить её и детей.

— Двух подозреваемых я уже назвала. Одной мозги думаю, вполне вправлю, другой же сам вправляй, ибо встречи со мной она может не пережить.

— Я спрашивал, почему-то их не подозревает. Хотя и знает, её не любят.

— Тогда ещё проще — она богата, родни много... Понимаешь?

— Исключено. Она уже обнародовала завещание. Наследники первой очереди — девочки. Наследник второй очереди — я. Сама понимаешь, для таких я зверюга крупноватая.

— Кроме слов что-то есть? Письма с угрозами, попытки покушений или отравлений?

— Письма были...

— Мне пришлёшь. Заодно, можешь сказать, пусть приезжает. Поболтаем о девичьем, вспомним молодость.

— Помниться, ты говорила, мне надо на ней жениться.

— А ты не слушал.

— Молод был. Но давай о другом. Она просит сделать девочек настоящими благородными, и я с ней согласен. Думает, так им безопаснее будет.

— Ты никогда, на моей памяти, с женщинами не спорил. Только всё по-своему делал. Препятствий не вижу. Подавай прошение на имя главы дома, то есть меня. Сделаю их благородными среднего уровня с правом передачи титула по наследству... Хотя, можешь и не подавать. Я и так решила их всех, кто без титулов, в это состояние возвести. 'Жалованные грамоты' уже пишутся, раздам на днях.

— Благодарю! Только мне надо не только это.

— Что ещё? Состояние есть, титул будет, кто на них охотится — найду и шкуру спущу.

— Сделай их Еггтами. Полноправными.

— О как! Не жирно будет? Дин, ты как на это смотришь?

— Без разницы. Они мне сёстры и так.

— Интересно. Но как это сделать?

— Ты же всё знаешь и можешь! Помоги моим детям. Хочу, чтобы все, кто зло против них замыслит, знали с кем им придётся иметь дело!

Госпожа думает довольно долго. Я по чуть заметной усмешке, понимаю — она уже всё придумала и теперь просто дразнит брата. Динка пихает меня локтём. Чуть заметно кивает. Тоже заметила.

— Опять же, подавай прошение, только теперь с просьбой узаконить бастардов и принять их в члены дома. Я соглашаюсь, и отсылаю прошение ко двору. Ссорится со мной им ни к чему, так что скоро дождёмся Указа Его Величества о принятии в Великий Дом. Только вот по старшинству они будут сразу за младшей дочерью Кэр.

— Благодарю! Не ожидал, что ты так легко согласишься.

— Легко делать не противоречащее моим интересам, к тому же, ничего мне не стоящее. Выгоды слишком очевидны. Торговый дом становится роднёй Еггтам, там же у многих мечта — с Великим Домом породниться. Их интересы становятся нашими и наоборот.

Попутно, значительно расширяется список вероятных женихов девчонок. С Кэр уже вели переговоры о возможности брака её младшей. Ко мне заглядывали.

— Ко мне тоже.

— Теперь по-настоящему займусь тем, что из-за Линии лезет. Проповедниками всякими. Слишком они много брать на себя стали.

— Опять какую область чистить надумала? Кого помоложе шли.

— Ты всё к кавалерийским атакам сводишь. До них теперь дело дойдёт не раньше, чем за Линию пойдём. Не в этом дело. Мне кажется, они решили первыми бить. Прицельно по нам, всем, кто за Линией без особого различия на Север, Юг и прочих. Сводки из-за Линии читал? Только честно.

— Только касающееся численности конных дружин, связей со степью, ну и где золотишком можно разжиться.

— Будешь читать только это — если повезёт, кончишь век уборщиком при каком-нибудь храме.

— Не смешно.

— Я не шучу. Они там у себя 'Охотников на ведьм' завели.

— Кто такие? Вроде 'Змей' наших?

— Не совсем. Для насаждения и укрепления веры и выявления ведьм, колдунов и продавших душу врагу рода человеческого.

