Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

— Садись в дилижанс.

В дилижанс Хозяйки? Это очень странно. Невероятно странно, Тоя даже никогда не убирала в нём, только Хозяйкины служанки, а тут... Тоя замешкалась.

— Перестановка сегодня такая. Давай, давай, — ещё раз потребовала Реная.

— Хорошо-хорошо.

Хорошо-хорошо всё было у Тои, но на самом деле утро началось отвратительно. Нет, всё даже началось с ночи. Телоохране Ваалу-Мауны стало плохо: из двадцати трёх шестнадцать голов стали слабы на живот — полное расстройство. И не только им, а ещё пятерым легатным гривам из форта. Все они вместе ели вечером одно и то же.

Командир форта Сигас упал в неистовство, и начал искать виновных. Уродливое зрелище. На кухнях работали местные дхаарки и случайные гельсианки, их выпороли сразу же, не разбираясь; одна от порки почему-то умерла.

Эта новость, конечно же, была плоха и сама по себе претила всякие перемещения Хозяйки из защищённого форта. Сир Уруз прямо сказал:

— Хозяйка. Не едем.

На что получил загадочный ответ от Хозяйки:

— Нет, Уруз, наоборот. Едем, и как можно скорее.

На его немой вопрос добавила:

— Сёстры кое-что провестали мне сегодня.

— Могу узнать, что именно?

— Нет. Но всё срочно.

— Хозяйка. Не едем. Нас будет только семь, включая меня.

— И ещё сто двадцать грив Палатной Гвардии. Уруз, давай, не спорь, я устала… Надо ехать. Мы должны быть сегодня вечером в Тринадцатом Легионе. Не завтра, послезавтра, а сегодня. Я должна.

К Мауне заявился командир отряда Палатной Гвардии — ну совершенно изумительный лев, обморок для львиц, хоть уже сам в позднем возрасте силы; но с одной особенностью — _запечатанный_ он. Запечатать могут многие Ашаи, но Правдовидицы делают это лучше всего. Мауна давно бросила баловаться эмпатией — некогда, все силы на Ремесло идут (правда, после Жертвы золотой воды в крови с каждым днём становилось всё больше, сильнейшая вещь, всё правда; и эти дурацкие сны! И ощущение серого облака над головой, тяжко получать удовольствия, всё не радует). Решила вот его прощупать. А щупать нечего — наглухо закрыт. Видно, серьёзных палатных запечатывают; ну и не странно, если подумать.

Они немножко побеседовали, он протянул ей что-то, очень важного вида бумагу, Мауна пробежалась по ней. Многословие скрывало простое: «Доставим в лучшем виде». Посмотрев на него, чуть улыбнулась:

— Ну что, довезёте меня? А то я волнуюсь. Мне осталась треть телхраны из-за нерадивости на кухнях… — тихо сказала ему.

— Я сделаю всё, чтобы выполнить приказ. Ещё чуть-чуть, безупречная, лишь денёк.

— Хорошо. Я доверяюсь гриве, — молвила Мауна, смотря ему в глаза. И протянула руку с кольцом сестринства. Он тут же пал на колено, поцеловал её ладонь.

Но ничего этого Арзис не видел: ни того что Тоя очутилась в дилижансе Хозяйки (?); ни того, что сама Хозяйка очутилась в повозке дхаарок (!?); он просто уселся на повозке с всем барахлом, ближе к концу кортежа, и уснул на ней, зарывшись в плащ. Иногда он просыпался от кочек, глядел вокруг; наверное, виды были красивы в эту Пору Огня, но Арзис не придавал значения.

В очередной раз проснулся оттого, что остановились. Посмотрел по сторонам — стоят на маленьком, каменном арочном мосту, в самом его начале. Лошадям неудобно удерживать на уклоне, они сдают назад. Поглядел назад — Тай, который управлял последней повозкой, привстал, но не в полный рост. Впереди что-то происходило. Мимо них промчалось голов с десяток Гвардии.

— Уруз! Уруз! — звал его Тай, не обычным голосом, а полрычем: это напоминало «Угуг, угуг». Одновременно он подначивал свою двойку лошадей сдать назад, что всегда трудно — лошади этого не любят. Арзис напялил нагривник, забросил своё копьё с переноской за спину и подбежал, чтобы подвести лошадей назад; вспомнил, как однажды намучился на Востоке, застряв с одними в болоте дороги, и чем это всё кончилось (плохо кончилось).

