Арзис чуял хвостом, что им хотят на него наступить. Поэтому в ближайшем лесу съехал по лесорубной дороге, завёл лошадь в сам лесок, не заботясь, чтоб потом выехать. Привязал её к дереву.
— Куда ведёт эта дорога? — спросила Мауна, будто львы всё всегда знают.
— От границы. В Империю. Откуда я знаю.
И повёл их в лес. И вовремя. Послышался шум; Арзис не стал думать:
— Ложитесь.
И по дороге — даже через деревья видно — прошли галопом блестящие, голов десять, может двадцать.
— Они-они, они, — запричитала Тоя, уверенная. — _Ахей, вергиб мир мей шульд_.
Те прошли дальше, оставив пыль.
— Арзис, а они плохие? — спросила она.
— Все плохие, Тоя, только мы — хорошие. Пошли, хорошие, пошли.
— Мир хочет меня убить! — сделала вывод со всего Мауна; верно, решила, что сейчас самое время начать жаловаться.
— Цыц! Потом. Тихо.
Пошли по редкому лесочку, Арзис держал дорогу на виду. Затем — маленькое поле. Тихо. Акведук, пошли под опору, возле неё укрылись.
— Огонь нельзя разводить. Да и нечем.
— Ваал мой, что происходит? Арзис, что с этими приграничниками? Что Гвардия хочет сделать?
Он отмахнулся.
Ручеёк под акведуком, потому что с него капает, с акведука, и они присели попить.
— Умница, Тоенька. Яркая твоя звезда, — похвалил он Тою. — Всё сделала, всё как сказал.
— Ахей бережёт нас, Арзис, — показала она символ Ахея, который вытянула из-за платья, несмело и одновременно — с несгибаемой уверенностью в истинности слов. Деталь: он не висел у неё на шее, где-то она на себе его спрятала. В темноте под акведуком, в сумерках, Мауна углядела, что вместе с символом Ахея на шнуре тускло блестит кольцо.
— Странно, что у тебя это всё не отобрали, — Арзис быстро протянул руку и спрятал ей амулет с кольцом за её ворот. — Береги, — нажал на её, посмотрел ей в глаза.
— Я сберегла-сберегла, Арзис. Я прятала.
Показал ей жест одобрения и тронул Мауну за лапу, просто чтобы ей стало веселее. Но та дальше заботилась всем:
— Он, этот погранец, наверное, узнал, что Тоя проезжала через границу. Он узнал. Это его обеспокоило. Что-то с этим связано. Что-то тут не то. Всё тут не то. Ваал!
— Ага. Думаю, он даже знал, с кем Тоя проезжала через границу.
— И Гвардия здесь! — схватилась Мауна за уши. — Как я могу служить Империи, если она меня предаёт? Гвардия сбегает. Приграничный страж решил меня… убить… продать… сдать? И эта Лиара… эта Ашаи! Может, она тоже здесь замешана? — начала подозревать всё и всех Мауна.
— Наверное, сдать тем самым гельсианцам, которые тебя хотели убить. Или Гвардии.
— Тем самым, которые меня хотели убить. И которые пленили Тою! Он узнал о Тое, увидел её, но ещё он понял, что я — действительно Вестающая, взаправду, втай честно, настояще! Лиара же ему сказала! Сволочь! И он меня хотел сдать обратно! Приграничники, и вместе с гельсианской швалью! Гвардия! Палата! Все хотят моей смерти! Арзис, скажи мне, что происходит?! — ну как же без эмоций, даже от Мауны.
— Нам, Хозяйка, — крякнул Арзис, взмахивая хвостом (падает на лапу Мауны), — надо было аккуратней с тем милым тайником твоей подруги. Тайники обиделись.
— Император казнит их всех, клянусь кровью, — пообещала Мауна опоре акведука.
— Ага. Казнит, ессно, всё будет. Только завтра. Спать будем, — показал львицам, где им с ним спать. — Спать надо вприжимку, не стесняйтесь. Той, ты слева. Маун, ты справа, — решил обложиться львицами, раз уж такое дело. — Огня делать не будем, палево.
— Нет. Я посредине буду, — запротестовала Мауна. — Теплее будет. Может удастся провестать. Шансов почти нет, но вдруг.
— Маун, не вестай, бросай это дело, может тебя и сеструни хотят замочить.
— Арзис, просто перестань, — показала на него.
