Метка Судьбы (2025) (джен)

24.

От пленниц мы избавились к полудню, парочка верблюдов в маленькой рыбацкой лодке была немало удивлена такому свалившемуся на них с неба «счастью». Дав им горсть монет, Лейн Холдер запретил рыбакам развязывать грифин до прибытия в порт, а если те начнут выступать — выкинуть их за борт. Конечно же, верблюды не станут следовать таким поручениям, а попытаются развязать страшных, изрыгающих проклятия и угрозы грифонов как можно быстрее. Но это у них не выйдет ещё часа полтора, потому что веревки были затянуты на славу, ещё и прихвачены каким-то «особым заклинанием» Холдера. Понятия не имею, что это значит, но когда незадачливые сёстры окажутся на свободе, мы уже будем вне их досягаемости.

После того, как видимые опасности миновали, все занялись своими делами. Капитан с Патти торчали у штурвала и о чём-то оживлённо беседовали, причем Капитан то и дело всплескивал передними копытами, или разводил их в стороны, показывая размер чего-то или кого-то. Жеребёнок сидел перед ним, раскрыв рот, для него Капитан действительно был самым крутым пони в мире. Лейн Холдер с женой всё утро сидели в каюте и занимались какими-то бумагами.

А я была, впервые с момента похищения, предоставлена сама себе. Хоть и на ограниченном пространстве палубы и небольшого трюма, но это уже нельзя было назвать тюрьмой, я могла пройтись туда, куда захочу, это определённо был прогресс. Что там Узури говорила? Терпеть и ждать? Наверное, в её словах была доля истины, главное не дотерпеть до крайнего момента, когда меня захотят выдать за кого-нибудь замуж или начать выковыривать глаза. Возможно, я сейчас как раз лечу прямо навстречу такому моменту, потому что не имею ни малейшего представления об этой их «Эквестрии» вообще, и о том, что со мной собираются делать, в частности. Когда я вспомнила Узури, то вспомнила и старого мистера Олдлифа. Я видела его всего минут десять, но и этих десяти минут хватило чтобы проникнуться уважением к его знаниям и навыкам. Надеюсь, он выбрался из страны, а если и не выбрался, то он, надеюсь, действительно так необходим Нгамии, что тот его не выдаст.

У правого борта находилась небольшая скамейка, на которую я и присела, когда мне надоело расхаживать по палубе. Кругом, куда ни глянь, была вода, а в небе висело лишь Солнце, без единого облачка. Я вздохнула и подняла глаза на верхнюю часть дирижабля, не знаю, как она называется. В ярко-фиолетовой обшивке чётко виднелись три маленькие дырочки в тех местах, куда попали арбалетные выстрелы. Ещё утром я обратила на них внимание Капитана, но тот сказал не беспокоиться, по его словам, резервуар наполнен особым магическим газом, который не выйдет просто так. Всё то у них магическое…

Из каюты, щурясь от солнечного света, вышла Вэл и направилась ко мне.

— Я не помешаю? — спросила она, указывая на свободное место рядом со мной.

— Нет, ничего, — ответила я подбирая под себя длинные полы плаща, выданного Батлером. С этим куском ткани я не расставалась ни на минуту, глубокий капюшон отлично защищал от жары и чужих взглядов. Пони забралась на скамью с ногами и легла, подставив Солнцу бок, на котором красовалась Метка в виде ножниц и куска ткани.

— Боюсь, нас так и не представили друг другу. Меня зовут Вэл Холдер. — она дружелюбно сощурила большие глаза.

— Зекора.

— Какое красивое имя. Ваши родители, наверное, долго его выбирали.

— По нашим обычаям, имя новорождённому дает старейшина племени.

— О, простите, я совсем не разбираюсь в таких вещах. Я и зебр-то раньше видела только через забор. Ну, вы понимаете.

— Ничего страшного, мало кто разбирается. — вздохнула я, отчетливо понимая, что «зебры за забором» могли быть только рабами, — В саванне множество племён, и у каждого племени есть какие-нибудь свои обычаи и традиции. Хотя есть и общие.

Разговор не клеился. Мы молчали, глядя на дурачащихся Капитана и Патти. Капитан отдал жеребёнку свою обширную шляпу, а сам, сверкая жёлтой гривой, прыгал вокруг штурвала, изображая какого-то зверя. Патти гонялся за ним с верёвкой, пытаясь заарканить. Когда ему это удалось, он взобрался Капитану на спину, и они вместе начали даже не петь, а просто кричать странную песню:

Хорошо идти фрегату по проливу Каттегату -

Ветер никогда не заполощет паруса!

А в проливе Скагерраке — вихри, скалы, буераки

И чудовищные раки — просто дыбом волоса,

Потрясающие раки, просто дыбом волоса!

— Ох, они опять это поют, — улыбнулась пони и захлопала копытами по скамейке в такт.

— Можно вопрос?

— Конечно, всё что угодно. — отозвалась Вэл, подняв на меня внимательный взгляд, пожалуй, чересчур внимательный.

— Почему все зовут его «Капитан»? Как его имя?

Вэл перестала хлопать, и грустно посмотрела на пегаса.

— Никак, никто не знает. Мы с Лейни нашли его в придорожной канаве на окраине города. Судя по всему, он упал с высоты и разбился. В больнице доктора сказали, что он в коме, что у него нет шансов, слишком сильно покалечился. Крыло ему оттяпали, какое-то сильное заражение пошло.

А в проливе Лаперуза есть огромная медуза,

Капитаны помнят, сколько было с ней возни!

А на просторах Зебрики, на прелестной Зебрике

Есть такие зеброчки — ух, Дискорд меня возьми!

С этими словами Капитан отвесил в мою сторону недвусмысленный поклон, а Вэл заливисто рассмеялась. Затем подумала о чем-то своём и опять погрустнела.

— Лейни тогда наорал на врачей и притащил пегаса к нам домой на собственной спине, ещё и немножко поколотил больничного охранника, который пытался ему помешать. Начал водить к нам всяких знахарей и прочих шарлатанов. А потом посреди ночи появился он.

— «Он»?

Если хочется кому-то маринованного спрута,

Значит, ждёт его Тейлкутта или остров Дре!

А бочонок сидра свежего, пузыристого и нежного,

Лучше Понивиля безмятежного, вам не сделают нигде!

— Я так и не видела его лица, он носил длинный грязный плащ с капюшоном, и вообще весь был довольно-таки неопрятен. Обвешан какими-то сумками, и пахло от него как из старой банки с мятой. Просто пришёл, поговорил с Лейном с глазу на глаз, и заперся в комнате с пегасом. Иногда только просил тёплой воды. Потом у меня появились срочные дела в Мейнхеттене, и я уехала на неделю. А когда вернулась то не поверила своим глазам. У нас садик был маленький, я там розы выращивала, Лейни их любит. Подхожу к дому, а этот пегас сидит в этом садике и смотрит куда-то вверх, будто ждёт, что на него что-то свалится. На нём даже шрамов не осталось, кроме крыла, конечно. Не знаю, кем был тот незнакомец, но он сделал просто невозможное, а взамен попросил только немного еды.

Капитан достал откуда-то длинную подзорную трубу, и они с Патти принялись, выхватывая её друг у друга, осматривать горизонт. Пони улыбнулась, и продолжила свой рассказ:

— Оказалось, он ничего не помнил, болезнь какая-то, забыла, как называется. Даже имени не знал своего. Мы на первое время называли его просто «мистер Пегас». Потом Лейн оставил все дела на Батлера, взял «Дэйлайт» и полетел с «мистером Пегасом» в Клаудсдейл. Мы надеялись, что там этот несчастный что-нибудь вспомнит, или его кто-нибудь узнает, но безрезультатно, там его никто не знал, и сам Капитан ничего так и не вспомнил. Он вёл себя совсем как жеребенок, всех боялся и постоянно прятался, особенно от других пегасов. В итоге мы оставили его жить на «Дэйлайте». А затем, однажды, «Дэйлайт» пропал. Этот пегас просто улетел на нём куда-то, Лейни был больше удивлён, чем разозлён, потому что такой дирижабль невозможно взять и угнать, их можно по лепесткам одной ромашки пересчитать во всей Эквестрии. Но через неделю «Дэйлайт» лихо бросает якорь прямо на нашей улице, и с него сходит Капитан. В шляпе, с повязкой через глаз, и морскими замашками, таким, каким мы его сейчас видим. Никто не знает куда он летал и что там произошло, я думаю ему нужно было побыть одному какое-то время, принять то, что он больше не может летать на своих крыльях, и выдумать себе какой-то новое призвание, вот он и выдумал. Чудеса, да и только.

