Семейное (гет)

За обедом они по-прежнему были впятером. Как и завтрак, обед сервировали в гостиной — на столе, который явно сюда не вписывался, и Прийя теперь лучше понимала почему. Гафа сели по обеим сторонам от дочери, и Прийя заметила легкое разочарование в глазах Инеж, когда она окинула стол взглядом.

— Я послал спросить, придет ли Каз, — сообщил Уайлен, похоже, прочитав ее мысли. — Он сказал, что постарается прийти на ужин.

Инеж кивнула, не выглядя полностью убежденной этим обещанием. Джеспер проворчал что-то на керчийском, что она не сочла нужным переводить.

— Как ваша мать, господин Ван Эк? — спросила Прийя, стараясь уважать формальности чужой страны.

Парень заметно поежился.

— Пожалуйста, просто Уайлен. Она, эм… — он поджал губы. — Ей становится лучше, но на это требуется время. Ей нужно много отдыхать. И она немного стесняется людей.

— Мне жаль, — искренне произнесла Прийя.

Инеж рассказала им про Марию Хендрикс, и они едва могли поверить, что такой милый мальчик как Уайлен мог быть одной крови с тем подонком, за которого ей не повезло выйти замуж.

Чем больше Прийя смотрела на этих детей, тем более очевидным становилось, что они вели себя как взрослые в основном потому, что взрослых рядом с ними не было. Отец Джеспера, как они выяснили, покинул город после аукциона, а мать давно умерла.

Касалось ли это и загадочного Каза? Рядом с ними он нервничал, но сквозь толпу шел с уверенностью взрослого мужчины. Такое чувство, что в Керчии не одобряется иметь хоть какое-то подобие семьи.

— Наверное, нам стоит поискать гостиницу, в которой остановиться, — прошептал Девнанд на сулийском, наклонившись к ней за спиной Инеж, пока Уайлен и Джеспер что-то обсуждали.

— Только если вы хотите обидеть меня.

Они оба выпрямились, будто дети, пойманные с поличным. Уайлен тут же покраснел.

Возможно, керчийцам просто пришлось заработать репутацию бессердечных купцов, не без симпатии подумала Прийя. Их цвет лица не подходит для сильных эмоций — при малейшем намеке на смущение они выглядят так, словно выпрыгнули из кипятка.

— Извините. Я немного понимаю сулийский, и у меня хороший слух, — пробормотал он, глядя в свою тарелку, будто этого следует стыдиться.

— Нет, это я прошу прощения, я не хотел быть грубым, — заверил его Девнанд. — Но мы не хотим беспокоить вашу мать.

Уайлен почесал кончик носа. Прийя рассеянно подумала, что благодарна за полное отсутствие правил этикета за этим столом. Хотя, вопреки распространенному мнению, ее народ прекрасно умел пользоваться столовыми приборами, она не смогла бы придумать четыре разных способа использовать четыре почти идентичные вилки возле ее правой руки, даже если бы кто-нибудь ее попросил. Но их юный хозяин не выказывал интереса к соблюдению замысловатых правил, выдуманных классом, к которому он принадлежал. И ничья нехватка манер за столом не могла соперничать с Джеспером, когда тот взял жареный гриб с тарелки на другом краю стола прямо длинными пальцами и отправил его в рот. Правда, Прийя сомневалась, что ей удалось бы провернуть подобное с таким же непосредственным очарованием.

— Инеж рассказала вам, что случилось с моей матерью? — спросил Уайлен, избегая их сочувственных взглядов, когда они кивнули. Он говорил с паузами, словно каждое предложение требовало от него некоторого мужества. — Думаю, ей полезно слышать голоса людей, помнить, где она. Я сказал ей, что у нас гости, и она не возражает. Я надеюсь, она начнет чаще выходить и общаться с нами, когда почувствует, что готова. В любом случае этот дом достаточно велик, чтобы гарантировать ей одиночество, и большую часть времени она проводит или в саду, или в своих комнатах, так что вам нет никакой необходимости менять жилье.

