№1 Отражение правды (джен)

Коридор Гриффиндорской башни был окутан тишиной, будто сам Хогвартс затаил дыхание. Факелы, обычно приветливо потрескивающие в нишах, горели тускло, их свет колебался, словно под напором невидимого ветра. За окнами гремел осенний дождь — мерный, спокойный, пока внезапно воздух не содрогнулся.

Раздался резкий, пронзительный треск — не гром, не шаги, а чистый звук силы, пробившей пространство. Каменные стены будто на миг ожили, а по полу пробежала рябь света, точно удар молнии рассёк сам замок.

— Что это?.. — Гермиона едва успела поднять голову.

Под лестницей, в тени, вспыхнул синий свет — яркий, как зимняя зарница. Оттуда, словно из самой тьмы, вылетели искры, и Гарри увидел её: книга, та самая, что профессор Альден унёс несколько дней назад, лежала на полу, открытая, а по её страницам бежали линии света — живые, пульсирующие, словно тончайшие нити молний ткали узор прямо в воздухе.

Электрические потоки скользили по плитам, щёлкая, царапая камень, отбрасывая отблески на стены и перила. От них шёл запах озона и жгучего воздуха, будто сама буря вдохнула жизнь в эту часть замка.

Гарри, не раздумывая, бросился вперёд, прикрывая Гермиону от летящей дуги.

— Лумос максимус! — выкрикнул он. Луч света, пронзительный и белый, пробил синюю пелену, как клинок, но волны энергии не отступили — они закружились вокруг, словно заметили его.

Рон, с криком, споткнувшись, вытащил палочку:

— Акваменте!

Из конца палочки вырвался поток воды, заливая пол, но струи тут же засверкали, отскакивая от светящихся линий, будто живое электричество смеялось над попыткой их усмирить.

— Она реагирует на нас! — крикнула Гермиона, вставая ближе. Волосы её электризовались, и вокруг пальцев плясали крошечные искры. — Это не просто защита... Она узнаёт!

И действительно — волны света начали замирать, словно прислушиваясь. Вспышки стали мягче, их ритм — спокойнее. Книга словно подстраивалась под дыхание троих, будто чувствовала их присутствие. Страницы дрогнули, сами собой перевернулись, и на мгновение из недр книги донёсся шёпот — не слово, не голос, а чистый, звенящий звук, похожий на пение хрусталя.

Потом — тьма.

Всё стихло. Воздух осел, но не расслабился — тишина была вязкой, настороженной, наполненной остаточным потрескиванием магии. На полу остались тонкие следы выжженного узора — три линии, переплетённые в один символ, похожий на сплетение судеб.

И тогда дверь в конце коридора распахнулась.

Профессор Альден вошёл быстрым шагом — без спешки, но с тем ледяным спокойствием, которое всегда шло от людей, привыкших к власти. Свет из его кабинета лёг на пол, серебряный и холодный, и отразился на мокром камне, будто отражение луны на воде.

— Вот вы где, — произнёс он ровным голосом, не повышая тона. — Я уж думал, мои ученики решили испытать судьбу.

Он подошёл к книге и, не используя палочки, протянул руку. Молнии не сопротивлялись — словно узнали его. Книга поднялась в воздух и мягко опустилась ему на ладонь. Искры исчезли. Но Гарри, глядя на лицо профессора, заметил, что свет оставил на нём нечто странное: как будто тени стали глубже, а глаза — чуть темнее, чем должны быть.

— Благодарю вас за бдительность, — сказал он негромко. — Не все знают, как обращаться с подобными вещами.

Его улыбка была почти безупречной — холодной, отточенной, как клинок. Но в глазах не было радости. Только усталость... и нечто ещё.

Когда Альден обернулся, чтобы уйти, Гарри заметил в разбитом стекле витрины его отражение. Оно шло за ним — но с запозданием. На мгновение фигура в отражении замерла, а потом двинулась вслед, точно копия, которая чуть отстаёт от оригинала. И — улыбнулась. На долю секунды позже, чем сам профессор.

Гарри почувствовал, как по спине пробежал холод.

— Наверное... усталость, — выдохнул он, не веря себе.

Гермиона ничего не сказала. Только сжала его руку — сильно, почти болезненно, как будто одно неверное слово могло снова вызвать свет.

