Ночные Тени. Затаившиеся во мраке (гет)

Из забытья меня вырвал шум в коридоре. Я открыла глаза. В камере было совершенно темно. Сначала я решила, что это Марисса, и лишь одна мысль об этом окончательно развеяла мой сон. Я попыталась подняться, но резкая вспышка боли заставила меня опуститься обратно. Тогда я прислушалась и с облегчением поняла, что это совсем не Марисса, и даже не страж. Шаги слишком тихие и неуверенные. Поняв, кто это ко мне пожаловал, я осталась лежать на месте. Шаги затихли около моей камеры, свет от лампы упал мне на лицо, заставив на мгновение зажмуриться. Через некоторое время я разглядела у двери девочку шести-семи лет, дрожащими руками открывающую ключом мою камеру. Я осталась лежать на месте, чтобы не напугать ее.

Все это было одним большим испытанием для нас обеих. Эта девочка должна была принести мне еду и новую одежду. При этом она была совершенно одна, и за ней не должен был никто следить. Ее испытание состояло в том, чтобы увидеть меня в таком состоянии и понять, что ждет и ее саму. Мое же испытание заключалось в том, чтобы не поддаться искушению бежать. Бывали частые случаи попытки побега именно в такие, благоприятные, на первый взгляд, случаи. На самом деле они только и ждали, что кто-нибудь попытается сбежать. Я была уверена, что за дверью из подземелья меня ждут стражи.

Девочка наконец справилась с замком, но не спешила заходить ко мне в камеру, напряженно смотря на меня.

— Не бойся, — хотела сказать я, но из-за охрипшего горла вырвался лишь сип.

Я закашлялась. Потом снова попыталась подняться, но результат тот же. Я застонала и на несколько мгновений ослепла от боли, уткнувшись носом в койку. Услышав скрип открывающейся двери, я подняла голову. Девочка, заметив мое состояние, наконец решилась войти. Она подняла с каменного пола за камерой тарелку с моей едой и еще какую-то баночку, потом подошла к столу, намереваясь поставить все это туда, но, заметив на нем пыточные орудия, поспешила отойти от него подальше. В итоге она поставила тарелку с едой на пол рядом с койкой, а светильник, который она все еще держала в другой руке, — у меня в ногах.

Теперь я могла разглядеть ее получше. У нее были длинные вьющиеся каштановые волосы, доходящие до поясницы, непослушная челка, заслоняющая глаза, но все равно было видно, что они серые с густыми длинными ресницами, такие же, как мои. Личико её было по-детски милым и наивным, правильной овальной формы, но глаза — не по-детски мудрые. За свои недолгие годы жизни она повидала многое, что и отражалось в ее взгляде. Но, кроме того, я заметила в этих глазах кое-что, удивившее меня… непокорность. Как бы она не пыталась спрятать это, скрывая свои истинные мысли за маской повиновения, я все же смогла это разглядеть. Не знаю, как, но мне достаточно было один раз заглянуть в ее глаза, чтобы понять это.

Тем временем, девочка взяла в руки баночку, которую принесла с собой, макнула длинные тонкие пальцы в её содержимое и поднесла их к моей все еще кровоточащей спине.

— Что это? — прохрипела я.

Девочка остановилась и удивленно посмотрела на меня.

— Это? Мазь, — нахмурилась она. — Мне ее специально дали, чтобы спину тебе намазать. Это от заражения.

Теперь удивлялась уже я. Мне не доводилось слышать о том, чтобы при последнем испытании давали что-то, хоть как-то облегчающее боль.

— Кто? — снова спросила я.

Девочка несколько мгновений непонимающе смотрела на меня, а когда до нее дошло, о чем я спрашиваю, она неопределенно пожала плечами.

— Какой-то страж, когда я шла сюда.

Я взглянула на баночку, которую девочка положила рядом со мной. Потом я сама обмакнула в нее пальцы и поднесла к свету. Это была прозрачная смесь, приятно холодившая кожу. Пахло от неё какими-то травами.

— Мне кажется, эта мазь поможет тебе, — робко сказала девочка, склонившись надо мной.

Еще немного подумав, я в конце концов кивнула.

— Может быть.

Получив разрешение, девочка тут же начала осторожно мазать мою спину, стараясь не касаться кровоточащих ран и мест, где была содрана до мяса кожа. После первого же прикосновения я застонала от удовольствия и облегчения. Мазь действительно начала помогать. Заметив мою реакцию, девочка приободрилась, осмелела и, не жалея мази, принялась за мои самые глубокие раны.

