Дурные намерения (гет)

Утро выдалось тяжёлым. Тому стоило огромных усилий оторвать голову от подушки, а затем ещё и пришлось будить Макнейра, потому что ни Забини, ни тем более Эйвери не желали его будить. А проспать он просто не мог. И проснуться, кстати, тоже едва ли мог.

Как назло, очередь в душ была большой и продвигалась медленно: всем хотелось подольше постоять под водой, смывая остатки минувшей ночи. Возмущения и упрёки ни на кого не действовали, поэтому Риддл, спрятавшись за Феликсом, наколдовал ледяную воду. Парни тут же повыбегали из кабинок, пропуская заждавшуюся очередь.

Попасть на завтрак они не успели, да и Феликс с огромной шишкой от табуретки и поросячьим хвостом, о котором они вспомнили только на выходе из гостиной, попросту не хотел показываться в людных местах, пока не выпьет антипохмельное зелье: голова раскалывалась от малейшего шума.

— Как тебе удаётся выглядеть по-человечески после такой ночи, когда моё отражение в зачарованном зеркале шарахается от самого себя? — спросил Макнейр, бросив Силенцио в очередного шумного первокурсника.

— Я не пил, не падал с метлы и за день до этого отдохнул в Больничном крыле, — спокойно ответил Том. — Держи, твоё антипохмельное.

Феликс сразу оживился.

— Вот это другой разговор!

* * *

То ли так действовала бессонная ночь, то ли однокурсники решили его извести, но думали они как-то по-особенному громко. Том мог бы перестать их слушать, но ему не хотелось пропустить ни одно высказывание о себе. Впрочем, все остались довольны их посиделками, а те, кто не решился туда прийти, искренне об этом сожалели. Тома такой расклад вполне устраивал, особенно когда он заметил возмущение Эйвери, которого даже не позвали. Малфой бесился, что Риддл привлекает к себе так много внимания, а когда Драко услышал, как Панси Паркинсон и некая Дафна Гринграсс обсуждают его магические способности — ну, и не только, — покрылся красными пятнами. Тома это настолько позабавило, что на секунду он даже пожалел Малфоя.

В класс Трансфигурации Том и Феликс зашли последними, но не опоздали. С ними тут же поздоровалась Гвен, а за ней — все остальные. Они спрашивали о каких-то неважных рутинных глупостях — он отвечал им теми же глупостями, но мыслями однокурсники были не с ним. Точнее, не совсем с ним.

Панси Паркинсон, например, Риддл заинтересовал всего на минуту или чуть больше, а затем она вернулась мыслями к потасовке с Грейнджер, которая посмела нахамить ей в ответ. Альфард Блэк, кажется, даже не заметил присутствие Тома — все его мысли занимала Талита, с которой он уже успел поссориться, и та же Грейнджер, необычайно весёлая и невозмутимая сегодня, что совершенно ей несвойственно — а с ней он ещё и поговорить успел. Невилл Лонгботтом, которого, к своему удивлению, вспомнил Том, тоже был сосредоточен на Грейнджер, поскольку она сегодня, по его мнению, выглядела замечательно, а от вчерашней подавленности, которая плотным коконом окутывала её после возращения из Мунго, не осталось ни малейшего следа — скорее, наоборот. Блэк всерьёз думал, что ей что-то вкололи, Лонгботтом был уверен, что причина её поведения — их небольшой разговор, Панси просто хотела выдрать ей волосы… а мыслей Грейнджер он не слышал.

Том слышал голос, который, кажется, принадлежал ей, но тот ускользал из ментального захвата, как бы ни старался он его поймать. Риддл повернулся к Гермионе, чтобы сосредоточить своё внимание на ней, но она словно была где-то очень далеко от этого класса. А потом Гермиона подняла голову и встретила его взгляд, и тогда её мысли бешеным потоком кинулись к нему — Том на секунду даже подумал, будто она хотела, чтобы он их прочёл, будто специально отправила этот поток в его голову. Но он ошибся.