— Чё там, Тай?

Тай не отвечал; он ещё пожевал свой табак, а потом выплюнул. Теперь он глядел направо, на склон крутого холма или пологой горы, как угодно.

— Куда они уехали?

— ...что-что сказали?

Такое услышал Арзис от головы кортежа.

Тай ещё раз привстал, теперь уже в полный рост. Что-то он понял, в отличие от многих и Арзиса, и детально, полно и понятно описал ситуацию Арзису:

— Блять.

Арзис и себе уцепился в повозку, рядом с Таем. Тот решительно подвёл лошадей влево, что странно: там крутоватый съезд вниз, под мост, к речушке с каменными берегами. Серая галька. А потом как вмажет им кнутом, ещё, и ещё. Лошади не захотели, одна встала на дыбы, ещё больше пугая вторую.

— Коли клячу! — зарычал ему Тай.

Что, сняв копьё, Арзис и сделал — уколол ближайшую под зад. Подействовало, лошади упали в страх и понесли вперёд; из-под моста кто-то выбежал (в смысле? кто?), то ли трое, то ли пять, то ли восемь, и как же им не повезло — повозка прямо на них, вниз по склону. Кто-то разбежался вроссыпь, кого-то глухо переехали. Арзис чуть не свалился, как и Тай. Лошади ломали ноги о гальку с песком. Тащить им стало трудно, и под конец они зашли в воду и завязли в ней, отказываясь от всего. Не перевернулись, и на том спасибо.

— Возьми там!… — что-то непонятное прорычал ему Тай, спрыгивая.

«Линять», — подумал Арзис. В любой непонятной ситуации надо линять. Не думать, не осматриваться, не прикидывать, не надеяться на лучшее, не пытаться понять; расстояние — безопасность, чем дальше — тем лучше. Мельком посмотрел на мост — там происходило что-то очень нехорошее, возле дилижанса Хозяйки и остального кортежа.

Но сперва — кое-кого забрать отсюда.

Отбросив занавесь повозки, вот что он увидел: Мауна (что?), большие глаза, сидящая прямо на немногих вещах и мешках, в них — трагедия и страх; одета — удивительно — в свире, походной одежде Ашаи, которая и сидит-то на ней невпопад, вольновато, совсем не по-ашайски, не по-сестрински, словно одолжила её у старшей подруги-сестрицы; напротив неё — Атрисса, с длинным, омерзительно тонким кинжалом. Атрисса держит кинжал у сердца Хозяйки и, естественно, ревёт.

Он не ожидал этого увидеть, вот их, вот именно их, да ещё обоих. Совсем не ожидал — тут не их место. В эту повозку он закидывал пару дней назад совсем других львиц. Они не на своём месте. Тут ведь должна быть…

— Какого вы здесь делаете?! — зарычал Арзис в отчаянии, непонимании, удивлении.

— Арзис, я, я не могу, я не могу! — нашла время истерично пожаловаться Атрисса, поняв, что спасена, по крайней мере, от решения — колоть или не колоть Хозяйку, превосходную, в само сердце.

— Надо меня убить, — очень неуверенно сказала Мауна, и непонятно даже, кому. Она даже не глядела ни на Арзиса, ни на свою молодую служанку, изо всей силы что-то сжимая в кулаке (да знамо что — яд).

Вместо ответа Арзис, оскаленный, с копьём подмышкой, ухватил Атриссу и вытащил её из повозки прочь, как вещь (за руку). Та же участь постигла и Ваалу-Мауну (сначала за руку, потом за талию). От силы Арзиса служанка не удержалась и свалилась на воду да камни с песком, чуть сама не уколовшись длинным, смертельным кинжалом. От силы Арзиса Мауна царапнулась о край повозки лапой, ей вогналась заноза, и улетел из ладони далеко-далеко бутылёк с ядом (строфант со снотворным, классика), но она наземь не свалилась, потому её-то как раз Арзис и удержал.

Что делает Тай? Тай занят делом: выстрелил в кого-то из тяжёлого и дорогого арбалета.

— Хорош! — кажется, Тай попал, и отбросил уже бесполезный арбалет: второй раз его накрутить никто не даст.