На несколько минут повисла тишина, пока девочка неожиданно робко не спросила:

— Почему ты не сбежала?

— Что? — переспросила я, приподняв голову и посмотрев на неё.

Под моим взглядом девочка смутилась и поспешила пояснить свой вопрос.

— Почему ты не сбежала, когда я пришла?

— Ты действительно думаешь, что я смогла бы сбежать? — горько усмехнулась я, отвернувшись, чтобы скрыть неожиданно набежавшие слёзы.

— Нет, — обреченно ответила девочка, — но это не мешает другим пытаться.

Совладав с собой, я снова повернулась к ней.

— Ты знаешь хоть одного человека, который бы смог сбежать отсюда?

Девочка покачала головой, избегая моего взгляда, и снова вернулась к работе.

— А ты знаешь, что бывает с теми, кто пытается сбежать?

Девочка побелела. Я расценила это как положительный ответ.

— Вот и я знаю, — вздохнула я, снова отвернувшись. На несколько мгновений в камере стало тихо. — Это невозможно, — убежденно сказала я.

— Нет ничего невозможного. — едва слышно ответила девочка, скорее для себя, чем для меня.

Я замерла. Её слова эхом отдались в моей голове. "Нет ничего невозможного!" — настойчиво прошептал внутренний голос. Но я быстро шикнула на него, отгоняя непрошеные мысли. "У меня все равно ничего не получится", — проснулся во мне здравый смысл. "Это слишком опасно!"

Я посмотрела на девочку и неожиданно для самой себя спросила:

— Как тебя зовут?

Девочка отреагировала неожиданным образом: она побелела. Я запоздало осознала, что таким вопросом могу её напугать. Девочка подумала, что я хочу заложить её стражам. Я ободряюще улыбнулась ей.

— Обещаю, что этот разговор останется только между нами, — серьёзно сказала я. Девочка тут же оттаяла и робко заулыбалась. На её щеках тут же показались небольшие ямочки. — Но и ты пообещай тоже.

Девочка активно закивала в ответ.

— Обещаю, — не колеблясь сказала она. — Нимерина, но можно просто Нимери.

— Алерия, но можно просто Лера, — я пожала её руку.

В ответ Нимери усмехнулась.

— Тебе нужно идти, — забеспокоилась я. — Ты уже слишком долго здесь. Скоро они придут искать тебя.

Ей не нужно было объяснять, кто должен прийти. Улыбка тут же исчезла с её лица, а руки начали мелко дрожать от страха.

— Д-да... мне пора, — заторопилась она. Нимери взяла чистую тунику, которую принесла для меня, и спросила: — Хочешь, я помогу тебе её надеть?

Я с ужасом посмотрела на новую одежду в её руках. Мне совершенно не хотелось шевелиться, потому что от любого неосторожного движения спина ужасно ссаднила. Надеть все равно пришлось бы, но без посторонней помощи я бы не справилась. Поэтому я только кивнула и, глубоко вздохнув, попыталась встать.

Помню, было много слез и стонов. Нимери долго пыталась снять с меня старую тунику, попутно сдирая вместе с ней ошметки кожи. Но, в конце концов, она осторожно натянула на меня светлую ткань, которая тут же покраснела от крови, и я завалилась обратно на койку.

У Нимери от вида моей боли тоже потекли слёзы, и она поспешно принялась их вытирать. Я взяла её за руку.

— Прости, — прошептала я. — Я не хотела, чтобы ты видела это.

— Ничего, все в порядке, — поспешила заверить меня девочка и вымученно улыбнулась. Потом посмотрела вниз и чуть не подпрыгнула. — Ой, — она наклонилась вниз и подняла поднос с моей едой. — Извини, нужно было сразу дать тебе поесть. Все уже остыло.

Меня удивило, с каким искренним раскаянием Нимери говорила об этом. Ей действительно было жаль.

— Да ладно, — отмахнулась я. — Не слишком большая разница.

Нимери поставила передо мной поднос, и я поспешно проглотила холодную безвкусную кашу, тут же заедая её черствым хлебом. Кроме этого на подносе стояла кружка с холодной водой.

— Ты можешь оставить воду себе? — спросила Нимери, наблюдая за мной, сидя на краю моей койки.

Я отрицательно покачала головой.

— Нет, стражи обыщут тебя на выходе и заметят, что кружки не хватает.