Грейнджер просто нервничала, потому что перегнула палку в разговоре с Панси. Ещё ей немного жали туфли и болела голова. Её очень раздражала Лаванда, заявившая, что она вырядилось специально для него, для нового ученика, чтобы произвести впечатление. Гермионе было немного обидно, что про её день рождения вспомнил только Невилл, хоть она и привыкла к этому: поскольку её день рождения в самом начале учебного года, о нём редко кто вспоминает — все заняты общением с друзьями, которых долго не видели, и новыми сплетнями. Гермионе нравился Рон Уизли, а сегодня она лучше пригляделась к Альфарду, и её вдруг зацепил его авантюризм. Ну и улыбка, конечно. Гермиона считала, что у Блэка очень красивая улыбка.

А ещё Гермионе нравился Том. Конечно, нравился — не совсем правильное слово. Она считала его красивым юношей, и вместе с тем — юношей не её круга. Проще говоря, и её он тоже заинтересовал всего лишь на какую-то минуту, она даже попыталась ему улыбнуться, но, видно, перенервничала. Это окончательно расстроило Тома. А когда он от неё отвернулся, Гермиона тут же про него забыла.

Том убедился, что у этой Гермионы и Гермионы, которую он встретил пару дней назад, нет ничего общего.

* * *

— Чего такой кислый, Том? — Макнейр толкнул его в плечо. — Ну, давай, если хочешь, подсыплем Гриффиндору рвотный порошок в еду.

Том глянул на гриффиндорский стол, за которым, стоя на лавочке и с набитым ртом, что-то вещал Блэк. Поскольку преподавателей в зале не было, его пыталась урезонить староста школы, но Альфард, откусив кусок куриной ножки, шутливо потрепал её по волосам и подтолкнул в противоположную от стола сторону. Риддл ухмыльнулся. Теперь он понимал, почему Вальбурга рассердилась на своё семейство.

— Не выспался. Вообще-то, Феликс, я сегодня случайно услышал, что Габриэль Лестрейндж давно мечтает о чёрных розах.

Феликс нахмурился.

— Чёрные розы? А они существуют?

Том пожал плечами.

— Понятия не имею. Но мы волшебники, Феликс. Мы можем их перекрасить.

— Вряд ли они продержатся долго.

— Продержатся, Феликс. Я помогу. И запомни: главное — внимание.

— Пфф! Внимание, — Гвен, внезапно появившись за спинами Тома и Феликса, хихикнула. — Честно говоря, Макнейр, тебя не спасёт даже единорог, что уж говорить о розах и внимании. Тихо! — прикрикнула она, когда Феликс уже открыл рот, чтобы ей ответить. — Я не к тебе пришла. Том, Малфою снова что-то про тебя рассказали и он взбесился! Послушай, он лучший дуэлянт в Хогвартсе, даже лучше седьмого курса, не…

— Эй, Риддл! — Малфой перебил Гвен, появившись прямо перед ними. — Твоя наглость начинает переходить границы. Я — староста Слизерина. А ты позоришь наш факультет! Кто дал тебе право шляться по ночам, собирая по углам своих вонючих дружков?

Том невозмутимо отпил из кубка, даже не глядя в сторону Малфоя.

— Гвендолин, присаживайся, пожалуйста. Девушка не должна стоять, когда мужчины сидят, — попросил Риддл, немного отодвигаясь в сторону.

Малфой покрылся красными пятнами. Феликс усмехнулся. Гвен, бледнея, медленно опустилась на лавку. Риддл постелил салфетку на колени, положил в тарелку куриное крылышко — у него определённо поднималось настроение.

— Не думал, Лестрейндж, что ты теперь якшаешься с грязнокровками, унижая свою семью. Ладно Макнейр, его мамаша…

— Заткнись! — Макнейр вскочил, опрокинув свою тарелку, и нацелил палочку на Малфоя. — Закрой свой рот, ты, штопаный ган…

— Феликс! Не при девушке. Присядь, пожалуйста. Думаю, Драко хотел поговорить со мной.

К всеобщему удивлению, Макнейр, секунду погодя, всё же спрятал палочку и сел, не спуская злого взгляда с Малфоя.

— Расписываюсь в своём удивлении, Риддл. Не прошло и дня, как ты обзавёлся карманной собачкой. Такое послушание! Но всё же лучше держать её на цепи.