Линк усмехается.

— Как они свою благую весть несут, я знаю, вон последствие несения стоит.

— Ты прав и неправ. Храаты и их попы придворные — это одно, те, кого ты по деревьям, да между двух развешивал — другое. Общего — только в казненного спасителя вера. В остальном — ты на Эрескерта больше похож, чем они друг на друга.

Мне смешно становится. Генерал Эрескерт, как он сам выражается, южнейший из самых южных грэдов, совершенно чернокожий.

— Расхождения в богословии, в трактовке единства или множества сущностей их спасителя, первичности или вторичности человеческой природы в нём. В общем, храатство разрешило наместнику уничтожить 'резаков'?

— Храатство? — Линк не верит.

— А ты что думал? На границе живя, следует прислушиваться к сильным по обе стороны, особенно, когда не знаешь, куда эта граница переместиться может. Сам знаешь, торговля через границу идёт. Кое-кто и переселяется. В том числе, и те, кого храат мёртвым хочет видеть. Или я. До врагов пытаются добраться чужими руками. Тем более, когда враги сами напрашиваются.

Но это дело прошлого. Вернёмся к настоящему. Я потому амнистию и объявила — если начнём разбираться, что именем Верховного творилось — опять потонем в крови. Этого за Линией и хотят. 'Охотники' ищут ведьм. Её убить богоугодное дело. Если главную убить — святым при жизни станешь. Кто в этом мире главная ведьма?

— Ты думаешь, это церковь казнённого начала на нас охоту?

— Они и не прекращали никогда. Сейчас просто более толково за дело взялись. К Динке уже несколько раз подбирались очень близко.

— Тебя ранили.

— Устала уже с Кэр ругаться — это не они. Обычная кавалерийская сшибка разведчиков. Тебе ли не знать? Мне просто не повезло.

— Думаешь, не знаю, тебя отравленным оружием ранили?

— Угу. Или просто грязным, а я рану не сразу смогла обработать.

* * *

Динка в башне ночевать не захотела, к нам отправилась.

— Тебя правда хотели убить?

— И это говорит предотвратившая первое покушение!

— С той поры многое изменилось. Я так поняла, Госпожа не считает, что это были выходцы с Юга?

— Не пойму, что именно она считает. Покушавшихся никогда не видела, я лица хорошо запоминаю.

— Это после боя было?

— Нет. Ещё кого-то ловили, но тех не видела, да и неизвестно, к моей ли палатке шли.

— А в бою, ну где Кэрдин ранили. Поподробнее рассказать можешь.

Динка останавливается.

Конечно, может. Решающее сражение войны, да в нём отличилась. Снова тот бой пред глазами, снова бурлит кровь в жилах. Вижу в глазах знакомый страшноватый блеск. Пришлось подождать, ибо начала Динка с того, как войска строились, и как Госпожа уже в этот момент Безглазого обдурила.

Распаляется всё больше. Связанные фразы всё больше перемежаются всяким. 'А я его хрясь!', 'Эрия того бац! Дырку в виске видно было', 'Голова как полетит!' и тому подобное.

Мои подозрения потихоньку перерастают в уверенность. Случайности не было. Динку хотели убить.

Что-то не складывается. Если свалка была такая, как Динка говорит, то должно быть не до перезарядки арбалетов, тем более, многозарядных. Если их не берегли для определённой цели. Причём, ЗНАЛИ, цель там будет. Но как определили? Их же там было несколько в похожих доспехах. Тот, красный, у Динки для парада. В бой идёт в простом нового типа, держащих пулю.

— Ты в каких латах была?

— Как у тебя сейчас.

— С украшениями?

— Нет.

— А у Кэрдин?

— Золотые. С ног до головы. Она же не сирота, просто в своём доме вроде как лишняя. На неё и ей непосредственно деньги присылают, и считают всё хорошо. Злилась на них, потом перестала. Наплевать можно в обе стороны. Вместе со мной тогда и заказывала. Мать ей говорила, будет мишенью для всех стрелков. Она же только в этих латах и ходила.