— И что? — непонимающе спросила она. — Когда кружка успела стать опасным видом оружия?

Я уловила в словах Нимери нотку сарказма и усмехнулась.

— Ну, мало ли?

На что девочка ответила не определенным хмыканьем.

Я маленькими глотками медленно опустошила кружку. И Нимери тут же поспешила на выход, попутно повздыхав над моей участью и пожелав мне удачи. Закрыв дверь моей камеры, она ещё раз махнула мне рукой и исчезла в коридоре подвала. Через минуту её шаги затихли, и я снова осталась одна.

Я ещё долго лежала без сна. В голове все ещё крутились слова Нимери о том, что нет ничего невозможного. Почему эти три слова вдруг стали самыми важными в моей жизни? И тут же сама ответила на свой вопрос. Они давали мне надежду. Надежду и цель. Мне пришлось признаться себе, что я снова начала верить в то, что смогу сбежать отсюда. Раньше я думала, что годы жизни здесь уничтожили во мне надежду, но сейчас я поняла, что она просто затаилась в глубине моей души до поры до времени. И вот теперь она загорелась во мне снова, придавая мне сил, чтобы идти до конца в борьбе за свободу.

Прежде чем погрузится в беспокойный сон, я мысленно поклялась себе, что выберусь из пучины этого безумия и постараюсь вытащить из него остальных...

* * *

Мой сон снова прервали, причём самым неожиданным образом: криками. Я услышала душераздирающие крики боли, доносящиеся за стеной моей камеры. Сначала я решила, что это привели нового ученика, но потом прислушалась и поняла, что шум доносится из другого конца коридора, в котором находились закрытые камеры. Я узнала голос Сары. Провинившихся учеников часто "воспитывают" не только днём, но и ночью, особенно если какой-нибудь ученик проходит в это время испытание в открытой камере. Как я сейчас.

Через некоторое время я поняла, что под такие крики уснуть не смогу. У меня не было даже подушки, чтобы закрыть ею уши. От каждого её крика по коже пробегали мурашки. Ещё через пару минут я не выдержала и залилась слезами.

Мне показалось, что прошла вечность, когда наконец крики затихли. Но ещё долго в моих ушах стояло эхо, не давая мне заснуть.

* * *

Я только задремала, когда услышала звук открывающейся двери и шаги. Снова испугалась и только потом прислушалась. И по шагам поняла, что идут двое. Решила, что это кто-то из воинов с новым учеником. И снова оказалась права. Напротив моей камеры встал светловолосый воин, судя по телосложению, лучник, а рядом остановилась... Талия?

Девочка повернулась ко мне... Длинные прямые чёрные волосы, такие знакомые небесно-голубые глаза, резко-выделенные скулы, бледная, почти белая кожа, которая не темнела даже под палящим солнцем... сомнений не было, это — Талия. Её глаза расширились от удивления — она тоже меня узнала.

В детстве мы жили в одном корпусе, часто общались. Нас нельзя было назвать подругами, мы боялись сближаться. Но это не мешало нам перекидываться несколькими фразами. Я знала, что она собиралась стать лучницей, как и она знала, что я мечтала стать метательницей. Значит, мы обе добились того, чего хотели. Раньше я недоумевала, почему Талия хочет быть лучницей. Ведь лучница не может сравниться с метательницей. Поэтому я не понимала выбор Талии. Но когда нас стали обучать стрельбе из лука, я быстро изменила своё мнение. Талия с первых уроков показала себя потрясающей лучницей. Не знаю, как это у неё получалось, но она ни разу не промахивалась. Она могла потягаться в стрельбе даже с опытными лучниками и наверняка вышла бы победительницей. У неё получалось это так же естественно, как дышать. Ей многие завидовали, но лично я восхищалась.

Лучник, который пришёл вместе с ней, открыл камеру напротив моей и жестом приказал Талии войти. Она все это время не спускала глаз с меня, поэтому не сразу заметила это. Только после того, как лучник кашлянул в кулак, напоминая о своём присутствии, она вздрогнула и торопливо влетела в открытый проем. Лучник тут же захлопнул дверь за своей ученицей и, повернув ключ в замке, произнёс:

— Я скоро вернусь.

В ответ Талия нервно кивнула и, боясь посмотреть в глаза своему наставнику, села на койку, уткнувшись глазами в пол. Лучник, бросив последний взгляд на неё, развернулся и быстрым шагом удалился. Как только его шаги затихли и хлопнула входная дверь, Талия соскочила со своей койки и подошла к железной двери.

