Вернуться в сказку (джен)

Жил черный волшебник, служивший Луне.

Прекрасную деву он видел во сне.

Она простирала дрожащие длани,

Она умоляла: приди же ко мне!

Боясь, что девицу замучает враг,

Врата открывает влюбленный дурак.

Пасть Бездны ему распахнулась навстречу,

Его поглотил торжествующий мрак!

Думал он тогда, что любовь спасает,

И открыл Врата— это было глупо!

Что же было дальше? Мы оба знаем:

Черная Луна поглотила утро!

Поэты говорят, что мир спасется любовью!

Но нам с тобой иной пример известен пока:

Мир, залитый кровью,

Сожженный войною —

Из-за любви дурака!

Поэты фальшивые басни сплели.

А маги защиту для мира нашли:

Союзом врагов они бездну закляли,

Надеясь ее оградить от любви.

Прекрасная пленница вновь заперта.

Но ключик к замку подберется всегда:

Любовь несовместное соединяет,

Любовь открывает любые врата!

Если бы любовь не была орудьем,

Может быть, она и спасала б души.

Но во все века неизменны люди,

И любовь их злу и гордыне служит!

Поэты говорят, что мир спасется любовью,

Но чистую любовь наш мир не видел века!

И той, что откроет

Врата Преисподней —

Цена невысока!*

Альфонс сидел в этом трактире и думал, как именно ему следует поступить. Марии не было рядом, поэтому и подсказать верное решение было некому. Разве будешь спрашивать это у Леонарда? За те две недели, которые им пришлось провести вместе, собирая недовольных, обиженных, готовых на вторжение во дворец, где засели узурпаторы, Ал понял, что его новый знакомый не знал совершенно ничего, что могло бы им сейчас понадобиться. И этот парень ещё смел утверждать, что учился на военном факультете! Да он не знал вообще ни о чём! Начиная от элементарной физической подготовки. Нет... Когда Ал брал этого Леонарда с собой, он ожидал, что тот будет гораздо более полезным помощником.

Альфонсу нужно было найти Марию. Та могла оставаться только там, в столице. Рядом со своими родными. Ал видел, что мать Марии была мертва. И знал, что на следующий день после переворота на Главной площади был казнён король Генрих, дед его подруги. Это было слишком странно, слишком ужасно, чтобы быть правдой. Альфонс и Леонард прибыли в столицу как раз в этот день. Они видели смерть старого короля.

Этот мужчина стоял перед всеми этими людьми. На эшафот он вошёл, казалось, с королевским спокойствием. Правда, он был жутко бледен, но Ал не был уверен, что сам бы чувствовал себя лучше на месте свергнутого правителя, руки Генриха едва заметно тряслись. Он стоял, гордо подняв голову, с каким-то презрением и достоинством смотрел в толпу, слушал приговор, который ему зачитывал тот высокий седой человек... Именно тот человек и оказался палачом. Ал едва ли смог сдержать себя и не полезть прямо туда, спасать короля, а заодно и Марию, которая могла находиться где-то неподалёку. Генрих почти спокойно выслушал приговор. И с достоинством встретил смерть. Палач взмахнул мечом, и голова бывшего короля покатилась по помосту. Толпа стояла будто поражённая громом. И Альфонс тоже. Ещё минуту назад живой правитель сказочного королевства сейчас был мёртв. Его мёртвые глаза сейчас с укором смотрели на всех этих людей, стоящих здесь. Ал чувствовал это.

Далее последовала длинная речь о том, в чём именно был повинен казнённый только что король, о том, что он признался во всех своих грехах перед революционным судом, о том, что... Альфонс не верил. То есть он не знал всей ситуации в стране, но виноват во всём этом был не только король Генрих. Этот мужчина не мог сделать столько плохого в своей жизни. Просто не успел бы физически. Никто бы не успел. А Генрих — тем более. Ал смог с облегчением вздохнуть, увидев, что тот человек поспешил уйти с этого противного помоста. Помоста, пропитавшегося кровью свергнутого короля...

Сейчас оставалось только сидеть в трактире, надеяться, что за это время Марию ещё не убили, и думать, что можно сделать в ситуации, в которую они сейчас попали. Возвращаться на Землю нельзя было в любом случае. Ему с Марией и Розой — тем более. Тётя Кассандра умерла совсем недавно. А девочки были несовершеннолетними. Им нечего было делать одним там, на Земле...

— Принести чего-нибудь? — услужливо спросила девочка, дочь трактирщика.