— Нам надо согреть Хозяйку, Арзис, — попросилась Тоя.
— Согреем.
Уложились кое-как, укрылись всем подряд, что имели. Полежали, поглядели на акведук сверху; в нём очень странно журчала вода, волнами — то журчит, то нет. Тоя обняла Мауну, Арзис же просто валялся, закинув руки за голову.
— Спасибо, что спас нас, — сказала Мауна, потирая нос о край плаща, которым они с Тоей укрылись.
— Навсегда твоя, навсегда твоя должница, Арзис. Навечно служу, Хозяйка. Спасибо вам. Вечноверная служница.
— Ваал, Тоя, где ты так научилась выспренне говорить? — чуть повернула к ней голову Мауна.
— Так есть в одной из наших молитв, пусть Хозяйка простит мне ответ.
— Что прощать-то, втай? — Мауна начала кусать край плаща.
— Нельзя-нельзя много говорить о нашей вере, только разве Сунги спрашивают. Нехорошо, против Правил, — Тоя всё пыталась укрыть Хозяйку получше, и не выходило, потому что та всё грызла грязный плащ, как маленькая.
— Да говори, чего тебе… Я ж спрашивала, — Мауна посмотрела, что нагрызла, и мокрые следы от этого.
— Да, Хозяйка…
Арзис повернулся на бок, прочь от них, и уставился на лес. Пощупал, где оружие, уже в который раз. Подумал: сейчас из лесу как выскочат палатные, и повяжут их.
— Той, что такое молитва? — облизывалась Мауна, словно только что поела; она пыталась поуютнее разместить голову на мешке.
— Это когда говоришь с Ахеем. Можешь заученно. Можно и самой. Только искренне; просто так, в забаву — нельзя, — Тоя глядит то на Хозяйку, то так, в никуда.
— Он что, отвечает? — деловито спросила Мауна.
— Да. Но не так, как… не словом. А что-то происходит. Или ты успокаиваешься. Ты чувствуешь, что Он присутствует.
Мауна шмыгнула, потёрла нос.
— Через него можно что-то передать другой мрамрийке? Скажи ему, что мы тут в беде. Пусть Ахей передаст это другим мрамрийкам, а они — скажут Сунгам. Только истинным Сунгам, а не всей этой Гвардейско-Палатной швали.
Тоя озадачилась, как попросить Ахея.
— У вас есть мрамрийки, что могут с ним общаться, прям действительно общаться, в диалоге, а не просто рычать в безответную пропасть?
— Я уже Ему сказала, что Хозяйка в беде, и Арзис, и я. Да Он и так видит.
— Так что, он сообщит? — прагматично нажала Мауна.
— Мне не знать. Наверное, нет, Хозяйка. Простится мне. Но что-то сделается. Что-то будет, — неуверенно молвила Тоя.
— Что-то будет… Это точно… Зельно жаль. А то я не смогу ночью связаться ни с одной сестрой. Ничего не выйдет. Вся метанойя растряслась. С такой не посновидишь. Я, как и Ахей, ничего не смогу и бесполезна, как бревно…
— Вечно служу, Хозяйка. Вечно… Священно… — пряталась Тоя возле Мауны.
— Вечно… — повторила Хозяйка.
Арзис уже сопел.
Прохладное, серое утро не принесло им ничего выдающегося, как и тяжёлый, мокроносый и голодный полдень. Арзис вёл их то по кромке леса, то у речушки, то по дороге, вёл по местным тропам (один раз пришлось развернуться). Арзис — сбитый, плотный, упорный, с оружием, привычный к трудности, грязный, тёмный и опасный. Мауне пришлось тяжело, она старалась, старание давалось нелегко. Легче всего, кажись, Тое: ей всё даже как-то нипочём, лёгкая, ловкая, выносливая; верно, тоже привычная к трудности, ни одного плохого слова об их судьбе и положении, молчаливое следование.
