Ах, молодость, превратности любви... (гет)

События утра осеннего понедельника забылись так же быстро, как и произошли. У Гермионы закончились уроки, и она забрала Гарри из хижины, подтвердив то, на что он очень надеялся: как только началось действие противоядия, его поклонники потеряли одержимость и вернулись к обычному состоянию. Однако они забыли все, что произошло за эти несколько часов. Снейп был крайне расстроен состоянием класса, Рон понятия не имел, зачем он покрыл кровать Гарри лепестками роз и тонким шелком, а Драко Малфой не понимал, почему чувствовал себя растоптанным. Коллективная потеря памяти привела к тому, что все ученики четвертого и пятого курсов были крайне сбиты с толку, как и Снейп с Амбридж, а Гарри и Гермиона решили подыграть и вести себя так, будто они совсем ни при чем. Так было проще, удобнее. И не успели они опомниться, как жизнь вернулась в свое обычное русло, но не раньше, чем Гарри потребовал от Колина отдать фотографии, сделанные в тот проклятый день.

Состоялся первый поход в Хогсмид, и Гермионе пришла в голову идея создать группу Защиты от Темных искусств. Вскоре после этого они решили учредить Армию Дамблдора. Гарри наслаждался работой учителя. Ему нравилось тренировать сверстников, видеть, как их уверенность растет с каждым пройденным уроком. Пролетели месяцы — произошло многое, особенно запомнились первый поцелуй Гарри с Чжоу, нападение на мистера Уизли, пожизненный запрет на игру в квиддич за то, что он набросился на Малфоя, и интервью, данное Рите Скитер. Тот последний день в Хогсмиде поставил точку в отношениях Чжоу и Гарри, поскольку он понял, что с Чжоу просто не о чем особо говорить. Когда она обвинила его в том, что он хочет избавиться от нее и встречаться с Гермионой, он не мог не думать, что, возможно, она была права. Он чувствовал себя ужасно в уютной чайной, пытался удержать ее руку, стараясь добиться чего-то, что называется "успешным свиданием", но когда Гермиона сказала ему, что он должен был назвать ее уродиной, чтобы Чжоу почувствовала себя лучше, он был поражен.

— Но я не считаю тебя уродиной!

Гермиона снова посмотрела на него с тем же выражением лица: милая, обеспокоенная улыбка, сочувствующие глаза, вздернутый нос и слегка изогнутые брови. В этом году он уже видел эту улыбку, пару раз, когда говорил о Чжоу. Она была сладкой, но с примесью какой-то боли, которую он не мог определить.

Он подумал о том, что ему никогда не было бы неловко с Гермионой, если бы он гулял с ней вместо Чжоу. Что с ней у него будет миллион тем для разговора, и ему, конечно же, не придется беспокоиться о том, что она резко уйдет. И не то чтобы они были так уж похожи, просто им было легко друг с другом. Конечно, они могли обсуждать предметы, которые интересовали обоих, но он также мог слушать ее болтовню о домовых эльфах, а она — слушать его восторженные отзывы о квиддиче, и они все равно могли хорошо провести время. А потом он подумал, что разговоры с Гермионой, возможно, даже не лучшая часть их дружбы. Гарри ценил их тихие посиделки так же сильно, а может быть, даже больше — когда они бок о бок делали домашнее задание, слушая шум дождя за окном. Их тихие часы вместе, момент, которого они с Чжоу избегали любой ценой, на самом деле были очень приятными для Гарри. Ему нравилось сидеть с Гермионой в тишине, слушать, как ее перо царапает по пергаменту, и потрескивание камина, звук ее спиц, вяжущих очередную шляпу на заднем плане, и мурлыканье Живоглота на соседнем диване. Он хотел бы заполнить свои дни этими приятными, успокаивающими часами, но, к сожалению, таких моментов было крайне мало.

Пятый год обучения для Гарри был, мягко говоря, очень трудным. Гермиона была рядом с ним на каждом шагу этого пути. Когда Амбридж вывела его из себя своими комментариями на уроке, Гермиона подумала о создании АД как о средстве, позволяющем ему чувствовать себя более уверенно, а им самим научиться чему-то полезному. Когда он не смог поговорить с друзьями, боясь, что причинил вред мистеру Уизли, будучи одержимым змеей Волдеморта, Гермиона прервала свои рождественские каникулы, чтобы вывести его из депрессии. Когда он чувствовал безнадежность из-за того, что никто не поверил в возвращение Волдеморта, Гермиона организовала интервью с Ритой. Она знала, что ему нужно, оставалась с ним, даже когда он набрасывался на нее из-за вспышек гнева, которые похоже не были его собственными. Она была такой терпеливой, такой любящей, такой доброй, такой Гермионой.

А потом появился какой-то странный запах. В тот момент, когда флакон коснулся его кожи, он также почувствовал запах — что-то странно знакомое и приятное. Он понятия не имел, что это был за запах, так как в последний раз чувствовал его в Визжащей Хижине, но он знал, что этот запах он уже когда-то чувствовал. Если бы он только мог вспомнить, когда.

Он обманул бы себя, если бы не признался, что снова и снова прокручивает в уме те события. Они с Гермионой время от времени очень кратко обменивались замечаниями по этому поводу, когда оставались наедине, или когда пытались подразнить Рона, у которого было чувство, что они знают, что произошло за те полтора часа, о которых он и многие другие были не в курсе. Теперь на Зельях и ЗОТИ Гарри пришлось сдерживаться, чтобы не представлять своих худших учителей с мрачным огнем в глазах снова и снова шепчущих и поющих его имя. На днях он поймал на себя том, что Амбридж произнесла фразу "О боже!" в очень невинном контексте, но это заставило его подавиться собственной слюной, и он чуть не получил наказание за несоблюдение тишины. В другой день он проснулся только для того, чтобы обнаружить, что сонет Снейпа застрял у него в голове, и хотя он воздержался от пения слов, он не мог не мурлыкать его весь день, хмурясь про себя, когда замечал, что делает это. Невилл и Симус громко спросили, почему эта мелодия казалась им такой знакомой, и Гермиона тихонько подтолкнула его локтем, понимающе улыбаясь. Ему действительно нравилось, как близко она сидела к нему, и он пытался продлить ее прикосновения.