Золото на фоне серого и чёрного. Тут особо не поразмышляешь, в кого стрелять, особенно, если времени мало.

— Кэрдин приняли за тебя. Это было покушение.

Динка смотрит недоверчиво, но не смеётся, что-то обдумывает. Торопливо добавляю.

— Приличного роста, доспехи золочёные, со знаменем за спиной. Ты же в обычных доспехах, лицо закрыто. Если не знать, откровенно не смотришься.

— Хм... Ведь ты, пожалуй, права. Только один болт засел глубоко. Попало куда больше. Броня спасла. Меня тоже. Хотя... Может, просто стреляли в командира?

— Знамя было?

— Наше? Да.

— И кто мог быть командиром у этого отряда?

Блеск глаз затухает. Во взгляде почти материнское убийственное спокойствие.

— Только я... Ты вот сказала, и я как следует всё припомнила. Даже не уверена, достали ли стрелков. Сразу добивать бросились, как она упала... Но тут уже мы им не дали к ней подступиться. Меня чуть с ног болтами не сбило. Броня выдержала. Будь похуже... Кстати, эти кирасы нового типа — одна из материнских новинок на эту кампанию... Они знать не могли, большинство арбалетов эту броню не берёт. Да и болты те. Хорошей работы были.

— Притом, Безглазый женщин не считает за людей и просто пожадничал бы на наёмного убийцу даже для Госпожи, а уж тем более, для тебя.

— Значит, есть ещё кто-то... Не такой жадный. Попробуешь высчитать, кто именно?

— Этим и занимаюсь.

— Мама велела?

— Сама додумалась. Она сейчас весёлая слишком. Ничего мне не поручает.

— Погоди, скоро пройдёт... Но ей сказать надо. Она ранение Кэрдин восприняла как неизбежное на войне. Своё ранение тоже.

— Я знаю.

— Пошли к тёте. Расскажешь ей.

— Может, Госпоже лучше?

— Заладила, 'госпожа', 'госпожа', будто служанка какая.

— Я присяги не давала, чтобы её Верховным звать.

Динка смеётся.

— Я тоже.

Динка ухмыляется почему-то зло.

— Она никогда ничего не говорит просто так.

— Ты о чём?

— Назвала меня наследницей. Тебя — моим советником.

— Ну и что? Ты же и есть наследница.

— Знаешь ли, не для всех это очевидно.

— Скажешь тоже.

— Вот и скажу. Сама знаешь, кроме меня, других детей у мамы нет. Она, хоть и младшая... Многие думают, умрёт раньше, чем брат с сестрой. Знатоков древнего права слишком много. Вообще, и среди окружения дяди и тёти в том числе. По древнему праву, моё положение вовсе не безоблачно. Многие намекают и дяде, и особенно, тёте, мама занимает их место. А я вообще непонятно кто.

— Но тебя же, вроде, давно узаконили.

— Ха! Как говорят, на следующий день после рождения. Только я всё равно внебрачная. Что ей мешало хоть бы днём раньше брак заключить?

— Неравнородность. Это первое, что на ум приходит. Второе — возможно, брак заключать было уже и не с кем.

— Даже если и так. При большом желании, можно заключить брак уже с умершим. Не понимаю, почему практически не совершая ошибок, допустила такой промах с моим статусом?

— По-моему, наоборот, тебя наследницей и принцессой на людях зовёт почти всегда.

— Это так. Особенно, когда народу много. Не хуже меня знает, сколько народу говорит о другом. Кому-то ведь надо, чтобы я умерла. Тебя ведь не просто так советником назвали. Задел на будущее.

— Там только они были.

— У стен есть уши. Не просто так говорят. Раз тебя так назвали то...

— То что?

— Тебе мало считаться ещё одной дочерью Линка?

