Собор Парижской Богоматери – Хогвартс версия (джен)

Гермиона, в конце концов, решила самостоятельно выбрать фразу, которая будет в итоге написана на стенах собора, потому что зря терять ещё кучу времени на «гениальные» предложения актеров совершенно не хотелось.

— Всё, с лозунгом разберемся потом, — объявила девушка после некоторого молчания, которым все воспользовались как возможностью устроить очередной словесный поединок. — Сейчас начнем репетицию. Забини и массовка, ваш выход.

Блейз с наигранно-серьезным видом вышел на воображаемую сцену. Позади него выстроилась весьма понурая массовка, которая тут же затеяла толкучку: Фред толкнул Джорджа, Джордж — Винса, Винс споткнулся и, падая, утянул за собой Грега, а Пенси, которая уже с самого начала предвидела что-то подобное, заголосила в своем извечном стиле. Гермиона хотела было снова начать орать на них, но за неё это сделал Малфой.

— Хватит уже дурью маяться! — недовольно вскинул голову серебряный принц, и его телохранители тут же встали по стойке смирно, опустив взоры в пол.

Гермионе было понятно недовольство слизеринца: ему уже нетерпелось выйти со своей песней, а эта кутерьма тормозила всю репетицию.

Забини учтиво улыбнулся Малфою и, откашлявшись, начал свою партию:

— Мы — чужаки, мы — чужаки.

Дай нам приют!

Гермиона была очень довольна и голосом Блейза, и его актёрским мастерством, но вот задний план её по-прежнему смущал.

— Так стоп! Извини, Блейз… Что вы стоите? — обратилась девушка к сгрудившимся позади Клопена актерам. — Вы массовка, ведущие танцоры, вы должны создавать атмосферу! Изобразите уже что-нибудь! В сценарии же всё написано!

Единственной, у кого на руках был сценарий, оказалась Пенси, и она с довольным видом процитировала вслух ремарку:

— «Толпа бросается на стены собора, пытаясь попасть внутрь».

— Спасибо, Пенси, — кивнула Гермиона. — Поняли? Вы должны изображать отчаянных бродяг, которые хотят укрыться в стенах собора. Постарайтесь вжиться в роль, пожалуйста. Блейз, продолжай.

— Нас много сотен тут,

Дай нам приют!

Массовка принялась старательно изображать отчаяние. Фред с Джорджем очень натурально впечатывались в незримую стену собора, Пенси кое-как делала вид, что скребется куда-то, Крэбб с Гойлом некоторое время стояли как истуканы, но очередной недобрый взгляд Малфоя заставил их шевелиться, и они, озираясь по сторонам, стали ходить взад-вперед размахивая руками, периодически падая, поднимаясь и снова продолжая наматывать круги. Гермиона хлопнула себя по лбу, успев пожалеть о том, что не взяла в массовку кого-нибудь более динамичного и понятливого. Впрочем, близнецам всё же удавалось создать нужное настроение.

Тем временем Забини, в пол-оборота наблюдающий за происходящим за его спиной и едва сдерживающий смех продолжал голосить:

— Мы — чужаки, мы — чужаки.

У городских ворот — на острове Сите.

После очередного падения Крэба, Забини не выдержал и расхохотался. Гермиона смерила его суровым взором, но ничего не сказала, потому что сдерживать смех, наблюдая всю эту вакханалию, было тяжело. Наконец Блейз успокоился и, на всякий случай совсем отвернувшись от массовки, продолжил:

— Но мы изменим мир — и подчиним себе,

Дай нам приют!

Как только он замолчал, все «бродяги» замерли как вкопанные, ожидая дальнейшего развития событий. Гермиона отчаянно замахала руками:

— Продолжайте двигаться! — и тут же обратилась к остальному актёрскому составу. — Профессор, Малфой, быстро сюда! Ты тоже, Гарри.

Энтузиазм, с которым Малфой вскочил с дивана, стоило бы похвалить, но Гермиона не собиралась делать этого ни при каких условиях. Разве что, кроме тех, когда следовало бы заткнуть слизеринца: Грейнджер прекрасно запомнила, что угомонить принца можно было, сказав ему «Ты — совершенство». От такого откровенного поклонения хорёк выпадал из реальности и тем самым автоматически переставал всех злить. Тем не мене, слизеринец первым оказался на «сцене», следом вышел удрученный Поттер, и в самом конце неспешно подошел мастер Зелий, с извечным черным блокнотом в руках. Гермиона подошла к Гарри, отодвинула его назад к массовке и велела «слиться с толпой», которую герой, впрочем, не особо наблюдал. Затем режиссёр велела Малфою уйти за воображаемые кулисы, а профессору подняться на воображаемый собор. Под собор тут же стилизовали стол, на который еще пришлось уговорить подняться Снейпа, однако, когда профессор оказался там, открывающийся вид и высокое (в прямом смысле) положение ему очень даже приглянулось. Он пролистал свой блокнот и деловито протянул:

– Месье Фебус де Шатопер,

Всех этих мерзких босяков!