Тем временем Капитан и Патти поменялись ролями. Патти встал за штурвал, а Капитан носился по палубе, смешно выполняя его приказы и постоянно путаясь в них.

— Наш «Дэйлайт» уже далеко не новый, — продолжила Вэл, — ему уже лет двести, но, скорее всего, ещё больше. Лейни говорит, что дирижабль протянет ещё столько же, это же не морское судно, которое бьют волны и портит солёная вода… Но даже на таком старичке Капитан на Кантерлотской Регате умудряется обгонять большинство соперников на более новых и быстрых дирижаблях. Разве что «Сильвер Шторму» и «Метеору» проигрывает, но они построены недавно, по какой-то там новой схеме, я в этом не разбираюсь, если честно. Моего сына от этого пегаса вообще не оттащить, когда маленький непоседа прибежал домой с новенькой кьютимаркой, я даже не удивилась её рисунку. Обычно дирижаблями управляют единороги, но Капитан как-то справляется, а значит мы всё равно попытаемся пристроить Патти в воздухоплавательную школу, у нас достаточно связей.

Снова я услышала слово «кьютимарка», и только сейчас догадалась что таким образом пони называют свои Метки. Можно было бы воспользоваться случаем и тихонько порасспросить эту дружелюбную Вэл обо всяких насущных вещах, например о том, где здесь туалет, но у пони громко заурчало в животе, и она отвернулась, явно смутившись.

— Ох, утомила я вас своей болтовнёй, а уже давно пора ужинать, — сказала она, слезая со скамейки, — вы ведь не откажетесь присоединиться к нашей скромной трапезе? У нас здесь в основном консервы, но Лейни умеет готовить из них настоящие сокровища.

Вместе ужинать? С ними? То, что меня не сажают на цепь и не бьют — это, конечно, хорошо, за это им спасибо. Но этот Лейн купил меня у рабовладельца, а не вежливо пригласил на увлекательную поездку к соседнему континенту. А потом оставил в сыром подвале на три дня, с минимальным запасом еды и воды. Эти пони, конечно, не отвечают за действия своего родственника, но я, пожалуй, еще не готова к дружеским семейным застольям с этой разноцветной компанией.

— Извините, я не голодна. — соврала я как можно более учтивым тоном. — К тому же, боюсь, ваш муж этого не одобрит.

И когда только я успела привыкнуть к таким витиеватым выражениям?

— О, Лейни даже слова не проронит в вашу сторону, я с ним поговорю!

— Я всё-таки откажусь, — сказала я более настойчиво.

— Конечно, я понимаю… — Вэл виновато посмотрела на меня. — Обстоятельства не располагают. Я скажу Капитану вынести вам одеяло, и что-нибудь поесть. На дирижабле только одна пассажирская каюта, но вы можете спать в трюме, туда никто не ходит, а за перегородкой в шкафу сложены гамаки для команды, они очень удобные. Капитан ими не пользуется, на самом деле я и сама не знаю в какой части «Дэйлайта» он ночует. И еще, спасибо, что защитили моего сына там, на крыше.

— Я сделала бы то же самое для любого. Спокойной ночи, миссис Холдер.

Первую фразу я произнесла, как-то не задумываясь. Была ли это простая вежливость? Не знаю.

25.

Капитан вскоре действительно вынес для меня неплохой горячий ужин из явно консервированных продуктов, видимо, Вэл не наврала насчёт кулинарных талантов своего муженька. Расправившись с едой, я спустилась по крутой лестнице в пустой трюм, где за перегородкой действительно нашла что-то вроде комнаты для команды. В шкафу аккуратно располагались гамаки из толстенной парусины, которые предполагалось развешивать на специальные крючья, вделанные в стенки здесь же. Я замерла, постояв немного на месте и прислушиваясь. В трюме было тепло и тихо, никакого завывания ветра и бесчисленного разнообразия скрипов, как на палубе. Я аккуратно закрыла дверь шкафчика с гамаками и пошла наверх, с радостью заметив, что на моей скамейке уже лежало обещанное Вэл тёплое шерстяное одеяло. Как бы ни было комфортно там, внизу, я не хотела терять возможность ещё раз заночевать под открытым небом, любуясь светом звёзд и Луны, ведь неизвестно где я буду жить, когда наш полёт закончится, возможно меня снова запрут где-нибудь.

Мне не хотелось устраиваться на ночлег рядом с каютой, хотя ограждение палубы там было самым высоким, и меньше всего дул ветер. Но сон под дверью, завернувшись в одеяло? Нет, не уподобляться же дворовому псу. Вместо этого я решила остаться на той самой скамейке, ближе к носу. Патти так и не выпустили наружу после ужина, и Капитан, которого некому было отвлекать, неподвижно встал за штурвал, изредка дёргая рычаги и легонько постукивая копытом по приземистой, сияющей начищенной медью колонне, в которую был встроен компас. Иногда он вполголоса что-то кому-то приказывал и, громко скрипя зубами, жевал трубку.

Странно, но я с детства замечала за собой восхищение закатами и рассветами. Может быть, из-за этого у моих глаз такой цвет, или наоборот, мне нравится смотреть на Солнце, поэтому у меня такие глаза? Нужно было спросить это у старейшины в своё время, как и о десятках других вещей, но я ведь не подозревала что судьба закинет меня под хвост жизни так скоро. А здесь закат был просто потрясающ. Заходящее Солнце в саванне всегда дрожит и искажается от испарений, отчего кажется, будто оно плавится и растекается по земле где-то там, за горизонтом. Здесь же идеально круглый солнечный диск плавно опускался за кроваво-красный горизонт, оставляя на воде длинную искрящуюся дорожку. Пустынная гладь моря одновременно угнетала и восторгала меня, ведь она пустынна только на первый взгляд. Где-то там, внизу, живёт огромное количество живых существ, и еще больше растений. Вот бы поговорить с кем-нибудь оттуда, или собрать редких водорослей для опытов. Ведь из них могут получиться такие зелья, каких ещё никто никогда не варил.

Я поёжилась. Несмотря на толстое и колючее шерстяное одеяло, которым я укрывалась, вечерний холод проникал до костей. В отличие от экипажа, на котором мы летели над пустыней, здесь не существовало ничего, защищающего от лёгкого, но пронизывающего ветра. Постаравшись не думать о костре и горячем чае, я сунула нос в складку одеяла и попыталась заснуть. Засыпаю я обычно двумя путями: либо, как только голова находит опору, моё сознание сразу уносится куда-то в страну снов, а, проснувшись, я обнаруживаю себя в метре от постели и с высохшим языком. Либо сон играет со мной в игры, подсовывая вместо себя видения, воспоминания и ненужные мысли обо всякой ерунде. И, по мере взросления, прогонять такие мысли становится всё труднее. Всё это занимает голову лишней чепухой и не дает нормально отдохнуть.

Открыв глаза уже за полночь, я поняла, что сегодня время второго варианта. Обычно в таких случаях помогает чтение, пока глаза не начнут слипаться сами по себе, или медитация, чтобы упорядочить мысли и расслабиться. Но книг в досягаемости не было, а медитировать просто не хотелось, за этим занятием я провела почти всё время в подвале Холдера. Старуха неединожды предупреждала меня о том, что излишнее увлечение такими практиками может привести к неприятным последствиям для рассудка.

