Вернуться в сказку (джен)

Голос, певший тебе в ночи, замолчал навсегда,

И сгорают в огне свечи за годами года.

Те, кого ты всю жизнь любил, у небесных ворот,

А король, властелин судьбы пробуждения ждёт...

Он венчал свою жизнь и бессмертие,

Но не в храме, а в битвах, где борются зло и добро,

Дал узнать людям вкус милосердия,

Обратил в благородную ненависть злость на врагов.

Он осенён римским крестом,

Над головой — красный дракон,

На клинке меча — руническая вязь,

Правит король твёрдой рукой,

Слово и мощь, свет и покой,

Словно камни-исполины, держат власть.

Нет начала, нет конца историй,

Есть кольцо блуждающих огней.

Ложь и правда в нём извечно спорят,

И на их алтарь льётся кровь королей!

У любимца небес путь изведанный:

За победы земные он выплатит дань, как и все.

И на битву спешит, сыном преданный,

Над багровой рекой сотни рыцарей с ним встретят смерть

Два мира здесь в битве сошлись,

Сын и отец, бездна и высь,

Серой тучей затянула небо пыль.

В этом бою каждый силён,

Лишь на заре враг побеждён,

Но израненный король упал без сил...

Девять сестёр в чёрных плащах прочь увезут короля,

Может быть, в грот на островах из дивных глыб хрусталя.

Тёмных времён начат отсчет, не повернуть реки вспять,

Не повторить новый восход, Век Золотой не начать...

В ранний час в серебристом сиянии

Из подземных глубин поднимается тень на коне,

Но пока всё спокойно в Британии,

На закате король погружается в сон свой во тьме

Грянет беда — выйдет король,

Чтоб отстоять дело своё

И мессией возвратиться в этот мир.

Но для толпы он не святой:

Дьявола в нём видит любой,

И, не узнанный, он будет вновь убит.

Пребывай же в блаженном сне, благородный король,

Быть мессией в своей стране — незавидная роль...

Утро первого министра начиналось в пять утра. За полчаса до этого просыпались слуги, которым предстояло варить герцогу кофе, очень крепкий, такой, какой мало кто мог бы пить; гладить вещи — Делюжан всегда придирался к этому. Сегодняшний день не был исключением. Советник короля встал ровно в пять; он уже давно приучил себя засыпать и вставать в одно и то же время, ему не требовался сигнал будильника для того, чтобы заставить себя встать. За всё время его работы эта способность была просто необходима.

Как и каждый день, Делюжан поднялся с кровати, встал перед зеркалом, провёл рукой по взъерошенным ото сна волосам, накинул на плечи халат, запахнул его полы, надел тапки и вышел из своей спальни. После этого ровно две минуты ушло на дорогу в душ, десять — на его принятие и шесть на то, чтобы одеться в ту свежую и хорошо выглаженную одежду, которую уже успели принести слуги. После следовали семь с половиной минут завтрака — того самого крепкого кофе и тостов с яблочным джемом. За тридцать пять с лишним лет все эти действия были уже хорошо отточены. Ни одного лишнего движения, привычка сокращать всё к самому минимуму. Делюжан ненавидел всякого рода поспешность. Он не был молод, как Хоффман или Бейнот. Он был уже почти стар, и ему ли нужны беготня и суета?

Первый министр вышел из дома в пять часов двадцать девять минут, когда всё необходимое было выполнено и он мог отправляться в штаб Тайной канцелярии, не беспокоясь о том, что что-то могло остаться не сделанным.

Улица утром была, как и всегда, пустынна. Мало кто из жителей столицы вставал так рано. Особенно в этой части города. Министр знал, что большинство жителей этого района были весьма обеспеченными людьми, и они никогда не стремились вставать раньше, чем им хотелось. Они вообще редко вставали раньше полудня. Делюжан не понимал, как можно так беспечно обращаться к своему времени.

Улица была абсолютно пустой. Министр наслаждался этой тишиной. Это были те редкие моменты, когда он мог подышать воздухом, не теряя при этом ни минуты рабочего времени. И мало что могло бы убедить его отказаться от таких прогулок до штаба по утрам...

Здание штаба было торжественным. Даже слишком для здания, принадлежащего Тайной канцелярии. Впрочем, по правде говоря, это здание числилось на картах города одним из филиалов зданий, принадлежащих министерству внутренних дел. Наверное, это было весьма подходящим прикрытием для такой организации, как Тайная полиция. Наверное, всё было именно так, как и должно было быть. И Делюжан сам не мог понять, чем он недоволен.