— Как-то не задумывалась об этом.

— Стоило бы. И об этом, и о сказанном сегодня. Советник наследника Верховного — это уже кое-что. И не говори, будто тебе достаточно твоих чисел. Сама понимаешь, хранителем библиотеки тебе не бывать.

— Сама знаешь, клинком владею не намного хуже тебя. А в осадных работах разбираюсь и получше.

— Похвально. Я не мама, обо всём сразу думать не могу. К тебе ещё не сватались?

Динка! От матери унаследовала способность неудобные вопросы задавать. Только Госпожа делает это... Да примерно так же, если честно.

— Нет. Не думала просто. Да и кому сирота нужна?

— Ну, не скажи, если, сирота богатая да наследница...

— Я же не такая.

— Не скажи... Кое кто обставлял условия перехода на нашу сторону браком с воспитанницей дома Еггтов.

— Хм. Вроде из замка никто замуж не выходил.

— Другим путём достигли договорённости. Но это совсем не значит отсутствия таких переговоров в будущем. Как он на меня пялился, когда думал, не вижу. Правда, он из тех, кто соображает, какой кусок не про его рот. Дорога я слишком. Вот для тебя он бы в самый раз был.

Усмехаюсь. Слишком хорошо знаю маленькое чудовище.

— Кто он хоть, жених мой несостоявшийся?

— Считается наместником второго ранга, хотя на деле, просто атаман разбойничий, или, как Рэндэрд с недавних пор выражаться стал, полевой командир. Подозреваю, он и Безглазого признал бы, так же как и нас, явись послы от него первыми.

Мне почему-то смешно становится.

— Ладно, пошли к Кэр. Мама в себя слишком верит, тётя, наоборот, на безопасности помешана. Ну, а я — где-то посередине.

Ещё полгода назад представить не могла, что в кабинете Кэретты окажусь.

Стражники сказали, казначей ещё не спит и пропустили.

Следовало ожидать — раз в этой части крепости всё упорядочено до невозможного, то венец — в кабинете хозяйки. Шкафы с книгами вдоль стен. Если у Госпожи забито книгами самой разной толщины и размера по только ей известной системе, то тут все книги одинаковые. Стоят, словно солдаты в строю.

Потолки высоченные, но полки такой высоты, что легко можно дотянуться до верхней. Значит, книг в кабинете — примерно восемь с половиной тысяч. Вспомнилось из геометрии — осевая симметрия — в точности про кабинет казначея. Хозяйка сидит за столом. Бумаги лежат ровными стопками, а не навалены в кажущемся беспорядке, как у Госпожи.

Даже кажется, эта невидимая ось проходит Кэретте через нос. Над книжным шкафом за её спиной — огромный конный портрет Чёрной Змеи. По другому не назовёшь, даже если не знать, кто изображён. Латы словно чешуя, чёрные с золотом. Не видела её в таких. Повёрнуто на зрителя ничего не выражающее, словно каменное лицо. Этот жутковатый взгляд мне видеть приходилось. Только два человека умеют сейчас так смотреть.

Рука с шестопёром направлена в сторону сражения на заднем плане.

Голубые камни на золотой маске придают хозяйке кабинета совсем нечеловеческий облик.

Неожиданно звучит вполне человеческий усталый голос.

— Ну, а у вас что ещё случилось?

Динка пинает меня локтём в бок.

— Начинай ты.

— Нет ты, меня там вообще не было.

Динка смотрит яростно, но начинает рассказывать. Потом я говорю о своих предположениях. Кэретта не перебивает.

— Она мне ничего не говорила.

— Она и не знает, это Осень только сейчас додумалась.

— Осень, значит... Жаль, убитых тогда кремировали. Иначе послала бы их раскопать.

— Они уже стухли.

— Не обязательно, осень холодная.

— Чтобы это тебе дало?