Где-то наверху, в паутине из верёвок, на которую был подвешен нижний корпус дирижабля, шумел ветер. Несколько оборванных грифиной канатов глухо стучали о борта. Там же, почти неслышно, скрипели плавники, движимые не то магией, не то скрытыми механизмами.

Я высунула голову из-под одеяла и подумала, что уже сплю. Мир вокруг как будто потерял все краски, даже ярко-фиолетовый резервуар с газом над головой стал серым. На небе очень ярко светила огромная Луна, отсюда она, почему-то, казалась гораздо больше, чем в саванне. На ней различалось каждое мельчайшее пятнышко, образующее рисунок в виде головы единорога. Но не это привлекло моё внимание, а то, что мы не летели, а плыли. Плыли в море, состоящем из тёмно-серых облаков. Облака сплошной ровной пеленой простирались до самого горизонта, во все стороны. Но плеска воды я не слышала, так что это явно был не стелющийся по поверхности моря туман.

Оглядев залитую ярким лунным светом палубу, я заметила Капитана. Он смотрел куда-то вперёд, опираясь копытами на бортик прямо в носовой части. Пегас торчал там без своей огромной шляпы и заплатки на крыле, его можно было принять за привидение, настолько потусторонняя была обстановка вокруг. Я слезла со скамейки, всё ещё завёрнутая в одеяло, и осторожно, почти крадучись, пошла к нему вдоль борта.

Капитан стоял, закрыв глаза, и медленно помахивал крылом, иногда наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Я приблизилась к нему почти вплотную, а он так и не обратил внимания. Внезапно внизу что-то скрипнуло, пегас вздрогнул и посмотрел на меня. На несколько секунд его лицо выражало только недоумение, как будто он меня не узнал. Я, наверное, странно выглядела сейчас, растрёпанная и закутанная в одеяло, волочащееся за мной по палубе. А вкупе с черно-белой шерстью, на призрака была скорее похожа я, а не Капитан.

Вдруг он моргнул и улыбнулся.

— Моей прелестной пассажирке не спится? Ветер нынче крепковат, это правда.

— На моей родине ночью не сильно теплее, — ответила я, подходя ближе, — но там всегда можно развести костёр и выпить чаю.

— Хотите, я прикажу принести вам чай с камбуза? Эй, стюард! — крикнул Капитан и собрался куда-то бежать.

— Ох, нет, я про другой чай, — сказала я, останавливая пегаса, — Вы пьёте какой-то сладкий сироп, я же привыкла к ароматным травяным сборам, здесь такого не достать.

Капитан остановился в нерешительности и почесал затылок.

— Ну, пони обычно любят сладкое. Есть даже те, кто питается почти исключительно пирожными и тортиками, — промолвил он, будто оправдываясь, — Лишь бы зубы чистить не забывали, а то иной раз страшно взглянуть. Кстати, вы не против, если мы перейдем на «ты»?

— Конечно не против, — ответила я, махнув ногой. Вообще не понимаю, зачем было с самого начала обращаться ко мне так официально.

— Чуд-десно! — воскликнул Капитан, тут же испуганно вытаращил глаз и заткнул рот копытом. Его возглас прозвучал как гром, и вполне возможно перебудил всех Холдеров. — Ух, пардон, я не привык разговаривать с кем-то ночью. Мой проклятый голос иногда доставляет столько проблем, хоть глотку режь!

При этом пегас сделал страшную физиономию и провёл копытом по шее так, что я невольно улыбнулась.

— Нравится мой корабль? — спросил он, ехидно прищурившись.

— Да, он, вроде как, замечательный. — ответила я, пожав плечами, — Я не разбираюсь в таких штуках, и вообще впервые на подобной летающей машине. Со стороны мне казалось, что лететь будет тяжелее, с виду кажется, что эту штуковину качает от любого ветра.

— «Дэйлайт» самая «нетрясущаяся» посудина из тех, какие я знаю! Главное правильно отрегулировать стабилизаторы, и эта малышка будет незыблема как айсберг!

— Охотно верю, — снова улыбнулась я, пытаясь припомнить что такое «айсберг». У меня не вышло. Бросив попытки совладать с памятью, я снова задержала взгляд на необычных облаках, по которым «плыл» дирижабль.

— Почему всё стало таким бесцветным? — неуверенно промолвила я, немного понизив голос. На самом деле я вполне ожидала что Капитан скажет о том, что всё вокруг выглядит как обычно, а кажущаяся бесцветность означала мои проблемы с головой.

— А, это всё Серое море, — ответил Капитан, опираясь передними копытами на ограждение палубы, — я сам это название придумал. Может быть, умные пони называют его как-то по-другому, но мне нравится моё собственное. Такая штука есть только над этим океаном, здесь ветер дует по-разному на разной высоте, и облака собираются в один тонкий слой. Если загнать на этот слой дирижабль, то можно хорошо набрать ход. Только больше никому не говори, я так уже пятую регату выигрываю.

— А Вэл сказала, что ты занимаешь третье место, — протянула я, покосившись на пегаса.

Капитан смешно надул губы.

— «Сильвер Шторм» и «Метеор» не считаются. Они новенькие, и летают по-другому. А Вэл всё про меня уже разболтала?

— Ну, наверное, почти всё.

— Значит сага про то, как я победил пять медведей, не пройдёт?

— Сомневаюсь.

— Ох уж эти болтливые кобылки! — закатил глаз Капитан и всплеснул копытами.

— Но она не рассказала, где ты потерял свой глаз. Это, наверное, тоже очень захватывающая история?

— А? Глаз то? — пегас приложил копыто к повязке так, будто уже и забыл о ней, — Да, думаю в проклятой штуковине уже мало смысла.

С этими словами Капитан начал развязывать на затылке узелок, удерживающий повязку на голове. Я невольно сжала зубы, представляя грустное зрелище, но, вместо ужасного шрама, под повязкой оказался вполне здоровый глаз. Но, почему-то, смотрящий немного вверх, когда его сосед смотрел прямо на меня. Капитан заметил моё удивление, и посмотрел на меня этим глазом. При этом прежде здоровый глаз полез вверх. Потом пегас стал, немного поворачивая голову туда-сюда, смотреть на меня обоими глазами по очереди, заставляя зрачок каждого из них уползать вверх попеременно. При этом он сложил губы трубочкой и издавал звук «у-У-УУ-ууу-УУУ-уу-УУУ-уу». Я не смогла выдержать такого больше трёх раз и засмеялась, тут же почувствовав укол совести.

— Извините… Извини, я не должна была над тобой смеяться.

— Пф-ф, — фыркнул Капитан, — да не бери в голову. Я ношу эту повязку только потому, что плоховато вижу обоими глазами сразу, ну и ради Патти, которому нравится мой образ морского волка. А не потому, что боюсь насмешек. Хотя, когда я был в Клаудсдейле, на меня постоянно накатывало ощущение, будто я всё-таки знаю эти места, а когда видел тамошних пегасов — будто они смеялись надо мной в детстве. Но пусть только попробуют позубоскалить сейчас, я им все перья повыщипываю!

При этом пегас непроизвольно захлопал крылом от возбуждения, но заметив, что я обратила на это внимание, сложил его и отвернулся.

— Скучаешь по полётам? — задала я совершенно бестактный вопрос. И кто только за язык тянул? Капитан несколько минут стоял, не двигаясь, и глядя вдаль. Потом повернулся ко мне и с жаром произнёс:

— Скучаю ли я по полётам? Я и так лечу, прямо сейчас. И могу полететь куда угодно, дальше, чем любой пегас. Выше, чем любой пегас. Скучаю ли я по своему крылу? Не знаю. Я помню себя только с того момента, как проснулся в доме Лейна Холдера. А крыла на тот момент у меня уже не было, и я не представляю какого это, летать самому по себе.

Капитан на миг снова отвернулся, как будто раздумывая, стоит ли продолжать. Я потопталась на месте, лихорадочно соображая, что следует предпринять в такой ситуации, и, конечно, приняла неверное решение. Подойдя ближе, я дотронулась копытом до его плеча.

