Просто держи меня за руку (гет)

На следующее утро Снейп приходил в себя необычайно долго. Пробуждением это считаться не могло — он так и не понял, заснул ли он ночью или просто потерял сознание. Они с Гермионой больше часа сидели на полу в гостиной, пока он не собрался с силами достаточно, чтобы встать, сходить в душ и перебраться в кровать. Гермиона давала ему какие-то снадобья, он выпил все на автопилоте, даже не спрашивая, что пьет, и не распознавая вкус. Нет, ему не было больно. То, что Вольдеморт сделал с ним, нельзя было охарактеризовать как боль… хотя при попытке двигаться он чувствовал некую болезненную скованность, словно импульсы от мозга не сразу достигали мышц. То ли Лорду было вчера очень скучно, и он искал развлечений, то ли поведение зельевара показалось ему слишком непочтительным, то ли он решил на всякий случай прибегнуть к профилактическим мерам для обеспечения дальнейшего послушания — трудно сказать. Снейп не искал обоснований, хотя общая картина ему не нравилась, и он чуял какой-то подвох. Вольдеморт и на прошлом вызове вел себя странно. Эти невнятные толкования о каких-то наградах, тогда как он, по его мнению, заслуживал наказания. Вместо этого ему позволили убить Петтигрю, и он снова опасно близко подошел к краю пропасти. Как и в этот раз. Под воздействием проклятия в нем просыпалась неконтролируемая ярость, заставлявшая его забыть о том, кто он. И все это казалось бы логичным, если бы Лорд знал об откатах и таким способом намеревался навсегда отрезать своего слугу от света.

Но ведь не знал же. Не мог знать.

От вчерашнего даже окклуменция почти не спасала. Словно в нем опять проделали дыру и методично выкачивали все хорошее, что в нем оставалось. Похоже на воздействие дементоров — остаются только боль, страх и темнота. Таких чар Снейп не знал, хотя некоторые разновидности темных проклятий вызывали у жертвы похожие ощущения, исчезавшие сразу после снятия заклинания. А здесь эффект длился и без непосредственного воздействия. Если Вольдеморт откопал очередной запрещенный ритуал или заклинание сродни Непростительным, открытый бой с ним становился еще более рискованным. Контрзаклятия Снейп не знал и даже не представлял, где можно поискать. Он цеплялся за руку Гермионы, отчаянно пытаясь удержать остатки тепла внутри, смутно помнил, как она гладила его по лицу и волосам, и от ее прикосновений становилось легче, но сегодня он все равно чувствовал себя до странного… пустым.

Если Вольдеморт делал это осознанно и намеренно, если ему в самом деле что-то известно о том, что хранилось под черными ментальными покрывалами в голове его шпиона, это значит, что все они просчитались. Он — в первую очередь.

Сейчас Гермионы в кровати не было, и постель на ее половине была холодной. Кое-как выпутавшись из одеял, Снейп поискал свой халат, не нашел, поэтому просто завернулся в мантию поверх пижамы и, добредя до приоткрытой двери, выглянул в гостиную. Гермиона, закутанная в этот самый халат, с ногами сидела в кресле за письменным столом и сосредоточенно перелистывала лежавшую перед ней увесистую книгу. Ее волосы растрепались еще больше, под глазами опять залегли глубокие тени. Значит, спать даже не ложилась. Неугомонное существо.

Услышав скрип двери, она подняла голову:

— Тебе бы сегодня лучше не вставать.

— Мне надо… поговорить с Минервой. И написать хоть какой-то отчет для попечительского совета. Я все забросил. Ненавижу бумаги.

— Я написала черновой вариант. В кабинете на столе.

— Ты… что? — от удивления Северус почти проснулся. — Ты написала отчет для попечительского совета?

— Ну, а что там писать? Мне все равно не спалось. Свела таблицы успеваемости по всем курсам и каждому Дому, всего-то. Осталось только вывод написать или что ты им там обычно пишешь в конце.

Он помолчал, соображая, в каком бреду он мог дать этой нахалке разрешение рыться в его рабочих бумагах. В кабинете. Ага.

— Ты выходила в кабинет?