— Может быть, наконец, удалось бы убедить твою мать, что на нас ведут охоту. Не люди Безглазого, не храатские наёмники, и даже не миррены, в чём меня твой приятель Рэндэрд убедить пытается.

— Он мне не...

— Сейчас это к делу не относится, кто он там тебе или ещё кому. Это эти почитатели казненного спасителя за нас взялись. Отсюда их вышибли, но надежду вернуться они не оставили. Значит, ещё одна попытка.

— Ты нам веришь?

— Да. Всё логично. Эти гады умеют думать на десятилетия вперёд. Чтобы улучшить свои шансы в будущем, в ближайшее время надо уничтожить тебя. Ибо они слишком хорошо знают, насколько ты дочь своей матери.

— Госпожа говорила о чём-то таком. Она считает почитателей казнённого страшной серьёзной угрозой.

— Я знаю. Только она их недооценивает.

— Зато ты все опасности на свете переоцениваешь.

Кэретта словно невзначай касается маски. Динка жест замечает. Я тоже.

— У меня есть основания так рассуждать. Сколько телохранителей с вами сегодня было?

— Шесть конных.

— Ещё Змеи были.

— Я не видела.

— Они на то и Змеи. Сестра сказала, их было столько же.

— Ты думаешь, этого мало?

— У тебя пол тела открыто. Отравленной иглой и то попасть можно.

Динка уперев руки в бока, выставляет грудь вперёд.

— Скажешь, я всё время в латах должна ходить?

— Ты знаешь, когда и где они ударят снова?

— Пошли к Эрии сходим.

— Да она спит уже, наверное. Время-то вон сколько.

Динка усмехается.

— Не спит. Я точно знаю. Мама её тоже звала сегодня с нами съездить. Но она отказалась.

Вот так так! Чтобы на предложения Госпожи отказом ответить, надо быть очень смелым. Или очень глупым.

— Переживает из-за ранения. Боится, смеяться станут, там же вон все какие титулованные! А она-то кто? Хотя, даже они к раненому, да ещё Верховным награждённому с уважением отнесутся. Да и есть у меня для неё кое-что.

Эрия не спит. Кажется, к себе притащила все лампы, какие только нашла. Душно. Сама Эрия сидит за столом. М-да, бутылок если и меньше, чем у Госпожи, то ненамного. Судя по виду Эрии, большинство уже пустые.

Динка плюхается на свободный стул. Так как стульев всего два, я остаюсь стоять.

Эрия тяжко вздыхает. Быстро же красота слететь может! Волосы растрёпаны, лицо непонятного цвета. Одета неряшливо, для неё странно.

Динка цапнула бутылку. Взболтнув, изрядно отпивает из горлышка.

— Киснешь все?

Молчание.

— Не стоит. Кэр вон, в своё время, куда как хлеще твоего досталось, однако она не сдалась.

— У неё мать с отцом были. А меня только я.

— Тоже верно. Только ведь в своё время совсем не знавшие тебя люди на помощь пришли.

— Я знаю. Но не помню. Я ведь Госпожу матерью звала.

— Было дело. Ну и что? Говорили же уже — жить ты тут будешь, пока мы Замком владеем.

— Я не об этом.

— Мама говорила, хромать ты со временем будешь меньше. Может, и совсем перестанешь.

— Хотелось бы. Мечтала на приём попасть. Глупо, но... Так просто позвали. А я струсила.

— Так ещё будут. Сейчас каждый норовит матери какую-нибудь часть тела лизнуть. Остальным, включая меня, тоже перепадает.

Эрия усмехается.

— Ты в следующий раз меч и звезду надень. И всё, никто смеяться не будет, кстати, мужчины обожают девушек с оружием, так что от поклонников отбоя не будет.

— Ты всё про это...

— А про что ещё? О принце мечтаешь?

— Вовсе нет.

— Мечтаешь, мечтаешь, я ведь знаю, какие ты книги, кроме медицинских, читаешь.

Эрия порывается что-то сказать, но Динка прерывает, не дав начать.

