Серафим обреченный (гет)

Самое таинственное место в доме, облюбованное призраками и детскими кошмарами, это, безусловно, Чердак. Расположенный в огромном особняке, или под крышей высотного здания, он невольно привлекает внимание и даже пугает. Это некая обособленная часть дома, которую люди наделили своим характером и атмосферой. Даже запах на Чердаке свой, особый: пропитанный пылью, смрадом прелых слежавшихся газет, гниющего картона и острым запахом плесени, а также чего-то еще, неуловимого, «чердачного», похожего на запах шкуры крысы.

На Чердак, о котором пойдет речь, свет попадал через систему перегороженных решетками вентиляционных отдушин, находящихся под скатом крыши. Затянутые паутиной балки были похожи на сломанные мачты корабля-призрака.

Однако, не смотря на пыль и паутину, было ясно, что здесь кто-то живет. В углу была аккуратно застелена постель, состоящая из матраса, прохудившейся подушки и тонкого одеяла бордового цвета. Рядом с «кроватью» находилась кучка каких-то предметов, накрытых сверху плотной тканью, и лишь их очертания указывали, что это нечто похоже на флаконы, а может, и еще что-то.

Все остальное пространство занимала старая мебель, детский велосипед, сваленные в одном углу картины, и пианино, безусловно, давно расстроенное, и с паутиной царапин на некогда гладкой поверхности.

И все равно полностью пространство Чердака заполнить вещами не удалось, так как он был действительно больших размеров, что наталкивало сразу на две мысли: это или очень большой дом, или тот, кто строил его…любил Чердаки.

Если бы кому-нибудь взбрело в голову прилечь на импровизированную постель, то взгляд бы его наткнулся на предмет, который, казалось бы, здесь выглядит нелепо. Это была висевшая на стене картина…

Хотя само это место, ставшее кому-то пристанищем, напоминало картину Иеронимуса Босха, живописующего бытие преисподней и ее обитателей. Здесь было холодно, однако холод этот навевал мысли, что некогда здесь жгли адские костры, а потом они потухли, перед этим вдоволь помучив плоть грешников. И теперь все замерло в ожидании, когда придут дьявольские слуги и разожгут костры, осветив это место, каждый его уголок, и пыль поднимется в воздух, потемнеет и превратится в адскую сажу, забивающуюся в легкие, и закружатся дьявольские хороводы…

А пока все было тихо, спокойно.

Пока…

* * *

Гарри Поттер. Кому-то было достаточно просто услышать это имя. Но что они могли сказать о нем самом?

Кто он? Герой? А подразумевает ли это, что он хороший и верный друг? А то, что делает глупости? А то, что он совершает ошибки и имеет свои слабости? Нет…

Когда мы говорим «злой человек», мы подразумеваем, что он совершает плохие поступки, которые ему НРАВИТСЯ совершать, делает их добровольно. А разве герой свою роль выбирает добровольно? Разве нравится ему смотреть на этот мир глазами героя, а не простого человека? Как иногда хорошо было бы стать самым обычным, встать в общую толпу, с замиранием сердца шепчущую имя героя, искренне ожидающую чуда.

Но ведь сколько грязи остается за кулисами жизненной сцены – там валяется хлам, состоящий из разбитых вдребезги сердец, покалеченных разумов, израненных душ, выброшенных надежд и мечтаний, осколков дружбы, игл врагов, забытых тропинок… а как быть с жертвами, людьми, пострадавшими ни за что?.. Кто будет отвечать за их смерти?

Злодей, убивший их, или герой, не сумевший их спасти?..

И что будет дальше? Враг побежден… а потом? Потом придет жизнь, и хлам, отданный какому-нибудь мастеру, склеят и вернут на место? И будет любовь, дружба, мечты и счастье? Или острые иглы вонзятся в сердце?

А может, просто герою не стоит думать о своей жизни, может, поэтому героев так мало – слишком уж жестоко было бы лишать нормальной человеческой жизни большое количество людей.

Но ведь ничего человеческое не чуждо героям, и иногда так хочется вырваться из оков, оков, которые ты даже не видишь, ты лишь ощущаешь, что ты в клетке, по собственным стесненным движениям и затрудненному дыханию, но самих прутьев ты не видишь… вот в чем заключается жизнь героя.

