История Беллы (гет)

Никогда бы не подумала раньше, что умирать так больно. По крайней мере, когда скрючившись и лежа на сырой земле, я глотала воду прямо из банки, в которой еще несколько минут назад стояли цветы, мои мысли были лишь о том, что я мертва.

Мной не успели насладиться черви, мне хватило воздуха продержаться совсем немного. Но умереть спокойно мне не дали, и я лежу и гляжу на бледный диск серебряной луны, которая освещает меня своими легкими объятьями. Слез нет, тело пересушено отсутствием воздуха. Все мое лицо в земле, как и сломанные пальцы, как и тряпки, которые разорваны в нескольких местах, вместе с кровавыми ошметками от царапин, укрывают мое голое тело.

Почему я здесь? Интересно, это рай или ад? Судя по тому, что вокруг меня не бегают херувимчики с крылышками, а одна тяжелая спокойная ночь — то я не в раю. Да и вряд ли туда я могла попасть.

Еще бы. Пожирательница Смерти в раю — бред, да и только.

Тогда, где же все-таки я? Если в аду, то представлялось мне адское пламя, охватывающее тело. Пожирающее душу и заставляющее остатки сознания цепляться за то доброе и хорошее, что было в прожитой жизни. Но здесь лишь шум листвы, от порывов ветра. Надоедливое карканье ворона, где-то совсем рядом. Холод от слегка влажной земли.

И отсутствие боли. Моей маленькой черной боли, которая растекалась по венам и я глотала воздух, чтобы она двигалась дальше. Целовала свои вены, помогая ей прожигать мое итак обуглившееся тело.

Ее не было. Возможно, начиная олицетворять свою боль, как что-то живое, я заключила себя в кокон защиты. Боль никогда бы не предала меня. Никогда бы не покинула меня. Поэтому, осознание того, что ее больше со мной нет, ударило меня поддых и я упала на колени.

— Поднимайся, Белла, — слишком тихий, но все же уверенный голос я слышу как будто внутри себя. Я даже пытаюсь разодрать свою грудь ногтями, чтобы найти... что это не сон. Что я действительно слышала эти хриплые, разрезающие ночную тишину, звуки.

Ткань поддается, мелкие ранки уже кровоточат, пока мои пальцы не отдергивают, и я не поднимаю медленно голову вверх.

Зачем же ты здесь Руди? Зачем тебе эта лопата и почему? Почему ты так странно смотришь на меня? Твои глаза ввалились внутрь и я боюсь, что сейчас они выкатятся и упадут куда-то вниз, и ты перестанешь смотреть на мое всласть умерщвленное тело.

Наверное, забавно было погибнуть именно так, вместе с ним. Счастливое окончание «счастливого» семейства Лейстренджей.

— Поднимайся, Белла. Мы должны идти. Сегодня все решится... — он что-то шепчет мне тихо на ухо, поднимая и помогая вставать на ноги. А я все еще не могу решить: смеяться мне или плакать, от того, что вместо меня клетку в моем персональном аду заняла моя боль.

Я умею использовать Круциатус, я научилась понимать Аваду и что теперь? Что теперь для меня будет последним? Что? ЧТО? ЧТООООО???

Последнее слово, наверное, я прокричала вслух, потому что в следующую секунду мою правую щеку обжег огонь. Пощечина. Мой верный пес как всегда со мной.

А я даже и не заметила надвигающейся истерики.

В последний раз перед аппарацией в неизвестность я кидаю взгляд на свою могилку. Обычный холмик, ни одного цветка. Комья земли раскиданы в стороны. Сколько я была здесь? День? Два? Быть может неделю?

— Ты была здесь около месяца, — мои мысли на время останавливают свое движение, когда я перевожу взгляд на своего пса, а он отводит глаза. Месяца? И я вижу, что он врет. Он не может сказать правду, зато я теперь ее чувствую. Больше месяца... гораздо больше. Меня удерживали живой только магией, иначе бы черви вовсю пировали в моем таком иссушенном теле.