— Да. Мне нужно было расспросить Дамблдора о лей-линиях, — она отодвинула книгу и повернулась к нему. Окинула его оценивающим взглядом. — Тебе получше?

— Не уходи от темы.

— Я не ухожу. Я просто спрашиваю, как ты себя чувствуешь. Если хочешь поговорить про кабинет — сядь, и поговорим. Только дай я сначала на тебя посмотрю.

— Вряд ли из меня сейчас получится интересное зрелище, — буркнул он, но опустился в соседнее кресло. Гермиона придвинулась к нему, легко пробежалась пальцами по его лицу, убрала волосы за уши, погладила нос, потрогала подбородок:

— Не больно?

— Немного.

— Я вчера только зафиксировала зубы, чтобы не выпали. И залечила трещину в челюсти, но ничего больше делать не рискнула, — она еще раз ощупала нижнюю челюсть. — Думаю, надо еще порцию противовоспалительного. Или что-нибудь наружное… Я искала в твоих запасах, но там ничего такого нет. Вот, роюсь в книжках, обычные ушибы я лечить уже научилась, и у родителей в клинике часто бывала, видела всякие случаи, но… Боги, я чувствую себя какой-то… беспомощной. Папа давал мне книгу о полевых врачах во время войны. Когда людей не хватало, лекарств вообще не было, и все учились вот так, на ходу, часто даже не понимая, что нужно делать. Почему мне раньше в голову не пришло учиться колдомедицине?

— Перестань себя ругать. На полноценного колдомедика учатся от пяти до семи лет, параллельно с практикой под надзором опытного целителя. А ты хочешь за полгода изучить сразу все виды травм. Поттеру и Уизли и так бесконечно повезло, что ты освоила хотя бы азы первой помощи.

— Я должна была бы уметь больше. Особенно сейчас. Я ведь давно знала, что придется заниматься чем-то подобным, — она огорченно покачала головой. Снейп перехватил ее руки и бережно сжал ее запястья:

— Угомонись. Ты не можешь знать все. Вчерашнее было просто еще одной рядовой ситуацией. Мне случалось получать повреждения и похуже.

— Ты ведь тоже постоянно занимаешься самолечением, да? Я видела твой шкафчик с лекарствами.

— Я учился, как медики из той книги. Сам, по ходу дела, потому что больше обратиться было не к кому. Большинство делают то же самое. В Первой войне у нас были проверенные целители, к которым мы обращались после рейдов, если нужна была серьезная помощь, но большинство мелких травм латали сами. Ничего необычного. В Ордене поступали и поступают так же. Поттер в порядке? Я вчера даже не спросил.

— Да что ему сделается… У ДА целая аптека, натаскали из шкафов у Слагхорна и из госпиталя немного, кое-что варят сами. Несколько человек из Равенкло готовят Оборотное зелье, взломали класс зельеделия еще в начале учебного года и вытащили все, что могли унести.

— Вот мелкие поганцы… Из-за их воровства мне пришлось перераспределять бюджет на ингредиенты для Слагхорна. Этот тюфяк не может даже кладовую запереть как следует.

— Зато теперь они тоже во всеоружии. У них был Скелерост, так что ребра у Гарри должны уже срастись. Остальное я даже трогать не стала, заживет само. Открой рот, пожалуйста.

Снейп, удивляясь сам себе, открыл рот и с минуту сидел так, пока она осматривала его, периодически прикасаясь палочкой к деснам. Он никому раньше не позволял ничего подобного. Никого не подпускал так близко. Даже целители, в разное время лечившие его, когда он не мог справиться своими силами, не видели и не знали о нем столько, сколько уже знала эта девчонка, которая — страшно представить — даже школу не окончила.

— Думаю, тебе надо сходить к мадам Помфри, может, она сумеет поправить, — вынесла вердикт Гермиона, покончив с осмотром.

— Это не в ее компетенции. Чтобы исправить эти зубы, нужен специальный колдомедик. Я никогда об этом не думал. Не до того было. А что, все так плохо? Хуже, чем было?

Гермиона слегка нахмурилась:

— Честно? Я не помню, как было. Точнее, я просто не замечала.