Проходит совсем немного времени до того момента, как министр входит в свой кабинет и усаживается за стол. В кабинет входит бледная девушка и спрашивает, не угодно ли Делюжану выпить кофе, на что тот отвечает, что не угодно, и погружается в работу.

— Мистер Хоффман, — слышится в кабинете голос первого министра, разговаривающего по телефону. — Обязательно проверьте, куда могла деться эта девчонка. Мне не нужны лишние проблемы с ней.

Закончив говорить с графом по телефону, советник короля откладывает трубку и вдруг достаёт из ящика стола какой-то документ, читает его, кладёт на стол и одним резким движением расписывается.

Джордж не был удивлён, когда к нему в комнату вошла та женщина. Единственное, что показалось мальчику странным в ней, — это очень богатая одежда. Он не был уверен, что самый обычный психолог будет получать столько, чтобы быть способным купить её. Джордж впервые поймал себя на том, что с интересом разглядывает свою гостью. На рукаве платья этой женщины были вышиты какие-то знаки. И они показались очень знакомыми сыну Дэвида Блюменстроста.

— Привет! — весьма дружелюбно сказала женщина. — Меня зовут Джулия. А тебя?

Джордж тихо назвал своё имя. Эта Джулия была непохожа на тех, кто приходил к нему раньше. И мальчику было интересно, что же она решит сделать, чтобы "вылечить" его. Он не был уверен, что такое вообще представлялось возможным.

— Что же, Джордж... Я здесь не совсем для того, что думает твой отец.

Джордж Блюменстрост с удивлением посмотрел на эту женщину. О чём она говорила? Хочет обокрасть их дом? Что же... Тогда она явно попала не в то место: в том особняке, где лорд Дэвид фактически запер своего сына, не было ничего, что могло бы представлять ценность. А может, она хочет выкрасть его с целью выкупа? Обычно такие люди умирали около парадного входа, когда хотели покинуть дом. Джордж прекрасно помнил, что было около шести таких случаев и каждый раз он оставался дома. Оставался и ждал, пока приедет отец, а так же полиция, которую вызывал лорд Блюменстрост.

Но Джулия не казалась той, что будет похищать ребёнка для получения выкупа. Она спокойно смотрела на мальчика, не предпринимая пока никаких действий. И Джордж был вынужден посмотреть ей в глаза, чтобы эта женщина снова заговорила с ним.

— Знаешь мистера Райта? — мальчик кивнул, подумав, что лгать сейчас было бы плохо для него самого. — Он попал в больницу и сейчас находится в очень тяжёлом состоянии.

Джордж удивлённо посмотрел на эту женщину. И это удивление даже не пришлось изображать. Он думал, что этот жалкий человек был уже давно мёртв. Сколько прошло с того дня? Мальчик ни капли не жалел о том, что сделал с этим психологом. Он был слишком слаб и жалок для того, чтобы продолжать дальше своё существование.

— Я бы хотела понять кое-что.

Наследник лорда Блюменстроста напрягся. Что нужно этой женщине? Он уже начинал почти бояться её. Нельзя было допустить этого. Он должен быть сильнее. Иначе с ним произойдёт кое-что очень нехорошее. Он не должен бояться. Иначе он погибнет.

— Я слушаю вас, леди Джулия! — произнёс мальчик.

Леди Траонт была уже готова улыбнуться. Этот ребёнок заговорил. Оставалось только узнать у него, где в этом проклятом доме может находиться источник той Древней магии...

Роза лежала на кровати, пытаясь с головой накрыться одеялом. Номер пятьсот восемьдесят девять вертелся на полу, и изо рта его была видна пена. Девочка боялась. Она никогда ранее не видела такого. Лицо её соседа по комнате почернело, зрачков уже не было видно: только белки глаз. Роза хотела сейчас только одного: поскорее оказать дома, рядом с мамой и Марией. Ей не нужно больше ничего. Она не хочет ничего другого. Она просто хочет домой.

Пятьсот восемьдесят девять вдруг начал кричать что-то. Роза не смела вскочить с кровати и нажать ту кнопку, которая бы вызвала медсестру или врача. Она просто боялась. Из раскрытого рта её соседа ползла струйка крови. И Роза не могла просто так глядеть на это, но и пошевелиться она тоже не могла. Страх будто парализовал её. Она страстно желала, чтобы сюда вошёл хоть кто-нибудь. Та девочка, Юта, этот самый Хоффман или герцог Грацеда... Хоть кто-нибудь...