Девнанд улыбнулся ему. Прийя видела, как морщины вокруг его глаз смягчились. Она была уверена, что больше никто этого не заметил, но она заметила, и ее сердце растаяло. Ее муж питал слабость к детям, обиженным отцами и защищающим матерей.

— Ты хороший сын, Уайлен. Мне жаль, что твой отец не смог этого увидеть.

Большие голубые глаза их хозяина немедленно заблестели, хотя он и пытался отчаянно сдержать слезы. Но Джеспер, слушавший разговор с сосредоточенностью, которая, как она теперь знала, была ему не свойственна, должно быть уловил суть слов Девнанда. Он пихнул Уайлена в плечо и что-то тихо сказал, кивнув в сторону Гафа, что заставило Уайлена засмеяться.

— Он сказал, Уайлен должен доверять вашей компетентности в области детей, поскольку из всех нас только мои родители сделали всё правильно, — перевела Инеж, улыбаясь Джесперу.

Они присоединились к смеху, но Прийя не могла заставить замолчать голосок на краю сознания.

Если бы вы всё сделали правильно, никто из вас не сидел бы сейчас здесь. Если бы вы всё сделали правильно, ваша дочь выросла бы рядом с вами, не испытывая необходимости отправиться на борьбу с тем, что невозможно победить полностью.

Жуя тушеное мясо и думая, знают ли керчийцы хоть что-нибудь о специях (помимо того, что их можно купить и продать), Прийя вдруг почувствовала, как ее настигла усталость. Они оба очень мало спали на корабле, не доверяя судну, людям вокруг и тому месту, куда они направлялись. Теперь, когда самое тяжелое было позади, она устала. Она не могла стряхнуть ощущение, будто на нее давят не только несколько предыдущих дней, но и более двух лет. Быстрый взгляд на мужа сказал ей, что он чувствует то же самое.

— Мама?

Какое чудесное слово. Почему ей пришлось жить так долго, не слыша его? Что такого особенно плохого она сделала?

Она зевнула, прикрыв рот.

— Я в порядке, — сказала она, пытаясь сморгнуть песок с глаз. — Просто плохо спала.

Какое-то время.

— Вам надо отдохнуть, — вставил Уайлен. — Комната готова.

Прийя ожидала, что останется в комнате дочери, но до нее внезапно дошло, что Инеж может чувствовать себя неуютно с кем-то другим в кровати, даже если это ее родители. До того, как ее похитили, она еще порой спала с Прийей, если ей снились кошмары, или Девнанд был в отъезде.

Она тогда была такой маленькой, едва занимала место на их койке.

— Спасибо, — сказала Прийя, вставая. — Не знаю, чем отплатить за ваше гостеприимство.

Уайлен пожал плечами, снова застеснявшись.

— Мы обязаны Инеж нашими жизнями. Так что неоплатный долг здесь на мне.

Этот мальчик был такой сладкий, что можно зубы испортить. Прийя улыбнулась ему и покинула столовую в сопровождении мужа и дочери.

Юная рыжая горничная проводила их в спальню, располагавшуюся рядом с комнатой Инеж и столь же роскошную. Дизайн был сдержанным, цвета приглушенными, что являлось типичным для Керчии, но Прийя могла узнать хорошую ткань, и покрывало на огромной кровати было сделано из тончайшего шелка. Она поймала себя на мысли, что в комнате Инеж шелка не было.

Что-то в комнате не позволяло роскоши быть пугающей, словно она пахла домом, но Прийя слишком устала, чтобы задумываться о причине.

— Не уверена, что мы не утонем в ней, — сказала она, кивнув на кровать, которая больше напоминала облако.

Инеж засмеялась.

— Должна признать, к этому привыкаешь. Слишком быстро, на мой вкус.

— Наверное, мы будем спать на полу, — полушутливо произнес Девнанд. — Последнее, чего я хочу — это начать комфортно чувствовать себя в богатом доме.

— Не думаю, что это разумно. Не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы подготовиться к отплытию, вы можете получать удовольствие, пока есть возможность.