— Да-да, и про дальнее хранилище тоже знаю... Правда, там не столько про принцев, сколько про логичное развитие встреч под луной. С картинками и пояснениями. Мать в то хранилище не ходит. Осень тоже. Кто остаётся? Только ты. Интересно было?

Эрия прикрывает рот рукой. По глазам вижу, смеётся, хотя и смущена.

— Но ведь и ты с содержанием этих книжек тоже знакома...

— Ну да, я уже большая девочка. Кстати, Осень, тоже как-нибудь посмотри.

— Думаю, тут уже многие с содержанием знакомы не только в теории.

Динка и Эрия переглядываются, как мне кажется, воровато.

— Если интересно, я знаю, где и на практике можно посмотреть. И поучаствовать. Хочешь?

— Нет.

— Твоё дело.

Отпив, начинает рыться в сумочке.

— Эрия, на, это тебе, — протягивает кошель, — вроде, таких у тебя нет.

Монет довольно много. Самые разные. Золотые, серебряные, медные. Мне такие не попадались. Эрия осторожно раскладывает их по столу. Это не интерес к деньгам. Тяга к чему-то редкому и необычному.

Поднимает золотой.

— Первая монета континентальной чеканки. Монетный двор Красной бухты.

Динка смотрит на меня.

— Ты не знала, она старые монеты собирает?

— Не знала. У меня монеты не задерживаются.

— У меня тоже.

Эрия вертит в руках ещё одну монету. По форме — нечто среднее между кругом и квадратом. Размером с обычную 'ведьму'.

Говорит непонимающе.

— Монета новая, но чеканка просто безобразная. Даже не поймёшь, человек-ли изображён. И что за надпись? Б. М. К. Х. В. М.? Я правильно прочла, а то уж больно коряво.

— Божьей милость... Не помню, как имя этого придурка, храат всея мира. Это свежачок из-за линии. Совсем как настоящая Империя хотят быть. Даже денежки завели. Нас ненавидят, а всё одно подражать стараются.

— Я этому... Чьего имени ты не помнишь, если встретиться доведётся, таких монет побольше расплавлю, и в глотку залью! — неожиданно зло выдаёт Эрия.

И ведь зальёт. Я в этом не сомневаюсь.

Кажется, понимаю, что она во мне находит. Я — одна из немногих кто перед ней не заискивает, и не внемлет с показным или не очень, благоговением. Пусть моё мнение особой ценности и не имеет, зато оно моё, а не попытка подстроится под то, что она хочет слышать.

— Осень, ты про клинки-пламя что знаешь?

— Наносят очень опасные плохо заживающие раны. Бывают двуручные, полуторные, обычные и кинжалы. Довольно сложны в изготовлении. Часто используются для перерубания пик, и вообще, чтобы строй прорывать. Двуручные делятся на...

— Достаточно. Рэдд говорил, у какого-то древнего есть проклятие 'чтобы ты жил в интересное время'. Сама ведь и велела учить девочек всяким оружием владеть.

— Не велели бы этому учить, не было бы в живых вашей дочери, да и меня, скорее всего, тоже.

— Это да. Кое-кто получил за это по шее. В том числе и за то, что плохо меня слушал. Вспомнилось, чего-то, чего Рэдд своим друручником наворотил. Всякого повидала, но такого. С лучемёта по толпе — и то такого не увидишь.

— Лучемёта?

— Не притворяйся, что про моё оружие не знаешь.

— Знаю, конечно. Не слышала, как вы его сами называете. Думала, молния.

— Сестра в детстве стихов перечитала. Ты от служанок, наверное, узнала?

— Не помню.

— Скорее всего. Так, к Рэдду вернёмся, точнее, к мечам-пламя. Эти придурки за Линией недавно решили облегчить нам задачу по их уничтожению. Церковники их решили запретить такие мечи как бесчеловечное оружие. Если встречу того, кто это придумал, убью быстро и без мучений. Из благодарности. Сама-то что думаешь о настоящей причине запрета?

