Сказание о Готфриде Сорне (джен)

Несколько месяцев отважный Готфрид Сорн упорно пробирался сквозь дебри северо-западных земель. По заброшенным дорогам заезжал он в давно покинутые селения, спускался в глубокие пещеры и рудники, вырытые невесть когда неведомо кем в недрах гор. Заговаривал с каждым встречным, если только встречный сей соглашался поговорить, прежде чем напасть на рыцаря, дабы завладеть его имуществом или насытиться его плотью. Однако всё было тщетно — следа древнего меча не удавалось найти даже после долгих и упорных поисков.

В мужественную душу рыцаря стало закрадываться отчаяние. Не желал он возвращаться назад побеждённым, зная, что никогда Ния не станет принадлежать ему, если не исполнит он её прихоти. Однако и надежды на благополучное разрешение поисков уже почти не оставалось в смелой душе его.

Так и ехал Сорн по заваленной камнями и буреломом дороге, снедаемый сомнениями и отчаянием, пока не узрел вершину мрачной башни, возвышавшейся впереди над кронами старых деревьев. Зная, что в подобных башнях часто обитает нежить, Готфрид решил развеять свою скуку и уныние в битве, а заодно совершить угодное Инносу дело, упокоив несколько оживших мертвецов.

Лес вокруг стоял старый и высохший. Мёртвые деревья вздымали к небу узловатые сучья, будто бы стремясь дотянуться до солнца, но, в то же время, боясь прикосновения его жарких лучей. Пение птиц смолкло, лишь хрипло кричали в отдалении вороны, да хрустели под конским копытом сухие ветки.

Достигнув башни и привязав коня к ближайшему дереву, герой наш извлёк освящённый меч из нордмарской стали, вошёл в тёмную арку входа и стал подниматься по выщербленной каменной лестнице, каждый миг готовый отразить нападение. Он поднимался всё выше, но никто не желал вступить с ним в бой. Готфрид уже почувствовал разочарование, как лестница вдруг привела его в просторные покои, озарённые мрачными лучами светильника, изготовленного в виде пентаграммы и подвешенного под высоким сводчатым потолком.

Нежити здесь тоже не было, лишь седой старец в ветхой чёрной мантии шуршал полуистлевшими страницами толстой книги.

— Готовься к смерти, нечестивый некромант! — воскликнул храбрый рыцарь, занося меч.

Некромант же обернулся на его голос, молча, без тени смятения в выцветших от возраста очах посмотрел на юношу, и вновь вернулся к своей книге. Готфрид был озадачен, а посему, прежде чем нанести удар, он решил осведомиться о причине столь глубокого спокойствия служителя Тьмы.

— Разве ты не понял, старик, — произнёс он, — что пришёл конец твоей никчёмной жизни? Сейчас ты отправишься к отцу своему Белиару. Так почему не молишь о пощаде?

— Все мы отправимся к Белиару, одни — раньше, иные — позже, — отвечал некромант. — Я всю жизнь служил Повелителю Хаоса. Мне ли бояться встречи с ним? Душа моя пребывает в покое и целостной однородности, напоенная свободой и властью. А вот твоя душа, раненая и кровоточащая, рвётся на куски и тщится найти выход из западни, куда завлекло её следование долгу и ложно понятой чести, которым вы придаёте столь огромное значение. Отыщет ли душа твоя верный путь? Не ведомо тебе сие? А раз так, то кто из нас должен страшиться смерти и трепетать перед будущим, я или ты?

Опустилась рука Готфрида, уже занесённая для удара, ибо в словах некроманта была доля истины. Рыцарь и в самом деле не знал, что ждёт его впереди, а оттого терзался сомнениями и страхом пред неизвестностью, хотя никогда бы не дрогнул, встретившись лицом к лицу даже с самым свирепым врагом.

— Что же посоветуешь ты мне, мудрый старик? — в отчаянии вопросил он.

— Ты называешь меня мудрым? — усмехнулся служитель Тьмы. — А не ты ли, едва войдя сюда, обругал меня нечестивцем? Впрочем, всё равно. Я помогу тебе. Не из жалости, а только чтобы ты скорее покинул моё жилище и не прерывал впредь моих исследований, которые занимают меня больше, чем все вздорные юнцы на свете… Вот, возьми этот камень с начертанным на нём рунным заклинанием, поезжай с ним на распутье, где сходятся три дороги, и, как только солнце зайдёт за вершины деревьев, прочти руны. Тогда явится тот, кто развеет твои сомнения.