Точно. Отплытие. Прийя сдержала вздох, осмотрев комнату, чтобы отвлечь себя от этой мысли, и тут кое-что заметила.

— Что это? — спросила она, когда ее взгляд зацепился за свежий букет в вазе на туалетном столике.

Бледно-фиолетовые цветы почти сливались с голубыми обоями, которые отражались в зеркале. Инеж проследила за ее взглядом и задохнулась, будто пораженная воспоминанием.

Прежде чем она успела что-то сказать, вернулась горничная в сопровождении еще одной — обе несли багаж, которые Гафа оставили в вестибюле внизу. Девнанд поспешил взять сумку, смущенный тем, что девушка вдвое моложе него несет его вещи, заметно смутив ее своим рыцарством.

Инеж взяла вторую сумку и что-то спросила у девушек, указав на туалетный столик. Горничные обменялись не слишком сдержанными улыбками, и рыжая коротко ответила явно именно то, чего ожидала Инеж.

— Это по приказу Уайлена? — предположила Прийя, когда девушки ушли.

Она шагнула к туалетному столику и вдохнула слабый запах дикой герани. Она напоминала о летнем поле в Равке, полном солнца и цветов, до того как Прийя потеряла способность видеть что-то прекрасное.

— Нет, — голос Инеж звучал отстраненно. — Их прислал Каз.

Она смотрела на цветы так, словно они были обещанием, в которое она боялась поверить. Девнанд отвлекся от поиска ночной рубашки в сумке и встретился взглядом с женой.

— Он знал, что это мои любимые? — спросила Прийя.

Инеж кивнула.

— Я сказала ему. Мы тогда были в некоторой спешке. Не думала, что он запомнил.

— Ну, похоже, запомнил, — Девнанд подмигнул дочери. — Мне опасаться за свой брак?

Прийя пронзила его взглядом, но шутка вырвала Инеж из задумчивости. Она засмеялась и обняла его, взвизгнув, когда он приподнял ее, после чего повернулась обнять мать.

— Вам следует лечь прямо сейчас, нет необходимости ждать вечера. Вы выглядите вымотанными.

— Боюсь, тогда мы не сможем спать ночью, — возразила Прийя, поцеловав ее в висок.

Но если быть совершенно честной, это было просто предлогом, чтобы еще на мгновение задержать дочь в их комнате. Мягкая или нет, кровать была соблазнительна.

— Мы можем прогуляться после ужина, чтобы вы немного утомились. Сулийская семья на прогулке обеспечит этому округу месяц сплетен.

Инеж задернула занавески на высоком окне, превратив день в сумерки, и направилась к выходу.

Она обернулась на них от двери, словно пытаясь убедиться, что они не исчезнут, как только она уйдет. Прийя снова окинула ее взглядом, старательно запоминая беззвучную грацию движений, сияние в глазах, прекрасные черты, которые она могла разглядеть даже в темноте. Она тоже пыталась убедить себя, что это не сон, который вот-вот закончится.

Инеж снова улыбнулась и ушла, беззвучно закрыв дверь.

Прийю тут же охватила паника. Она хотела побежать следом, убедиться, что ее девочка больше никогда не покинет поле ее зрения. Как она должна снова с ней расстаться? Как кто-то может ожидать, что она не будет против?

А она-то думала, что агония закончилась.

Должно быть, ее отчаяние было заметно, поскольку Девнанд быстро пересек комнату и положил ладони ей на плечи, притягивая ближе. Прийя прижалась лбом к его груди. Слезы горели на щеках.

Некоторое время оба молчали.

— Я думала, что готова ко всему, если мы только найдем ее живой, — наконец выдохнула Прийя. — Я думала, я приму что угодно.

— Я тоже.

— Но я не знаю, как принять всё это. Даже не знаю, с чего начать.

Она почувствовала губы Девнанда на своей макушке.

— Нам приходится справляться с многим. Возможно, со слишком многим, — он отстранился, чтобы взять в ладони ее лицо. — Но мы справимся так же, как справлялись со всем остальным.

Он удерживал ее взгляд. Он тоже плакал, но сейчас был спокоен, и она знала, что он имеет в виду.

