ТЕРРА АРКАНА / ВОЛЯ ЖЕЛЕЗА (гет)

Возвращение Асканьенбурга должно было стать триумфом. Конец двадцатилетнего пути мести (1523г.). Но для Вальдемара фон Асканьена, стоявшего на поросшем бурьяном холме, это был лишь первый камень в фундаменте будущей империи. Его холодный взгляд скользил по долине, уже выстраивая логистические цепочки, рассчитывая налоги, планируя укрепление границ.

Рядом, тяжело опираясь на массивный гард двуручного меча, стоял Ульрих фон Штауфен. Его единственный глаз, голубой и ясный, как зимнее небо, жадно впитывал родные очертания. Но видел он не поля и леса, а лица. Лицо Отто, своего герцога и друга, за секунду до смерти. Лицо Эльфриды, искажённое страхом и болью. Дымящиеся руины и кровь на камнях.

«Видишь это, мальчик? — голос Ульриха прозвучал низко, как скрежет камня о сталь. В нем не было старческой дряхлости, лишь сила, выкованная годами ненависти. — Это не просто земля. Это твоя кровь, впитавшаяся в эту почву. Это кости твоих предков. Они ждут своего часа. Ждут возмездия».

Вальдемар не обернулся. Его плечи, уже несущие невидимую тяжесть будущей короны, оставались неподвижны.

«Я вижу пахотные земли, которые дадут вдвое больше урожая при правильном севообороте. Вижу лес, которого хватит на постройку десятка когорт речных галер. Вижу людей, чей труд можно направить на созидание, а не на междоусобную бойню».

Ульрих с силой ткнул эфесом меча в землю.

«Не смей говорить как счетовод! Говори как сын своего отца! Они не «люди», они — твои подданные! Их долг — служить тебе, а твой долг — отомстить за нас! За всех!»

Наконец Вальдемар повернулся к нему. Его лицо, холодное и резкое, как клинок, не выражало ничего, но в глубине стальных глаз тлела искра того самого огня, что так яростно пылал в Ульрихе.

«Мой долг — обеспечить им порядок. Порядок, при котором никто не посмеет повторить то, что сделали с нами. Месть — это эмоция. Эмоции — роскошь, которую правитель не может себе позволить. Я не буду рубить с плеча. Я буду… рассчитывать».

Он развернулся и пошёл прочь, к лагерю, где его уже ждали гонцы и картографы. Ульрих остался стоять на холме, ощущая, как старая ярость закипает в нем с новой силой. Он не воспитывал правителя. Он воспитывал меч. А меч должен был рубить.

Сцена: Совет перед штурмом крепости Фалькенхейм

Палатка командования была душной от дыхания людей и тепла горевших факелов. На столе лежала карта, испещрённая пометками. Молодые, голодные до славы командиры Вальдемара смотрели на него с готовностью броситься в бой.

Ульрих стоял чуть в стороне, его могучая фигура в потёртой кольчуге отбрасывала на полог гигантскую, колеблющуюся тень. Именно он первым нарушил молчание, его голос, подобный рыку медведя, заполнил всё пространство.

«Довольно чертить эти каракули! — он ударил латной перчаткой по карте. — Стены высоки? Мы возведём штурмовые лестницы выше! Рвы глубоки? Мы забросаем их телами предателей! Этот замок — гнездо гадюк, и выкуривать их надо железом и огнём! Штурм! Ночной, яростный, чтобы у выживших навсегда пропало желание поднимать руку на род Асканьенов!»

В воздухе повисло напряжённое молчание. Все взгляды устремились на Вальдемара. Тот медленно поднял глаза от карты, его взгляд был спокоен и безразличен.

«Штурм, — произнёс он, — будет стоить мне трети легиона. Жизней пятисот обученных солдат. Полугода на подготовку нового пополнения. Я не намерен платить такую цену за послание, которое можно написать чернилами».

Ульрих отшатнулся, будто получил пощечину. Его лицо залила багровая краска.

«Цену? Ты говоришь о цене? — он задохнулся от ярости. — А какова цена крови твоего отца? Цена последнего вздоха твоей матери? Они заплатили её сполна! Месть не знает цены, мальчик! Она священна!»

Вальдемару хватило одного взгляда, чтобы приковать старика к месту. В его глазах не было гнева. Лишь ледяная, бездонная уверенность.

«Я ничего не забыл, Ульрих. Но ты готовил орудие. А орудие не чувствует — оно наносит удар там, где это наиболее эффективно. Я больше не орудие. Я — архитектор. И архитектор не ломает стены лбом. Он находит слабое место в фундаменте».

I. Дипломатия Ультиматума: Искусство Без Выбора

На следующее утро к воротам Фалькенхейма подъехал одинокий всадник. Это был не гонец в латах, а тщедушный писец в очках, с дрожащими от страха руками. Он привез коменданту крепости, старому боевому волку фон Брунну, не вызов на бой, а пергамент с печатью.

