Почти достойная замена (джен)

И снова наступает вечер. Который уже по счету не дома, Эйприл не знает. Кажется, что прошла целая жизнь. Острое чувство неполноты и оторванности от всего, что близко и любимо, мучившее девочку поначалу, мало-помалу ослабло, вытесненное иными, пусть не всегда приятными и радостными, впечатлениями. Нет, не прошло совсем, лишь поутихло малость. Но в последние дни проснулось с новой силой. Тягучая мутная тоска, выматывающая нервы, понемногу сводящая с ума. Она чувствует себя птицей в клетке — и ничего не может с этим поделать.

Девочка отходит от зарешеченного окна, не желая более смотреть на пейзаж за ним. Честно говоря, с такой невеликой высоты (в сравнении с небоскребами на горизонте, конечно же) вид открывается не самый живописный: минуя немалых размеров пустое пространство перед церковью, взгляд упирается в монолитный дом напротив. Высокое и массивное здание днем лишь кажется досадной помехой, а вот вечером… Вечером огромная глыба светится огоньками чужих окон: теплыми, мерцающими, живыми. Даже не вглядываясь и не видя деталей, Эйприл знает: каждое светящееся окошко — жизнь одного человека, а может, и семьи. Целая вселенная чужих жизней, полная своих радостей и печалей. Она лишь напоминает девочке о собственном одиночестве здесь, в золотой клетке.

Тяжело вздохнув, Эйприл садится на кровать. Откинувшись назад, прикрывает глаза; взгляд лениво скользит по полупустым стенам, не останавливаясь ни на чем. За проведенные здесь дни обстановка изучена вдоль и поперек и уже не может удивить. Почти ничто здесь не принадлежит ей, Эйприл ОʼНил, может, оттого, даже привыкнув постепенно, она так и не смогла почувствовать комнату своей. Пожалуй, даже закуток, отведенный для нее ребятами по соседству со своими, казался живее. Здесь же жизнь остановилась месяцы назад, когда комнату покинула тогда еще совсем юная куноити. Покинула, чтобы никогда не возвращаться.

Как бы и ей хотелось бы сейчас хоть на мгновение ощутить себя свободной, вольной идти и делать что вздумается. Как Караи, как Ирма, как множество людей по ту сторону зарешеченного стекла. Хотя бы совсем ненадолго…

Нет, Эйприл хорошо помнит первые дни, проведенные в подвале, и вовсе не жалеет о них. Дни, полные страха и отчаяния, мучительной неопределенности и попыток переломить судьбу. Раз за разом безуспешных. Но все-таки они были, эти попытки! Сейчас же она примирилась со своим положением, каким бы странным оно ни казалось. И ладно бы по причине невозможности изменить — тогда бы не влезало в сознание гадкое ощущение предательства…

Нет, пожалуй, это громко сказано. И все же… С самого дня возвращения Караи и того, что за ним последовало, все перевернулось с ног на голову, поменяло цвет и очертания. Все, включая ее саму. И Эйприл не может сказать наверняка, радует это ее или огорчает. Раньше все казалось простым и понятным: друзья и враги, плен и попытки сбежать из него, коварные планы и неизбежная помощь. Сейчас же так трудно отличить одно от другого.

Девочка сердито мотает головой, пытаясь отогнать неприятные мысли. Отводит от окна машинально упавший на него взгляд. Все напрасно, так чего зря травить душу? Решетка останется на месте, сколь ни пытайся прожечь в ней дыру взглядом. Зажмурившись, Эйприл пытается припомнить лица друзей, учителя, отца, в конце концов. Хоть что-нибудь знакомое и понятное, из прошлой жизни, пытаясь вернуть себя прошлую — своенравную и бойкую дочь профессора ОʼНила, не привыкшую сдаваться и падать духом.

Все тщетно. Более того: при неосторожном движении Эйприл смахивает локтем с прикроватной тумбочки лежащую на ней безделушку и, тут же позабыв обо всем, пытается поймать ее. И, разумеется, промахивается. Остается лишь наклониться и осторожно поднять, внимательно осмотрев на предмет возможных повреждений. И снова невесело выдохнуть через нос, уложив вещицу себе на колени. Нефритовая подвеска в виде дракона. Та самая…

Пожалуй, эта подвеска лучше всего символизирует произошедшую в Эйприл перемену. Прежде всего потому, что принадлежит врагу ее друзей. С которым — по идее — у нее не должно быть ничего общего. Принадлежала, если быть точной. До того самого памятного вечера, перевернувшего мир вверх тормашками. Эйприл хорошо помнит, как хотела тогда швырнуть о стену эту вещицу. И все же не делает этого сейчас, когда та в ее руках. Почему?..