Ал посмотрел на неё. Нэна была миленьким голубоглазым белокурым ребёнком, с каким-то даже благоговением смотревшим на него, на Леонарда, на своего отца, на кого-либо ещё... Во всяком случае, она была чем-то похожа на Розу. Разве что волосы были гораздо более светлыми. Да и сама девочка эта казалась менее наивной, чем сестрёнка Марии. Ал чувствовал это. Эта девочка смотрела на него с таким искренним обожанием, но, во всяком случае, она была способна на это обожание. Она была способна на сильные эмоции. Как Мария. Как Хельга. Как леди Джулия. Или же её обожание было насквозь лживым. В таком случае Нэна была неплохим актёром. И это тоже говорило в её пользу. Во всяком случае, в глазах Альфонса. Чего таить — он не слишком любил Розу. Как можно было любить человека, который не имел ни достоинств, ни недостатков? Но говорить об этом Марии было нельзя. Та бы не поняла его. Да и зачем было портить отношения?

Нэна казалась парню похожим на кого-то. На кого? Белокурые волосы, голубые глаза, белоснежные зубки... Взгляд Нэны был слишком невинным. Взгляд той, на кого она была похожа... Он не мог вспомнить ту девушку. Она, наверное, подарила ему слишком сильные впечатления тогда, при встрече, раз он теперь мог вспомнить лишь какое-то наваждение.

— Ещё кофе? Нэна... Надеюсь, твой отец не рассердится на то, что я опустошаю запасы его таверны...

Девочка хихикнула. Её бело-розовое платьишко с кучей кружев, лент, бантиков, надетое матерью, желавшей видеть свою дочь самой красивой и очаровательной, было слишком пышным для неё, четырнадцатилетней особы, хотевшей постоянно находиться посреди всех событий. Она не была похожа на Реми. Едва ли, кто-то мог быть похож на "птицу", но порой Алу казалось, что встречались и такие люди. Нэна была куда более спокойной. Куда более изящной. Куда более образованной. Она не обладала какими-то магическими способностями, и Альфонс считал это скорее достоинством юной барышни. Он сам не обладал ничем. И вряд ли мог рассчитывать на Провидение и удачу. Оставалось только действовать.

— Отец не рассердится! — хихикает Нэна снова. — Вы же платите! Только вот пить столько кофе... Вредно для здоровья, господин Альфонс!

В этот момент она была похожа на... На кого? Ал едва ли вспоминал ту, с кем сейчас сравнивал Нэну. Нет... Та девушка была другой. Совсем другой. Она была на том приёме, на котором Мария танцевала с тем противным графом. Красное платье, оголённые плечи и руки, голубые глаза, прекрасные светлые волосы... То была она... Странная девушка, привязавшаяся к нему на том приёме... Странная девушка, из-за которой он на какой-то момент потерял из виду Марию.

— Иначе я просто засну, — улыбается Ал. — Ты же знаешь, Нэна!

Девочка улыбается и убегает заваривать гостю кофе. Он заплатил за проживание в трактире с избытком. Потому, что они с Леонардом заплатили, им двоим полагались завтраки и любые вина на их выбор. Леонард с удовольствием уплетал ту еду, которую им предлагали, а Ал есть почти не мог.

— Альфонс! Почему бы нам не попросить этих демонов, которых ты привёл, сделать что-то для нас, а?

Ал обернулся. Леонард, как и всегда, был в своём репертуаре. Постоянно спешил, суетился, пытался ускорить всё, что было возможно. И невозможно тоже. Леонард показал себя как человека, совершенно не умеющего ждать. Этот мальчишка казался надоедливым и даже жалким. Но здесь они находились за его деньги, и ныть Алу было непозволительно. Как в данной ситуации, так и в общем. В конце концов, если он кого-то спасает, он и сам должен быть сильным, не так ли?

Кружащиеся в вальсе фигуры уже вызывали скорее раздражение, нежели желание любоваться. И никого из тех, с кем можно поговорить. Король стоял около трона, что и было ожидаемо, принцесса Кассандра сидела рядом, эта женщина казалась ещё более истощённой теперь, даже некрасивой, уродливой, Марии нигде не было видно. Конечно, Альфонс знал, что его подруга не любила находиться в столь шумном и столь изысканном обществе, но её дед сегодня снова серьёзно говорил с ней о чём-то. Они даже ругались.

Люди смеялись и танцевали. Все их разговоры были разве что о политике или погоде. Ни о чём другом они не говорили. Будто бы не умели говорить. Дамы в пышных платьях ещё говорили о моде. И это было слишком ожидаемо. О чём ещё должно говорить светское общество?