Он поднял брови:

— Не замечала? По-моему, о зубах я слышал шуточек лишь немногим меньше, чем о волосах.

— Ну, — Гермиона погладила его подбородок, — когда-то обратила внимание, конечно. Особенно когда ты посмеялся над моими зубами. Я тогда подумала, что уж кто-кто, а ты вообще не имеешь права смеяться, раз у самого во рту не идеал... мои родители бы точно нашли что сказать. Но мне тогда было пятнадцать, и ты обидел меня. Я злилась.

— Это было не так и давно, — заметил он, неприятно удивленный этим внезапным откровением. Да, он помнил тот случай — Минерва орала на него в учительской минут десять, отчитывая за неподобающее для учителя поведение, но ему было, мягко говоря, все равно, что какая-то гриффиндорская заучка так расстроилась. Да, комментарий был жестокий, особенно для девочки. Но ему случалось и слышать, и говорить вещи куда хуже. Наверное, ему нужно что-то сказать ей. Может, даже извиниться, хотя особой вины он за собой не чувствовал. У него тогда была масса более серьезных проблем, требовавших его непрестанного внимания, и стычки детей в коридорах неимоверно бесили, потому что отвлекали от действительно важного. Но едва он открыл рот, как Гермиона прижала указательный палец к его губам:

— Не стоит. Уже неактуально. Когда приходится бегать по лесам и спасаться от Пожирателей, приоритеты меняются.

— Допустим. Мне в школе тоже доставалось за внешность, если тебя это утешит. Я пытался что-то исправить — и надо мной только смеялись еще больше, — пробормотал он, не зная, что еще сказать. Мародеры были лишь верхушкой айсберга, хоть и чертовски отвратительной. Над ним издевалась едва ли не половина школы. Ему попадало то за старую, поношенную одежду (хотя она никогда не была грязной и всегда тщательно заштопана), то за кривые зубы или размеры носа (хотя тут он ничего не мог поделать), то за сальные волосы (хотя он мыл голову каждый день). На третьем курсе он перестал пользоваться покупными шампунями и начал делать их сам, когда понял, что здесь нужен индивидуальный подход. Лили заметила разницу уже после нескольких применений травяных отваров, один раз даже украдкой потрогала его волосы, думая, что он не замечает. А он млел от ее прикосновений и мечтал, чтобы она запустила пальцы глубже, до самой кожи на затылке. Но потом он стал простаивать над котлами чаще, и испарения экспериментальных составов снова начали портить и кожу, и волосы. И он просто перестал обращать внимание на все насмешки. В Пожиратели Смерти его приняли отнюдь не за внешность. По большому счету, это даже играло на руку: чем страшнее он выглядит, тем лучше — будут больше бояться.

Гермиона словно уловила его мысли. Пробежалась пальцами по его вискам, прежде чем забраться под волосы на затылке. Снейп зажмурился. Надо же… все его мечты об объятиях и прикосновениях сбылись всего за несколько дней. А мечтал-то столько лет, заменяя реальность иллюзией под зельем. Однако его по-прежнему удивляло то, что его малопривлекательный вид мог так кого-то притягивать, тем более восемнадцатилетнюю девушку, наверняка черпавшую большую часть сведений об отношениях между мужчиной и женщиной из каких-нибудь любовных романов о знойных мускулистых красавцах. Он чуть было не спросил, действительно ли ей нравится, как он выглядит, но вовремя прикусил язык. Глупо. Она обнимала его с явным удовольствием, тянулась сама, и было очевидно, что никакого отвращения к его телу она не испытывала. Это не было притворством. Ей нравилось. Нравился он, как бы странно это ни звучало.

Но зубы все же надо исправить, как только представится возможность. Хватит пугать людей. Да и ей уж точно будет приятней целовать человека с нормальным ртом. Зря, что ли, придумали дантистов?

«Мерлин, о чем я думаю?.. С каких пор меня стали волновать подобные вопросы? Тридцать с лишним лет не волновали, и вдруг…»

— Северус… Я ведь серьезно, — сказала она, сжимая его голову в ладонях, чтобы он отвлекся от своих размышлений и снова обратил на нее внимание. — Если ты беспокоишься о том, как все это выглядит со стороны… Я тоже никогда не была красоткой, фото которых мальчики вешают на стены.