— Я понимаю, извини, не стоило мне…

— Понимаешь? — выпалил пегас, отталкивая мою ногу, — Рака мне под хвост, если ты понимаешь! Да я даже не знаю, что значит моя кьютимарка! Пузырьки с молнией? Что за чушь! А ты знаешь, какого это, когда некуда вернуться? Когда ты понимаешь, что, возможно, у тебя где-то есть семья, которая тебя ждёт, а ты болтаешься посреди мира на этой посудине, вместо того чтобы быть с ними? Зачем, по-твоему, я участвую во всех этих идиотских регатах? Потому что надеюсь, что однажды меня заметит кто-нибудь из тех, кто меня знал. Да видит Селестия, а вдруг у меня есть дети? А если этот жеребёнок — пегас? Я даже не смогу научить его летать как следует, потому что сам уже никогда не оторвусь от земли на своих крыльях! Что ты можешь понять, девочка?

Ну, вот это уже ни в какие ворота не лезло. Я скинула одеяло, движением копыта взъерошила себе гриву и перешла в наступление.

— Да ну! ? По-твоему, я здесь на увеселительной прогулке с этой богатенькой семейкой? За прошлую неделю меня чуть не сожрала пантера, меня чуть не задушили, убили моего лучшего друга! Потом твои сородичи похитили меня в рабство, хотели надругаться надо мной, сломали несколько рёбер, заперли в вонючем фургоне с дюжиной напуганных истощённых зебр без воды и пищи! Привезли в какой-то город, где просто продали отвратительному верблюду, который, в свою очередь, продал меня этому твоему Лейну Холдеру! А потом они просто забыли меня в тёмном сыром подвале на три дня! Но это еще не всё, потому что именно в этот момент в моей стране произошла какая-то политическая дичь, и все верблюды разом захотели крови этого вашего Лейни, а заодно и моей! Я даже поспать нормально не могу, через раз вижу во сне какие-то видения, от которых медленно схожу с ума, потому что не знаю с чем это связано! Но погоди, это всё мелочи по сравнению с тем, что из-за свалившихся мне на хвост приключений я не могу вернуться домой, потому что я провалила испытание Метки Судьбы, и для моего племени и моей семьи я уже просто не существую! Ну, куда уж мне до пегасика, который, всего лишь, летает куда вздумается и строит из себя отважного героя перед жеребятами! Еще и плачет о неизвестной Метке, когда у меня её вообще нет, и не будет! А? !

Выкрикнув последнее слово, я в упор уставилась на Капитана, который в свою очередь, прищурившись, уставился на меня. Удивительно, но оба его глаза на этот раз смотрели прямо. Пауза затягивалась, а наши лица находились явно ближе друг от друга, чем следовало. Через полминуты правый глаз пегаса медленно пополз вверх. Я держалась еще несколько секунд, но сорвалась и хрюкнула от смеха. Капитан довольно оскалился и сунул в рот трубку.

— А у тебя есть внутренний стрежень, девочка, — сказал он, скрипя по трубке зубами и критически меня осматривая, — я бы даже приударил за тобой, будь ты постарше.

— Много о себе думаешь, — ответила я, снова натягивая одеяло, — я тебя насквозь вижу, и не планируй ничего эдакого, у меня достаточно сил чтобы выбить из тебя дурь в случае чего.

— Ах, вы разбиваете мне сердце, мадам, — вздохнул пегас и картинно приложил копыто ко лбу. Тут дирижабль ощутимо тряхнуло, и слева послышался противный скрежет. Капитан подбежал к борту и выругался.

— Проглоти медуза этих куриц! Срезанный трос в стабилизатор затянуло. Говорил же вахтенным прибрать всю эту болтающуюся гадость. Ух они у меня получат… Всё сам, всё сам…

С этими словами пегас дёрнул рычаг у штурвала, хлопнул крылом и сиганул вниз, легко перемахнув через ограждение палубы. На секунду я даже испугалась, но потом вспомнила о Сером море. Это же облака, и отсутствие крыла вряд ли помешает пегасу ходить по ним. И действительно, когда я заглянула за борт, то увидела внизу Капитана. Он скользил копытами по облакам и рычал, выдёргивая застрявший обрывок каната из того места, где плавник крепился к корпусу. Покончив с верёвкой, пегас ловко вскарабкался обратно и снова дёрнул за рычаг. Слабое поскрипывание с левого борта показало, что всё в порядке.

— Бр-р, ужасно холодно там, внизу, — произнёс он и вздрогнул.

— Могу поделиться одеялом, если обещаешь не курить.

Капитан вытащил изо рта трубку и удивлённо посмотрел на нее.

— А, ты о трубке! Так я её не зажигаю. Пробовал как-то раз, но так и не уловил, что пони находят хорошего в глотании дыма. Но она придаёт солидности, не находишь?

— Не нахожу. — фыркнула я. — Шастать с пустой трубкой это глупо,

— Эх, ничего ты не понимаешь в настоящих жеребцах, зеброчка.

— Ну и мёрзни тогда, — бросила я ему, поплотнее обернувшись одеялом.

— Не очень-то и надо было, — буркнул пегас и отвернулся, скрестив копыта на груди и скрипя зубами о трубку.

«О, Солнце, действительно как жеребёнок» — подумала я, подходя к пегасу и укрывая его половиной своего одеяла.

26.

Мне давно так хорошо не спалось. Я чувствовала себя настолько уютно, что, вопреки привычкам, и несмотря на светившее в глаза Солнце, хотелось натянуть на голову одеяло и понежиться ещё часок. Но, протянув копыто, я нашарила не край одеяла, а чьё-то ухо.

Глаза мгновенно открылись сами собой. Прямо передо мной стоял Патти и улыбался так широко, что на него было страшно смотреть. Через секунду я с ужасом осознала, что лежу, прижавшись боком к Капитану, а его крыло под одеялом укрывает меня сверху. Сам пегас сладко храпел и пустил слюну.

Улыбка жеребёнка растянулась ещё сильнее. Я аккуратно встала, укрыла Капитана одеялом и поправила свою гриву, упавшую на глаза. Потом пошла на скамейку и залезла на неё, жеребенок последовал за мной. Дул приятный морской ветерок, за штурвалом стоял растрёпанный Лейн и угрюмо глядел вперёд, то и дело зевая.

Патти встал передо мной и сверкал всеми зубами одновременно.

— Говори.

— Мисс Зекора, мисс Зекора, а вы теперь с Капитаном… — выпалил он на одном дыхании.

— Нет.

— Но вы же…

— Было холодно, и мы замёрзли, а потом меня, видимо, не вовремя сморил сон.

Жеребёнок перестал улыбаться и понуро взобрался на скамейку рядом со мной.

— А я-то думал… Ведь Капитану так одиноко, наверное.

— Капитана где-то ждёт любящая семья, и даже, может быть, жеребята. Ему просто нужно их найти, — промолвила я и потрепала Патти за гриву.

— Они его уже забыли, наверное…

— Шутишь? А ты бы забыл такого дурня?

Патти повернулся и с грустной улыбкой посмотрел на спящего Капитана, к которому неотвратимо приближался Лейн, тянущий за собой по воздуху ведро воды. Через мгновение над морем понёсся такой поток отборной брани, что из каюты выглянула заспанная, испуганная Вэл. Увидев в чем дело, она скрылась за дверью, и через минуту появилась с большим полотенцем. Которым Капитан, после галантного поклона, начал усиленно растираться.

Это было последнее интересное событие перед пятью днями полёта через океан. Самые спокойные, и, наверняка, самые скучные пять дней в моей осознанной жизни, если не считать нескольких подколок и подмигиваний от Капитана. Он всё это время почти не отходил от штурвала, умудряясь спать и есть тогда, когда его никто не видел. Только изредка, на пару часов, его подменял угрюмый Лейн, при котором дирижабль, постоянно трясло и качало из стороны в сторону.