— Но могу ли я верить тебе, врагу Порядка и Света? — беря рунный камень, в сомнении воскликнул Готфрид.

— Не желаешь, не верь, — ответствовал некромант. — Можешь зарубить меня, но тогда ты до конца дней своих будешь сомневаться и раздумывать, верно ли поступил. Станешь проклинать себя за трусость и нерешительность.

— Хорошо, я сделаю по слову твоему, — поколебавшись, сказал Сорн. — Но помни: если солгал ты мне, то я возвращусь даже из Чертогов Белиара, дабы покарать тебя!

Однако некромант уже не слушал его, вновь уткнувшись в свою книгу.

* * *

Вечером следующего дня, едва Око Инноса коснулось золотым краем своим вершин высоких деревьев, Готфрид, оставив коня пастись на поляне у ручья, вышел на распутье, где возле замшелых руин сходились три старые дороги, и, достав полученную от некроманта руну, проговорил заклинание. В тот же миг всё вокруг потемнело, камни древних развалин заволокло копотью, и пред изумлённым рыцарем явился демон, трепеща в воздухе мерзкими перепончатыми крыльями и скаля клыки.

— Зачем ты позвал меня, смертный?! — взревело исчадие Тьмы.

— Ты должен дать мне ответ, как надлежит поступить мне, дабы исполнить то, что должно быть исполнено, — не дрогнув, ответствовал рыцарь.

— Ищи предводителя волосатого народа. Предрекаю тебе встречу с ним. А как тебе поступать далее, решить можешь лишь ты сам, — проревела нечистая тварь.

— Ещё желаю я знать, что ждёт меня впереди, достигну ли того, о чём мечтаю? — не дрогнув, продолжал вопрошать Готфрид.

И изрек демон:

— Долог будет путь твой, но в конце его ты обретёшь то, чего жаждет твоя душа. Однако не будет тебе радости от достижения заветной цели, и пожалеешь ты, что встал на этот путь.

Сказал так и сгинул, дохнув смрадным дымом.

Рыцарь же речам тем не внял, пожелав услышать лишь об осуществлении своей мечты. Спрятал он в суму камень с заклинанием и отправился к поляне, где пасся его конь.

И вот нашел он своего коня и сел в седло. Между тем из-за руин показался другой всадник, закованный в вороненый доспех. Остановившись против Готфрида, он поднял забрало. И в сей миг рыцарь узнал врага своего кровного Рогорна Укару из Монтерры, близ которой самозванец Гогер пожаловал ему имение.

Готфрид весьма удивился, узрев здесь, вдали от мест обитаемых, отпрыска знатного и ненавистного рода. Однако никакого сомнения в том, что это и впрямь Рогорн, не было, ибо помнил Сорн его лицо, некогда виденное в битве под Монтеррой, а ещё в тот день, когда приезжали к королю Коборну послы от Гогера для заключения перемирия.

Издав воинственный клич, Готфрид выхватил меч и устремился на врага. Рогорн также достал оружие и смело напал на нашего героя, намереваясь прервать его славный путь, столь недавно начатый в этом мире. Клинок столкнулся с клинком, полетели искры, звоном огласились окрестности. Оба рыцаря старались достать друг друга мечом, а кони их, кружась со злобным ржанием, кусали один другого и били копытами. Свирепая схватка эта длилась до глубоких сумерек, но ни один из противников не мог одержать верх.

Наконец, Готфриду удалось оттеснить врага к обочине дороги, где ветви деревьев не давали Укаре свободно орудовать мечом. Но в тот же миг конь Сорна запнулся о поваленный ствол и вздыбился, Рогорн нанёс удар, и Готфриду пришлось отпустить стремена и рухнуть наземь, дабы уклониться от вражьего клинка. Укара же, спрыгнув с седла, прижал рыцаря к земле и направил меч свой ему в горло. Однако рокового удара он не нанёс, сказав так:

— Мне не нужна твоя смерть, благородный Готфрид. Ты всегда был достойным противником. Может быть, явит Светлый Иннос милость свою, и когда-нибудь ты станешь мне столь же достойным другом.