Он еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Сравнила! Хорошенькая длинноногая девчонка с гладкой кожей и идеальным прикусом. Чего им не хватало, этим хогварцевским глупцам? Куда они вообще смотрели? Вопрос, конечно, риторический. Нет, на старших курсах были девушки куда красивее, если оценивать исключительно внешность, а Грейнджер как прилежная студентка, чрезмерно увлекшаяся своим образованием, вечно таскала тяжеленный рюкзак с книгами, менявший ее осанку и походку, ничего не делала с волосами, не пользовалась косметикой и даже не пыталась как-то облагородить школьную форму, чтобы выглядеть женственней. Но если посмотреть глубже, то…

«Ты себя-то помнишь в этом возрасте? Сильно ты обращал внимание на таких зубрилок? Не-ет, ты смотрел только на идеальную Лили-мать-ее-Эванс, на юбки, которые из года в год становились все короче, на блузки, которые делались все более обтягивающими. Мозги тебя в тот период не слишком интересовали. И кто будет заглядывать под чью-то бесформенную мантию, пытаясь представить, как выглядит то, что под ней, если под носом полно девчонок, носящих облегающие майки?»

— Гермиона, только не говори мне, что ты считаешь себя некрасивой, — сказал он, просто чтобы не молчать. Молчание сегодня неимоверно тяготило, хоть и тема для разговора была идиотской. — Из нас двоих более неуверенным в себе предположительно должен быть я, раз уж мы заговорили об этом.

Она отмахнулась:

— Красота — понятие относительное. Я же говорю, приоритеты меняются. На шестом курсе меня злило, что для всех, кроме Маклаггена, я всего лишь учебник на ножках. Рон тоже до рождественского бала на четвертом курсе не вспомнил, что я девочка. Но сейчас все гриффиндорские вертихвостки живут по четыре в комнате, а я сплю в апартаментах директора. Пожалуй, это все, что мне хочется осознавать, — она прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Одной этой улыбки хватило, чтобы пресловутый владелец директорских апартаментов ощутил прилив воодушевления.

— Где это вы набрались таких ядовитых интонаций, мисс Грейнджер? — не удержался Снейп, ухмыляясь.

— Кажется, от одного слизеринца и Пожирателя, — в тон ему ответила она.

— Сдается мне, что ты очень сильно увлекаешься.

— Мне восемнадцать, я впервые живу с мужчиной, было бы странно, если бы я не увлеклась, нет?

Он сглотнул. В груди что-то сжалось в тугой, сосущий комок. Наверное, вид у него был растерянный донельзя. Гермиона сжала его руку в ладонях, коснулась губами пальцев:

— Что в этом такого удивительного?

— Гм… Я все же не из тех людей, которые… привлекают таких, как ты.

— Что за чушь? — удивилась она. — И кто же, по-твоему, должен меня привлекать?

— Что-то я такое слышал несколько лет назад, — Снейп слегка кашлянул, прочищая горло. — О некой магглорожденной студентке, ответившей правильно на все вопросы в дурацком опроснике Локхарта, да еще разрисовавшей его сердечками.

— Ой, не смеши. Про детский садик рассказать? Мне там один мальчик конфеты носил тайком, потому что родители не разрешали мне есть сладкое. Тоже, кстати, чем-то был похож на Локхарта, — она поморщилась. — Ужас. Так объясни мне, почему тебе не положено меня привлекать? О внешности мы уже поговорили, — Гермиона оглядела его еще раз, словно ища какие-то предполагаемые изъяны. — А зубы… ну… их ведь всегда можно исправить, если захочется. Я полжизни носила брэкеты и умоляла родителей позволить мне самой все поправить, а потом мадам Помфри все сделала за пять минут, когда нашлась уважительная причина для вмешательства.

— Я намного старше тебя.

— Со сверстниками мне скучно, мы это вроде выяснили, — парировала она.

— Я злобный, мстительный мерзавец, который любит язвить по поводу и без.