Алу было почти скучно находиться здесь. Ему срочно надо было чем-то заняться. Только он не знал, где взять это "чем-то". Впрочем, обычно всегда это "что-то" ему подворачивалось именно в те моменты, когда он уже чувствовал, что скука достигла своего апогея.

И вот это "что-то" уже начало появляться на горизонте: Мария общалась с каким-то незнакомцем. Нужно сказать, незнакомцем весьма подозрительным. Военный... Интересно, как в этом мире можно по погонам определить воинское звание? И по погонам ли? Было бы интересно узнать, до чего дослужился этот тип... Он увлечённо что-то говорил Марии, и Ал почувствовал своим долгом подойти и разузнать, о чём именно шёл разговор.

— Мария! Я не могу тебя попросить на минутку отойти? — спросил Альфонс, стоя уже совсем близко к своей подруге детства, а также к этому типу.

Девушка повернулась к нему, и парень понял, что Мария не слишком-то рада его видеть сейчас. Видимо, разговор с этим незнакомцем был куда интересней. Тот протянул Альфонсу ладонь для рукопожатия, но Ал не спешил отвечать ему. Этот человек был незнаком ему. И он был уверен, что Мария тоже едва знала его.

— Ал! Ты можешь подождать десять минут? Пожалуйста? Мы ещё не всё успели обсудить с господином Хоффманом!

Альфонс, вдруг поймав на себе насмешливый взгляд этого самого Хоффмана, схватил Марию за руку и потянул туда, где сидели король Генрих и принцесса Кассандра. В конце концов, не дело, чтобы Мария общалась со всякими подозрительными типами вроде этого человека. Правда, не успел Ал отойти вместе с принцессой подальше от этого типа больше, чем на десять метров, его почти сбила какая-то особа в ярко-красном платье.

— Ох! Такой красивый мальчик, и не с кем не танцует! — усмехнулась эта девушка, хватая Ала за руку. — Может быть, я могу чем-то помочь?

Девушка эта была так настойчива, что даже при желании отказать ей было почти невозможно. Она была красива. Она казалась ярким пятном во всём этом зале. Она была необычной. Её звали Алесия, и ей было несколько больше двадцати. Альфонс едва мог сопротивляться ей. Да и смысла не было. Или был? Хоффман явно смеялся, изредка поглядывая на них, и что-то шептал Марии, отчего та тоже начинала смеяться. А Алесия тоже улыбалась. Она будто увлекала Ала куда-то за собой. И он начинал чувствовать, что теряет самообладание, что уже не хочет ничему сопротивляться.

Алесия тихо смеялась, улыбалась, шептала парню что-то на ухо. Он уже почти не различал слова. Всё сливалось в один ком. Всё было как в тумане. И проносилось со скоростью света. Ал едва ли мог что-то сказать сейчас. Он почти ничего не понимал. Всё было слишком быстро, слишком туманно, слишком подобно буре.

Как сам танец, так и то, что произошло после. Алесия вдруг, сославшись на головную боль, попросила уединиться где-нибудь в укромном местечке этого дворца. Ал уже не помнил, как именно закончился тот вечер. Помнил только, что Марию он так и не искал в тот день. Впрочем, это ли было важно? Это ли было основным происшествием того дня? Ещё Ал помнил руки Алесии, её губы, её поцелуи... Всё происходило слишком быстро, слишком...

Слишком... Слишком "что"?

Дни тянулись слишком долго. Но Ал не успевал почти ничего. Обращаться к господину Малусу не слишком хотелось, но пришлось. Этот демон был благодарен Альфонсу за то, что тот помог ему увидеть дочь. И это было как нельзя кстати. Малус был одним из сильнейших демонов. Он был шэрвэном, то есть приближённым к главному демону. Одним из тридцати четырёх. Почему демонами было выбрано именно это число, Альфонс точно не знал. Знал только то, что уже давно в государстве демонов было принято назначать именно столько советников. Всегда только такое количество.

Малус сидел сейчас перед Алом и пил вино, предоставленное ему Нэной. Девочка была не слишком рада видеть в доме своего отца демона, но, во всяком случае, пока ничего не говорила. А это было уже хорошо. Малус молчал. Вино ему нравилось. Даже слишком. И Ал иногда начинал думать, а есть ли вино в мире демонов, раз те с таким остервенением набрасываются на него, как только попадают сюда.

Когда Малус, наконец, выпил содержимое всех пяти бутылок, которые ему принесли, можно было начать разговаривать. Момента этого Альфонс ждал уже довольно долго, поэтому начинать нужно было как можно быстрее.