Патти недолго пришлось скакать и играть с пегасом. На второй же день Вэл принялась заниматься с жеребёнком какими-то точными науками, не выпуская его из каюты. Я, поначалу, даже проявляла интерес, отчего пони вела свои лекции с двойным энтузиазмом. Однако, этот интерес пропал также быстро, как и появился. Все эти абстрактные геометрические фигуры, наборы цифр и уравнений ничего для меня не значили. Без сомнения, они были полезны для Патти, который скрипел зубами и бился головой о стол, но всё равно прилежно учился, ибо даже развесёлый Капитан два раза в день с серьёзной миной склонялся над картой, рассчитывая наш курс. Вид его с карандашом в зубах и вычурными металлическими линейками в копытах был для жеребёнка лучшей мотивацией.

Мне же это было ни к чему, я могла сориентироваться на местности, и уж тем более высчитать нужную дозировку для микстуры, а большее только затуманивало мозги ненужной информацией. Я и так уже беспокоилась о том, что начинаю понемногу забывать некоторые главы из старых книг.

Суша показалась на рассвете шестого дня путешествия. Капитан с Вэл и Патти плясали на носовой части палубы какие-то бешеные танцы, и даже Лейн позволил себе улыбнуться, глядя на жену. Я смотрела в сторону прозрачной дымки на горизонте с возвышающимися из неё невысокими чёрными скалами. Это была чужая земля, чужой мир. Мир, где я никому не нужна. Мир, полный этих цветастых пышногривых пони с такими разными характерами. Слишком разными для глупой зебры.

То, что я приняла за берег, оказалось лишь скалистым островом, отделённым от материка узким проливом. Вся местность внизу была покрыта плотным туманом, из которого торчали угрожающего вида острые скалы. Через час полёта скалы сменились верхушками деревьев, верхушками огромных сосен и елей. О, Солнце, там внизу был северный лес! Там растут настоящие деревья, не чета моим голым баобабам, да худосочным акациям, как же я мечтала попасть в такое место когда-то. Хотя, если припомнить, это «когда-то» было меньше месяца назад.

Исполинские хвойные деревья торчали из тумана подобно шипам, но кроме них разглядеть ничего не получалось, белая рассветная пелена покрывала землю сплошным ковром, уходящим до горизонта. Ближе к полудню туман постепенно рассеялся. Точнее, это мы миновали береговую линию и, к моему сожалению, лес остался далеко позади. Теперь наш путь пролегал над бескрайними зелёными полями и холмами. Кое-где на полях паслись стада, то тут, то там, попадались отдельные фермы с двухэтажными деревянными домами, стоящими в окружении нескольких амбаров. Рядом с одной из ферм два жеребца вспахивали поле, таща за собой здоровенный плуг. Почему для этих целей не используют быков? Скорее всего, это тоже рабы.

Из верхушки очередного пологого холма вздымалось здоровенное раскидистое дерево, я даже не могла определить его название, никогда не думала, что эти растения бывают такими огромными. Под деревом, ярко выделяясь на зеленой траве, стояли два маленьких разноцветных жеребёнка и глазели на наш дирижабль. Я зачем-то помахала им копытом, а Капитан, увидев, что жеребята смотрят, крутанул штурвал и заложил какой-то сумасшедший вираж, заставив «Дэйлайт» некоторое время лететь то боком, то вообще задом наперёд. Жеребята начали прыгать от восторга и что-то кричать.

Вскоре мы полетели над широкой мощёной дорогой, петлявшей между холмами. По дороге кое-где двигались разнообразные телеги и экипажи, повозки с сеном или просто каким-то скарбом. Я внимательно искала взглядом и в небе, и на дороге знакомые большие фургоны с решётками, но не увидела ни одного подобного транспорта. Иногда встречались и пешие пони, идущие по одному или группами, но на наш дирижабль внимания больше не обращали, видимо здесь такие летающие штуки были обыденностью.

Дорога извивалась всё меньше, и, в конце концов, превратилась в прямой как стрела тракт, упирающийся в город на горизонте. Предместья его, по сути, мало отличались от Дромедора, те же отдельные дома, постепенно собирающиеся кучками и сливающиеся в сплошные улицы и кварталы. Но если Дромедор ещё издалека очаровывал блеском позолоты на куполах огромного дворца, белоснежными выбеленными стенами домов, сияющих на солнце, безумным количеством жителей, наполнявших узкие улицы, и общей атмосферой бурлящей жизни, то этот город производил прямо противоположное впечатление.

Он был серым. Сырые улицы, серые дома безо всяких украшений, серое небо на котором я так и не нашла Солнца, серый дым из многочисленных труб на крышах. Даже населявшие его пони, несмотря на своё цветовое разнообразие, казались какими-то блеклыми.

Рядом со мной появился Лейн Холдер, угрюмо рассматривая панораму города, медленно проплывающую внизу. Я непроизвольно напряглась и отошла от него на шаг, он ни разу не заговорил со мной после вылета из Дромедора, и даже не посмотрел в мою сторону. Не стоило забывать, что я все еще его пленница, и он не просто так привёз меня сюда.

— Старый добрый Хуффингтон, — выдал Лейн, вобрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул. — По-прежнему воняет мочой и гарью.

Я промолчала.

— А ведь я здесь вырос, в Старом Городе. Тамошние улочки уже тогда были не в лучшем виде, а сейчас, наверное, всё и вовсе разваливается. Интересно, жив ли еще тот старик, что постоянно околачивался у моей лавки… Такие истории рассказывал, хоть книгу пиши.

Мое молчание говорило само за себя. Единорог простоял еще минуту, неловко переступая с ноги на ногу, и, наконец, не выдержал:

— О, Селестия, дай мне терпения! Зекора, ну хочешь, я перед тобой на колени встану, а? Уж извини меня за то, что купил и вывез тебя, испортив твоё замечательное будущее в виде пожизненного заключения в гареме Нгамии! Хотя ты бы там долго не продержалась, характер не тот. Ставлю свой рог что ты бы в один солнечный денёк просто взяла и сбежала, но тебя бы, конечно же, поймали, они это умеют, это их работа. Не ты первая, и не ты последняя. А знаешь, что там делают с беглыми рабами? Жеребцам просто ломают все кости и оставляют в пустыне на корм грифам. То же самое ждет и кобылок, но только после горяч…

Я посмотрела на Лейна с таким выражением, что тот сглотнул и заткнулся.

— Ладно, ты это наверняка и так знаешь. Послушай, я не рассчитываю на прощение, или что-то в этом роде. Но моя жена права, я совсем потерял голову в погоне за лёгкими деньгами, и поплатился за это. Ты же — моё последнее вложение, и моя единственная надежда сейчас. Я ведь не имею против тебя ничего личного, просто ты оказалась той, кого я искал добрый десяток лет, зеброй с глазами яркого цвета. Будь я бессердечным ублюдком из тех, кто разоряет мирные деревни, я бы просто посадил тебя в большой ящик и доставил по назначению. Но я не такой!

Я скептически подняла одну бровь. Лейн скривился и ожесточённо почесал затылок.

— Ну нет у меня таланта к дипломатии, нету! Короче, здесь живёт мой очень влиятельный в определенных кругах дядюшка, он внезапно отошёл от дел и ударился во всякую оккультную чушь. Ждёт конца света, или что-то там в этом роде, но, хоть он и заперся в своем доме, его слово всё еще очень многое значит. Загвоздка в том, что он никого не хочет видеть, и ни с кем не общается, только однажды он собрал почти всю нашу семью, и объявил, что завещает состояние тому, кто найдет зебру с глазами яркого цвета, фиолетового, голубого, не важно. Мы его, конечно же, на смех подняли, у него состояния-то не осталось, кроме самого дома. Но, через пару лет, когда я обмолвился об этом Нгамии, тот сказал, что такие как ты существуют, и он обязательно сообщит, если найдёт подобную. И тут у меня созрел план. Какой — ты уже знаешь. «Дэйлайт» здесь только для того, чтобы высадить тебя одну, потом мы сразу двинемся дальше в Мейнхеттен. Тебе нужно будет просто прийти к Грею Холдеру, самостоятельно прийти. Отдай ему вот это письмо, и всё. Слушай, я не имею права приказывать тебе, и ты можешь просто двинуться туда, куда захочешь, считай, что я тебя отпускаю. Но, вынужден предупредить, здесь не Дромедор, здесь к зебрам не привыкли. Тебя вряд ли будут ловить только за твою внешность, но и нормально прожить ты здесь не сможешь, как и в любом городе Эквестрии. В твоих интересах идти сразу к дядюшке Грею, он не сделает тебе ничего плохого, даю слово.

