Ностальгия не входила в число его пороков (джен)

И любил своих Людей.

Возможно, одно из этих утверждений мешало ему жить.

Если на одно мгновение перестать мыслить категориями и посмотреть чуть глубже, то Пеппер ушла не из-за его любви к машинам, а из-за его любви к тому, что он делал благодаря машинам. Не то чтобы Тони питал слабость к подобным уточнениям и филологическим тонкостям, но это вроде как важно. То есть, если вдуматься, Пеппер не имела ничего против роботов, просто не стоило с завидной периодичностью почти умирать. А значит, непосредственно машины людям не мешали — Людям мешала его любовь к Машинам, и…

И это всё мелочи. Это не важно.

Важно то, что машины ломались — он их чинил; программы давали сбой — он их переписывал. Машины не предавали: он создавал их такими. Они были частью его самого, он их любил и не представлял себя без брони, Джарвиса, Дубины и ещё полсотни классных примочек.

Важно то, что люди тоже ломались и давали сбой. Но он ничего не мог с этим поделать. А ещё люди предавали, были частью его самого, он их любил и… Иногда представлял себя без них.

Наверное, важно это.

* * *

— …и теперь, когда ты протиснул свой копчик через жернова адской мельницы…

— Тони.

— …ты должен понимать, что жизнь не стол с закруглёнными концами, а пиздец может подкрасться незаметно! [1]

— Тони, ты сказал, что канал Джарвиса открывается только с моей стороны.

— Я слегка приврал?..

— Ты спрашиваешь или утверждаешь?

— Я читаю тебе мораль про копчик, стол и пиздец. Почему ты не можешь просто послушать?

— Тони. Ты просто старый, умный и смертный [2]. Перестань волноваться.

— …

— Тони?

— Старый?

— Это единственное, что ты услышал?

* * *

Иногда Тони позволял себе мысль, что, быть может, люди и не особенно ему нужны.

Джарвис говорил, когда Тони хотелось говорить, молчал, когда тому хотелось побыть в тишине. Дубина всегда лез под руку, но слишком долго соображал, с какой стороны объехать верстак, чтобы доставлять какое-либо настоящее беспокойство — Тони успевал скрыться по другую сторону стеклянной двери мастерской. Марк прикрывал спину лучше любого другого метафорического щита и, в отличие от людей, в действительности не мог умереть.

Подобные размышления попахивали безумием, но стоило ему почти окончательно и бесповоротно увериться в том, что идея, в общем-то, смысла не лишена, находились те, кто его в этом разубеждал. Без умысла, но всегда вовремя.

У некоторых его любимых людей было прекрасное чувство времени.

* * *

— Ты заворачиваешь в блины мясной фарш.

— Да.

— И рыбу.

— Именно.

— А эти с картошкой и грибами.

— Ты сама проницательность.

— Блины — это десерт.

— Смотри на мир шире, Тони.

— М-м.

— И перестань меня фотографировать.

— Как скажешь.

— И Джарвис пусть перестанет меня фотографировать.

— Уже.

— У тебя очень острые столовые ножи.

— Дубина, конечно, не шибко гений, но… Осознал, раскаялся, Роуди, спаси!

* * *

Пеппер однажды сказала, что разочаровывает только то, что он никогда не разочаровывается [3]. Роуди — что он снова и снова крутит барабан револьвера. Брюс корил его за прыжки в космос с ядерной ракетой на плечах, Наташа за привычку не поворачиваться к людям спиной, даже когда они плюют ему в лицо. Питер с высоты собственных шестнадцати лет и совершенно не детской мудрости по-детски великодушно предлагал разделить тяжесть на плечах, Харли бесхитростно старался походить…

Всё это было немного слишком. Чрезмерно.

И именно оттого — совершенно непонятно.

* * *

— ЭРКЭМ [4].

— Эвристически рабочая кафедра эмуляции матрицы. Что непонятного?

— Как ты будешь это выговаривать?

— Ничего не желаю слышать от человека, который все свои костюмы называет Марками.

— У них есть ласковые прозвища. Гордость не позволит мне написать «Краснолобик» на плече…

— Боже, перестань.

— …а напишу «Сердцеед», и все решат, что я не скромный.

— Что в корне неверно.

— В точку.

— …

— Кинер, это что, мои репульсоры?

— Какой ответ верный?

— Кинер!

* * *

Одни люди имели привычку уходить. Не оправдывать ожиданий.

Так что Пеппер в своей категоричности была не совсем права: он прекрасно видел, когда что-то или кто-то не стоит того, чтобы на его счёт переживать. Он знал, что делал, вопреки всем распространённым поверьям, умел ценить то, что имеет, и быть благодарным.

Тони, вероятно, никогда не пообещает Роуди убрать, наконец, револьвер от виска и больше не падать — этого он не может. И лгать не станет. Он и дальше будет прыгать в открытый космос столько раз, сколько будет нужно, не повернётся спиной, каким бы мерзким не был этот мир и не разделит тяжесть до тех пор пока может тащить её сам.

Ведь он не разочаровывается, прыгает, не поворачивается спиной и тащит всё на своих плечах из-за них.

Благодаря им. За них. И для них.

Всё очень просто, на самом-то деле.

* * *

— Джарвис.

— Сэр?

— Большинство людей не хочет плавать до того, как научится плавать.

— Вы делаете успехи.

* * *

Тони любил свои Машины.

И любил своих Людей.

Возможно, одно из этих утверждений мешало ему жить. Но правда в том, что именно благодаря этому он был всё ещё жив.

————————————————————

[1] — потрясающее всё же интервью для GQ;

[2] — спасибо, IronTeen;

[3] — на самом деле это сказала комиксная Пеппер;

[4] — штука эта в комиксах принадлежит Тони, так что, будем считать, что Тони подстебнул сам себя.