Крэбб и Гойл, стоявшие рядом с Малфоем, дружно заржали.

Том коротко усмехнулся.

— Как думаешь, Феликс, кто снял с Драко намордник? Винсент или Грегори?

Феликс усмехнулся, мгновенно приняв игру Тома.

— Даже не знаю, Том. Мне кажется, это сделал Поттер, когда зарядил ему бладжером в голову.

Крэбб и Гойл снова заржали, но, спохватившись, тут же притихли.

— Я… я вызываю тебя на дуэль, Риддл!

— Странно, Драко, мне казалось, что старосты должны уважать правила школы. Не боишься, что завхоз обо всём узнает и вернёт тебе намордник?

Тому не нужно было читать мысли Малфоя: всё было написано на лице. Он почти слышал скрежет зубов несостоявшегося противника, и ему, несомненно, понравился этот звук. Жаль, конечно, что нельзя дать нагоняй Абрахасу за воспитание внука. Абрахас уже умер.

— В одиннадцать вечера, Риддл. В Выручай-комнате.

Нет, серьёзно, откуда они все знают о Выручай-комнате?

Том всё так же невозмутимо пожал плечами и вернулся к ужину. Малфой, лихо развернувшись, вышел из зала.

— Том… — прошептала Гвен. — Я… я же сказала: не соглашайся! Он лучший дуэлянт!

Как же, лучший дуэлянт. Том вчера выбил из его рук палочку, даже не привстав с дивана.

— Безусловно, Гвендолин, я помню, что ты мне сказала. Но разве я мог позволить ему унизить нас и безнаказанно уйти? Это было бы очень трусливо и недостойно.

Во взгляде Гвен читались восхищение и беспокойство. Феликс же закатил глаза.

Разумеется, Тому было плевать, достойно или нет принять вызов. Малфой с первого дня будто просил, чтобы ему преподали урок. Ну и, конечно, Том был бы не против снова увидеть страх и покорность в его взгляде. Смотрелось это весьма здорово. И, раз он лучший дуэлянт Хогвартса, — не считая Тома, конечно, — он мог бы ему пригодиться. А ещё Малфои были богатыми и влиятельными. И, что немаловажно, в голове Риддла уже созрел один блестящий, достойный слизеринца план.

— Ты не думаешь, что он может просто наябедничать Филчу и не прийти? — поинтересовался Макнейр. Он уже успокоился, но его руки всё ещё немного подрагивали.

— Конечно. Так он и сделал бы. Если бы мы не позвали с собой как можно больше людей, особенно слизеринцев. В таком случае, если он не придёт, а расскажет завхозу, его просто высмеют.

Гвен нахмурилась. Видимо, она не ожидала, что весь такой галантный и рыцарственный Том может так обхитрить врага. Макнейр отложил вилку.

— А мы позвали?

— О да. Гвендолин, расскажи об этом Талите, пожалуйста. И мы будем считать, что позвали.

Риддл обворожительно улыбнулся, Гвен улыбнулась ему в ответ, затем встала и направилась в сторону Талиты. Том внимательно за этим наблюдал. Феликс рассеянно хлопал глазами.

— Так вот, Феликс, насчёт роз… Ты не передашь мне соль, пожалуйста?..

* * *

— Как думаешь, что у них произошло? — спросила Гермиона, высматривая Риддла и Малфоя за столом Слизерина.

— Не знаю, Герми, — рассеянно ответил Невилл. — С каких пор ты так интересуешься происходящим в Слизерине? Не пойми меня неправильно, но сегодня ты сама не своя. И дело не только в том, что тебе захотелось насладиться жизнью. Ты…

— Я поняла тебя, Невилл, можешь не продолжать, — грубо отрезала Гермиона.

— Да что с тобой? Всё из-за уроков легилименции?

— Прекрати. Копаться. В. Моих. Проблемах! — отчеканила Гермиона, значительно повышая голос на последнем слове.

Бросив вилку на стол, она направилась к выходу из зала, но резко остановилась на половине пути.

Что она делает?

«Он будет доставать тебя, пока ты всё ему не расскажешь. И всё, никому ты больше не поможешь! Иди и не смей оборачиваться!»