Вокруг всё снова выглядело спокойно. Но где-то под поверхностью, между камнями и шорохом дождя, Гарри ощущал: замок теперь дышит иначе.

И там, где только что лежала книга, воздух всё ещё потрескивал — тихо, почти неразличимо.

Словно она не ушла.

Словно выбрала их.

Коридор Гриффиндорской башни был окутан тишиной, будто сам Хогвартс затаил дыхание. Факелы, обычно приветливо потрескивающие в нишах, горели тускло, их свет колебался, словно под напором невидимого ветра. За окнами гремел осенний дождь — мерный, спокойный, пока внезапно воздух не содрогнулся.

Раздался резкий, пронзительный треск — не гром, не шаги, а чистый звук силы, пробившей пространство. Каменные стены будто на миг ожили, а по полу пробежала рябь света, точно удар молнии рассёк сам замок.

— Что это?.. — Гермиона едва успела поднять голову.

Под лестницей, в тени, вспыхнул синий свет — яркий, как зимняя зарница. Оттуда, словно из самой тьмы, вылетели искры, и Гарри увидел её: книга, та самая, что профессор Альден унёс несколько дней назад, лежала на полу, открытая, а по её страницам бежали линии света — живые, пульсирующие, словно тончайшие нити молний ткали узор прямо в воздухе.

Электрические потоки скользили по плитам, щёлкая, царапая камень, отбрасывая отблески на стены и перила. От них шёл запах озона и жгучего воздуха, будто сама буря вдохнула жизнь в эту часть замка.

Гарри, не раздумывая, бросился вперёд, прикрывая Гермиону от летящей дуги.

— Лумос максимус! — выкрикнул он. Луч света, пронзительный и белый, пробил синюю пелену, как клинок, но волны энергии не отступили — они закружились вокруг, словно заметили его.

Рон, с криком, споткнувшись, вытащил палочку:

— Акваменте!

Из конца палочки вырвался поток воды, заливая пол, но струи тут же засверкали, отскакивая от светящихся линий, будто живое электричество смеялось над попыткой их усмирить.

— Она реагирует на нас! — крикнула Гермиона, вставая ближе. Волосы её электризовались, и вокруг пальцев плясали крошечные искры. — Это не просто защита... Она узнаёт!

И действительно — волны света начали замирать, словно прислушиваясь. Вспышки стали мягче, их ритм — спокойнее. Книга словно подстраивалась под дыхание троих, будто чувствовала их присутствие. Страницы дрогнули, сами собой перевернулись, и на мгновение из недр книги донёсся шёпот — не слово, не голос, а чистый, звенящий звук, похожий на пение хрусталя.

Потом — тьма.

Всё стихло. Воздух осел, но не расслабился — тишина была вязкой, настороженной, наполненной остаточным потрескиванием магии. На полу остались тонкие следы выжженного узора — три линии, переплетённые в один символ, похожий на сплетение судеб.

И тогда дверь в конце коридора распахнулась.

Профессор Альден вошёл быстрым шагом — без спешки, но с тем ледяным спокойствием, которое всегда шло от людей, привыкших к власти. Свет из его кабинета лёг на пол, серебряный и холодный, и отразился на мокром камне, будто отражение луны на воде.

— Вот вы где, — произнёс он ровным голосом, не повышая тона. — Я уж думал, мои ученики решили испытать судьбу.

Он подошёл к книге и, не используя палочки, протянул руку. Молнии не сопротивлялись — словно узнали его. Книга поднялась в воздух и мягко опустилась ему на ладонь. Искры исчезли. Но Гарри, глядя на лицо профессора, заметил, что свет оставил на нём нечто странное: как будто тени стали глубже, а глаза — чуть темнее, чем должны быть.

— Благодарю вас за бдительность, — сказал он негромко. — Не все знают, как обращаться с подобными вещами.

Его улыбка была почти безупречной — холодной, отточенной, как клинок. Но в глазах не было радости. Только усталость... и нечто ещё.

Когда Альден обернулся, чтобы уйти, Гарри заметил в разбитом стекле витрины его отражение. Оно шло за ним — но с запозданием. На мгновение фигура в отражении замерла, а потом двинулась вслед, точно копия, которая чуть отстаёт от оригинала. И — улыбнулась. На долю секунды позже, чем сам профессор.