— Значит, мы никогда не скатимся в пресную рутину. Я слыхала, такое у многих бывает.

— Я творил ужасные вещи. Я убийца, в конце концов.

— Ты убил Дамблдора по его собственному приказу.

— Несколько дней назад я убил Петтигрю. Как раз в ту ночь, когда вернулся с вызова на грани приступа.

Гермиона заметно побледнела. Но выражение ее лица при этом не изменилось. Она чуть крепче сжала его руку:

— Из-за него погибли родители Гарри. Он предатель.

— Я тоже.

— Ты не знал, что совершаешь предательство, — дрогнувшим голосом ответила она. — А он это сделал сознательно. Ради собственной выгоды.

— Темный Лорд очень щедро вознаградил меня тогда. А я предал и его, когда перешел к Дамблдору и согласился шпионить.

— Ты перешел на сторону света, Северус.

— Предательство есть предательство, независимо от окраски.

Она нахмурилась:

— Он… был настолько важен для тебя? Даже когда ты понял, что он из себя представляет?

«И что ты скажешь ей? Что в самом деле любил своего господина, посылавшего тебя пытать и разрушать?»

Нет, это не было любовью. Не больше, чем испытывает вечно битый всеми пес, которого кто-то вдруг покормил из жалости или почесал за ухом. Поначалу это было сродни благодарности за полученные возможности. Определенная степень зависимости, потребность быть полезным и нужным, применять свои знания по назначению… даже если его навыки шли в ход для ужасающих дел. А потом… просто привычка.

— Я зависел от него, Гермиона, — неохотно пояснил Снейп. — Благодаря ему я стал Мастером — Слагхорн не дал мне необходимых рекомендательных писем после выпуска, хотя я был лучшим зельеваром на курсе. Без рекомендаций у меня не было шансов попасть в обучение, невзирая на способности, и тем более не было денег, чтобы его оплатить. Кто станет возиться с нищим безродным полукровкой…

— У тебя же были лучшие оценки на курсе, я знаю, смотрела. Неужели Мастерам не было дела до таких способностей? А Слагхорн? Да он должен был вцепиться в тебя изо всех сил. Я почти уверена, что на шестом курсе ты на каждом уроке зельеделия творил чудеса. Уж если Гарри смог, следуя твоим инструкциям…

— Слагхорна злило, что я ухитряюсь каким-то образом варить идеальные снадобья, хотя по тому учебнику никто не мог приготовить ничего приличного, даже его любимчики. В академических кругах почти всегда все решают связи и деньги. Разумеется, порой бывают исключения, но это большая редкость. Свою степень я получил сам, да. Но Темный Лорд, уже тогда пользовавшийся огромным влиянием и поддержкой сливок общества, помог мне устроиться и оплатил расходы, пока я не начал зарабатывать самостоятельно. Какие-то клиенты и заказы у меня были еще со школы, но их было недостаточно для такого дела. Оборудование, ингредиенты — все за свой счет. И пока учишься, солидный процент от всего, что варишь на продажу, идет тому же Мастеру. Условия контракта очень жесткие.

— И ты учился так три года?

— Да.

— А экзамен на степень?

— Он бесплатный, но сдает его далеко не всякий подмастерье. Мало просто выучить тысячи рецептов и уметь все это приготовить — на экзамене могут спросить любой из них. Степень Мастера присуждается только тем, кто умеет создавать новые снадобья и усовершенствовать старые. Помимо прочих требований, я должен был предоставить три новых рецепта.

— Как интересно… И что ты им принес?

— Одним из них была мазь, которой ты пользовалась, чтобы заживить порезы, — он провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее левого предплечья, где не осталось и следа от шрамов. — Вторым был спазмолитик, который я разрабатывал для себя, чтобы снимать симптомы после Crucio. А третьим было зелье, полностью восстанавливающее утраченное зрение… если, конечно, пациенту не выкололи глаза. Здесь я был бессилен.

— Ничего себе! Но раз существует такое зелье, почему все наши учителя ходят в очках? — встрепенулась Гермиона. — Столько людей в колдовском мире носят очки, включая Гарри… у него, кстати, зрение просто ужасное, без очков он почти ничего не видит.