Закончив свою длинную речь, единорог протянул на копыте конверт, запечатанный сургучной печатью. Я долго раздумывала, глядя на этот клочок бумаги. Конечно же, мне хватало здравомыслия чтобы понять: Холдер не был причиной всех моих злоключений. Если бы не он, я бы действительно осталась у Нгамии и меня бы рано или поздно клеймили, а если бы клеймили поздно, то я могла не суметь избежать расправы. Но, во имя Солнца, как он смеет просить меня о чём-то? Сам единорог стоял, ссутулясь и опустив глаза в пол. Прямо как нашкодивший жеребенок.

— Почему ты не мог рассказать мне всё это сразу, еще там, у себя дома? — спокойно произнесла я, даже немного не узнав свой голос, — Зачем нужно было сажать меня в тот подвал? Там было очень, очень паршиво, я страдала от голода и жажды. А если бы Батлер с Бризом не успели?

— Да не знаю я! — выпалил единорог и в сердцах бросил письмо на палубу, — Не знаю! Мне что-то в голову ударило, хотел почувствовать себя хозяином, как Нгамиа! Да, мне не стоило сажать тебя в тот подвал, и я уже много раз об этом пожалел. Я ведь этот подвал даже не хотел, верблюды любой дом строят сразу с подвалами для рабов!

— Надеюсь, больше ты не совершишь таких ошибок, — сказала я, поднимая конверт, — и будешь думать о семье и тех, кто тебя любит. Слушаться свою мудрую жену, заботиться о Патти и Капитане. Вытащишь оттуда Бриза и Батлера, и всех остальных, кого я не знаю, но кто рискует там своей головой, чтобы «завершить твои дела». Я делаю это не ради тебя, заруби на носу. Я делаю это ради тех, кто в тебя верит, если уж у тебя на свете так много друзей, то что-то в тебе есть. Или было. Надеюсь, на этой своей высокой должности ты будешь заниматься хорошими делами, потому что если опять возьмёшься за старое… Тогда твоя совесть сделает всё что нужно.

Я надела свой плащ и сунула письмо в карман.

— Ты действительно особенная, — послышался тихий голос Лейна Холдера, — так молода, а рассуждаешь лучше многих взрослых.

— «Hekima haitolewi na miaka, bali na maisha», — ответила я, закрывая голову капюшоном, — «Мудрость даётся не годами, а жизнью».

27.

Мы, конечно же, не могли просто приземлиться посреди улицы как пегасья повозка, для больших летающих машин существовала специальная высокая башня с широкой деревянной площадкой наверху. На площадке нас уже ждали два рослых рабочих пони.

— Приготовиться к швартовке! Подать носовой шпринг! Юнга, кормовой прижимной подавать товсь! — заорал Капитан и зубами кинул за борт конец каната, который один из пони ловко поймал и начал привязывать. Патти схватил второй канат и тоже попытался бросить, но, конечно же, не докинул, падающий трос успел подхватить с помощью телекинеза Лейн. Когда все канаты были надёжно закреплены, дирижабль с глухим стоном ударился бортом о край деревянной площадки и остановился. Капитан оглушительно проорал ещё несколько команд и спустил трап, который надежно вошёл в специально предназначенные для него выемки в площадке.

Настала пора снова ступить на чужую землю.

— Ах, Лейни, тысячу лет здесь не была, — вздохнула Вэл, оглядывая город. На голову она нацепила какую-то огромную вычурную шляпу, и сейчас придерживала её копытом от любого ветерка.

— Да, было бы интересно поглядеть на мою старую бакалею, — отозвался Лейн, опуская взгляд в тот момент, когда я проходила мимо.

— А почему бы не остаться здесь на денёк, а? Покажем город Зекоре.

— Если мы задержимся тут ещё хотя бы на полчаса, «Дэйлайт» арестуют, а меня бросят за решётку.

— Ах, ну да, как я могла забыть о твоих делишках… — вздохнула пони и помахала мне копытом, — Удачи вам, мисс Зекора. Дядя Грей хороший пони, хоть и со странностями. Передавайте ему привет от нас.

Патти подбежал и кинулся обниматься.

— Когда у меня будет свой дирижабль, я назову его в твою честь! — выговорил он, еле сдерживая слёзы. Я же, в свою очередь, просто потрепала его за гриву. Жеребенок отошел и уткнулся в бок матери.

— Держи ухо востро там, на суше — сказал Капитан, когда я приблизилась, — внизу много плохих пони, и иногда их трудно отличить от хороших.

— Постараюсь, — ответила я.

— Но, если подумать, там много плохих пони, но много и хороших. Уверен, ты найдешь себе местечко, которое будет тебе по душе.

— Найди свой старый дом.

— А ты найди себе новый. И если когда-нибудь увидишь в небе мою посудину, то помаши мне своей изящной ножкой, мне будет приятно.

Я фыркнула и ступила на деревянную площадку, венчающую башню. Сразу за мной трап поднялся, под громогласное «Юнга! Превратиться тебе в морского понька, отставить реветь, живо выбирай концы! ». Дирижабль тяжеловесно развернулся и, скрипя плавниками, медленно улетел. Мой взгляд провожал «Дэйлайт», пока тот не превратился в еле заметную точку на горизонте.

Очередная страница моей книги перевернулась.

— С шиком путешествуете, — заметил один из пони, дежуривших на башне, — а по вам и не скажешь.

Я сняла капюшон, намереваясь ответить, но, увидев моё лицо, пони присвистнул, надвинул мешковатую кепку на лоб, и принялся озадаченно чесать затылок. Да, здесь определённо будет лучше не светить физиономией.

С башни город выглядел таким же унылым, как и с борта дирижабля, вдобавок сейчас я начала еще и мерзнуть, определенно стоило попросить у Вэл то шерстяное одеяло, оно бы очень пригодилось.

Вниз вела лестница, спиралью опоясывающая башню, так что за время спуска мне удалось получше разглядеть город. Впрочем, ничего примечательного увидеть все равно не пришлось. Одинаковые каменные дома, не выше трёх-четырёх этажей, одинаковые улицы, лучами расходящиеся от небольшой площади, посреди которой стояла башня. И дым из десятков и сотен труб на крышах, он бросался в глаза, куда ни глянь. Хотя, учитывая, как здесь прохладно, такое обилие каминов и печей совсем неудивительно.

Через несколько минут мои копыта жалобно цокнули о тёмную каменную мостовую, по которой ветер гонял какой-то мусор и обрывки бумаги. Что за расточительство, на моей родине драгоценной бумагой не разбрасываются просто так. Пони в коричневом переднике, который должен был этот мусор убирать, стоял в сторонке, опираясь на метлу, и деловито разговаривал с продавщицей капусты, которая смущённо прикрывала рот копытом и краснела. Здешние пони носили много одежды, хотя она и не выглядела такой уж тёплой, скорее они думали, что эти серые невзрачные куски ткани их украшают. Я подняла ногу и посмотрела на золотые кольца, доставшиеся от верблюдов. Да, в каждой стране свои представления о красоте, я бы, не раздумывая, отдала всё это золото за полчаса в копытах какой-нибудь зебры, которая умеет обращаться с ножницами и воском, потому что падающая на глаза грива уже порядком бесила.

У пони-уборщика при виде моих украшений хищно блеснули глаза. Надо запомнить, что здесь лучше вообще не высовываться из-под плаща.