— Через Линию такие мечи продавать можно?

— Прямо запрещено.

— Зелен виноград.

— Басню знаю. Объясни поподробнее.

— Их кузнецы такие клинки не делают, я так понимаю? Вот потому и запрещают. То, что из-за линии, наверняка, стоит безумных денег. Они не очень одобряют подобные траты. Неумёхи-кузнецы и деньги причина запрета, а не какое-то там человеколюбие.

Смеётся.

— Сколько раз говорила, какая ты умненькая девочка!

Тоже смешно. Ведь не хвалит, а правду говорит.

Говорят, волнистые мечи тоже Чёрная Змея придумала. Хотя, только с обычным её видела. Вот изображений, где она с волнистым попадалось предостаточно.

— О, ещё новенькое из их писанины. Знаешь новейший способ как определить человека, одержимого демонами? Оказывается, такого человека раздражает присутствие в одном доме с ним священника, так же ему плохо становится на богослужениях. И его вообще, его сам вид святого отца раздражает. Против такого надо сразу начинать процесс, и либо изгонять демонов, либо сжигать его на костре.

Ну, просто про меня писано! Только вот святоши меня раздражают примерно как комары — била, бью и буду бить.

— Я так понимаю, одержимого нельзя привлекать к обычному суду, и его показания приниматься не будут?

— Юриспруденцией тебя, похоже, перегрузили... Ты права, это они замечательный способ придумали, чтобы оградить себя от любого преследования. Ведь имущество одержимых подлежит конфискации. И отбиться от обвинения почти невозможно.

Записать надо для памяти, какой ещё их закон отменяется сразу после завоевания. Закон о запрете священникам давать показания в суде уже есть. Впрочем, — недобро усмехается, — мертвецам законы ни к чему.

Барабанит по столу, что-то обдумывая.

— Хотя... Вот идея о наличии в голове второго сознания довольно интересна. Вопрос в том, как оно туда попало, ибо расщепление одного разума на два или несколько, в общем-то, довольно известная медикам вещь, почти не поддающаяся лечению.

— Запаздывание в развитии тоже к этому относится?

— Скорее всего, нет. Плохо я умею в мозгах копаться. Одно хорошо знаю — большое количество даже не запаздывающих, а вовсе к развитию неспособных родятся у женщин ближе к сорока, а то и после. Это так, тебе да и не только, намёк на не слишком отдалённое будущее.

Почти привыкла приходить к Младшей Госпоже. Но здесь они обе. Старшая сидит за столом, Младшая стоит рядом. Разом смотрят на меня. Разрез глаз совсем одинаковый, в остальном — вовсе не схожи.

Вспомнились гравюры со старинными рельефами. Когда ещё про перспективу не знали. Все были в виде сбоку. Изображали Императора больше всех, генерала правой руки — поменьше, слуг — ещё меньше, воинов — совсем маленькими.

Вот и здесь почти так. Даже сидящая Верховный смотрится величественно. Генерал-дочь её ненамного выше, хотя и стоит.

И сам кабинет. Похож на тот, где уже почти привыкла бывать. Похож, только гораздо больше. Во всём. И в первую очередь, количеством книг и разных понятных и не очень, устройств. Только этот был изначально, а привычный, малый, появился потом. Как и хозяйки.

— Осень, подойди поближе, — повернувшись в сторону дочери, Верховный бросает, — докладывай.

— Общее телесное развитие — хорошее, куда лучше, чем у многих до попадания сюда. Она никогда не голодала, и тяжелее игрушек ничего в руках не держала. Ветрянкой года в два переболела.

— Оспа?

— Нет. Я с этим делом решила проблемы. Она здорова.

— Помнит?