— Я не запатентовал его. Не успел. Едва я получил степень, стало не до этого, а потом и вовсе забыл. Оно довольно капризное, стоит дорого, и его эффект не вечен, периодически нужно проходить курс лечения. Немногие смогли бы его себе позволить.

— Как оно называется?

— «Соколиный глаз». Знаю, название банальное, изобретать что-то пафосное мне было лень.

Она смотрела на него с нескрываемым восхищением:

— А ты говоришь — сверстники, Локхарт, приличные члены общества и… кто там у тебя дальше по списку? Да кому они нужны?

Пересев к нему на колени, Гермиона обвила руками его шею и потерлась носом о его щеку. Северус, последние пару минут боровшийся с подступившим к горлу комком, обнял ее за талию:

— Я не умею сходиться с людьми, Гермиона. По большей части, я их просто не люблю. Я зануда с массой дурных наклонностей, которые я держу под контролем и о которых не знает даже Дамблдор. Мне трудно открыться, трудно довериться кому-либо, я постоянно держу окклументный щит поднятым, и я… не умею прощать. Я вообще мало что умею, когда речь идет о чувствах и их проявлениях. Я ревностно оберегаю свои границы, но могу запросто влезть в чужие. Безо всякого зазрения совести. То, что мне приходилось и приходится делать, наложило на меня множество отпечатков. Крайне… неприятных.

Она облизала губы, разглядывая его лицо:

— Твои дурные наклонности касаются… насилия? Злоупотребления веществами?

— Нет. Хотя в прошлом злоупотреблений было хоть отбавляй. Были времена, когда я пил, и много. А бывали и такие, когда я был полностью оторван от реальности, потому что реальность вызывала желание принять яд посильнее. Мне повезло, что мои обязанности и в Хогварце, и в… прочих кругах требовали от меня здравого, трезвого рассудка. Я больше не мог позволить себе подобного, иначе меня ждала бы смерть.

— В чем же они проявляются, эти твои наклонности?

— Я имею свойство ломать все хорошее, что дается мне в жизни. И делаю это методично и даже со вкусом.

— Почему?

— Вероятно, потому, что никогда не считал себя достойным чего-то хорошего.

— Почему?

— Потому что много лет творил зло.

Гермиона опустила глаза, обдумывая его слова. Наконец, неуверенно ответила:

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но раз ты признаёшь, что творил зло, да еще не считаешь себя достойным нормальной жизни из-за этого — разве это не означает раскаяние? А если это раскаяние, то как ты можешь быть плохим человеком? Плохие люди не раскаиваются в том, что сделали.

Паршивка. Маленькая, въедливая, сообразительная, до чего угодно докапывавшаяся негодяйка с врожденными способностями к анализу, ментальной магии и не менее раздражающим умением оправдать кого угодно. Да еще и обертка очень симпатичная.

«Ну и влип же ты, Северус…»

Она смотрела на него, все так же обнимая его за шею:

— Ты закончил?

— По-моему, я исчерпал все аргументы, — медленно проговорил Снейп, поглаживая ее по ноге.

— Хвала богам, — она слегка потянулась, расправляя позвоночник, и включила режим невозмутимой зануды. — А теперь скажи — тебе со мной хорошо? Вот сейчас. Вчера. Позавчера. В лаборатории. Тебе удобно? Ну, когда я не лезу к тебе с вопросами и не строю из себя горе-целителя. Только честно.

— Я бы сказал, даже слишком.

«Кто когда вообще пытался обо мне заботиться и переживал, удобно ли мне…»

— Тогда я тем более не понимаю, зачем ты затеял этот разговор. Ни тебе, ни мне не требуются объяснения.

— У меня никогда не было такой, как ты, — обреченно прошептал он, пряча лицо в ее безумных растрепанных волосах. Дыра в груди необъяснимым образом затягивалась, стоило ему высказать хотя бы крохотную часть того, что его беспокоило. Высказать — и увидеть, что ничего ужасного не происходит, и все его слова принимаются к сведению и не высмеиваются.