Гермиона кивнула самой себе и, сделав ещё один шаг вперёд, снова остановилась.

Что? Что это было?

«У-ХО-ДИ!»

Гермиона резко дёрнула головой, закрывая уши руками. Она что, вместе с шизофренией ещё и от паранойи страдает? Невилл всерьёз беспокоится о ней, как делал это всегда, а она кричит себе уходить от него? Отдалиться от единственного человека, который не бросил её в тяжёлую минуту? От единственного настоящего друга?

На глаза Гермионы навернулись слёзы, но она быстро их сморгнула. Невилл был прав — с ней определённо что-то не так. Грейнджер развернулась и тут же в него врезалась.

— Гермиона, что случилось? — Лонгботтом осторожно обхватил её лицо ладонями.

— Прости меня, Невилл. Я не хотела… Не знаю, что на меня нашло, я просто сидела и вдруг уже стою здесь! Ты прав, я сегодня сама не своя. И голова всё ещё болит, и туфли эти дурацкие!..

Грейнджер всхлипнула, не осмелившись взглянуть другу в глаза. Ей было стыдно, обидно и очень страшно. Невилл взял её за плечи.

— Вдохни поглубже и выкинь из головы всё плохое. Такое у всех бывает, главное — не разбить никому морду в процессе. Остальное — пустяки.

Гермиона робко улыбнулась.

— У меня такого не было.

— А вот и было! Когда ты на первом курсе рыдала в женском туалете. А мне пришлось идти туда и тебя подбадривать! Малфой меня года три дразнил.

Гермиона хихикнула, заметно успокоившись.

— Спасибо, Невилл. Ты знаешь, что ближе и дороже тебя у меня никого не было. Знаешь, если я ещё буду вести себя как идиотка — можешь дать мне затрещину, — серьёзно проговорила она.

— Ну нет, я не бью стариков и детей.

— Эй! Я давно не ребёнок.

— Конечно нет! Тебе семнадцать, Гермиона! Пора на пенсию.

Гермиона легонько стукнула его по плечу и рассмеялась.

— Знаешь, мне на секунду показалось, будто у тебя глаза стали красными, — признался Невилл и, увидев, как медленно с лица Гермионы исчезла улыбка, быстро добавил: — Просто показалось, ничего такого.

Красные глаза? Как у Волдеморта? Мерлин, что?!

Обернувшись, она с облегчением заметила, что на них не смотрят: все были увлечены какими-то перешёптываниями. Даже Альфард слез со стола и внимательно слушал Талиту.

Всё-таки это не так уж и плохо — быть незаметной.

Но её ликование быстро прекратилось. Невилл отодвинулся, открывая ей обзор на Тома Риддла — он смотрел прямо на неё. Кажется, с прищуром. Его не смущала даже перепалка Лестрейндж и Макнейра, между которыми он сидел. Том Риддл смотрел прямо на неё и наверняка копошился в её мыслях.

Ей самой захотелось залезть в его голову, но она подавила это желание и отвернулась, прерывая зрительный контакт.

Риддл не дурак. И это — наихудшая из её проблем.

— Эй, Грейнджер! — к ним подбежал запыхавшийся и счастливый Альфард. — Вы уже знаете про дуэль?

Гермиона и Невилл переглянулись.

— Ясненько. Малфой закатил истерику: ему, видите ли, уделяют меньше внимания, чем Риддлу. И вызвал его на дуэль. Риддл, конечно, согласился… и мне хочется верить, что у него есть хоть малейший шанс навалять этому говнюку.

— Я бы посмотрела, как Малфою надерут зад, — Гермиона загадочно улыбнулась. Невилл недоверчиво фыркнул.

— Только не Малфою.

— Делаем ставки?

— Десять галлеонов на Малфоя, — предложил Блэк с улыбкой.

— Пятнадцать галлеонов на Малфоя! — подключился Невилл.

Гермиона усмехнулась.

— Ставлю двадцать на Риддла. И ещё двадцать на то, что обойдётся без Больничного крыла.