Гарри почувствовал, как по спине пробежал холод.

— Наверное... усталость, — выдохнул он, не веря себе.

Гермиона ничего не сказала. Только сжала его руку — сильно, почти болезненно, как будто одно неверное слово могло снова вызвать свет.

Вокруг всё снова выглядело спокойно. Но где-то под поверхностью, между камнями и шорохом дождя, Гарри ощущал: замок теперь дышит иначе.

И там, где только что лежала книга, воздух всё ещё потрескивал — тихо, почти неразличимо.

Словно она не ушла.

Словно выбрала их.

Коридор Гриффиндорской башни был затянут тишиной, словно ночь обернула стены в шелковую завесу, не пропускающую ни звука. Факелы тлели ровно, но их пламя дрожало, будто от дыхания чего-то невидимого. За окнами шел дождь — капли стучали по стеклу в равномерном ритме, когда вдруг воздух над каменным полом содрогнулся, как натянутая струна, и раздался короткий, резкий треск. Звук был слишком живым, чтобы быть просто эхом грозы.

— Что это?.. — Гермиона подняла голову, прижимая к себе стопку книг.

Из-под лестницы вырвался ослепительный синий свет. Он не просто осветил коридор — он вырвался, как дыхание бури, заключённое в камень. В вихре света, переливающемся серебром и лазурью, лежала книга — та самая, что профессор Альден недавно унёс в свои покои. Теперь она раскрылась сама, и страницы шевелились, будто перелистывались невидимой рукой.

По обложке ползли сверкающие линии, словно по живому телу пробегали жилы из чистой молнии. Они расходились по полу, касаясь стен и перил, и от их прикосновения в воздухе возникал терпкий запах озона.

Гарри сорвался с места, не думая.

— Лумос максимус! — выкрикнул он. Луч ослепительного света разорвал мерцание, но вспышки не исчезли — напротив, закружились вокруг, как рой живых искр, откликаясь на его движение.

Рон, отступая, споткнулся, но успел вытащить палочку.

— Акваменте! — закричал он, и поток воды вырвался вперёд.

Но вместо того чтобы потушить, вода встретилась с молниями, и те с шипением вплетались в неё, превращая потоки в извивающиеся ленты света. Вода больше не текла — она светилась, словно сама стала частью заклинания.

— Она реагирует на нас! — выкрикнула Гермиона. Волосы её поднимались от электричества, а глаза блестели отражённым пламенем. — Гарри, это не просто защита… она узнаёт нас!

Молнии на мгновение стихли. Их пульс совпал с дыханием троих. Страницы книги шевельнулись сами собой, словно ветер коснулся их изнутри. На долю секунды из глубины вырвался звук — тихий, кристальный, похожий на песню, спетую из другого мира. А потом всё оборвалось.

Тишина вернулась, но уже иная. Она казалась плотной, почти осязаемой. На полу остались следы — три переплетённые линии, выжженные в камне, будто сама магия оставила подпись.

Дверь в конце коридора распахнулась.

Профессор Альден вошёл быстро, но уверенно, его шаги звучали слишком чётко в этой неподвижности. Свет из его кабинета залил пол — холодный, металлический, как блеск лезвия.

— Вот вы где, — произнёс он спокойно. — Я уж думал, мои ученики решили испытать судьбу.

Он подошёл к книге. В его руке не было палочки, только лёгкое движение запястья — и вспышки послушно угасли. Книга поднялась сама, послушная, как дрессированное животное, и мягко опустилась в его ладонь.

— Благодарю за бдительность, — сказал он негромко, почти ласково. — Не каждый способен остаться на ногах перед таким проявлением силы.

Гарри хотел ответить, но слова застряли. В тусклом свете лицо профессора казалось иным — как будто его кожа потемнела, а глаза светились не отражением огня, а собственным, холодным блеском.

Альден обернулся. И тогда Гарри увидел отражение — в разбитом стекле витрины у стены.

Отражение двигалось не так.

Оно шло вслед, но с запозданием, едва заметным, как эхо. И — оно улыбалось. Чуть дольше, чуть шире, чем сам профессор.