— И очень хорошо, что не было, — помедлив, отозвалась Гермиона чуть дрогнувшим голосом, прижимаясь к нему. — Значит, у нас обоих все впервые, и меня это успокаивает, потому что на самом деле я ужасно нервничаю. У меня тоже раньше ничего такого не было, я ничего не умею, не разбираюсь во многих взрослых вещах, но мне хорошо, когда ты рядом, и я все время боюсь, что тебе плохо, но ты не скажешь из вежливости.

«Хорошо? Ей хорошо, когда я рядом. Ей…»

— Вежливость и я? — фыркнул он, спохватившись, что сейчас опять примет глупый вид. — Это уж точно не ко мне.

— Тогда из жалости.

— Не в твоем случае.

— Ну и всё, — она прильнула к нему теснее. — Мне можно тебя поцеловать или это нарушит твои планы?

Окончательно оттаяв, Северус придержал ее затылок ладонью и нежно коснулся губами ее губ. Она ответила и блаженно вздохнула, расслабляясь в его объятиях:

— Так о чем ты хотел поговорить с профессором Макгонагалл?

— Пора созывать всех сюда. В ближайшие несколько дней нужно разделаться с охраной.

— Ты же сказал, что у нас есть неделя… или даже две?

— Поскольку Felix я доварить все равно не успею, тянуть нет смысла. Сегодня поговорим с призраком Равенкло, выясним, что произошло с Основателями. Потренируемся на лей-линии еще несколько дней, посмотрим, как у тебя будет получаться. Эликсир пить не будем — он понадобится остальным, кто не будет связан с лей-линией напрямую. Нам нужен Укрепляющий раствор. У меня есть запас, и в лаборатории готовится еще, за день-два я его доготовлю.

— Что ты собираешься сделать с Пожирателями в замке?

— В идеале — обездвижить и запереть. Если будут сопротивляться и мешать — придется убить. Но я не хотел бы это делать.

— Я бы тоже не хотела, чтобы ты это делал, — отозвалась она тихо. — Только не ты.

— О чем ты говорила с Дамблдором? Он сказал что-то, чего мы еще не знаем?

— Нет, — расстроенно ответила Гермиона. — Он помог мне чуть лучше понять, как все это работает, но и только. Об активации спящей линии он сам ничего не знает.

Какое-то время оба молчали, пока Снейп напряженно обдумывал дальнейший план действий. Гермиона тихо дышала ему в шею и ждала.

— Боишься? — наконец, спросил он, крепче обнимая ее.

— Боюсь, — призналась она. — Боюсь, что не справлюсь. Боюсь, что ничего не смогу изменить. Все уже идет не так, как мы планировали.

— Тебя ведь никто не заставляет, Гермиона…

— Ты знаешь, что других вариантов нет. Я не говорю, что никто другой не сумеет… но точно не кто угодно.

— Мы можем спасти остальных, но погибнуть сами, — напомнил ей Снейп, чувствуя себя последним подонком.

— Я знаю.

Мерлин, да что же это такое?..

— Тебе всего восемнадцать, — хрипло произнес он. Сердце сжималось от боли. — Ты не обязана…

— Ну, у нас же вроде все добровольно? Гарри вот сказал мне на днях… что больше не может никого потерять. Раз у нас есть чуть больше силы, чем у других — мы обязаны ее использовать.

— Чертов Гриффиндор…

— А ты-то сам? — она подняла голову и посмотрела на него. — Тебе вроде полагается заползти в нору и не вылезать, пока все не закончится.

— Так и было бы, если бы в моей жизни не появился проклятый Гарри Поттер.

Гермиона слегка поерзала у него на коленях, кусая губы, а затем с невесть откуда взявшейся робостью спросила:

— Это… как-то связано с его родителями? Ты ненавидел его отца, и было за что, но… Если ты так их ненавидел, а они ненавидели тебя… почему ты защищаешь его?

Снейп застыл, мгновенно обратившись в камень. Она что, о чем-то догадалась?..

— Если не хочешь, не говори, — поспешно добавила она. — Я пойму.