Риддл не станет калечить Малфоя при стольких свидетелях. Пошвыряет и оставит. Репутация — это святое. Другое дело — что произойдёт, когда никого не будет рядом… Неужели ей придётся спасать хорька?

— Принимаю, — отозвался Блэк. — Грейнджер, обанкротишься!

— Поверь мне, Альфард. Риддлу наверняка все уши прожужжали о талантах Малфоя, а он даже не вздрогнул — настолько уверен в себе. Я бы даже сказала, что Малфой сам испугался того, что Риддл так невозмутим. Ещё Малфой нервничает и бесится, а это значительно снижает его шанс на победу. И он не ужинал — на голодный желудок всё делается хуже. Да, не забывайте: Риддл жил как раз в годы войны с Гриндевальдом. Искусству боя их наверняка учили намного интенсивнее.

Блэк присвистнул. Гермиона довольно сложила руки на груди и победно усмехнулась.

— Знаешь, Грейнджер, ты чертовски наблюдательная, и мне нравится твоя логика. Ты меня почти убедила. Но я остаюсь при своём мнении.

Гермиона пожала плечами и снова посмотрела в сторону Риддла. Но его уже не было за столом.

* * *

«Не советую тебе идти на эту дуэль. Это может быть опасно! Неужели ты думаешь, что он просто примет вызов Малфоя и проведёт честный бой, после которого все отправятся по спальням?»

— Заткнись. Ты сегодня уже достаточно помогла.

Вообще-то, она понимала, что без подвоха тут дело не обстоит. Но что она могла сделать? Под Империо запретить всем приходить? Найти Риддла и прочесть его мысли?

Она могла стоять там, готовая к форс-мажорной ситуации, и больше ничего.

— Что ты тут делаешь?!

— Мистер Филч! — Гермиона подскочила от внезапности. — Вообще-то, я староста и патрулирую коридоры.

— Пф, староста! Тоже мне, патрулирует, — забурчал Филч себе под нос, проходя мимо неё. — Лучше бы ноги перед входом вытирали, а не бродили тут как недоумки. А нам с тобой потом приходится всё убирать, да, миссис Норрис?..

Гермиона скривилась. А вот что Филч делает так глубоко в замке? Обычно вечерами он ходит неподалёку от своей каморки, а тут забрёл аж на восьмой этаж.

«Ну и какое тебе дело? Не обращай внимания».

Ах, ну раз так — надо проверить.

— Легилименс, — прошептала Гермиона, украдкой направляя палочку на Филча.

Много возни с кошкой, отвращение к детям, уборка, мечты стать волшебником — всё однообразно… кроме разговора с каким-то студентом, чьё лицо и голос — неслучайно, наверное? — не сохранились в памяти завхоза.

— Сэр, я случайно подслушал, что сегодня в половине двенадцатого кто-то будет проводить дуэль на восьмом этаже…

Риддл? Или Малфой? Малфою подобное не впервые.

Гермиона улыбнулась себе и завернула за угол — как раз в сторону Выручай-комнаты, около которой кто-то стоял.

Но ведь ещё рано для дуэли! Неужели нарушитель?

— Эй! Ты почему не в спальне?

Нарушитель повернулся, и Гермиона признала в нём Риддла. И как Филч мимо него прошёл?

«Ментальный блок!»

— Привет, — дружелюбно поздоровался Том. — Ты, наверное, Гермиона Грейнджер? Староста Гриффиндора?

Она кивнула, стараясь сохранять серьёзное выражение лица. Как с ним другие общаются? У неё от Риддла мурашки!

Гермиона уже встречалась с ним в тёмном коридоре, поэтому разум вопил: «Беги!» Как сделать ему замечание, оставшись в живых?

— До твоей дуэли ещё достаточно времени, кажется, зачем ты здесь? — она пошла на попятную. Какой смысл строить из себя строгую старосту, если он всё равно увидит её в Выручай-комнате?

Риддл улыбнулся.

— Новости в Хогвартсе распространяются довольно быстро. Кое-что не меняется никогда, верно? — Том усмехнулся. — Прости, что отвлекаю от твоих обязанностей. Я хотел немного размяться перед дуэлью.