Ненужным будет пересказ, как Арзис решил «кого-то стопануть и выпотрошить», как Мауна допытывалась, что это значит и как это будет и нет ли другого выхода, как Тоя осторожно интересовалась, можно ли всё сделать «как-то по-другому», и как они ждали в засаде у дороги, обученные Арзисом молчать, помогать ему и делать всё, что скажет. Они пропустили какой-то дилижанс. Трое всадников на лошадях. Один всадник на прекрасном фирране, Арзис плюнул ему вослед в знак восхищения. Торговый караван, невозможная для них цель. Арзис злился — всё не то, а время поджимает — скоро полдень, а потом снова вечер, жрать хочется неимоверно, а охоту в их положении он объявил делом бессмысленным, даже вредным. Тоя предложила, что может поймать рыбу, она умеет; Арзис сказал, что это уж если ничего не выгорит, но это вряд ли сегодня успеется. Он много ругался, и Тоя иногда давала ему корни, которые «можно грызть, если надо-надо» и от которых «будет живот, надо потерпеть»; корни эти она ловко выкопала под кустом, а потом ещё ловчее стругала ножом Арзиса. Корень Арзису не нравился, но он его подъедал; Мауна тоже попробовала кусочек, и он совсем ей не пришёлся.
Тоя вообще, оказалось, умела делать кучу всяких мелких, но очень нужных вещей.
Дорога, лесочек, снова лесорубная отвилка, они ждут.
— Так… Клиенты. Ну, кто ворует, тот рискует. Погнали.
— Арзис, не убивай их. Не смей, — ещё раз напомнила Мауна. — Хватит, я прошу тебя.
— Это как пойдёт, — ответил он, хоть раньше вроде как обещал, что «да всё будет нормально». — Когда начну, держите львицу, пугайте ножом. Если что, навалитесь. Не дайте случиться хвостне.
Тоя нервно вздохнула, Мауна медленно моргнула.
— Тоя, пошли, — сказала Мауна.
Две львицы вышли на дорогу, и началось актёрство.
— Помогите, добрые Сунги! — Мауна играла уже куда лучше, чем в таверне.
— Что случилось? — остановилась немалая повозка, но с одной лошадью.
— Нашего льва укусила змея! Мы… там… — хваталась за голову Мауна.
— Змея! Ла! Змея. Ой-дела. Чем тут поможешь? — несмотря на вопрос, львица уже слезала.
— Надо его довезти, хотя бы… хотя бы куда-то. Мы его не унесём.
— Идём, глянем. Я гляну.
Подумав, слез с неё и лев, и начал искать, куда привязать лошадь. Особо сразу негде, поэтому предложил подержать Тое:
— Подержишь?
Тоя, вместо ответа, просто убежала за Мауной, как дикая. Тот почесал голову, бросил повозку, так и вразвалку пошёл.
— Откуда-то вы? — тем временем спрашивала львица, в дорожном платье спокойного серо-коричневого цвета, без излишеств, но добротное и хорошо сшитое. Одежда выдавала в ней львицу из вполне благополучной семьи.
— Андария, — честно ответила Мауна, и вела незнакомку к Арзису.
— Что? Андария? Добрый Ваал, аж Андария! Что вы делаете здесь?
— Да отошли, вон… ну, по нужде, и вот. Змея, — вязала неправдоподобную историю Мауна.
— В Тенескал надо, там есть хорошие врачеватели, есть одна там ведунья, они от змей лечат.
— Может, там есть Ашаи-Китрах? — даже спросила Мауна.
— Есть, одна. Эх, как же так, змей расплодилось в этом году… Где его укусилось? — присела возле Арзиса львица, попыталась посмотреть ему зрачки.
Подошёл и лев, посмотрел на всё это безобразие, скептически.
— Аааа… — застонал Арзис, закрыв глаза. — Всё, приехал, — он даже слабо улыбнулся. — Жить мне не осталось… Брат… — протянул он руку, очень слабо и очень подлинно. — Подойди сюда… Просьба будет, умираю…
— Что? Что он говорит? — спросил лев львицу.
— Ла… Говорит, просьба к тебе, — она приложила ладонь к Арзисовому боку.
— Да? Кто таков? — присел и он.
Вместо ответа Арзис протянул руку, показывая куда-то в небо. Пара, лев и львица — вместе повернули головы, не сговариваясь, навострили уши.
Шнурок на шею льву, его краткий сдавленный рык: Арзис начал душить, да ещё обхватил лапами. Мауне вспомнилось: когда-то, давно, ещё даже не начались её лунные дни и она ещё была ученицей-найси у наставницы (сейчас навернутся слёзы, наставница Ванарамсая, наставница Ванарамсая!), она видала, как львы душат друг друга в Круге, именно вот так. Только душили они руками, а тут Арзис душит шнуром, и это, наверное, нечестно… Снова всё нечестно…
— Держите сучку! — приказал он своим львицам.