Гарри, в силу своих возможностей, научился не страдать по тому, что не может получить каких-то человеческих радостей, во многом, научился этому благодаря своим друзьям, которые не позволяли ему забыть о том, что он все еще живой человек, который тоже имеет право на радость и счастливый смех. Поспособствовало этому и то, что он не просто был выбран для сражения со злом, а сам лично имел к нему претензии – зло убило его родителей, друга, наставника, надежду, заставило почувствовать себя в шкуре невольного убийцы, и он жаждал дождаться момента, когда зло будет трепыхаться в агонии, у его ног…

Он боялся, ждал, надеялся и не верил.

Как же это сложно, кто бы знал, кто бы понял…

Гарри запутался, хотя ему казалось, что уж теперь-то он должен думать четко и ясно, но мысли кружились в бешеном хороводе, заставляя его страдать.

Вот и сейчас он лежал на диване в гостиной дома Дурслей, идеальной по всем понятиям, и думал, думал, думал…

Пока все тихо… Люди не умирают в страшных мучениях, не рушатся просто так здания и не налетают невероятной силы ураганы…

Тишь.

Пока.

И меньше двух недель остается…

Гарри даже несколько усомнился в правильности решения, принятого им не так давно – отправиться в Годрикову Лощину. Что-то удерживало его от посещения этого места, но что, он толком не мог объяснить.

Собственный разум напоминал ему Чердак, захламленный всяким мусором, а он тот, кто судорожно пытается найти на Чердаке вещь, забытую, но очень нужную сейчас…

Часто мысли его возвращались к найденному медальону, и загадочному Р.А.Б.…кто он, что он, друг или же враг?..

И Дамблдор…

При упоминании его имени сердце Гарри сжималось, а к горлу подкатывал комок. Не смог он смириться с его смертью, и никогда не сможет, никогда… Разве может он забыть, разве может он простить и понять? Нет…

Время лечит, лечит даже боль души, но оно всегда оставляет за собой шрамы, которые болят, напоминая о прошлом…

Снегг… черная ненависть, похожая на бешеного пса… вцепиться бы в глотку и разорвать… и…

— Гарри! – раздался чуть взволнованный голос Гермионы.

Поттер вздрогнул, вырвавшись из цепких объятий размышлений, и сел, чуть подавшись вперед.

— Что случилось?

— Тут письмо от Миссис Уизли пришло… час назад…прочти…

Гарри охватило беспокойство. Почему она так взволнована? Он взял из ее рук письмо и пробежал глазами по строчкам.

«Здравствуйте, Рон, Гарри, Гермиона.

Я надеюсь, что у вас все в порядке, и за вами должным образом следят! Без вас дом кажется таким пустым… Близнецы не хотят закрывать магазин, торговля идет во всю.

Вы знаете, что мы планировали организовать свадьбу Билла и Флер в этом месяце, но…

Биллу стало хуже. Я не знаю, почему его состояние ухудшилось, никто не знает. Врачи только руками разводят, я даже написала Ремусу, но он не понимает. Свадьбу пока отменили…

Джинни ходит как в воду опущенная, плачет…

Если будет улучшение, я обязательно напишу вам.

С любовь, обнимаю вас всех, М. Уизли».

Гарри, пораженный, вернул письмо Гермионе.

— Что значит, ему стало хуже? И где Рон?

— Рон сейчас придет. Он написал письмо Джинни, чтобы не пугать маму и узнать поподробнее… оказывается… три дня назад у Билла начались припадки. Он упал на пол, принялся извиваться, будто у него кости выворачивались, выть, как волк, царапать себе лицо руками… Джинни говорит, что это было ужасно! Он хотел вырвать себе глаз! Его еле остановили, повезло, что близнецы дома оказались, устроили себе выходной, они ему руки связали, чтобы он себя не покалечил, и уложили в кровать… это повторилось еще два раза, а теперь вроде бы все спокойно, он почти все время спит, но они все равно боятся повторения. Как понимаешь, тут не до свадьбы…

Гермиона всхлипнула, прижав руки к лицу. Ей, как и Гарри, наверняка было невыносимо больно представлять себе изуродованное лицо Билла, но вряд ли она, как горько подметил сам Гарри, чувствовала такую же острую вину перед ним.

Поттеру стало невероятно тоскливо. Он все же чувствовал себя виноватым в том, что Билла покалечило, хотя в чем могла быть его вина? Опять герой, не сумевший спасти?.. Конечно, им говорили, что ухудшения могут быть, и все же они все надеялись на лучшее, да и свадьба внесла бы в их дом атмосферу любви и уюта.

Если бы было лекарство… но его не существует. Это ведь не болезнь, и не рана, нанесенная оружием или магией…

— Может, ему станет лучше?.. Мне кажется, свадьба должна состояться, — уверенно произнес Гарри.

Гермиона выглядела заплаканной.