— Я действительно не хочу об этом говорить, — ответил он, поколебавшись. — Это слишком давняя история. И слишком некрасивая. Могу сказать одно: я действительно дал обещание сродни клятве, что помогу защитить Поттера, когда Темный Лорд вернется. Да, я поневоле оказался причастен к смерти его родителей. Отчасти поэтому я перешел на сторону Дамблдора, когда понял. Но детали касаются только меня. Все остальное — не имеет значения. Не для тебя. И не для него.

— Прости, — прошептала Гермиона, зарываясь лицом в его плечо. — Я не хотела… я не хочу нарушать твои границы.

Какая же она еще девочка. Невинное создание, не научившееся пронырливости, скрытности и хитрости. Многие женщины костьми бы легли, но выпытали бы у него все секреты. А если бы не удалось — обиделись бы.

— Вероятно, когда-нибудь я тебе все расскажу, — пообещал он, поглаживая ее по спине. — Но сейчас это лишнее. Я понимаю, тебе, возможно, кажется, что у нас совсем не осталось времени. Но это не так. Дамблдор убежден, что у нас есть шанс. Даже принимая во внимание опасность ритуала. Он сказал мне, что карта и свиток попали в нужные руки.

— Дамблдор — старый интриган, — отнюдь не ласково буркнула она. — И это не ему придется расхлебывать последствия. Можно я плесну в портрет чем-нибудь?

— Нельзя. Эта прерогатива остается за мной, — криво ухмыльнулся Снейп. — Он добивался целей любой ценой, согласен. Но если отбросить нашу уязвленную гордость, что нас использовали, он придумал более-менее вменяемый план, и он удался уже процентов на семьдесят. Палочка сейчас слушается Поттера. Мы примерно представляем, как работать с ним в боевой медитации, и нам даже не нужно физически находиться в это время рядом с ним. Сделаем все, что в наших силах. Посмотри на меня.

Она подняла голову и заглянула ему в глаза. Северус погладил ее по щеке:

— Ты мне веришь?

— Да, — без колебаний ответила Гермиона, потершись щекой о его ладонь.

— Тогда постарайся умерить желание самовольничать. Мы будем придерживаться плана, насколько это возможно. Поскольку медитация позволит мгновенно сообщать о происходящем, все чрезвычайные ситуации можно решать сразу и на месте. Ты не будешь одна. Никто из нас не будет.

Она хотела что-то ответить, но на столе внезапно завибрировал фальшивый галлеон, который Снейп получил от Драко. Гермиона подняла брови:

— Это что, один из наших? У тебя такой есть??

— Конечно. А иначе как бы я узнавал, что ДА где-то набедокурили, — он дотянулся до монеты, прочел сообщение крохотными буквами у самой кромки. Тяжело вздохнул. — Мне надо идти.

— Я пойду с тобой?

Северус взъерошил ей волосы обеими руками и покачал головой:

— Нет. Ты ложишься спать.

— Что? Нет!

— Да. Не выпьешь сонное зелье сама — я его в тебя залью силой. Спать, мисс Грейнджер. Хотя бы четыре часа.

— Северус…

— Не спорь. Я тебе не перечил, когда ты играла в целителя, так что и ты мне не перечь. В постель. Немедленно.

Гермиона скорчила недовольную гримасу и сползла с его колен:

— Ладно. Надеюсь, пока я буду спать, вы не развалите замок, а то я пропущу все самое интересное.

— Это уж как повезет, — усмехнулся он, призывая из шкафчика бутылочку со снадобьем и отмеряя дозу в стакан с водой. — Не переживай, ничто важное мимо тебя не пройдет.

Он проводил ее в спальню, подождал, пока она заберется под одеяло, задвинул тяжелые занавеси на окнах, чтобы свет ей не мешал, и заново разжег погасшую за ночь печку.

— Северус, — пробормотала она сонно, сворачиваясь клубочком, — у нас правда все получится?

— Получится, — ответил он, хоть и не был в этом уверен. — Спи уже.

Она томно вздохнула и глубже зарылась лицом в подушку. Снейп легонько погладил ее по волосам, затем нашел в ее сумочке дневник, оставил его на тумбочке у кровати на всякий случай и только после этого покинул комнату.