Противников оказалось четыре. Нет, три — один уже получил. Два оказались поумнее и осторожнее. А первый (одинокий) — в дешёвой броне, в легатном нагривнике подороже (выторговал когда-то), и с алебардой и со щитом на спине (очевидно — под чем-то совсем дурным и весёлым), и первое, что ему пришло в голову — пнуть кнемидой с железными набойками Атриссу, что пыталась подняться. Из всех многих возможностей в жизни — именно это. Идиотское решение нашло мгновенную расплату: Арзис проткнул ему лапу выше колена, тот сделал шаг, лапа ему подвернулась, упал (тоже классика); он успел сделать неловкий и плохой выпад своей алебардой, но толку, если Арзис проткнул его уж сбоку своим копьём, под рёбра (больно, наверное), а потом ткнул ему пару раз, не разбираясь, в морду тем самым отвратительно тонким кинжалом, что так удобно и совсем выпал из ладони Амаи на грязь земли. Потом отбросил его в сторону, а то ещё сам им уколешься. Неудобный. Негде вогнать, ножен нет. Бесполезный. А вот алебарду у противника забрал (тяжеловата, сука), и сразу отбросил. Короткая и тоже бесполезная. Вынул копьё из противника, сильно надеясь, что наконечник ещё хорош, а то непонятно, попал ли ему в броню или как.

Арзис очень быстро выпрямился, очень быстро оглянулся, определяясь со своей диспозицией, с положением союзников, с положением противников, дальнейшими возможностями, со всем. Мауна — рядом, просто стоит, сложив сжатые кулачки под шеей, и смотрит на него (что ей ещё делать). Атрисса — на земле, перевернулась на спину, вся мордаха в крови, закрытые глаза, хрип, рычание и стон одновременно, и Арзис мгновенно определил, что с нею надо распрощаться (не дотащишь, не спасёшь, нет, ничего). Непонятно, есть Палатная Гвардия, нет. Да вообще ничего не понятно.

Тай тоже с копьём, очень длинным — вытащил его из повозки.

— Арзис, ёбнем их! — он стоял на шаг возле Атриссы.

Арзис принял единственное решение, ухватил Мауну за руку и побежал вниз по течению. Там не было противника (пока). Сейчас будет. Он сейчас всюду будет. Линять, линять и линять, никакого топтания на месте, никаких героических сражений и последних оборон; нет, Тай, извиняй, как-нибудь тут сам. Слева — обрывистый берег, в львиный рост высотой; делать нечего — сначала копьё, затем вылез сам, затащил Мауну без всяких церемоний, как попало; та молчала, совсем (кажется, лишь что-то то ли тихо говорила, то ли шептала под нос — непонятно), даже вздохи её самочьи были тихи (известно, если с силой тащишь, давишь, дёргаешь и такое прочее делаешь с самками — они не могу не вздыхать). Отметил — Мауна в ездовых кнемидах, слава Ваалу, слава кому угодно, без них лапам будет она, она самая. Побежали по обрывистому берегу, кусты, затем слезли снова, пришлось залезть в воду, заляпываясь грязью, петляя, и проваливаясь на скользких камнях, отчаянно пытаясь определить, стоит ли пересечь речушку вброд или даже вплавь. Обрывистый берег рван, надо дальше петлять. Мауна взвизгнула и рыкнула, сильно поскользнувшись, прям действительно сильно.

— Заткнись! Тихо! — зашипел на неё Арзис.

Прижал её и себя к стенке берега. Посыпались камушки. Он заткнул ей рот, чтобы не вздумала, навострился и стал слушать. Чей-то страшный, далёкий рык смерти и боли. Арзис шмыгнул носом, слушал дальше. Какой-то странный глухой звук, потом треск. Ржали лошади. Рыкокрики на незнакомом языке. Далёкое сунгское ругательство. Да, всё вроде далеко, сравнительно далеко.

Повёл её и себя дальше по берегу.

— Арзис, куда мы…

— Заткнись, — снова зашипел он на неё. И для верности приложил ладонь к её мордахе, чтоб поняла. — Не шуми.

Прошли ещё; подумав, Арзис решил вскарабкаться вверх по размытому, каменистому склону, очень осторожно. Хорошо, вроде тихо. Снова поставил копьё наверх, вылез сам, снова вытащил Мауну наверх (неуклюже всё). Его план прост — вылезти и скрыться в глубине леса. А там как будет.