Неподалеку на перевёрнутом деревянном ящике стоял жеребёнок, продающий газеты и хорошо поставленным голосом кричал заголовки: «Последние новости! Последние новости! », «Революция в Зебрике! », «Разрыв дипломатических отношений с Халифатом Камелу! », «Множество пони в ловушке за океаном! », «Обвал цен на акции фруктовых компаний! », «Паника на Мейнхеттенской бирже! », «Что предпримет совет министров? », «Новые слухи о таинственных культистах! ».

Интересно, как они узнали обо всех этих новостях? Даже если дирижабль — самое быстрое средство передвижения между континентами, мы явно не первые кто прибыл в Эквестрию таким путём. Значит Холдер не единственный горе-торговец, сбежавший, как только запахло жареным.

— Эй, смотри куда прёшь, деревенщина! — раздалось под ухом, и меня обдало ветром от громко стучащего колёсами о мостовую экипажа, под который я только что чуть не попала. Нет, мне здесь не нравится. Очень не нравится. Лучше бы высадили там, в лесу.

Хотя чего это я? Я же свободна. За прошедший месяц я так привыкла к повиновению чужой воле, что сейчас стою и словно жду чьего-то позволения отойти от башни больше чем на десять шагов. Я весь этот месяц готовилась бежать, прогрызать себе зубами путь на волю, а меня просто отпустили, пусть и посреди незнакомого города.

Я нащупала в кармане письмо. На нём четким почерком было выведено «Хуффингтон, Олд Клаудс Лайн, дом 142Б». Как только покончу с этим, то отправлюсь прочь, к тому лесу с большими деревьями, пешком не так уж и далеко, а если пробежаться, то совсем близко. О, Солнце, как же давно я не бегала. Осталось только найти нужный дом.

— Извините, вы не подскажете, где это? — спросила я у проходящего мимо пони в сером костюме и цилиндрической шляпе. Тот даже не обратил на меня внимания. Хорошо, ещё одна попытка.

— Подскажите, пожалуйста, где находится это место? — вежливо поинтересовалась я у пони-продавщицы жареных каштанов, стоящей неподалёку.

— Уйди от моего прилавка, всех клиентов распугаешь! — зашипела она, отмахиваясь копытом, а затем лучезарно улыбнулась жеребёнку-газетчику, который подошел покупать каштаны.

Отлично. Я и сама найду, город не такой уж и большой. Выбрав первую попавшуюся улицу, я направилась к ней, стараясь не попасть под какой-нибудь транспорт. На первом перекрёстке меня догнал жеребёнок с каштанами, посмотрел на письмо и уверенно махнул копытом в сторону противоположной улицы.

— Спасибо тебе, — поблагодарила я его и протянула копыто, чтобы привычно потрепать жеребёнка за гриву, но тот отшатнулся как ошпаренный.

28.

Эта улица казалась бесконечной. Одинаковые каменные дома с тёмными занавешенными окнами, одинаковые жители в узких костюмах и с постными лицами, чахлые деревца, кое-как выживающие в тени зданий. Улочки Дромедора тоже не отличались каким-то разнообразием, но там светило Солнце, и по ним мне, хотя бы, не приходилось бродить на своих копытах, да и ступать по тамошнему плотному песку было куда приятнее чем по мостовой. Небо незаметно заволокло тучами и пошёл противный холодный дождик.

— Дискорд бы побрал этих пегасов, опять морось затеяли, — выругался какой-то единорог, разворачивая над собой телекинезом газету, и ускоряя шаг.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, но плотный ковёр серых облаков с неба никуда не делся. Если пегасы могут управлять погодой, как им вздумается, почему бы им тогда не разогнать все эти облака? Чтобы Солнце посветило сюда и высушило всю эту грязь и плесень. Чтобы стало теплее, наконец. Наверное, им просто нет дела до тех, кто здесь живёт, если припомнить, я не замечала ни одного пегаса в этом городе.

Пошарив взглядом по стене ближайшего дома, я прочла «Олд Клаудс Лайн 22».

Впереди улица немного расширялась, образуя маленькую площадь. Здесь расположилось несколько продуктовых лотков и киосков с книгами, газетами, и еще всякой мелочью, жалкая тень Дромедорского Великого рынка. Я поймала себя на мысли что с теплом вспоминаю этот мерзкий верблюжий город, как так могло получиться? Ведь за внешней привлекательностью там скрывались ужасающие порядки и нравы. Наверное, всё дело в том что здесь ужасающие порядки и нравы тоже наверняка есть, только внешней привлекательности уже не хватало.

Посреди площади торчала невысокая колонна с часами, под которой собралась толпа. Причиной такого сборища оказались два странных единорога-подростка с рыжими гривами, в полосатых жакетах и жёлтых шляпах, больше похожих на перевёрнутые тарелки. Единороги, ловко пританцовывая, носились туда-сюда перед толпой. За ними стоял какой-то бочкообразный предмет, укрытый белым полотном.

Когда я подошла ближе, единороги как раз прекратили носиться перед зрителями, встали в эффектные позы и телекинезом сдёрнули белое полотно. Под ним оказалась обыкновенная деревянная бочка на колёсиках, сверху к ней было приделано странное устройство, похожее на слоновий хобот, расширяющийся на конце. Рядом со мной послышался голос: «О, ты смотри, нам сегодня повезло, эти придурки опять что-то изобрели. Да не хлопай глазами, эти двое сейчас такой шум поднимут что нас никто и не заметит». Повернув голову на источник голоса, я уже никого не увидела.

— …но! Как этот странный аппарат поможет нам в наших повседневных делах? — нараспев сказал первый единорог.

— А ответ прост как половинка яблока! Это совсем не странный аппарат, как вам могло показаться на первый взгляд. Это последнее слово в науке и технике! — продолжил второй. Речь они явно репетировали.

— Итак, мы, всемирно известные братья Флим и Флэм, представляем вам Супер Скоростной Грязеустранитель Три Тысячи!

— И пусть достопочтенную публику не вводит в заблуждение его странный…

— Я бы сказал «НОВАТОРСКИЙ»! …

— Именно, Флэм! «Новаторский» вид!

— Но, при всех его внешних достоинствах, ВНУТРЕННИХ достоинств у него куда больше!

— «А как же он работает? », спросите вы. И мы вам это прямо сейчас продемонстрируем!

С этими словами один из этой парочки, не церемонясь, телекинезом стащил с головы какой-то пони огромную пёструю шляпу. Спустя секунду шляпа оказалась в луже, а единорог два раза прыгнул на ней сверху. Из толпы вырвался вздох возмущения. Тем временем грязная и помятая шляпа была отлевитирована на заранее подготовленный столик, а оба пони заняли позиции возле своей машины.

— Готов, Флим? Готов, Флэм! Покажем им всем! — пропели они, и их рога засветились.

Бочка на колёсиках вздрогнула, и подъехала к столику. Длинный хобот на её верхушке вытянулся и, извиваясь подобно змее, навис над шляпой. Послышался свистящий звук, и грязь странным образом стала пропадать со шляпы, а складки на ней начали разглаживаться. В толпе послышались вздохи, и кто-то зааплодировал, стуча копытами по мостовой. По мере очищения шляпы, к аплодирующим присоединялось все больше и больше пони.

Но, внезапно, бочка подпрыгнула, и хобот мгновенно всосал всю шляпу целиком. Толпа замерла, а единороги нервно переглянулись, их рога засветились ещё сильнее. Бочка несколько раз дёрнулась, хобот как-то совсем уж непропорционально удлинился, и повернулся прямо к толпе. С пони в толпе начали слетать предметы одежды, с громким шипением исчезая внутри машины. Поднялась паника, к хоботу присосало целую пони, которая пыталась зубами удержать край своего платья, уже наполовину исчезнувшего в чреве прожорливой машины.

— Бежим, Флим? Бежим, Флэм! — крикнули виновники всего этого хаоса и пустились наутёк.