Убрав меч, сел он в седло и скрылся во тьме. Лишь глухой стук копыт его коня нарушал тишину леса, замершего от невиданного зрелища, завершившего ожесточённую битву.

Готфрид также поднялся на ноги и сел на коня. Поразмыслив недолго, не устремиться ли ему в погоню за великодушным недругом, Сорн всё же поехал в другую сторону, раздумывая над его странными словами.

* * *

Вскоре дорога под конскими копытами превратилась в узкую сырую тропу, окружённую со всех сторон деревьями. Готфрид решил, что как только найдёт место посуше, разобьёт лагерь для ночного отдыха. Не видя ничего вокруг себя, напрягал он слух, стараясь понять, не угрожает ли ему опасность.

Вдруг в стороне от тропы раздался треск сучьев и тяжёлое сопение какого-то зверя. Сорну уже приходилось охотиться на мракориса вместе с другими приближёнными короля, и он понял, что древний зверь вышел из чащобы на запах или топот его коня.

И вот, едва Готфрид успел извлечь оружие, огромный зверь прыгнул и сильным ударом выбил всадника из седла, нанеся ему страшную рану. Но и сам пал замертво, пронзённый клинком. Тут бы Готфриду и пришёл конец, ибо рана его оказалась глубока и жизнь вытекала из неё вместе с кровью. Спасло же его то, что верный конь, хоть и испугался зверя, но не убежал далеко и позволил хозяину взобраться на себя.

Итак, повергнув чудовище, рыцарь зажал ладонью свою рану и поехал прочь от места побоища. Алые капли его крови падали на траву, указывая всякому, глаза или нюх имеющему, куда направился Готфрид. Он же не замечал этого, ибо едва держался в седле, а взор его застилала тьма.

Неизвестно, долго ли он так ехал, но вскоре оказался в густом лесу. Ночной сумрак ещё более уплотнялся в тени высоких елей, однако прохлада привела рыцаря в чувство. Оглядевшись, заметил Сорн пробивавшийся сквозь тёмную хвою свет. Направив усталого коня в ту сторону, вскоре оказался он у маленькой хижины, сложенной из крупных замшелых валунов. Тут силы покинули рыцаря, и он свалился на землю.

На звук, который при ударе о камни издали доспехи упавшего Готфрида, вышел из хижины её обитатель. Был это святой отшельник, маг Круга Огня Пиронор. Пришёл он в те места из монастыря Инноса, что находился на севере Нордмара, дабы в тиши и покое проводить дни свои в молитвах и размышлениях. Он внёс рыцаря в своё скромное жилище, снял с него броню и занялся исцелением раны.

* * *

Благодаря заботе и заклинаниям мага, раны рыцаря затянулись, и силы вполне вернулись к нему. И вот настал день, когда Готфрид решил покинуть своего спасителя и вновь отправиться на поиски предводителя орков, встречу с которым ему напророчил демон. Орк, это проклятое порождение мрака, владел редкостным древним клинком, украшенным рукоятью, усеянной дивными каменьями, который рыцарь поклялся положить к ногам дамы своего сердца в доказательство своей доблести.

Если бы ведал тогда Сорн, что возлюбленная его уже не ждёт! Ния, дочь барона Гельмута фон Зигбурга, сочтя отъезд рыцаря коварной изменой, оставила отчий дом и ушла к ведьмам. Ветреная девица, сама толкнувшая Готфрида на путь странствий и подвигов своими насмешками над его положением при дворе короля Коборна, не сберегла верности в своём холодном сердце, предпочтя чёрную волшбу честному ложу.

Но не ведал о том Готфрид. А потому, пробудившись ясным утром, поблагодарил он отшельника и направился к коню, привязанному за хижиной. Но, не успев сесть в седло, узрел рыцарь седого орка, выходящего из чащи. Вид нелюдя был ужасен. Клыкастая морда его была испещрена разноцветным грубым узором, над головой возвышался венец из перьев, а на поясе висели орочьи и человечьи черепа. Благородный рыцарский конь, не снеся столь отвратного зрелища, громко заржал, вырвался из рук Сорна и ускакал в лес.

Готфрид взялся за меч, чтобы покончить с чудовищем. Но орк вдруг упал на колени и заговорил человеческим языком. Он смиренно молил героя о пощаде, а взамен предлагал указать место, где укрылся его соплеменник Кучак, обладатель древнего меча, добыть который поклялся рыцарь. Сам же орк этот назвался Хорнаком.