— Итак, что же вас тревожит? — ухмыльнулся демон.

Ал хотел уже нагрубить Малусу, но, немного подумав, решил, что, во-первых, этот демон является ценным союзником, а во-вторых, все демоны, которых он успел повидать когда-либо, а точнее, в тот самый день, когда он отдал ту девочку отцу. Само жилище этой расы ему показалось слишком необычным. Впрочем, наверное, необычным был скорее он для них.

— Моя подруга, Мария... Она...

Демону даже не потребовалось дослушивать. Он сразу твёрдо сказал, что обязательно поможет. В частности с новым государственным переворотом в этой стране, ведь демонам в их мире сейчас слишком скучно, а тут предоставляется такая заманчивая возможность повеселиться. Ал не успел сказать даже слова, как Малус исчез куда-то. Через минуту оказалось, что он просто забрал несколько бутылок с вином из кладовки. Тайно, даже не спрашивая хозяев.

— Думаю, следует действовать быстро и смело. Пока эти негодяи не смогли как-то разобраться с новым государственным строем.

Ал кивнул. Ему самому хотелось разобраться с ними быстро. Но до этого он даже не знал, как именно ему может такое удастся. Оказывается, решение было почти на поверхности. И Леонард был прав: беспокоиться не о чем. Нужно было просто поскорее привлекать нужных людей. Или нелюдей. В принципе, это было уже не так важно.

Альфонс же хочет просто спасти Марию, не так ли? Тогда какая разница, как он это сделает? Мария была его подругой и единственным близким человеком здесь. Разве можно было не спасти её?

И разве мог он надеяться на кого-то?

На кого можно было надеяться? Теперь, когда всё было таким жалким и лживым? Когда ничему уже нельзя было верить. Когда нельзя было ступить шагу без сплетен и клеветы в твой адрес?

* * *

Алесия улыбалась очередной шутке. Алесия смеялась, смотря на то, как очередная девчонка впервые выходит в свет. Алесия веселилась, зная, что конкуренток у неё нет. И вряд ли появятся. Мисс Хайнтс жила на полную катушку и могла не беспокоиться о завтрашнем дне. Нужно сказать, это была весьма привлекательная роль — роль прожигательницы жизни. Можно было делать всё. Любые капризы прощались. Мужчины снисходительно улыбались, слушая очередное желание королевской племянницы, но выполняли его. Услуга за услугу.

Говорить можно было тоже с кем угодно. Алесия чувствовала себя свободной. Только теперь. Рядом с Горацием, Демолишем и Георгом. Она чувствовала себя своей. И это давало какую-то уверенность, вообще.

Шумные компании, весёлые вечера, вино, танцы, очередные безделушки... Всё это прочно засело в жизни Алесии. Менять что-то не хотелось. Ведь для того, чтобы достичь этого беспечного состояния, уже пришлось много чего поменять. И девушка просто боялась, что она вдруг придёт к тому, откуда и приходила.

Сегодня рядом была и Анна. В ярком зелёном платье. Анна вела себя так, будто была по меньшей мере королевой. А Хоффман лишь улыбался этому, но не говорил ничего. Ему нравилось, как ведёт себя Анна, понимала Алесия. Он не слепой. Он всё прекрасно видит. И ему нравится то, как она себя ведёт. Потому что рядом с ней он может чувствовать себя чуть ли не королём. Анна всем улыбалась, правда, в адрес всех звучали и её колкие шуточки, но Алесии подумалось, что сейчас не следует что-то говорить Георгу об её поведении. Через месяц они и его самого начнут бесить, вот тогда можно будет и напомнить. А сейчас... А сейчас лучше было не лезть.

Моника постоянно морщилась, шептала что-то про то, что эта девчонка ведёт себя слишком дерзко, слишком вызывающе... Алесия уже и не знала, чем могла не угодить эта девочка Монике. Хотя... Георг обращал на ту гораздо больше внимания. Но это, пожалуй, можно было считать только плюсом.

— Нечего расстраиваться! — говорила Алесия Монике, которая уже почти перестала воспринимать её враждебно. — Даже если он на ней женится, а он вряд ли женится, она останется только его пассией. Месяц, три, полгода... С кем он встречался дольше? А мы — друзья. Мы надолго остаёмся.

Но Моника либо вздыхала, либо уже почти ревела. Она чувствовала, что всей душой начинает ненавидеть Анну, эту девочку, которая сегодня пользовалась особым вниманием Хоффмана. Особым... Он сидел рядом с ней, он общался в основном с ней, ухаживал за ней... Монику невероятно злило это. А Алесия старалась быть объективной.