— Какое... число, — голос еще хрипит, сбивается, но Руди молчит. Ничего не остается кроме как достать палочку из его правого кармана, зная, что он всегда хранит ее именно там, и это наверняка ускорит процесс в моей маленькой прихоти узнавания мира. В моих жилах снова бурлит моя сладкая кровь, и где-то в клетке отголоском стучит по мозгам черная боль. Она сидит за меня в аду, а я стою здесь и направляю на Руди его же палочку, спрашивая.

— Ты как он, — он удивленно смотрит на меня, но это не то, что хочу я услышать. Не то. Совсем не то.

— Какое число... — мне все еще сложно говорить, зато колдовать я умею гораздо лучше, даже после моей воображаемой полусмерти. Псу — место у ног. И я снова улыбаюсь, видя как человеческое тело корчится на грязной земле и как сверху, словно благословение мне, мелкий дождь падает на мое сгоревшее заживо тело.

— Т... — ему больно, я знаю. Я умею и без своей ласковой подруги сделать так, что он будет кататься по земле, но не умолять. Руди знает свое место — у моих ног. И он — дергается, хрипит, изо рта льется комками кровь, от того что слишком сильно сжал зубами губы, но он — у моих ног.

— Какое число? — если ты повторяешь свой вопрос, делай это всего лишь три раза и затем убивай. Никогда не оставляй мучиться шавку чуть дольше, если не собираешься с ней играть.

— Развлекаетесь? Сегодня тридцать первое июля, Белла. Или правильней будет тебя величать Главная приспешница, лижущая пятки нашему Лорду? — игривый нахальный голос заставляет меня выпустить из цепких лап Круциатуса моего Руди и поглядеть на того, кто в следующую секунду испытает на себе последний урок моего господина. Зеленая вспышка пролетает мимо, пока я ласково пальцами разглаживаю мою черную змейку, выкатывающуюся из черепа на левой руке. «Дорогая моя, я так по тебе скучала», — шепчу ей, ведь мы так давно не виделись, что я даже отвыкла.

— Крауч, — пес хрипит, но все же встает, закрывая меня от парнишки. Глупо, ведь я в следующий раз не промахнусь даже стоя одной ногой на краю пропасти.

— Рудольфус, личная сука Подлизательницы, — Руди рычит, и я даже кожей могу почувствовать, как именно ему не хватает палочки и насколько сильно его желание сейчас отобрать ее у меня.

Я улыбаюсь, ведь вижу, что из заднего кармана мой славненький пес достает именно мою палочку, пустяковый обмен — и теперь мы вдвоем можем поиграть с такой сладкой нахальной куколкой и никто не узнает.

— Круциатус!!! — в два голоса, ведь никто не может хотя бы лишнее слово кинуть в сторону семьи Лейстренджей, хотя бы как-то отозваться о нас.

Валяйся Крауч, стони и умоляй прекратить. Отвечай за свои слова. Ты же знаешь — это почти не больно. Совсем не больно, проверено лично.

Только я и мой пес, схвативший зачем-то меня за руку, можем показать тебе, насколько сильно ты ошибаешься, попытавшись задеть достоинство и честь тех, с кем ты даже рядом дышать не имеешь права.

Резкая боль в предплечье, тихий вскрик и я с ужасом понимаю, что снова лежу на земле. Моя метка горит синим пламенем, и я чувствую раздирающую мои вены, вспыхивающую в моем мозге, расплавляющие мои глаза, язык и уши — боль. Я слышу даже крик, отдаленный, но на столько же сильный и не могу поверить.

Мой лорд! Нет! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

На секунду открыв глаза и продравшись через болезненную пелену, я вижу, как и Руди и эта мелкая сошка — Крауч, лежат на земле и пытаются содрать с левого предплечья метку. И это может означать только одно — его конец.

Его больше нет.

— НЕЕЕЕЕЕТ! — неужели это мой голос сейчас разрывает тишину, словно вой на тот самый белый диск, крутящийся по небу и заставляющий почувствовать всю прелесть ночи, где его больше нет.

Я не смогла убить его лично. Моя Авада — против его...

Я не верю. Он не погиб. Он не мог. Я найду его и смогу собственноручно. Я найду.