«Славно, ты узнала — и уходи отсюда. Ты же чувствуешь этот страх, правда? Это твой побитый инстинкт самосохранения, сволочь такая, решил тебе, наконец-то, помочь».

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно поинтересовался Том. Гермиона почти поверила в искренность его вопроса. — Я видел тебя в Больничном крыле. И сегодня на ужине тебе нездоровилось. Что произошло?

«Хитрый скользкий ублюдок!»

С этим она согласилась.

— Всё уже в порядке, спасибо, — отмахнулась Гермиона. Вышло грубовато. — Мне надо идти.

— Конечно, Гермиона. Значит, ты будешь сегодня в Выручай-комнате?

— Мне правда надо идти.

Занервничав, Гермиона отвернулась и быстро зашагала по коридору. Она знала, что он делает. Отвлекающие и неожиданные вопросы, чтобы вызвать разрыв шаблона и сбить с толку — тогда на поверхность сознания может вылезти даже хорошо спрятанное воспоминание. Гермиона читала это в одной старой книге по легилименции из библиотеки Блэков, когда Гарри поселился в доме на Гриммо. Неужели Волдеморт что-то заподозрил?

— Я слышал, ты поставила на меня двадцать галеонов! — бросил Риддл ей в спину.

Грейнджер резко остановилась. Ещё немного — и у него бы вышло. Ей на секунду показалось, будто он понял, что она разгадала его манёвр. Она обернулась.

— Что ж… не подведи.

Гермиона вежливо ему улыбнулась. Том так же улыбнулся ей в ответ… а взгляд у него был то ли разочарованный, то ли раздражённый.

* * *

Том наблюдал за Гермионой, нетвёрдой походкой удаляющейся из коридора, пока она не скрылась за поворотом. Конечно, ещё днём он установил, что ни она, ни уж тем более Малфой и Лонгботтом ничего не знают о его перемещении во времени, но после ужина Риддл попытался посмотреть на ситуацию с другой стороны.

Сначала все, кто общался с Грейнджер, обращали внимание на значительные (и не очень) перемены в ней самой. На хаотические скачки её настроения: от грусти и рассеянности до веселья и счастья, а потом и вовсе до адской злости и раздражительности. Том не знал её лично, зато знал наверняка, что мышки-заучки никогда так себя не ведут. Поэтому, когда Гермиона взбесилась и сорвалась на растерявшегося Лонгботтома, Том тут же попытался проникнуть в её мысли. Они были очень тихие и снова ускользали от него. Пока в её голове не прозвучал какой-то очень громкий голос.

Том никому бы не признался, но этот голос его напугал. Он был очень низким, злым и настолько громким, что Риддл даже не разобрал, о чём он говорит. А потом Тома вышвырнуло из мыслей Гермионы, да так сильно, что он подскочил и схватился за палочку. Но Грейнджер даже не смотрела в его сторону. Она дёрнулась, неестественно и очень резко, будто в неё бросили Круцио, затем схватилась за голову и нахмурилась — на секунду ему показалось, что она вот-вот упадёт или расплачется. Но Гермиона выпрямилась, глубоко вздохнула и… расслабилась?

Её мысли снова были очень тихими и неуловимыми — никаких посторонних голосов.

Том чувствовал, этот голос — что-то очень тёмное. Настолько тёмное и недружелюбное, что он ни за что не захотел бы снова прикоснуться к нему. Похожие ощущения вызывал его дневник, но, разумеется, не у него самого: Лестрейндж когда-то случайно до него дотронулся. Потом Риддл отпаивал его огневиски, боясь, чтобы Рэй не обвинил его в использовании настолько Тёмной магии, и не разболтал об этом какому-нибудь колдомедику или ещё кому-нибудь. Но Лестрейндж даже не думал об этом: он трясся и клялся, что на миг почувствовал, будто дементор высосал из него всё хорошее. Том не стал рассказывать ему о крестражах. Соврал, что давным-давно наложил на дневник чары, чтобы никто не трогал его вещи. Даже поблагодарил за то, что Рэй напомнил ему о них, а то ведь он совсем запамятовал, иначе ни за что не позволил бы никому прикоснуться.