Речи пятьсот восемьдесят девять было уже не разобрать. И если раньше можно было услышать какие-то отдельные слова, то сейчас все звуки сливались в один сплошной стон. Роза боялась своего соседа. Она проклинала свою трусость. Мария обязательно бы предприняла что-нибудь. Обязательно. Роза была уверена, что её сестра не оставалась бы в стороне сейчас. Но и поделать что-либо с собой девочка не могла.

Слышится очередной воплю пятьсот восемьдесят девять, и в комнату влетает Хоффман. Мужчина сильно разозлён, Роза прекрасно видит это. Он подбегает к подопытному и вдруг бьёт его ногой. Девочка вздрагивает от страха и негодования. Она не понимает, что делает этот мужчина. Пятьсот восемьдесят девять затихает, а мужчина достаёт из кармана халата шприц и делает мальчику укол. Тот и вовсе перестаёт как-то двигаться.

Когда в помещение вбегает Вэлэриу Грацеда, обеспокоенный криком Розы, когда всё произошло, подопытный уже лежит на спине. Перекошенное и почерневшее его лицо кажется нечеловеческим, страшным, отвратительным. По щеке его ползёт небольшая струйка крови, глаза закатились.

— Ты убил его? — спрашивает удивлённо герцог. Когда граф кивает, мужчина вздрагивает от гнева. — Он был совсем ребёнком! Зачем нужно было убивать его? Разве нельзя было проявить милосердие?

Хоффман безразлично смотрит на герцога. Потом Георг ногой осторожно переворачивает труп и зачем-то наклоняется. Чтобы увидеть место того укола, который им сделали вчера, догадывается Роза и замирает от ужаса. Ей тоже вкололи то лекарство. За эти два дня самочувствие Розы резко ухудшилось, как и самочувствие её соседа по комнате, и маленькая принцесса понимает, в чём причина.

— Я проявил милосердие, убив его. Он бы умер в страшных муках.

Вэлэриу качает головой, с укоризной глядя на молодого графа. Тот, кажется, не замечает этого взгляда. Ему словно всё равно, что думают о нём. И Розе вдруг кажется, что этому человеку действительно всё равно. И девочка пытается закрыть себя одеялом ещё больше.

Мальчик смотрел куда-то вдаль. Что было там, за пределами этого дома? Прошло четыре года. Проклятые четыре года с той встречи с леди Джулией. Кем была эта женщина? Она задавала ему много вопросов тогда... И на все он ответил. И эта женщина просто ушла. По её лицу не было видно её страха. Она просто смотрела ему в глаза. Без тени упрёка, без капли осуждения. Эта женщина была слишком другой, слишком странной... Совсем непохожей на остальных. И прошло целых восемь лет с того момента, как он в последний раз покидал дом. Тогда ещё было жива Мари... Тогда ещё была жива Аннэт...

Дэвид Блюменстрост подходит к сыну, тот, только услышав шаги отца, отходит в сторону. Мальчик оборачивается и с подозрением смотрит на мужчину. Он уже давно начинал думать, что отдал бы многое, чтобы отец не подходил к нему больше. Мальчик понимал, что вряд ли сможет простить когда-нибудь этому человеку смерть Мари. Как не сможет простить этого себе. Это он был виноват в том, что случилось такое несчастье...

— Ты же знаешь, сегодня сюда приезжает мой начальник. Я не могу пригласить его в дом, где сейчас живу я с твоей матерью и Амандой, ты же понимаешь...

Джордж вздрагивает и кивает. Меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы в этом доме появлялся кто-то чужой. Прошло уже три года с того момента, как тут появлялся кто-то из тех, кто не жил здесь и не относился к семейству Блюменстрост.

— Ты всё ещё винишь меня в смерти Мари? — спрашивает Дэвид вдруг.

И Джордж просто кивает. Конечно же, это было так. Конечно же, он всегда будет винить его в этой трагедии. Разве нужно было спрашивать это? Наследник рода Блюменстрост предпочёл бы, чтобы эту тему вообще никогда не обсуждали. Ведь если не думать о смерти, можно представить, будто Мари ещё жива...

— Не думаю, что когда-нибудь перестану это делать, — тихо замечает мальчик, забираясь на подоконник. -—Ты не беспокойся. Я буду тихо сидеть здесь. Ты знаешь меня.

Дэвид кивает и выходит из комнаты. Он знает: сейчас лучше не говорить ничего, если ему дорого время и хоть какое-то расположение сына. Про себя мужчина отмечает, что уже сам готов признать, что это именно он виноват в смерти малышки Мари.