Фон Брунн, ожидавший объявления осады, с недоумением развернул свиток. Вместо угроз он увидел аккуратные столбцы цифр. Детальный расчёт: стоимость содержания его гарнизона на месяц, убытки от прекращения торговли, рыночная стоимость замка и земель (с учётом предполагаемого ущерба от штурма). И в конце — щедрое предложение о выкупе. Не за жизни солдат. За жизнь и имущество его самого и его офицеров.

К документу прилагалось короткое письмо за подписью Вальдемара:

«Герр фон Брунн. Вы — солдат, а не фанатик. Вы честно служили своим господам. Но ваши господа проиграли. Их власть здесь закончилась. Вы можете умереть за дело, которое уже мертво, обрекая на смерть своих людей. Или вы можете принять этот выкуп, сохранить жизни своих солдат, и я лично гарантирую вам и вашим офицерам свободный проход с оружием и личным имуществом. Ваши солдаты, если пожелают, могут принести присягу мне и получить жалованье вдвое больше прежнего. У вас до заката».

Фон Брунн перечитал письмо трижды. Он ждал чего угодно — оскорблений, проклятий, обещаний распять на стенах. Он получил бухгалтерский отчёт и деловое предложение. И это было страшнее любой угрозы. Это был голос не мстителя, а новой, неумолимой реальности. В четыре часа дня ворота Фалькенхейма бесшумно открылись.

II. Прощание с Тенью

Вечером Ульрих вошел в шатер Вальдемара без стука. Он выглядел не просто постаревшим — он выглядел опустошённым. Сила, что всегда исходила от него, исчезла, оставив после себя лишь сгорбленные плечи и пустоту в единственном глазу.

«Ты купил их, — просипел он, и его голос был тих и хрипл, как шелест мёртвых листьев. — Ты торговался с ними. Как лавочник на рынке. Ты дал им золото за кровь моих друзей».

Вальдемар отложил перо. Он смотрел на старого маршала без упрёка, но и без сочувствия. Смотрел, как смотрят на отслуживший свой срок инструмент.

«Я сохранил жизни пятисот своих солдат, — ответил он спокойно. — Приобрёл опытных воинов. Получил крепость без повреждений. И послал всем вассалам Вальдеров ясное сообщение: сопротивление бесполезно и невыгодно. Капитуляция — рациональна. Это и есть победа».

«Победа?! — Ульрих с трудом сдержался, чтобы не закричать. Его рука непроизвольно сжала эфес кинжала. — Это не победа! Это — сделка с дьяволом! Ты обесчестил память своих родителей! Ты…» Он замолчал, переводя дух. «Я двадцать лет… двадцать лет жил только этим. Каждый день я рассказывал тебе о той ночи. Каждый удар меча на тренировке был ударом по лицу Гунтера фон Вальдера! Я вложил в тебя всю свою ярость, всю свою боль! А ты… ты вынул её, как занозу, и выбросил в помойную яму!»

В его голосе впервые зазвучала не ярость, а горечь и отчаяние. Горечь солдата, понявшего, что его война бессмысленна.

Вальдемар поднялся и подошёл к карте, висевшей на стене палатки. Он показал на очертания всей Терра Магны.

«Твоя месть, Ульрих, была подобна лесному пожару. Она сжигала все дотла, не разбирая врагов и друзей. Она была слепа. Но чтобы построить империю, нужна не слепая ярость. Нужна точность хирурга. Ты выковал меч. Но теперь этот меч должен править, а не просто рубить. Твоя работа завершена».

Ульрих отступил на шаг. Эти слова прозвучали для него как смертный приговор. Хуже смерти. Это был приговор его всей жизни, его миссии, его сути. Он был больше не нужен.

«Я… я останусь в Асканьенбурге, — выдавил он, глядя в пол. — Присматривать за… за твоими тылами». Эти слова были похожи на звук падающей в глубокий колодец монеты.

Вальдемар кивнул, его лицо оставалось непроницаемым: «Это мудрое решение».

III. Возвращение в Пустоту

Ульрих вернулся в отстроенный замок один. Без свиты, без почестей. Он прошел по знакомым залам, но не узнавал их. Пахло не дымом и кровью, а свежим деревом и краской. Следы той ночи были тщательно стёрты, замазаны, как позорное пятно.

Он вошёл в опочивальню. Здесь он убил капитана наёмников. Здесь родился Вальдемар. Здесь умерла Эльфрида.

Теперь здесь стояла широкая кровать под шелковым балдахином и тяжёлый резной стол. Ничто не напоминало о прошлом. И в этом была самая страшная кара.

Он подошел к окну. Внизу кипела жизнь: солдаты нового гарнизона отрабатывали строевой шаг, возчики разгружали телеги с провизией. Порядок. Тот самый порядок, ради которого он, как ему казалось, все это затевал.

Но для кого этот порядок? Не для него. Он был реликтом, живым напоминанием о той самой «слепой ярости», которую новый хозяин замка так стремился искоренить.

Он был последним солдатом старой войны. Войны чести, ярости и кровавой мести. Вальдемар начинал новую войну. Войну расчётов, договоров и безликой, всепоглощающей эффективности.

Ульрих фон Штауфен, старый маршал, правая рука герцога, воспитатель Кайзера, остался один на один с призраками. Его великая война закончилась. И его величайшим поражением оказалась победа его же оружия.