— Держи их! — послышалось из толпы, и вся эта масса пони пустилась в погоню за единорогами.

А моё внимание привлекло другое: двое каких-то проходимцев, воспользовавшись начавшимся хаосом, стянули с прилавков несколько булок и спокойно пошли прочь. Мне, конечно, не было дела до всех этих пони, и поначалу я не собиралась играть в блюстителя правосудия, однако, вместе со мной эту кражу заметили ещё несколько местных, и никто из них не обратил на происходящее никакого внимания. Значит вот как здесь дела делаются… Ну хорошо.

— Эй, а ну стоять! — громко скомандовала я, и бросилась за ними.

Воры подскочили на месте и рванули вперёд, правда, бегуны из них были так себе. Через несколько мгновений мои ноги, наконец, вспомнили как надо двигаться, в ушах засвистел ветер, сердце заколотилось, и я даже почувствовала что-то вроде радости. Преследование продолжалось пару кварталов, затем воры резко свернули в какой-то узкий переулок так, что я по инерции пронеслась мимо, скользя копытами по гладким камням мостовой.

В переулке оказалось темно, сыро и грязно. Сделав несколько шагов, я остановилась и обратилась в слух. Один из них притаился за металлическим мусорным баком, а второй прятался за кучей битых кирпичей чуть дальше. Я выросла в саванне, где за каждым пучком травы мог оказаться обладатель зубов и когтей, так что такой примитивной засадой меня не обмануть.

— Эй, выходите, я вас вижу! — крикнула я.

Из-за мусорного бака показался первый из них. Уже не жеребёнок, но и подростком его назвать можно было с натяжкой, хотя ростом он был даже чуть выше меня. Его приятель обладал уже гораздо более внушительными данными, в темноте его можно было бы принять за взрослого, если бы не отчётливо детское выражение лица и глаз.

— Это же не легавые, это какая-то оборванка. А ну проваливай отсюда подобру-поздорову! — выдал первый, чересчур стараясь придать голосу побольше угрожающей выразительности.

— Да, уходите, пожалуйста… — промямлил второй, не покидая своего укрытия.

— Тихо, Спун, я с ней разберусь, — прервал его друг и, выпятив грудь, пошел на меня.

— Просто верните то, что украли, и я уйду, — громко заявила я. Так, чтобы услышали все в этом переулке, я явно чувствовала, что кроме этих двоих здесь прятался ещё кто-то.

— А, типа, если не вернём?

— Тогда я заберу это сама. Еще и вам накостыляю, чтобы впредь не воровали.

— А, ну, типа, попробуй! — выдал жеребец, бросил сумку с краденым посреди переулка, а сам попытался меня толкнуть.

До Имары ему было очень далеко… Бесконечно далеко. Через секунду, которая ушла на простейшее интуитивное движение, он уже валялся в грязи, а я сидела сверху с занесённым копытом. Но моя нога замерла, так и не ударив этого бедолагу, потому что откуда-то из-за этого же мусорного бака выполз совсем маленький жеребёнок, достал из сумки большую булку, и принялся грызть её беззубым ртом. О, Солнце, да он же ещё слишком маленький для такой еды.

Кроме первых двоих, в переулке оказалось еще трое жеребят. Один младенец, и две единорожки постарше, возрастом примерно, как Патти.

— Что за... ? — вырвалось у меня, — Что здесь происходит?

Миленькая кобылка с пышной кучерявой гривой, подошла ко мне и, старательно выговаривая слова, пролепетала:

— Тётенька, не бейте, пожалуйста, Рустера. Мы вам всё отдадим, только Харпи одну булочку пожевал, но мы можем за нее заплатить.

С этими словами она достала откуда-то узелок, положила на землю передо мной и раскрыла. Внутри оказалось три грязных монетки. Жеребец, на котором я всё ещё сидела, закатил глаза и шлёпнул себя копытом по лбу. Я ещё раз двинула ему в бок, чтобы не дёргался, встала и оглядела всю эту странную компанию, все они выглядели голодными и грязными.

— Это не самое лучшее место для игр, — сказала я как можно более взрослым тоном, всё еще не веря в то, что вижу.

— А мы типа и не играем, — ответил Рустер, пытаясь отползти от меня подальше к стене.

— Где ваши родители?

— Тебе, типа, какое дело? Забирай сумку, забирай монеты, и проваливай.

— Я сейчас у тебя пару зубов заберу, если не прекратишь дерзить, — зло процедила я. Не ожидала от себя такого, но здесь творилось что-то неправильное. Совсем, совсем неправильное.

— В данный момент мы находимся в состоянии движения из нашего прошлого места пребывания. Оно не устраивало нас по ряду причин, поэтому мы вынуждены были покинуть его и направиться в новое, — выговорила вторая единорожка, поправив на носу сломанные квадратные очки, и махнув заплетённым в косу хвостом.

— Флэт, не раздражай тётеньку своими непонятностями, — подала голос кучерявая единорожка, вытаскивая изо рта младенца уже порядком послюнявленную булку.

— Это не непонятности, Кёрли, это умные слова. Я не виновата, что вы со своим скудным мозгом не в состоянии их понимать.

Рослый пони по имени Спун, выбравшись, наконец, из своего укрытия, поднял с земли сумку, положил внутрь кулёк с деньгами, и протянул мне.

— Не выдавайте нас, пожалуйста. Мы больше не будем воровать. Мы скоро уйдём. Извините. — произнес он полушепотом, старательно пряча глаза.

Он пролепетал еще что-то, но я не расслышала. Моё внимание привлекла единорожка с косичкой, которая сильно закашлялась и с хрипом втянула воздух, вымученно улыбнувшись младенцу.

Та-ак.

— Вы в курсе, что она серьезно больна? — спросила я у Рустера, пригвоздив его взглядом к стене.

— Да, типа того. Это она еще в приюте… — начал он, но спохватился и вытаращил глаза. Сболтнул лишнего, ага.

— Почему она здесь, а не у старейш… Не у доктора?

— Её, типа, показывали доктору. Он только копытами развёл, а в хорошую больницу нам нельзя, — оправдывался жеребец, — у нас, типа, свои причины.

— Я еще спрошу с тебя, что это за причины, — процедила я, размышляя над ситуацией.

— Короче, мы, типа, правда извиняемся и все такое… — начал было Рустер, пытаясь подняться на ноги, но я заткнула ему рот копытом и спросила у кучерявой пони, где они живут.

— Мы? Мы здесь живём, в соседнем переулке.

— Там есть очаг, или место, где можно развести огонь?

— Да, есть, а зачем...

Я выхватила у Спуна сумку, вытряхнула её содержимое на землю, и сунула сумку в морду Рустера.

— Сейчас ты пойдёшь и наберёшь полную сумку цветков и корней ромашек. Меня не волнует, где ты их возьмёшь, дерись за них, укради их, мне всё равно, но они здесь растут, я видела. Полную сумку, ты понял меня?

— Это, типа...

— Пошел! — рявкнула я и отвесила ему пинка.

Рустер подпрыгнул и ускакал из переулка. Следующей моей жертвой был Спун.

— Ты! — выдохнула я и ткнула в него копытом. Пухленький жеребец икнул и вжался задом в мусорный бак. Я нащупала в складке плаща небольшой кошелёк, заботливо оставленный Лейном Холдером, и сунула Спуну, — Беги на рынок, или как это у вас называется. Там, на прилавке с правой стороны, мёд, тёртый олений корень и сушёная мята. Чуть дальше продают цветы, мне нужны оттуда букеты из маленьких красных соцветий с желтыми точками посередине. Ещё купи свежего молока для жеребёнка. Если сбежишь с деньгами, то я тебя найду, и тогда тебе будет очень плохо. Пошёл.

Жеребец всхлипнул и унёсся вслед за своим другом.

— А вы, юные антилопы, — обратилась я к оторопевшим единорожкам, — показывайте ваше логово. И лучше бы оно меня устроило.

Ну вот, Зекора. Не прошло и дня, а ты опять во что-то вляпалась.