Роза впервые оказалась в кабинете Георга Хоффмана. Это помещение было даже темнее, чем комната, в которой её содержали уже... Сколько прошло с того момента, как этот человек выкрал её? Месяц? А может быть, два? Роза боялась пошевелиться здесь. На столе Хоффмана было очень много различных бумаг, все они лежали в страшном беспорядке, но мужчина, казалось, прекрасно ориентировался во всей этой огромной куче самых различных документов...

Хоффман достал пузырёк с какой-то прозрачной жидкостью, вылил её в стакан и разбавил водой. Когда он протянул это Розе, та взяла стакан, но пить не торопилась. Смерть пятьсот восемьдесят девять произвела на девочку слишком сильное впечатление, чтобы она могла спокойно брать что-то из рук этого человека.

— Боишься? — усмехается Хоффман. — Что же... Хоть чему-то я тебя научил за это время!

На какой-то момент лицо мужчины кажется даже слишком дружелюбным. Таким, каким Роза его никогда не видела. И это заставляет её осторожно поставить стакан на стол. Просто подальше от себя. Она ещё хотела жить. Ей не хотелось, чтобы её недолгая жизнь оборвалась прямо сейчас.

— Пей! Хотел бы тебя отравить, сделал бы это раньше! — смеётся Георг, и Роза замечает, что его взгляд снова становится более хищным, более страшным.

Девочка тянется за стаканом, берёт его в руки и одним глотком опустошает. Препарат показался ей сладким. Даже слишком сладким. Маленькая принцесса хмурится, пытаясь понять, что же это было. Георг улыбается. Наверняка он и ожидал такой реакции. Роза в который раз думает о том, как же она всё-таки предсказуема. Вообще. И для Хоффмана в частности.

Роза чувствует какую-то невероятную слабость во всём теле, перед глазами у неё всё плывёт. Последнее, что она понимает — это то, что граф подходит к ней и подхватывает на руки. Сознание покидает девочку, и мужчина усмехается. Это то, что и было нужно. Для операции Роза нужна в бессознательном состоянии. Иначе всё может закончиться более чем плачевно. А ему совсем не хочется рисковать сейчас. Не тот момент, чтобы это было возможно. Моника слишком обеспокоена произошедшим в том приюте. И Хоффман не хочет подавать ей ещё зацепок для расследования.

Джордж очнулся в помещении, неизвестном ему. Он не понимал, что это за место, и не знал, что он тут делает. Комната была светлой, просторной, но в ней не было ничего, кроме кровати, на которой, собственно, и лежал мальчик. Светлая дверь, казалось, была заперта, но когда юный наследник рода Блюменстрост, вскочив с кровати, подошёл к ней и легонько толкнул, она открылась. Мальчик осторожно вышел в коридор. Там было пусто. И ребёнку показалось, что сам коридор был ненастоящим... Казалось, стоит только задеть что-то рукой, и всё исчезнет, пропадёт... Джордж осмотрелся вокруг. Недолго думая, он подошёл к окну, что находилось в конце коридора, и дотронулся рукой до него. Тут же всё стало исчезать. Мальчик оглянулся и вздрогнул. Он не понимал, отчего больше — от неожиданности или на секунду пронзившего его страха? Перед ним стояла Мари.

Девочка была бледна, по лицу её текла тоненькая струйка крови, она смотрела на брата и тянула к нему свои тоненькие ручки. В глазах её, казалось, блестели слёзы. Джордж стоял и не знал, что ему делать. Мари казалась такой живой, такой реальной. Он даже потянулся к ней, дотронулся до её руки; видение не рассеивалось... Мальчику показалось, что сестра схватила его за руку. Так же крепко, как хватала тогда...

— Джордж... Ты пришёл, Джордж! Не оставляй меня тут! Мне страшно тут! — вдруг начала говорить девочка. — Не оставляй! Джордж! Пожалуйста, не оставляй меня тут одну!

Голос её был звонким, тонким, дрожащим... Сначала Джордж даже не вслушивался в слова сестры. Но когда речь девочки стала понятна ему, он почувствовал, как Мари будто тянет его куда-то за собой. Мальчик не понимал, что происходит с ним в эту минуту, но он почему-то вырвался из рук сестры. Глаза той снова заблестели от слёз.

— Джордж! Джордж, иди сюда! — потребовала девочка. — Джордж, мне страшно! Джордж...