— Нет. Я определила. Навыки общения — хорошие. Сластёна страшная. Уже приноровилась с моей сласти со второй кухни воровать. Кэр страшно злиться, что не может воришек поймать. Даже ко мне с этим приходила, предлагала усилить охрану и число патрулей. На детей не думает совсем. Будто забыла, как ребёнком была.

— Хм. У меня с этим тоже была. Планы крепости пересматривала. Что ты ей сказала?

— Она тут живёт, а я-то ту часть Замка строила. Да и на планах... Не всё обозначено.

Обе усмехаются.

— Писать и читать умеет неплохо, слоговой азбукой владеет хорошо, иероглифами — хорошо, если сотню знает. Как считает — сама знаешь. Особый разговор.

— Ну да. Осень, что есть линия?

— Имеет длину, не имеет ширины, начала, и конца.

— А точка?

— Не имеет ни длины, ни ширины.

— Сколько прямых можно провести через две точки?

— Одну.

Что-то во взгляде меняется.

— Параллельные прямые могут пресечься?

— Нет.

— Теперь скажи-ка пять великих постулатов.

— Они этой книги ещё не проходили.

— Я её читала.

— Так говори.

Называю.

Теперь удивляются уже обе. Переглядываются.

— В их учебниках этого нет, а для старших только свёрстан но не напечатан. Где ты это нашла.

— 'Основы основ наук о числах, площадях и объёмах'

— Книгу где взяла.

— В библиотеке по каталогу.

— Ты каталогом умеешь пользоваться? — Верховный даже наклоняется в мою сторону.

— Ну да.

— Кто научил?

— Сама догадалась.

— Хм. Не все взрослые умеют им пользоваться. Что ещё читала?

Называю. Скорее, описываю. В малой библиотеке, где самой можно книги брать, я их открываю, смотрю на середине, интересно, или нет, и только потом читаю, или на место ставлю. Названия запоминаю в самую последнюю очередь. Да и написано много того, что у меня в голове и так почти сложилось уже, только не могу ещё так красиво записать.

— Это же в Академии изучают. Откуда она?

— У меня стоит. Недавно совсем взять к себе попросила. Я, для смеху, разрешила. А вон как оказалось.

Верховный буквально впивается в меня глазами.

— Хорошенько подумай, прежде чем отвечать. То, что скажешь, может оказаться очень важным. Для... Для всех. Поняла?

Страшно, но отвечаю.

— Да.

— Тогда слушай внимательно. Я знаю, как ты здесь оказалась, и что потеряла память. Но всё равно, постарайся вспомнить, что было с тобой раньше. Где жила, имена, свои игрушки, родственников, места, где бывать приходилось, хоть кличку щенка или котёнка. Мне важно всё. Вспоминай.

Стою. Думаю. Честно пытаюсь вспомнить. Время идёт. Ничего. Совсем.

— Вспомнила что-нибудь?

— Нет.

Прожигающий взгляд.

— Жаль. Очень жаль.

— Мне можно идти?

— Нет.

— Зачем она тебе?

— Ей просто пора уже знать. Мне кажется, кто-то специально готовит таких детей. Живут, как с чистого листа. До какого-то времени. Потом начинают действовать. В интересах этого непонятного кого-то, а думают, что в своих.

— Ты думаешь она...

— Да. Как я.

— Хочешь сказать, кто-то знал, что она окажется там и тогда?

— Именно.

— И подозреваешь, с ней произошло что-то подобное?

— Сама подумай. Слишком уж всё сходится, а я в совпадения не верю. Слишком необычный для возраста, ум. Прямо как у меня когда-то. Сама же знаешь, с какой скоростью я учу языки, и запоминаю прочитанное. Ты можешь подобное, но...

Грустная усмешка.

— Сама знаю, как и во всём, на две головы тебя ниже. Намекаешь, была оружием в чьих-то руках?

— Да. Прямым текстом, считай, говорю.

— И про неё хочешь сказать?

— Про неё — подозрения. Но ты знаешь цену моих подозрений.

— Более чем, хорошо.