Гарри невольно сделал шаг назад.

— Наверное... усталость, — выдохнул он.

Гермиона не ответила. Она просто сжала его руку — крепко, как будто это было единственное, что удерживало их от новой вспышки.

Коридор вновь погрузился в мрак. Только где-то под лестницей в воздухе ещё дрожала тонкая искра, последняя, выжившая из бури.

И Гарри понял: книга не подчинялась Альдену.

Она лишь ждала.

И выбрала их.

Когда они разошлись у поворота, Гермиона направилась в библиотеку — привычно, будто именно там, среди запаха старых страниц и пыли веков, пряталась её защита от тревоги. Она шла быстро, но Гарри видел, как на мгновение она оглянулась — взгляд, полный сомнения, будто хотела что-то сказать и не решилась. Потом исчезла за аркой, растворившись в мягком золоте факелов.

Гарри остался стоять. Тишина коридора была почти осязаемой — густой, вязкой, наполненной тем звоном, что бывает после грома. Его тянуло вперёд — к окну в конце зала, где каменные стены дышали древностью, будто помнили голоса тех, кого уже давно нет.

Он подошёл, положил ладони на холодный подоконник. Камень был влажным — осенний воздух просачивался сквозь щели, принося с собой запах дождя и мокрого шифера. За стеклом сгущалась ночь. Тяжёлые капли, лениво сливаясь, стекали вниз, превращаясь в мутные дорожки света. Дождь будто писал свои строки на стекле, строки без смысла, без конца.

Где-то вдали гремел гром — не сердито, а устало, как вздох старого существа. Молнии, редкие и бледные, на миг оживляли вершины гор и отражались в тёмной воде озера. В этот свет Гарри всматривался — и вдруг понял, что смотрит не столько на дождь, сколько на себя.

Отражение выглядело уставшим.

Шрамы под глазами, тени от недосыпа, волосы, спутанные ветром и дождём, — всё это было его лицом, знакомым до боли. Но в глубине чего-то привычного скользнуло странное ощущение: будто там, в стекле, стоял кто-то другой, кто просто надел его лицо, не слишком заботясь о точности.

Он наклонился ближе. Свет факелов колебался позади, отражаясь в стекле множеством зыбких бликов. В какой-то момент тьма меж ними дрогнула — будто под поверхностью света скользнула чужая тень. Едва заметная, но достаточно живая, чтобы заставить дыхание споткнуться.

— Глупости, — пробормотал он, усмехнувшись, и голос прозвучал тише, чем ожидалось. — Просто усталость.

Он выпрямился, глядя на своё отражение сверху вниз. И в ту долю секунды, когда уголки его губ дрогнули в тени улыбки, отражение ответило… чуть позже. Почти незаметно. Но этого «почти» оказалось достаточно, чтобы внутри что-то оборвалось — коротко, будто сердце споткнулось на ровном месте.

Молния вспыхнула прямо над башнями, серебряный свет пронзил коридор. Всё вокруг стало резче, слишком резким: стены — как будто отполированные до зеркала, воздух — плотным, давящим, тени — живыми, словно ожидали приказа. И вдруг тишина. Только дождь, стучащий по стеклу, ровный, настойчивый, как дыхание самого замка.

Гарри закрыл глаза. В темноте под веками снова вспыхнули образы — книга, браслет, всполохи силы, глаза Альдена: прозрачные, ледяные, будто глядящие сквозь. Он чувствовал — не понимал, а именно чувствовал — что в тот момент, когда они с Гермионой открыли ту древнюю страницу, что-то изменилось. Что-то выскользнуло наружу.

Между светом и отражением появилась трещина. И эта трещина уже больше не принадлежала им.

Он отвернулся, шагнул прочь по длинному коридору, где факелы мерцали последним теплом, будто выдыхались вместе с ним. Каждый шаг отдавался эхом, мягким, но не одиноким — будто где-то позади звучал второй шаг, чуть запоздавший, как в замедленном отражении.

За окном, в глубине ночи, одиночная молния прорезала небо. Свет её был холоден, почти синий. И на миг — короткий, как вдох — в зеркале стекла его отражение всё ещё стояло, не следуя за ним. Оно смотрело ему вслед, неподвижное, с едва заметной тенью улыбки на губах.