Мауна так и застыла, глядя на всё это; она даже заметила, как Арзис что-то шепчет себе под нос; а потом даже поняла, что он считает: «…три-четыре-пять…».
Так же застыла и незнакомка, которой сегодня улыбнулось несчастье.
Но Тоя бросилась держать её; она же, уж точно супруга, в свою очередь бросилась на помощь мужу и попыталась вырвать из объятий Арзиса — совершенно тщетное предприятие. Так тому пришлось даже хуже. Тоя толкнула львицу, та устояла, и мало того — и себе толкнула Тою, да куда сильнее и с куда большей яростью, и мрамрийка хорошо так отлетела. Потом яростная супруга догадалась, и Мауна увидела, что она лихорадочно пытается что-то вынуть из маленькой поясной сумки.
Мауна не знала, что делать: навыка борьбы и драки с себе подобными — никакого. Она может проткнуть стрелой, это да. Но остальное? Она не понимала, как это: кто-то рядом и пытается сделать что-то с твоим телом: бросить, ударить, разрубить. Потому просто схватила за руку. И всё. Но львица уже кое-что достала — маленький то ли нож, то ли нечто вроде шила, не пойми что; этим она решила порешить Мауну, причём всерьёз — и замахнулась то ли Вестающей в голову, то ли шею; но тщетно — трое это ведь больше, чем два, и снова к очередной трагедии присоединилась Тоя. Присоединилась куда основательней и бесповоротней: она камнем вмазала львице по мордахе, и той брызнула кровь и попала Мауне в глаз (тёплая). Это было жёстко, львица свалилась на спину, как при обмороках, и зарычала столь резким, настоящим рыком боли.
Меткая и ловкая, Тоя ничего не забыла и кнемидой топнула той по руке, что-то воззвав на своём, мрамрийском, очень отчаянно. Что бы львица ни держала в той руке, оно выпало на желтоватую, мягкую траву, и это что-то Тоя вышвырнула прочь, как жаркий уголь.
Мауна удивлённо потрогала себе подбородок — там кровь. Львица её царапнула своим оружием. Её никогда ничем не резали, не царапали, никто никогда, к ней даже дотронуться просто так нельзя. Это было так… странно. Даже не больно. Ничего не поняла.
— Хозяйка! Держать её! — так же, очень отчаянно, воззвала её служанка-дхаари.
Верно. Мауна просто взяла и уселась львице на правую руку. Тоя — слева. Так они и держали, глядя на несчастную, та — в полусознании. Тоя выбила ей левый клык, наломала ей зубов, кровь из носу, всё кроваво.
— _Ахей, май шульд, май шульд…_ — говорила Тоя, не стесняясь. Потом поглядела на Мауну, та — на неё. Задержали взгляды, дольше, куда дольше, чем ожидали, чем обычно.
Арзис тем временем связал льва (тот приходил в себя, вырываться не спешил), и Тоиным поясом-шнуром, и ещё верёвками, что надёргал себе в Тенескале, обезоружил, руки под лапы, всё как надо, усадил под дерево, и теперь неспешно, даже лениво подошёл к ним.
Поглядел на всё.
— Ну вы хороши.
Они вместе поглядели на него. Он не обеспокоился разгадывать смесь эмоций в глазах его львиц, поэтому просто махнул рукой:
— Вставайте.
Теперь он уселся на пленницу, на её лапы, на бёдра; та не сопротивлялась, понимая бессмысленность такой затеи, только глядела на него в тумане ненависти и боли. Арзис спокойно вязал ей кисти кожаным пояском для ножен, забранных у её же льва.
Она изрекла:
— Ла, знала, что здесь нечисто. Чуяла. Сволочи, — говоря, глядела на Арзиса. Потом на них, на обоих: Тою и Мауну.
— Госпожа, моя-моя вина, госпожа. Делаю, как… как должна, — Тоя сдерживалась, а теперь заплакала, ей прижались уши.
— Арзис, не делай ей плохого, — только и сказала Мауна.
— Поздно, — изрёк правду Арзис.
Встал с неё, почесал гриву. Взмахнул руками, мол, ну и дела, как лапы-то связать, не бегать же кругом ещё шнурок искать. Передумал, развязал её, потом связал ей кисти под коленями, также как и мужа, ну и усадил подле мужа. Львица не пыталась сделать ничего. Понимала.