— Джинни жалко…она там совсем одна…

— Ты же знаешь, Гермиона, ей к нам нельзя. Это слишком опасно. Я даже не уверен, что правильно делаю, когда беру вас с собой…

— Ну, уж это не только тебе решать, — возмутилась Гермиона. – Это и наш общий выбор! А Джинни правда с нами опасно, она ведь не участвовала во всех событиях, как мы, хотя иногда мне казалось, что мы к ней слишком несправедливы…

— Я думаю, когда-нибудь она поймет… хотя…я бы не пожелал ей заплатить ту цену, которую стоит это знание…

Гермиона промолчала.

В комнату влетел Рон, лучший друг и товарищ.

За лето Рон стал выше Гарри на несколько сантиметров и отрастил длинные волосы.

— Гермиона уже рассказала?.. Как бы я хотел помочь Биллу… — вздохнул Рон. Каждый раз думал, что когда наступит тяжелая ситуация, в его голову постучит гениальная мысль, он разрешит проблему, и получит похвалу и признание… но помочь Биллу было не в его силах. Ни в чьих вообще.

— Джинни сказала, что слышала разговор доктора с отцом, — продолжил Рон. – Он сказал, что может быть хуже, что Билл может потерять разум, или стать уродцем – наполовину волком, наполовину человеком…

Все были подавлены и не знали, что сказать.

Оставалось только ждать, верить, и надеяться… как всегда.

— Да, — вдруг встрепенулась Гермиона. – Вы слышали об убийстве?

Гарри и Рон с удивлением посмотрели на Гермиону. О каком убийстве идет речь?

Гермиона схватила со стола газету и дала ее Гарри. Он начал читать, в очередной раз погружаясь в омут неприятных новостей. Это был свежий номер «Пророка».

Первую полосу украшал заголовок: «Пропажа Дайаны Риверс. Что от нас скрывают?».

Дальше шла фотография симпатичной женщины лет тридцати, с пышными волосами до плеч и голубыми глазами. У нее была довольно приятная улыбка, которая, однако, не могла скрыть некую ожесточенность, присутствующую на ее лице.

— Здесь написано пропажа, — удивился Гарри.

— Да, — сухо ответила Гермиона. – Написано. Она из Министерства, и именно по ее указанию троих Пожирателей смерти, пойманных до этого, казнили. А потом она якобы пропала… два дня назад. Я написала Джинни, и спросила, не слышала ли она чего. Как оказалось, слышала. Мистер Уизли говорил миссис Уизли об этой женщине, и о том, что ее убили. Он сетовал, что Министерство опять врет, и будет скрывать факт убийства…

— Почему? – удивился Рон. – Потому что она из Министерства?

— Ну, и это в том числе… если уж Министерство себя защитить не может, что говорить об остальных…но причина еще и в том, что если говорить об убийстве, то встает вопрос КТО, и даже КАК…а об этом, по словам мистера Уизли, Министерство даже заикнуться боится.

— Почему? – хором воскликнули Рон и Гарри.

— Не знаю, не могу же я все знать, — раздраженно произнесла Гермиона. – Мистер Уизли сказал, что они «шокированы» и «подавлены», что уже само по себе странно. Причем, это не имеет отношения к Пожирателям…

— Но здесь не говорится, что это не имеет отношение к Волан-де-Морту, — подхватил Гарри.

— Разумеется, — усмехнулась Гермиона. – Здесь много загадок. Я не стала говорить раньше, потому что… ты был таким уставшим.

Гермиона с беспокойством посмотрела на Гарри, словно бы заметила на его лице признаки неотвратимо наступающей болезни.

— Но мне кажется, мы еще об этом услышим, — сделала заключение Гермиона. – Хорошо, что Джинни знала это, а то бы…

— Джинни, — проворчал Рон. – Просто техника для шпионов… Все она знает!

— Ну, она нам помогла, — улыбнулась Гермиона. – Ей так…тоскливо.

Ну вот, укорительный взгляд в сторону Гарри. Теперь он виноват…

Ну не может он написать ей! Что он ей скажет? Что любит? Но в данной ситуации это будет звучать не к месту, или фальшиво…просто письмо – как дела, что делаешь? Грубо, как-то… унизительно.

Вот на свадьбе встретятся они, и тогда поговорят, обязательно поговорят…

Да, Гермионе удалось отвлечь их от Билла, а теперь мысли опять вернулись к свадьбе.

Неужели они, Билл и Флер не заслужили счастья?

А что тогда говорить о нем, Мальчике-Чьей-Заслугой-Стало-То-Что-Он-Не-Мертв?