Это не голос его сестры. Она никогда ничего не требовала. Это не она сейчас зовёт его. Мальчик отступает ещё на шаг, поворачивает голову, перед ним возникает зеркало, и вот... Он уже не Джордж Блюменстрост. Появляется совсем другое лицо. А рядом с Мари появляется другой очень близкий человек, Юта. Она тоже тянет к нему руку. Хоффман оборачивается. Мари просит его остаться тут, Юта же просит пойти за ней. В какой-то момент он тянет руку к приёмной дочери, и вдруг та исчезает в огне. Мужчина поворачивается к сестре. Та же растворяется во тьме... Слышится чей-то хохот. Георг Хоффман, сам не понимая почему, разбивает зеркало. И в каждом осколке появляется его отец, смеющийся над ним...

Хоффман вскакивает с дивана, когда просыпается. Вэлэриу Грацеда, стоявший рядом, вздрагивает от неожиданности. Он с удивлением смотрит на своего начальника. Тот выбегает из комнаты, вампир решает последовать за ним во избежание каких-либо неприятных последствий. Хоффман бежит по коридору, заглядывает в несколько комнат, сталкивается с тем пареньком, Рогдом, кажется, бегло извиняется и продолжает бежать. Вэлериу пихает юноше в руки какие-то книги, которые он перебирал в тот момент, когда Георг проснулся. Рогд удивлённо смотрит на своё начальство, два представителя которого только что пронеслись мимо него, и решает последовать за этими людьми.

Хоффман вбегает в одну маленькую комнатку и останавливается. Юта сидит на полу и что-то чертит. Граф подскакивает к ней, хватает за руку, прижимает к себе. Девочка удивлённо смотрит на него.

— Извини, пожалуйста, я больше не буду рисовать на полу. Правда! — прошептала Юта, хмурясь и вспоминая, что мужчина строго запретил ей чертить на паркете различные фигуры, аргументируя это тем, что пол предназначен вовсе не для этого.

Хоффман тихо смеётся, услышав эти слова, и осторожно, будто бы боясь как-то навредить, целует девочку в макушку. Рогд, вошедший в этот момент, осторожно выходит и прикрывает дверь. Ему не хочется портить такой момент сейчас. Тем более, учитывая то, что он узнал небольшую слабость своего начальника. Тем более, зная характер этого самого начальника. Георг Хоффман не оставит Рогду ни единого шанса на жизнь. Георг Хоффман просто убьёт его. Как убивал всех, кто вставал на его пути. Рогд не хочет такой судьбы для себя. И сделает всё, чтобы избежать такой плачевной участи, какая постигла многих подчинённых Хоффмана.

— Ну и что ты тут делаешь?! — слышит Рогд чей-то возмущённый голос и оборачивается.

Перед ним стоит Мердоф, его брат. Он сильно рассержен, и парень думает, что, если ему ещё хочется жить, не следует злить Мера ещё больше. Тот всегда был слишком вспыльчив и непредсказуем. Слишком. Слишком даже для человека, подобного Мердофу.

— Ничего... Так, заходил бумаги отдать, — произносит парень, на всякий случай отодвигаясь от брата.

Тот хмурится и кивает на дверь. Рогд пожимает плечами и поспешно выполняет невысказанное пожелание. Мердоф ещё несколько секунд смотрит вслед брату, потом стучится в дверь той комнаты, где находится Хоффман. Мужчина выходит оттуда и недовольно смотрит на помощника.

— Рогд что-то видел, милорд, — произносит юноша. — Мне убить его?

Граф на секунду замирает. Но его замешательство длится совсем недолго. Уже через мгновение он хохочет так, что испуганная Юта выбегает из комнаты и с непередаваемым ужасом смотрит на опекуна. Мердоф едва заметно шикает на девочку, и та стремительно исчезает за дверью. Хоффман, замечая это, перестаёт смеяться и с укором смотрит на своего помощника. Тот тихо извиняется перед графом.

— Не торопись. Ты всегда успеешь убить своего брата. Спешка ни к чему.

Мердоф кивает. Он следит за каждым движением этого человека, впитывает почти каждое его слово. За те три года парень смог усвоить, что Хоффман почти ничего не делает и не говорит без нужды. Во всяком случае, на рабочем месте.

— Ты лучше отправляйся в поместье леди Траонт. Мне интересно знать, что замышляет эта особа. И да, держи её на прицеле. Как бы не выкинула чего-то, мешающего мне.

Парень снова кивает. И граф едва заметно улыбается. Этот парнишка умел лучше, чем кто-либо другой, выполнять свою работу. А Хоффман больше всего ценил именно это качество в людях.

____________________________________________

Ария — "Кровь королей"