— Откуда и куда ехали? — кивнул Арзис, мол, говори, львица.
— Из Тенескала в Верин.
— Верин — это туда? — уточнил Арзис, махнув на восток.
— Туда.
Удостоверившись, что всё как надо, Арзис пошёл к дороге:
— Так. Шикарно. Будьте тут, я коляску прикачу.
Львица смотрела, как они идёт, а потом оскалилась и откинулась к дереву — видно, от боли. Поглядела на своего льва; тот без слов сидел, уже в сознании, и немигающе воткнулся во что-то тёмное и страшное за тысячу льенов от всех них.
Мауна с Тоей так и стояли. Тоя сжимала в кулаке подол платья, раз-два, раз-два. Мауна отметила, что держит ладони в _аратта-гастау_.
— Ваал не прощает такого слома доверы, обмана в помощи!
— Прости нас, добрая Сунга, — присела возле неё Вестающая. — Наши обстояте…
В Мауну плюнули, слюной и кровью. Сделав это, львица выжидающе наблюдала, как Мауна утирается тем своим, тем самым андарианским платком; затем Тоя, молчаливо испросив согласия, помогла ей утереться, вытереть всё; кажется, львица ждала отмщения. Тоя затем потянулась к ней, и львица зажмурилась — вот оно, отмщение. Но нет, Тоя просто приложила ткань к её разбитому рту, очень нежно; хотя куда там: струйки давным-давно ушли вниз по шее, и жест не имел ничего практического, только символическое.
— Кто такие и чего вам надо? — спросила та с закрытыми глазами.
Ответа не следовало. Тоя смотрела на Хозяйку, ей на такое отвечать. Но Ваалу-Мауна лишь покачала головой, развела руками, и начала мять, мучить себе пальцы.
— Я уже не знаю.
После такого ответа львица только вздохнула. Плохо, когда тебя грабят. Вдвойне плохо, когда тебя грабят сумасшедшие.
Возвратился Арзис, прикатив повозку с лошадью, и та оказалась неспокойной, очень неспокойной. Но он не стал её вязать, а дал Тое нож, который нашёл в повозке; другой дал Мауне, теперь у неё должно быть целых два ножа; разбойница-Мауна, всё как мечталось! Пленница подобралась, ещё больше прижалась к дереву: ножи настораживали, но львицы вроде более-менее смирные, а вот этого львищи можно ждать чего хочешь — опасный, паскуда. Положила голову на плечо мужу, он впервые ожил и поглядел на неё. Затем поцеловал её ухо.
— Не убивай его, — попросилась львица у Арзиса.
— Да зачем мне, — очень просто и буднично ответил Арзис. — Ты кузнец?
Лев не ответил, но львица решила не играть в молчанки:
— Да. Кузнец. У нас четверо львят. Я — его жена.
— Вижу, что кузнец. Свезло так свезло. Тоюш, иди сюда, помогай, — хозяйствовал Арзис, методично и в порядке раскладывая вещи этой семьи на земле. — А ну, помогай тут… Сыр, целый круг! Давай его в свёрток, шикарно. Одежды… Держи одеяло. Слушай, да ты мастер! Хорошие у тебя концы у копий. О! — нашёл он ещё тканей.
Взял найденную шемизу, ночную сорочку, порвал, и куском перемотал рот льву, чтоб не рычал. Поглядел на львицу, на её окровавленный рот, почесал за ухом — тут рот без боли не замотаешь.
— Ей будет больно. Не делай, — сказала Мауна.
— Как-нибудь, это, перевяжи её, — Арзис дал Мауне оставшийся кусок шемизы. — Не рычи, не кричи, всё испортишь, — это он обратился ко львице. — Мы вас отпустим. Не шумите, будете целы. Кузнец просто мастер — а лошадь стара, как мир. Куда катится Империя? Нам бы лошадь получше пригодилась.
— Арзис, это надо? — показала Тоя, поставив маленький сундучок на землю.
— Что там? — спросил.
Тоя пожала плечами, а супруги напряжённо смолчали.
— Там деньги и ювелирка, — понял Арзис. — Ладно, оставь. А вот эти ножики возьми. Побольше ножиков.
— Я взяла-взяла.