— Вместе, — сказала она.

Девнанд улыбнулся, и это была та улыбка, которую он берег только для нее. Прийя почувствовала, как боль отступает, не уйдя полностью, но позволяя ей дышать.

— Вместе, Лепесточек.

Она хихикнула и снова обняла его. Она не могла вспомнить, когда он в последний раз называл ее этим нелепым прозвищем, но ей его не хватало.

Когда Девнанд только присоединился к их каравану, всё еще чужак, который с матерью и сестрой пытался преодолеть их благоприобретенную боязливость, она дразнила его за то, что он не слишком много знал об их ремесле. Это было гадко и несправедливо, за что ей после пришлось извиниться, но им обоим было одиннадцать, и позже она поняла, что это была наивная попытка привлечь его внимание еще до того, как она осознала, что хочет этого.

Раздраженный, он однажды решил ответить тем же, но сумел придумать только назвать ее «лепесточком» из-за ее привычки носить цветы за ушами. Болезненное осознание того, насколько безобидно это прозвучало, тут же отразилось на его лице. Но было слишком поздно, так что у него не осталось выбора, кроме как продолжать так ее называть, словно это страшное оскорбление. Каким-то образом это приструнило ее гораздо больше, чем любая настоящая обида.

И если оскорбление превратилось в ласковое обращение, а потом в прозвище, предназначенное только для мгновений наедине — что ж, так оно подходило еще больше.

— Этот парень в самом деле хочет нашего одобрения, — задумчиво произнесла Прийя, глядя на цветы.

— М-м-м, — пальцы Девнанда выписывали круги у нее на спине. — Боюсь, для этого понадобится нечто большее.

— Боюсь?

— Инеж тоже хочет, чтобы мы его одобрили.

— Думаешь, он единственная причина, по которой она не хочет возвращаться?

Он снова отклонился, заглядывая ей в лицо.

— Почему ты думаешь, что она не хочет?

— Ты слышал ее, Дев. «Если хотите». Словно сама она не хочет. Полагаю… — Прийя вздохнула и уронила голову, не желая показывать, как эта мысль печалит ее. — Полагаю, с моей стороны было наивно ожидать, что она просто вернется, будто ничего не произошло, и я даже могу примириться с тем, чем она собирается заниматься, хотя это будет нелегко. Но она… она боится возвращаться домой.

Прийя не понимала этого до тех пор, пока слово не слетело с губ. Теперь она знала. Именно это она услышала в голосе дочери.

— Она ворвалась в Ледовый Двор. Она не боится рисковать жизнью, охотясь на рабовладельцев, — в ее голосе появилась горечь. — Но боится вернуться с нами к своей семье.

Вместо того, чтобы немедленно ответить, Девнанд взял ее за плечи и подвел к кровати. Он посадил ее, словно она была уставшим ребенком, и достал из сумки длинную тунику, в которой она обычно спала. Он сел рядом с ней и протянул тунику.

— Вот что мы сделаем, — спокойно сказал он. — Мы переоденемся и попытаемся поспать на этом чудовище. А потом, когда ты отдохнешь, ты поговоришь с Инеж насчет этого ее страха.

Прийя нахмурилась.

— Ты не думаешь, что я всё придумала?

Он поднес большой палец к ее лбу и разгладил складку между бровями.

— Ты ее мать. Я доверяю твоему чутью.

Она вдруг почувствовала сомнения. Инеж любила их, но доверяла ли им по-прежнему так, как доверяла ребенком? Доверяла ли она ей? Должна ли была?

— Не думаешь, что было бы лучше, если бы ты поговорил с ней? — спросила Прийя, пытаясь пролить на это сомнение как можно больше света. — Вы всегда были так близки.

Уголки губ Девнанда приподнялись. Конечно, он знал про ее старую полушутливую ревность. Он обучал Инеж и проводил с ней больше времени, тогда как Прийя занималась организацией выступлений и заботилась о стариках. Инеж переняла от него вдумчивую спокойную манеру держаться, он жутко ее баловал, и Прийя невольно чувствовала себя немного оскорбленной.