Только крестражи не должны разговаривать — по крайней мере, так было написано. И уж тем более не должны причинять вред своему хозяину. Ещё, разумеется, нельзя сделать крестраж из самого себя — а если и можно, то данное действие вообще абсурдно по определению. Да и зачем Грейнджер понадобился крестраж? Абсолютная, совершенно безумная чушь.

Но ведь надо проверить, что это за голос? А проверка принесла только ещё больше вопросов.

Прежде всего, голос Грейнджер оказался очень приятным и совсем не пугающим: ни злости, ни Тёмной магии, ни ядовитого баса. Мысли — совершенно скучными и обычными: Филч — старый параноик, Лонгботтом — чудесный друг, что будет, если кто-то придёт в Выручай-комнату в разгар дуэли, не слишком ли много она поставила на Риддла — вдруг у кого-то не будет столько денег? И это уже было интересно: откуда такая уверенность в его победе? Риддл было подумал, что словил её: вероятно, она помнит их дуэль, когда он бросил в неё одно очень тёмное проклятье… Но тут же разочаровался, найдя её разговор с Блэком. Она приводила весьма логичные аргументы своему выбору, он даже удивился — она всё-таки не глупая. И пусть никто не послушал Грейнджер — им же хуже.

Но Тому было этого мало. Он изводил её расспросами, про себя отмечая, что в его компании она заметно нервничает, что его удивило — Том ещё никому не причинил вреда. Не сделал даже намёка на это. Скорее, наоборот.

А потом его ждал небольшой приз. Не в воспоминаниях, нет. Задав последний вопрос, он на секунду почувствовал небольшой холодок и пустоту — именно так выглядит ментальный блок.

— Том! — тихо позвал Феликс. — Ты что тут делаешь? Меня только что Грейнджер чуть с ног не сбила, чокнутая она что ли. Или ты ей что-то сказал?

— Мне нужна твоя помощь, Феликс, — сказал Том, проигнорировав его вопрос. — Когда я использую заклинание Иктус — оно ярко-жёлтое, сразу поймёшь, — ты тихо и как можно более незаметно выведешь всех наших. Ты меня понял?

Макнейр нахмурился, но всё же кивнул. Том, не желая видеть его сомнения, как можно более мягко добавил:

— Я знаю, что делаю. Всё будет отлично.

* * *

Людей пришло не очень много, но всё же Риддл был доволен: если бы толпы учеников вдруг все вместе пошли на восьмой этаж, это точно бы кто-то заметил. Не было хаффлпаффовцев, прямо ни одного, даже назойливой Петтигрю, и не было никого младше пятого курса, да и из пятого курса было всего три студента: Лестрейндж, Мальсибер и Блэк.

Феликс предусмотрительно собрал всех «своих» подле себя: Риддлу даже не пришлось объяснять, кого он имел в виду под «нашими». Было пять минут двенадцатого.

— Ну что, Риддл, готов заплакать как девчонка? — спросил Малфой. Крэбб и Гойл привычно заржали. — Не переживай, я постараюсь выбирать заклинания послабее.

Том усмехнулся и легко поклонился, как подобает вежливому дуэлянту. Он уважал эту традицию. С его стороны это было что-то вроде насмешливого реверанса перед тем, как соперник поймёт, с кем имеет дело.

— О, значит, Риддл любит эти нелепые формальности. — Малфой поклонился в ответ. — Или ты просто оттягиваешь время перед неизбежным, а, Риддл?

— Ты, должно быть, влюблён в мою фамилию, Драко. Произносишь её так часто, что это пугает, — Том легко усмехнулся.

Где-то за ним Альфард заржал так сильно, что его подхватил Макнейр, а затем и все остальные. Лицо Малфоя покрылось красными пятнами от бушевавшей внутри ярости.

— Ты за это заплатишь, — прошипел он. — Экспульсо!

Синее заклинание полетело к Риддлу. Отбивая его вверх, в место над головой Малфоя, Риддл подумал, что навыки дуэлянта Малфою явно преувеличили. Если бы он не отбил заклинание, могли пострадать те, кто стоял к Тому ближе всего. Или Малфой такой идиот только когда взбешён? От заклинания посыпался потолок, и на светлую голову упало несколько небольших обломков. Риддл удручающе покачал головой, что не осталось без внимания Малфоя.