Арзис пошёл ещё хозяйничать с таким щедрым уловом, радуясь, что грабёж получился очень удачный, и теперь у них будет много годных вещей. Тоя тоже просто и бесхитростно копалась, без сантиментов оценивая все попавшееся добро. Ваалу-Мауна наблюдала за своей служанкой и Арзисом, потом присела на лапы прямо подле связанной и пленённой пары. В руках она мяла тот самый белый отрез шемизы, которым предполагалось помочь раненой львице.
Львица велась чуть странно: что-то шептала себе под нос, закрывала глаза, и пробовала потирать связанные руки. Мауна не глядела на неё, не смотрела в глаза.
— Простите меня, добрые Сунги. И не злитесь на них. Я — вина всему. Но я должна вернуться, чтобы выполнять своё служение. Для этого мне нужны ваши вещи. Простите ещё раз.
Лев глядел без эмоции, больше сквозь неё; львица бросила свои странные занятия, повнимала Мауне, даже нахмурилась, смерила Мауну взглядом.
— Скажите ваши имена, род, и откуда вы. Сейчас мне нечем заплатить, но потом я верну всё стократ.
— Ты — Ашаи? — не спросила, даже потребовала львица; повела плечами, чтобы усесться поудобней — связанные руки затекали.
— Я — Вестающая, — Мауна поглядела в глаза львице, потом поглядела на её рану на мордашке. Инсигнию показывать не стала. Кольцо показывать не стала. Странное дело — львица показалась ей то ли знакомой, то ли что. Но у неё память на мордахи довольно неважная, её мнемоника — только на текст.
Супруги переглянулись. Лев что-то сказал сквозь ткань, не пойми что. Долгое молчание. Львица подумала, и вдруг, сощурив глаза, молвила:
— Ах, Вестающие, изумруды духа Сунгов…
— …изумруды духа Сунгов, величайшие из величайших, знающие недоступное и творящие беспредельное. Лучшие вы среди львиц Ваала, ибо не знаете предела слову, и расстояния тленного мира вас не заботят, когда вы творите беседу Вестающих… — Мауна аккуратно складывала белую ткань на колене, разглаживала её, не глядела ни на кого, лишь вниз.
А теперь показала инсигнию на шее. И показала кольцо.
— Осенит день Ваал, ты действительно Ашаи? — навострила уши львица, и выдохнула в удивлении.
— Ваалу-Мауна, дочь рода Нахт-Сераи, Ашаи Вестания. Жена кузнеца знакома с прозаическими опытами Боэция? Удивительно, — улыбнулась она. — Они не столь удачны, как его поэзия, правда?…
— Я — Приближённая. Сталла Айнансгарда, в прошлой жизни.
— Не посмею спрашивать.
— Ваал повелел.
Мауна поняла, что львица когда-то тоже была Ашаи-Китрах. Взаправду. Львица поняла, что Мауна — Вестающая. Взаправду.
С повозки упал какой-то котелок, Арзис ругнулся, да ещё зацепился за что-то, и зазвенело ещё больше железной посуды.
— Тогда мой вопрос не покажется странным: что всё это значит?
— На мой кортеж напали хальсиды. Они убили всех, кроме моей служанки-дхаарки и моего… лучшего телохранителя, — Мауна ножом разрезала несвободу львицы (та охотно помогала, подворачивалась). — Долго рассказывать, но кажется, за мной ещё охотится Тайная Служба и Палата, потому что в Тенескале они пытались нас убить. Потому я вынуждена скрываться, ожидая помощи от сестринства. Я — в опасности, и мне нужны вещи, чтобы выжить. Припасы. Всё, чтобы… — пожала плечами, не договорила.
Поставила нож подле, перед ними.
— Невероятно, — только и сказала львица. Она, внимательно наблюдая за Мауной, что продолжила раскладывывать-складывать белую ткань, осторожно взяла нож и без промедлений начала освобождать своего льва.
— Не рисковала довериться. Моя вина.
— Как теперь? — спросила львица. — Ла, ты как, Хайди?
— Пойдёт, — очень тихо ответил лев.
— Для начала будем знакомы, добрые Сунги. Ваалу-Мауна, Вестающая, — жест Ашаи от неё, жест знакомства.