— Лера, — неуверенно позвала она.

— Талия, — тут же откликнулась я, все ещё лёжа на своей койке и подперев подбородок рукой.

— Как ты? — участливо спросила она.

— Жить буду, — сухо ответила я.

Талия смутилась и принялась заинтересованно разглядывать свои руки, которые судорожно сжимали прутья камеры.

— Ясно, — несколько разочарованно ответила она, не глядя на меня. Девочка уж было собралась вернуться на своё место и даже отвернулась, но я остановила её.

— Талия, — я с усилием воли при поднялась на локтях и с шипением села.

— Лера... — заволновалась черноволосая, видя мои страдания, но я прервала её.

— Вся в порядке, — смаргивая непрошеные слезы, сказала я и даже попыталась улыбнуться. Наверное, улыбка получилась какой-то жалкой, потому что Талия хмыкнула в ответ, но потом снова стала серьёзной.

— Зачем ты села? Тебе лежать нужно.

Я только отмахнулась.

— Сама-то как? — облокотившись о стену, спросила я. Холодный шершавый камень неприятно касался разодранной кожи на плече, но мне нужно было во что-то упереться, потому что от боли начала кружиться голова.

— Нормально... пока, — еле слышно отозвалась Талия, резко побледнев, хотя больше казалось уже некуда.

На несколько мгновений воцарилось напряженное молчание. Каждая думала о чем-то своём. Наконец, очнувшись от своих мыслей, я попыталась загладить неловкость.

— Значит... ты всё-таки добилась того, чего хотела? — первое, что пришло в голову, ляпнула я.

Пухлые розовые губы, резко выделявшиеся на фоне бледной кожи, Талии изогнулись в едва заметной улыбке.

— Ты, я вижу, тоже, — не осталась в долгу черноволосая, но потом неожиданно замялась. — Я слышала... слышала, что твоей наставницей стала...

Почувствовав смущение девочки, я договорила за неё:

— Марисса?

Талия кивнула.

— Извини, я не хочу лезть не в своё дело...

— Все нормально, продолжай, — подбодрила её я.

— Просто... тебя обсуждают... — пробормотала черноволосая, окончательно смутившись.

— Обсуждают? — переспросила я, иронично изогнув бровь.

— Ну... многим интересно, почему вдруг Госпожа сама выбрала тебе наставницу, да ещё к тому же командира.

Я уткнулась носом в колени, пробурчав:

— Мне и самой интересно.

— Что? — не расслышала меня Талия.

Я покачала головой.

— Ничего. А ты сама как считаешь?

— Я? Не знаю даже, — вздохнула она и принялась мерить шагами свою камеру. Через несколько мгновений она остановилась и снова посмотрела на меня. — Это определённо не просто так, — задумчиво сказала она. — Госпожа преследует какую-то цель.

От её слов по коже побежали мурашки.

— А вдруг все не так? Может быть, она решила, что Мариссе нужен ученик?

— А ты тут просто мимо проходила? — скептически ответила Талия.

Я недовольно хмыкнула и отвернулась. Не хотелось признавать, но она была права. Госпожа никогда не делала ничего просто так. Тут явно был какой-то скрытый мотив, но я не понимала какой.

Обсудить этот вопрос нам так и не дали. Входная дверь неожиданно со скрипом отворилась, и послышались торопливые шаги по коридору. Мы одновременно посмотрели друг на друга: Талия — с ужасом, я — с сочувствием. Ноги черноволосой девушки от страха подкосились, и она с тяжёлым вздохом опустилась на свою койку. Взгляд голубых, как небо, глаз с немой мольбой обратился ко мне. Увы, я ничем не могла ей помочь.

Не выдержав, я отвернулась.

— Удачи, — бросила я ей через плечо и поспешно отодвинулась к противоположному краю своей койки, стремясь скрыться в тени камеры.

Все, что происходило дальше, я попыталась не слушать, закрыв свои уши руками. Но это мало чем помогало. Тогда я принялась раздирать о стену свою спину, глубокие царапины и шрамы на которой только начали затягиваться, надеясь, что боль хоть как-то отвлечет меня. Кажется, я перестаралась, потому что вдруг спину начало нестерпимо жечь, да так, что на глазах выступили слёзы. Я прикусила губу, чтобы не закричать, и повалилась на кровать. Но только потом до меня дошло, что этого делать не стоило. От резкого движения тело пронзила вспышка боли, и в глазах неожиданно потемнело...