Готфрид сжалился над нелюдем и позволил ему идти с ним. Маг Пиронор также выказал желание последовать за рыцарем, и тот, испытывая к служителю Инноса благодарность за исцеление, взял его с собой. Так как конь Сорна убежал в лес, и отыскать скакуна не удалось, ему пришлось идти пешком, а поклажу погрузить на Хорнака.

Спустя несколько дней пути сквозь непролазные чащи и нагромождения скал, достигли они пещеры, где обитал Кучак.

Услышав голоса спутников Сорна, вышел предводитель орков из пещеры и встал перед рыцарем. Столь огромного и могучего нелюдя не видел мир ни до, ни после него. Высотой это чудовище оказалось в два человеческих роста, а руки его подобны были сучьям старого дуба. При виде его Хорнак затрепетал, а Пиронор принялся возносить молитвы Инносу. Но Готфрид достал меч и храбро устремился навстречу врагу. От первых ударов противников задрожала земля, но ни один из них не был повержен. Они снова сошлись, и рыцарю удалось рассечь чудовищу ногу. А когда орк согнулся от боли, Сорн занес свой верный меч и отсек его мерзкую голову.

Взял рыцарь меч поверженного врага, и возликовала душа его, ибо был это тот самый клинок, который он столь долго и безуспешно искал.

Почтенный Пиронор тоже взял себе часть добычи — золотую чашу, найденную в пещере Кучака. В благодарность он обещал замолвить за Сорна слово, когда тот, подобно многим рыцарям своего рода, пожелает стать паладином Ордена Света.

А Хорнак сорвал с шеи предводителя грубое ожерелье из плоских серых камней и убежал с ним в заросли. Рыцарь же был слишком утомлён, чтобы преследовать презренного...

* * *

Торжествующим победителем возвращался Готфрид во владения короля Коборна, одолевший лютого врага и обретший древнюю реликвию. Оставалось ему пройти совсем немного до границ королевства, близ которых стояло имение его отца, храброго Отгера. Однако усталость и ночная тьма застали рыцаря в лесу, и принуждён он был остановиться и развести огонь, дабы дать отдохновение утомлённому телу своему. Лёгкий шатёр, взятый с собой в дорогу, остался на спине сгинувшего в лесах коня, и Готфрид расположился на ночлег, собрав охапку веток вместо постели.

Едва утолил рыцарь голод скудным ужином и собрался лечь спать, как во тьме леса раздались шаги, и к огню его вышли некие люди, вооружённые кто чем и одетые в шкуры и ветхие рубища. Готфрид поднялся на ноги, и оборотил к пришедшим лицо своё, держа в руке меч.

— Не бойся нас, путник, — сказал предводитель неведомых людей, восхищённый мужеством молодого рыцаря. — Хоть мы разбойники, и считают нас извергами рода человеческого, однако мы не причиним вреда тому, кто, подобно нам самим, бродит в здешних лесах.

— А не те ли вы разбойники, что не раз нападали на владения отца моего, Отгера Сорна?! — гневно вскричал Готфрид, не пожелав скрыть своего имени и безрассудно встав в одиночку против многих.

— Голод не спрашивает, в чьих владениях желаем мы искать себе пропитания — Сорнов ли, Укар или фон Каров, — отвечал главарь разбойников. — Он требует лишь, чтобы мы насытили его алчность пищей. И если нам не дают её по доброй воле, то принуждены мы бываем забирать потребное нам силой.

— Почему же не добываете вы хлеб свой честным трудом или службой законному королю, а чините насилие над невинными и сеете смерть? — с укоризной спросил Готфрид.

— Ты верно думаешь, что всякий злодей таковым и рождается? — проговорил насмешливо разбойник. — Вот взгляни хоть на меня. Имя моё — Ферат. Некогда я был воином в дружине Ингольфа Укары. Когда мой прежний господин покинул короля Херигера, нарушив присягу, я, бывший в те годы наивным юношей, оставил его и вернулся в Миртану, ибо не мог смириться со столь вероломной изменой. Однако наместник Готы, куда я приехал, чтобы предложить свой меч законному государю, повелел схватить меня и казнить, как лазутчика Амашрога из Сильдерна. Что оставалось мне? Я бежал и с тех пор промышляю разбоем. Многих товарищей моих, убитых в стычках, схоронил я в землю за эти годы. Великое чудо, что и моя жизнь до сих пор не была прервана мечом или петлей.