У льва ж на вопрос «как теперь?» нашлось более дельное видение. Освободившись, первым делом он быстро размял руки, что затекли. Очень тихо ответил на вопрос жены. А потом заехал кулаком Мауне в ухо (рука не совсем ещё отошла, хотел в челюсть и промахнулся).
— Будем.
В Легате такой голос называют «полрыч»: наполовину говоришь, наполовину рычишь. «Бууемррр». Если ухо привычно, то все слова поймёшь без труда.
— Ваал, Хайди! Хайдарр! Стой! Она действ… — зашипела львица, вставая за ним, но упала: неудачно засидела лапу, подвернула. — Не надо! Это сестра!
«За ним», потому что Хайдарр ловко, мягко, пригибаясь побежал к повозке, хвост ему стелился низко. На Мауну он больше ценного времени не тратил: та как сидела на коленях, так и надёжно свалилась на правый бок.
Сейчас надо уделить время льву поважнее.
Диспозиция такова: лев поважнее, Арзис, оказался не там, где надо (как всегда). Он отошёл и от пленных с Мауной, и от повозки с неспокойной, старой лошадью в яблочках, по обычной себе нужде, и глядел на жёлтую листву и серое небо, чему-то посмеиваясь. Тоя хозяйничала на повозке, ничего не зная, что произошло с Хозяйкой, ничего не услышав и не заподозрив, она сидела ко всему этому хвостом; но каким-то чудом её никак не застало врасплох хищное приближение.
— Арзис! Арзис! Арзис!
Её вмиг не стало на повозке, и мало того — она схватила из неё копьё; мало того, она не оцепенела, не упала в обморок, не попыталась кого-то увещевать, а совершила единственно правильное — побежала к Арзису.
— Что?! — Арзису враз истёрлось хорошее настроение, а ещё намочились штаны, потому что пришлось очень даже спешить.
— Убить-убить хочет! — всё правильно определила Тоя, забежав за него.
А ещё тут выяснилось, что вместо копья у неё в руках оказалось просто древко без всякого конца, отчего Тоя в фыркнула в удивлённом отчаянии.
— Что с Мауной?
Тоя не знала, но узнавать некогда: кузнец уже подле них, три прыжка. Обманный манёвр от Арзиса: притворился, что он — рисковый дурак, и бросает своё копьё. Прыжок в сторону от противника, выжидающе замер, в стойке (хорошей, как отметил Арзис). Арзис не видел (а если бы увидел, то немало удивился), что Тоя заходит сбоку, и с оскалом шипит, да таким натуральным. Арзис не знал, что этот оскал осадил противника, и повлиял на его решение сразу броситься на Арзиса с выпадом; противник считал себя способным выиграть в этой схватке (он тоже кой-что умеет: кузнец, давнее Легатное прошлое, отец-дренгир, праотец-дренгир, прапраотец-дренгир, и даже мелкий криминал за хвостом, ошибки юности); противник заподозрил, что львица эта вполне решительна, да ещё пытается зайти сбоку, а не прячется за льва (!), что не к добру, и некогда ему присматриваться, как неумело, совсем по-самочьи держит Тоя копьё, точнее, древко от него без всякого наконца, и какой страх у неё в глазах.
— Тоя, не подходи! — осадил её Арзис.
Противник оценил, что Арзис стоит хорошо. Так стоят те, кто стоит с копьём не первый раз. И не второй.
— Зайди в хвост! — приказал Тое Арзис.
Краем глаза заметно, что к полю боя приближается ещё одна сторона: бывшая пленница, львица кузнеца.
— Намарси, совна! — прорычал ей лев.
— Да! — с отчаянной решимостью отозвалась львица. Она что-то себе решила. Увидев, как далеко зашло дело, она сожгла надежды всех замирить и всё уладить, хотя такая мысль миг назад ещё тлела.
Совна. Арзису очень не понравилось это слово. Итак, думал он с быстротой молнии: Мауну точно убили (что ещё с ней делать-то), значит, они с Тоей остались вдвоём; и противников — два. Главный противник — с копьём, без меча, без брони, но с крепким широким поясом, это надо учесть. А у противницы сейчас будет совна. А совна — оружие самок, и в первейшую очередь — оружие Ашаи-Китрах; древковое оружие, длинное, эдакий добрый тесачок на длинной палке, им отлично можно кромсать на куски таких львиц в грязных платьях, как Тоя; бывают совны подлиннее многих копий. Простая львица очень редко умеет с совной, а вот многие Ашаи, особенно если из дисциплария — будь здоров. Даже не так. Если Ашаи из дисциплария, то она обязана уметь с совной.