После нападения на мистера Уизли Гарри раз в неделю вызывали в кабинет Снейпа на уроки окклюменции. Честно говоря, они не выглядели настолько полезными, и Гарри очень раздражало, что он тратил свободное время на то, чтобы Снейп вторгался в его разум. Он ненавидел воскрешать свои старые воспоминания — особенно те, где его кузен издевался над ним, и Снейпу, к сожалению, не хватало такта не делать ехидные замечания по этому поводу.

— Темный Лорд может использовать эти воспоминания, — насмешливо сказал он. — Он может почувствовать вашу боль и обратить ее против вас.

Гарри вздрогнул при воспоминании о том, как Дадли получил еще один велосипед на день рождения, в то время как он ничего не получил. В его голове прокручивалось воспоминание о ликующем Дадли, который снова и снова пробегал мимо Гарри, и он прикусил язык.

— Вам нужно научиться контролировать себя.

— Если бы только вы сказали мне, как, — сердито выкрикнул Гарри, но Снейп и глазом не моргнул.

— Сосредоточьтесь, Поттер, сконцентрируйтесь. Очистите сознание.

Гарри пытался, но продолжал слышать ликующие возгласы Дадли, а Снейп снова атаковал, задолго до того, как он смог представить белую простыню, чтобы сосредоточиться.

Воспоминание за воспоминанием захватывало его разум. Он видел себя лицом к лицу с троллем в первый год обучения, а затем его бросали в чулан за то, что он пролил чай на ковер в семилетнем возрасте. Внезапно воспоминание сменилось похотливой толпой студентов, преследующих его, и этот нелепый стих всплыл в его голове, голосом Снейпа, чистым, как стекло.

— Что это было, Поттер?! Мерлина ради, надеюсь, это не какой-то ваш больной сон...

— Могу заверить, это не так, профессор, — проворчал Гарри, протирая глаза.

— Тогда что это было?

Гарри попытался придумать какое-нибудь оправдание, но под настойчивым взглядом Снейпа не увидел другого выхода.

— Это то, что произошло в начале семестра. Те полтора часа, которые никто не может вспомнить.

Снейп выглядел ошеломленным. Затем, внезапно став суровым, он потребовал объяснить, что произошло. Итак, Гарри рассказал ему о флаконе, о внезапном наваждении, о стихотворении. Его учитель морщился от всего этого, но не перебивал, когда Гарри продолжил рассказ о побеге по крутой лестнице, о решимости Малфоя поцеловать его, а затем о толпе, загнавшей его в угол. Нахмурившись, он вспомнил, как Амбридж пробиралась сквозь толпу, чтобы добраться до него, и когда она прижалась к нему — он отчетливо помнил ее толстый живот и удушающие груди, пытающиеся выдавить из него жизнь — ему удалось отвлечь ее на мгновение, чтобы прыгнуть на прилетевшую метлу.

— Как вы сумели привести нас в чувство? — захотел узнать Снейп. — Я думал, этот флакон может быть причиной повреждения кабинета, но противоядие хранится в запертой кладовой в моих личных покоях. Что вы сделали?

— На самом деле я ничего не делал, — сказал Гарри. — Это Гермиона. Каким-то образом зелье на нее не подействовало, и именно она приготовила для меня противоядие.

Это заставило Снейпа приподнять бровь и усмехнуться.

— Естественно, — сказал он своим низким голосом. — Я всегда предполагал, что это будет Всезнайка.

Гарри ошеломленно посмотрел на него.

— Вы всегда предполагали, что Гермиона что?

Снейп фыркнул и убрал палочку.

— Думаю, на сегодня достаточно, Поттер. Увидимся в следующий понедельник.

— Гермиона — что, профессор?

— Я уверен, что кто-то настолько умный, как Избранный, сможет это понять, — парировал Снейп. — Можете идти.

— Это вы придумали это зелье, да? Это ваше варево свалилось мне на голову. Гермиона никак на него не отреагировала, что это значит?

— О, я уверен, она отреагировала, — ответил Снейп с редко слышимым ликованием в голосе. — Никто не застрахован от Odoratus Amabitur. Некоторые люди просто привыкли к эффекту, который оно создает. Бесполезно накладывать Авада Кедавра на мертвое тело, не находите?

Явно наслаждаясь все более растерянным выражением лица Гарри, мастер зелий вытолкал его из класса. Его голова была заполнена многими вопросами, о зелье, о словах Снейпа, о том, почему тот перевел разговор на Гермиону, но Гарри был вынужден уйти.

— А теперь, Поттер, прежде чем вы уйдете, позвольте мне внести полную ясность. Если я когда-нибудь услышу, как вы читаете это стихотворение в моем присутствии, я заставлю вас драить котлы, пока вам не исполнится шестьдесят. Понятно?

— Да, профессор, но почему...

Дубовая дверь захлопнулась перед носом Гарри. Он постоял там мгновение, собираясь с мыслями, и тут его осенило.

Примечания:

вот тут заметно, что английский у автора не родной. Иногда такое закрутит, что приходится только догадываться, о чем речь. Но так даже веселее. :-)