Анна сейчас имела большее влияние на Хоффмана, нежели кто-то из присутствующих. Даже Горацию было не сравниться с ней. Но Алесия Хайнтс была уверена: это только сейчас. В конце концов, Георгу нравилось ухаживать за девушками, показывать себя благородным рыцарем. Он не был рыцарем, Алесия прекрасно знала это, и он не был особенно благородным. Но этого тоже лучше было не говорить.

— Перестань, Моника! — бормотала девушка, отпивая ещё вина из своего бокала. — Сколько его самая крутая пассия продержалась? Полгода. Я не верю, что Анна будет сильнее и умнее Аманды.

Моника снова вздыхала и продолжала сверлить Анну ненавидящим взглядом. Та видела это, но старалась не показывать вида. Хоффман вообще непонимающе смотрел на подругу. Из-за чего было всё это? Моника не могла понять сама себя. Что происходило с ней? А Алесия улыбалась и весело говорила какой-то очередной тост. И Моника была бы готова разрыдаться у той на плече, но здесь этого делать не слишком хотелось. Не при этой противной Анне. Не при ней.

— Я попрошу вас извинить нас! — воскликнула вдруг Алесия, понимая, что ситуация полностью выходит из-под контроля. — Мы с Моникой на минуту выйдем. Надеюсь, вы не слишком на нас рассердитесь?

Как и всегда, ответа племянница короля не дожидалась. Она просто взяла Монику за руку и вывела из гостиной своего поместья, где они сейчас находились. Та, как только дверь захлопнулась, жалобно посмотрела на подругу и начала что-то сбивчиво говорить.

— Подожди. Мы сейчас пойдём в какую-нибудь комнату и там поговорим, — сказала Алесия, думая о том, как следует успокаивать Монику.

Мисс Эливейт была слишком эмоциональна. То, что она чувствовала к Хоффману, нельзя было назвать любовью. Впрочем, пожалуй, даже сама Моника ещё не разобралась, что именно она чувствовала к графу. Она уважала его за многие поступки. В частности за то, что он усыновил ту девочку. Она презирала его за обилие женщин, постоянно вертевшихся возле него. Она ненавидела его за тщеславие и гордыню. И она любила его за постоянное внимание. Моника сама не знала, что именно говорило в ней в большей степени.

Отойти девушки от дверей гостиной так и не смогли: из-за дверей раздавались какие-то звуки, похожие на пение. Пел Гораций. Когда девушки вошли обратно, Алесия успела заметить, что Гораций пел по тому листочку, который Хоффман весь вечер держал в руке. Анна слушала и изредка поглядывала на Георга, восхищённо улыбаясь. Само пение было похоже на какую-то старинную балладу.

— Ну и что мы тут поём? — усмехаясь, спросила Алесия, уже подсознательно чувствуя, что ничем хорошим это не кончится.

Гораций вскочил на ноги, подбежал к ней, почти обнял, потом подбежал к Монике и поцеловал её в щёку. Хоффман захохотал, а Анна показалась мисс Хайнтс ещё более горделивой сейчас. Именно в этот момент.

— Я решил, что следует уже заказывать отпевание весёлой холостяцкой жизни нашего друга! — воскликнул Гораций, уже выбегая из гостиной.

Хоффман лишь хохотал. Анна же не смеялась, хоть улыбка и не сходила с её лица. Она была гордой. Алесия чувствовала, что вот оно — то отличие между ней и Анной — и куёт, возможно, судьбы. Гораций был прав. Георг Хоффман может не выдержать уговоров со стороны Анны и жениться на ней. Что же... Возможно, следовало более высоко оценивать эту девчонку...

Моника с таким негодованием смотрела на эту Анну, что уже и Хоффман, в конце концов, поднялся с кресла, помог встать этой девушке и, узнав, не холодно ли той, заметил, что уже слишком поздно, а Анне теперь следует ложиться раньше. Алесия вздрогнула. Обычно, он ни к кому не проявлял такой заботы. Или это был всего лишь повод для того, чтобы уйти? И почему Анне следовало ложиться раньше? Она не выглядела больной.

— До свидания, Алесия, — попрощался Хоффман, правда, на этот раз, не целуя руки мисс Хайнтс.

Когда гости уже ушли, осталась только Моника, которая хотела только понять, из-за чего на неё все ополчились, Алесия заметила, что на кресле, где сидел Георг, лежит какой-то помятый листочек. Развернув его, девушка поняла, что именно эту песню пел сегодня Гораций...

Примечания:

* Мюзикл "Последнее Испытание" — Легенда о вратах