Но план оказался под серьёзной угрозой, причём сразу. Кажется, вообще всем планам пришёл конец. В шагах десяти стоял молодой, даже совсем юный лев, странновато-чужого, аж жёлтого окраса, и справлял малую нужду прямо в кусты, за которыми, собственно, изначально и вылез Арзис. Так они и встретились взглядами и застыли. Нагривник у него был легатный, но ниже шла эклектичная сборка из самых разных кожаных доспехов, с гамбезоном. И только левая перчатка; а, да, правой он держал известно что.

Арзис на кратчайший миг дёрнулся назад, даже не телом, а лишь напряжением, намерением, и сразу, чутьём, понял, сколь это глупо (нет времени даже объяснять, почему). И бросился к уязвимому противнику. Молодой лев сделал непозволительное — растерялся, сделал несколько шагов назад, стукнулся о дерево сзади. Потом потянулся за алебардой, приложенной к тому самому дереву, она упала в траву. Всё это время он странно мычал — именно мычал, как корова, а не рычал или там кричал о помощи.

Арзис рискнул и всадил ему копьё прямо в морду, не надеясь, что наконечник справится с гамбезоном, в котором запросто может быть вшита пластина, так часто делают. Повезло — противник оказался совсем плохой, и даже не подумал увернуться. Копьё прошло насовсем, и вышло аж там, сзади, ниже ушей. Как и многие, он попытался ухватить древко копья, но тут смерть оказалась слишком быстра, и он даже не успел сделать и этого. Повалился камнем вниз, обезображенный, и Арзису даже особо не пришлось вытаскивать копьё, вполне просто вышло само от рывка. Ещё, увидев у него нож на поясе, Арзис воткнул ему в шею, чтобы повернее, раз пять-десять; поскольку устал и задышался, то всё медленно, даже спокойно со стороны.

— Как со свиньи, — тихо отметил, вставая, весь заляпавшись в крови и отряхивая руки. Навострил уши, поосматривался.

Тем временем Мауна уцепилась за единственно понятное, знакомое — взяла неважнецкого вида лук, приставленный к дереву, и даже взяла стрелу из колчана (тоже приложен к дереву).

— Семья. Семья. Семья… — повторяла она, держа лук в руке. Глядела туда, на север, откуда убежали.

Арзис всё прислушивался, потом, согнувшись, пошарил вокруг. Возле этого льва раскидано кой-какое добро; непонятно, кто такой, что здесь делал, и почему сам. Нашёл на нём ещё нож, и только теперь заметил, что свой пояс с мечом оставил далеко там, в повозке — снял, потому что мешал спать. Забрал с этого пояс, но у него меча нигде не оказалось и не валялось.

Посмотрел на Мауну. Проехался ей по ушам, растёр, чтобы очнулась. Той больно, серьги ведь. «Золотые», — подумал. — «Продать можно».

— На, держи, — нахлобучил на неё колчан. Потом вырвал лук из руки, тоже надел на неё. — Говори тихо. Сядь.

Села. Пошёл шарить дальше. Снял с того, молодого, нагривник, узковат, пойдёт. Кожаная фляга, в ней какое-то кислое дерьмо, прекрасно. Нашёл кремень в сумке на поясе, там ещё что-то есть, не стал разбираться. Мешок, в нём — какие-то лохмотья, кусок сала, наконечники стрелам. Отдал это Мауне, она взяла и даже тоже начала в нём рыться, не спеша. Снял с него плохие наручи, надел себе (свои-то тоже оставил в повозке). Хорошо-то Арзис хоть голову не снял с гамбезоном, чтобы спалось лучше. Стащил с него, не без такой-то матери, штаны. Ему будут малы, а вот Мауне пойдут, надо попробовать. Что-то ещё? Нет? Может и да, но надо линять дальше.

— Еда, — всё верно определила Мауна, держа сало, как артефакт, двумя руками. Она, присев подле, рассматривала ещё вроде даже чуть-чуть живого выгривка.

— На, — засунул штаны и флягу в мешок. — На. Одень. Обмотайся, жми уши, обмотай себе голову, — сказав так, сам завязал ей на голове длинную, серую, шерстяную ткань, обмотал шею, — ну! Всё, умотали.