Как выяснилось, голос у профессора оказался самым что ни на есть подходящим для строгого священника, да и вид тоже. А то, как содрогнулись стоявшие вокруг «собора» бродяги, стало ещё одним подтверждением того, что Гермиона не ошиблась в своем выборе Фролло.

— Вам нужно срочно помешать

Парижа наш спокойный кров!

Из-за книжных полок, служивших своеобразными кулисами, вылетел Малфой, похожий на гордую венгерскую хвосторогу, и, встав в излюбленную позу, обратился к Снейпу-Фролло:

— Мсье Архидьякон, я готов,

И да пребудет Бог со мной!

Снейп спустился со стола и тихо и незаметно исчез, а Малфой-Феб с коварным видом начал наступать на «бродяг». Но те, вопреки сценарию, ничуть не испугались: близнецы Уизли, напротив, выступили вперед и с неменьшим коварством пошли на Малфоя. Удивленный принц замер на месте, а Гермиона вновь замахала руками:

— Нет же, идиоты, вы все должны броситься врассыпную!

— Аааааа!!! — близнецы с наигранным ужасом бросились прочь со «сцены» следом за уже успевшим неспешно свалить слизеринцами. Поттер тоже пытался смыться, но Малфой встал у него на пути.

— Какого хрена ты делаешь, Малфой?! — прошипел сквозь зубы герой, с ненавистью глядя на врага.

— Играю свою роль, Потти, и тебе советую, — прищурился тот, а потом тут же сделав искренне пораженный вид, пропел:

– О, прекраснейшая дочь

Расскажи, откуда ты?

Голос у Малфоя, к слову, был невероятно красивым и нежным. Пел он великолепно, грамотно попадая во все необходимые ноты и точно расставляя смысловые акценты во всех того требующих местах. Кроме того, хорёк оказался ещё и прекрасным актёром: весь вид слизеринского принца говорил о бескрайнем и искреннем любовании возникшим перед ним чудным видением.

Гарри оторопел от таких комплиментов, но быстро взял себя в руки, и, кое-как вспоминая свои слова, отошёл на пару шагов назад подальше от Малфоя, и тихо начал:

— Я — цыганка: нету дома у меня…

Я — цыганка. Дочь не рая, а дорог…

— Стоп! — снова вмешалась в действие госпожа режиссер, подбегая к Поттеру. — Цыганка?! Да какая ты к черту цыганка! Стоит и мямлит! Где страсть? Где движения, где танец, где порыв души?! Ты — свободная девушка, молодая и невероятно красивая… — она резко обернулась к уже давящемуся от хохота Малфою, но, увы, найти повода придраться к его игре не смогла. Глубоко вздохнув и чуть остыв, девушка вновь посмотрела на Гарри: — Пожалуйста, будь добр играть нормально. Все стараются, и ты постарайся. У тебя самая важная и главная роль, Гарри.

Поттер кисло кивнул и, отойдя от Малфоя еще на шаг, снова запел:

— Я — цыганка, я — цыганка,

На моей ладони — рок…

Гриффиндорец сделал несколько неуверенных шагов. Он даже покружился, неуклюже махнув рукой, чем ввел и без того умирающего со смеху Малфоя в истерику. Снова покружился и изо всех сил постарался изобразить нечто очень отдаленно напоминающее испанский танец.

– Мне об Испании пела мать,

Родной нам Андалузии…

Второй куплет уже был больше похож на что-то дельное. По крайней мере, Поттер стал двигаться более раскованно и свободно, уже меньше хмурился и сбивался, да и Малфой перестал ржать, нескрываемым интересом вслушиваясь в песню горе-Эсмеральды.

Когда Поттер завершил свою «арию», гриффиндорская часть актерского состава захлопала, и герой даже разулыбался, но ненадолго. Потому как дальше Золотому мальчику предстояло, сидя рядышком с Забини, выслушать его стихотворную лекцию о том, как должна вести себя молодая девушка…