Девнанд был изумительным мужем и отцом, однако не он провел день в тяжелых родах, не говоря уже о месяцах перед тем.

Ребячество этих мыслей было очевидно даже для нее самой, но тогда она сама была почти ребенком.

Она очень надеялась, что Инеж не планировала создавать семью в ближайшее время — с бледным керчийским бандитом или с кем-либо другим.

— Не беспокойся, — сказала ее мать, когда Прийя озвучила свою обиду, плохо замаскированную под шутку. — Она ребенок, еще даже не девушка. У нее не будет никого ближе тебя, позволь ей только немного подрасти.

И эти слова оказались правдой на какое-то время. Прийя утешала Инеж, когда у нее начались кровотечения, и объясняла ей, как это естественно и нормально. Она научила ее не стыдиться изменений в своем теле, она отвечала на все вопросы так честно, как могла, и гордилась каждым секретом, которым Инеж делилась с ней, будь то ее беспокойство насчет слишком «плоской груди» («тебе тринадцать, meja») или мальчика, который ей нравился («ему гораздо больше тринадцати, meja»).

Прийя любила выступать, любила быть одной из своего народа, любила быть женой Девнанда. Но формировать эту нежную связь с дочерью было каким-то новым видом благословения, которое вызывало у нее чувство принадлежности к некоей магии, более истинной, чем Малая Наука Гришей. Многое в жизни делало ее счастливой, но материнство дало ей цель. Она знала, что так бывает не у каждой женщины и даже не у каждой матери, так что никогда не принимала это как должное.

Конечно, она знала, что дочь вырастет и станет самостоятельной личностью, но надеялась, что у нее есть по крайней мере несколько лет до тех пор, как это произойдет, чтобы связь могла медленно преобразоваться в дружбу между двумя взрослыми.

А потом случилось то утро, и она осталась без цели, бесполезной. Она знала, как это эгоистично, но вместе со свободой и невинностью дочери Прийя не могла не оплакивать годы своего материнства, которые больше не вернутся.

Ладони Девнанда, теплые и мозолистые, обняли ее лицо, возвращая из воспоминаний.

— Она была ребенком, — сказал он, исключив из этого разговора всю их боль. — Сейчас она молодая женщина. Есть вещи, которые она может свободно обсудить только с тобой.

— Но что, если она уже не может?

Мысль приводила в ужас. Прийя так устала от этого чувства. Она знала возражение еще до того, как муж его произнес.

— Есть только один способ узнать. Я знаю тебя, meri jaan. Прятаться от правды — не в твоем стиле.

Ах да, правда, всё больше и больше правды. Прийя пожевала губу.

— Мы должны будем сказать ей, чем занимались, — ее голос невольно стал тише, будто она боялась, что их подслушают.

Девнанд кивнул и прижался к ее лбу своим. Тяжелый вздох был единственным знаком, что эта мысль нервировала и его тоже.

— Расскажем. Некуда спешить.

Они переоделись и забрались под одеяло. Кровать действительно была удобной. Девнанд притянул ее ближе, и она положила голову ему на грудь, а одну руку на талию.

— Я люблю тебя, — пробормотала она.

— Это по какому поводу? — весело спросил он.

— Ни по какому. Просто подумала, что тебе не помешает напоминание.

— О, спасибо.

Мгновение они молчали.

— Ты не собираешься ответить?

— С каких пор тебе нужны напоминания о чем-то, что когда-либо срывалось с моего языка?

Она ткнула его в ребра, но не слишком агрессивно. Он засмеялся, поймал ее руку и поцеловал.

— Shevrati.

— Я тоже тебя люблю.

— Так-то лучше.

Она улыбалась. Это больше походило на их общение годы назад. Поскольку — и эта мысль позволила ей мирно заснуть — нечто по-настоящему было исправлено. Может, их дочь больше не ребенок, которого они знали, но она вернулась в их жизнь и была всё тем же человеком. Осознание наконец-то улеглось в душе. Ее девочка жива. Они могут встретиться с чем угодно.