— Эверте Статум!

Том даже погрустнел. Эверте Статум? Этот детский сад? Риддл подождал, пока заклинание подберётся ближе, и в метре от себя отразил его — публике это явно понравилось.

— Левикорпус! — бросил взбешённый Малфой.

Пока Риддл отбивал неизвестное ему оранжевое заклинание, в него полетел ещё и Ступефай. Попытка сделать неожиданный ход? Забавно. Всё, чего добился Малфой, — Том не отбил заклинание, а невербально выставил щит.

— Фумос!

Помещение заволокло дымом. Тому понадобилось мгновение, чтобы понять, что сейчас будет невербальное заклинание, возможно, даже бесцветное. Риддл выставил круглый и очень мощный щит Дефендере, в которого прилетели Импедимента и очередной Ступефай. Последнее заклинание оказалось очень сильным: щит треснул и развалился, но Риддла всё равно не задело.

Видимо, Малфой действительно неплох. Но на «Выше Ожидаемого», не больше.

Риддл глянул на часы — пятнадцать минут. Пора заканчивать.

Том бросил два сильных и невербальных Ступефая — Малфою придётся воздвигнуть щит, но второй Ступефай его разобьёт. Так и вышло. Как только из палочки Малфоя появился синий огонёк Протего, Том бросил в него Иктус. Это заклинание не только сшибает противника с ног, но и оставляет синяки и тупую боль: противник пару секунд будет в шоке. Жаль только, что лежачих бить невежливо.

Пока Малфой валялся на полу, проклиная всех грязнокровок, Макнейр под шумок вывел Лестрейнджей, Забини, Нотта, Блэков и Мальсиберов. Гвен — умница какая! — догадалась наколдовать туман и несколько клонов. Хотя, судя по тому, что Макнейру пришлось словить её и почти на руках вынести из Выручай-комнаты, её сил едва на это хватило. Что ж, это непростое заклинание. Никто ничего не заметил: все в шоке уставились на Тома, видимо, уже попрощавшись с поставленными на Малфоя галлеонами. Риддл ухмыльнулся, читая мысли присутствующих: у кого-то добавилось восхищения, у кого-то — уважения, у Эйвери, например, страха. А Грейнджер накладывала на себя и своего друга Дезиллюминационное. Риддл подавил желание повернуться к ней.

Маленькая хитрая ведьма. Она-то всё заметила. Правильно Блэк сказал: наблюдательная. Но почему вывела только Лонгботтома и себя? Как же хвалёное гриффиндорское «всех спасу»? Как же слабоумие и отвага? Может, он действительно сделал поспешные выводы, и из неё бы вышла прекрасная последовательница?

Впрочем, он быстро оставил эти мысли, поскольку Малфой уже поднялся на ноги. Риддл тут же запустил в него Инкарцеро, и, пока Малфой отвлёкся на связывающее, добил его Экспеллиармусом. Видимо, он немного переусердствовал, поскольку заклинание не только вырвало палочку из рук Малфоя, но и самого Малфоя отшвырнуло к стене.

Пора уходить. Скоро придёт Филч: как раз к тому моменту, когда Малфой очухается, сорвётся на своих друзей и, наконец, покинет Выручай-комнату… чтобы попасться завхозу.

— Пожалуй, здесь мне больше делать нечего, — бросил Том и, обернувшись, многозначительно посмотрел на оставшихся зрителей.

Гриффиндорцы и рэйвенкловки правильно растолковали его жест. Они вышли вслед за ним, оставляя Малфоя, Крэбба, Гойла, Эйвери и Паркинсон в Выручай-комнате. Заклинания, оставленные Гвен, уже развеялись. Всё так, как и должно было случиться. Том зашёл за угол и наложил на себя Дезиллюминационное, просто для того, чтобы никто не пристал к нему с расспросами, задерживая время, которого и так почти не осталось.

Удаляясь в противоположную от Выручай-комнаты сторону, Том услышал противный, скрипучий, но больно радостный голос Филча, отчитывающий слизеринцев.