Кто бы мог сказать наверняка? События того вечера и ряда ему предшествующих кажутся невероятным сном, в котором нет ничего невозможного. Только там прекрасная принцесса может спасти королевство от дракона, не дожидаясь появления запропастившегося принца… Да и дракон, при ближайшем рассмотрении, оказывается не таким уж страшным и кровожадным.

Эйприл горько усмехается своим мыслям. Спасительница, ну, конечно. Запертая в четырех стенах и не вольная даже в самой себе. Разве так бывает? Да и не похоже, чтобы дракона удалось хоть мало приручить. Иначе разве оттолкнул бы он ее в тот же вечер, буквально через несколько мгновений — резко, почти грубо, словно бы устыдившись минутной слабости?

— Так не должно быть. Уходи, — произносит он глухо, почти неразличимо. Отвернувшись и даже не глядя в ее сторону.

Замешкавшись на секунду, Эйприл обхватывает себя за плечи. Они еще помнят прикосновение чужих ладоней. Но в душе уже свила гнездо холодная пустота. Показалось… Единственное, самое правильное объяснение. Каким бы обидным оно ни было.

Девочка уже поворачивается в сторону выхода, не глядя по сторонам и незаметно смаргивая непрошенные слезы, когда пальцев касается что-то твердое. И, взглянув вниз, Эйприл видит нефритового дракона, помимо воли вложенного ей в ладонь.

— Возьмешь себе, — с этими словами, прозвучавшими как приказ, Шредер отпускает ее руку. И отходит вглубь комнаты, не глядя более на Эйприл, словно дожидаясь ее ухода. А может, и не словно…

Последующие два дня Эйприл долго и безуспешно гадает о причине этого, с позволения сказать, дара. Но так и не приходит к какому-то разумному выводу. Кроме одного…

Эйприл осторожно гладит ребристую от сложенных крыльев спинку дракона. Изящная подвеска, принадлежавшая некогда темной куноити. Возможно, даже ценная, как и любой подарок от близкого человека. И в итоге безжалостно выброшенная, как ненужный мусор. Маленький нефритовый дракон таит в себе слишком много воспоминаний, сладких и горьких одновременно, разъедающих душу. Даже она, мало причастная к этой истории, чувствует это.

Лучше бы не чувствовать, не знать… Эйприл так надеялась на возвращение Караи, что поможет отвлечь внимание Шредера и ускользнуть незамеченной. И вот Караи вернулась… и все осложнилось еще больше. С того самого дня Эйприл больше не попадалось открытой двери. Может, и к лучшему — потому что она не уверена, что теперь сможет убежать.

Девочка сердито встряхивает головой, отбрасывая с лица упрямые рыжие пряди. Еще одно напоминание о самоуправстве этого… Привычные грубые слова застревают в горле. Эйприл не может их произнести. Не может, и все тут, хотя все они правильные и заслуженные. У нее и без того есть о ком думать, заботиться. Отец, ребята, Донни… Каждое имя отзывается иглой в сердце. Эйприл дорого бы дала, чтобы увидеть хоть кого-нибудь из них, — и с горечью убеждается, что клетка теперь в ее собственной душе. А оттуда убежать будет куда как непросто…

Хлопнувшая дверь заставляет ее оглянуться. Удивленно, а затем испуганно. И не только потому, что Эйприл не ожидала столь позднего визита. Тем более, в таком количестве: за спиной Шредера она различает как минимум двоих безликих Футов, один из которых держит что-то в руках.

Сам же он стоит перед ней в привычном устрашающем стальном облачении. Тусклый свет лампы рождает на пластинках брони и лезвиях доспехов тревожные блики. Отстраненный, чужой, совершенно не похожий на себя недавнего. Светлые глаза кажутся пустыми и ледяными, и Эйприл, сглотнув, подается назад.

— Что-то не так? — робко спрашивает она, машинально отодвигая ладонью подвеску, пряча под подолом халатика. Старательно отгоняя возможную — но такую вероятную причину перемены. Ниндзя не ведомы страх и боль, он не должен показывать слабости. Тем более, перед врагом. Эйприл же стала свидетелем одной такой. Увидела то, чего не должна была видеть…

Шредер не отвечает. Молча обводит взглядом комнатушку, словно видит впервые. Затем снова смотрит на девочку и делает шаг вперед. Воины остаются за порогом, и это неожиданно придает Эйприл смелости. А может, безрассудства… она не сильно задумывается. Лишь неловко поднимается на непослушные ноги, с волнением глядя в лицо неминуемой судьбе.