— А другие люди, что пришли с тобой, кто они? — спросил Готфрид, потрясённый сим горьким откровением.

— Крестьяне, разорённые вечными нашествиями то воинов мятежных графов, то слугами короля. Торговцы, несправедливо обвинённые в утаивании податей и ограбленные королевскими судьями. Хотя, не стану скрывать, есть среди нас и злодеи, бежавшие с каторги. Опасности и пролитая кровь уравняли нас, — был ответ. — Так что мы станем делать, отважный рыцарь: сразимся или разойдёмся миром?

— Куда вам идти, когда кругом ночь? — сказал благородный Готфрид. — Оставайтесь подле моего огня, а утром каждый из нас отправится своей дорогой.

Разбойники, подивившись словам рыцаря, улеглись на землю. Сорн же, вскоре пожалев, что поддался порыву и доверился злодеям, положил себе зарок не смыкать глаз до утра, чтобы не лишиться драгоценного меча и самой жизни. Однако усталость и ночная тишина взяли своё, и вскоре он смежил веки, погрузившись в объятия сна.

* * *

Когда утренние лучи пробудили Готфрида, он быстро вскочил на ноги, кляня себя за неосторожность и слабость. Разбойников у погасшего костра не было, они покинули его на рассвете. Тем не менее, герой наш был жив, с такими трудами и опасностями добытый меч тоже оказался на месте.

Едва переведя дух, Сорн вдруг услышал, как кто-то зовёт его по имени. Он оглянулся и узрел трёх старцев в алых, пылающих огнём одеждах, невесть откуда появившихся вдруг в чаще леса. Среди них с удивлением узнал рыцарь мудрого Пиронора, покинувшего его вскоре после победы над Кучаком.

— Крепись, отважный Готфрид, — мрачно изрёк служитель Инноса. — Дурные вести принесли мы, разыскав тебя в этой чащобе. Пока был ты в диких землях, добывая древний меч, великое горе случилось в доме отца твоего. Знай же, что неустрашимый Отгер Сорн пал от вражьего оружия, обороняя землю свою от мятежников. Благородная же Хемма, не пережив гибели супруга, вскоре скончалась, предав дух свой Пресветлому Инносу.

— Ужасные слова слышу я из уст твоих! — вскричал молодой рыцарь. — И сердце моё не желает верить им!

— Мужайся, ибо это ещё не все несчастья, отпущенные тебе в сей час. Известие об иных бедах принесли мы из Венгарда, — тихо промолвил старец.

— Неужто смерть постигла государя нашего, великого короля Коборна! — мертвея от ужаса, выговорил Готфрид.

— Нет, хвала Инносу, король жив и пребывает в добром здравии. Но завистники оклеветали тебя перед ним. Сказали они ему, что впустил ты в свою душу чёрную измену, забыв о присяге, — вздохнул старец. — Коборн мудр и не верит наветам, но явили враги твои ему при помощи неведомой магии видение, как беседуешь ты с нечестивым некромантом, вызываешь из Бездны Тьмы смрадного демона и отпускаешь, не покарав, презренного орка, а также изменника и сына изменника Рогорна Укару.

— Горе мне! — воскликнул Сорн, закрыв лицо руками, ибо всё, явленное его завистниками королю, виделось правдой, хоть и не изменял он своей присяге даже и в мыслях.

— Возлюбленная же твоя, Ния, решила, что забыл ты её, порушив клятвы, покинула дом отца своего, ушла к мерзким, срамящим имя Инноса ведьмам, именующим себя Кругом Земли, и стала одной из них, — сказал другой старец, и слова его раскалёнными стрелами пронзали душу Готфрида.

Замолкнув, маги скорбно глядели на рыцаря, не в силах утешить его. А затем, воздев вверх ладони, один за другим скрылись в облаке голубого магического пламени.

Готфрид же сидел на земле и молил Инноса забрать его в свою Обитель, дабы навсегда избавить от страданий сего мира, где правда и ложь, Закон и Хаос противоборствуют от века, без счёта губя смертных, от века же пополняющих ряды их земных воинств.