Это плохо, что лев говорит взять львице совну.
Арзис попробовал устрашить, подторопить события, попробовал противника на вкус, вошёл в зону его наконечника (опасно!). Тот среагировал, отбил, Арзис отступил.
— Ваал, всё в кровь! — львица действительно нашла совну в повозке, и сильно её дернула, но её чем-то придавило, и она не смогла полностью вытянуть.
Это ещё больше не понравилось Арзису. Невероятно, но эта львица, кажись, Ашаи (или когда-то ею была). «Всё в кровь победы!» простые львицы просто так не восклицают.
Что делала Тоя? А что она могла сделать. Скалилась, не подходила, и не решалась напасть со своей палкой на льва. Зайти ей сзади не получалось: лев встал хвостом к повозке, тыл более-менее прикрыт. Потом она, медленно двигаясь бочком, наступила на муравейник, аж споткнулась.
А затем всё пошло быстро. Без промедления, внезапно даже для готового ко всему Арзиса, Тоя размахнулась древком, как огромной шваброй, и бросила его во льва. Бестолково, неприцельно, никакого вреда, ему даже уклоняться особо не пришлось. Но Тоя и не добивалась этим ничего выдающегося, она припасла кое-что иное: набрав в кулаки горсти земли с огромными лесными муравьями, она бросила их в морду льву, сделав отчаянный подскок к противнику, и бросила не раз, а два раза.
Этот грязный подарок Арзис использовал сполна. Противник отвернулся, потянулся в глазам, попробовал ответить на Арзисов выпад, но неудачно (почти — Арзису рассекло левое предплечье, несмотря на наруч), и в левый бок ему вонзился наконечник копья, который он сам же отлил десять дней назад; Арзис успел отметить, что он хотел прикрыться левой рукой, словно в ней есть щит, только — злая судьба — никакого щита не оказалось. Давняя мудрость: если вошло хорошо, то не вынимай, дожимай, и Арзис вжимал копьё дальше, из-за чего рычащий противник неуклюже сделал пару-тройку шагов (с копьём в боку под сердцем и с Арзисом, безжалостно и зло дожимающим), и столкнулся со своей львицей, которая четвёртым по счёту рывком — слишком поздно — как раз вытащила совну; теперь вес льва впечатал её ребром в край повозки. Мало того, они оба получили ещё и от Тои: она обоих, без разбору, влупила тем самым древком, и эта худощавая мрамрийка выдала такой удар, что послышался хруст.
У Арзисового копья крыльев не оказалось и наконечник был не для брони, острый листок; он прошел противника насквозь. Рык и ор от льва, оглушительные, стали мокрыми — верная весть близкой смерти. Упор лапой, сила обоих рук, и Арзис выдернул оружие; добил его ещё, раз пять. Он не знал, сколь ещё боеспособна львица противника, упавшая подле повозки и коей лапа придавилась телом её льва, и молча оттолкнул Тою, которая слишком приблизилась (мешается, опасно для неё!).
Совну, несмотря на падение и остальное, противница не упустила.
— Бросай, дура! — зарычал Арзис.
Вместо того львица совершила очень двусмысленное, непонятное движение, одновременно пытаясь встать: то ли она пыталась сбоку замахнуться совной, но только одной рукой (невозможно), то ли пыталась закрыться, забыв, что у неё в руке оружие, то ли… Выражение её мордахи невозможно описать. То ли одно, то ли другое, то ли третье; бесконечное море возможностей, как всегда оно в жизни. Одни возможности, развилки и случайности.
Арзис не стал разгадывать, что всё это значит, да и навык ему не дал. Навык знал одно: противника добивают. Он просто вогнал ей копьё прямо в середину тела, надёжно; а потом, наступив лапой на руку, забрал совну да и отбросил куда-то в Тоину сторону. С оскалом обернулся кругом, высматривая ещё противников: с кем ещё сразиться, кому ещё вогнать, кому ещё пустить кровь?!
Обернулся ещё раз. Всё. Только Тоя, часто дыша и опираясь ладонью о повозку, глядит на умирающую львицу. Он всё ещё стоял на руке этой львицы. Арзис не видит, что видит Тоя, потому что не смотрит: львица держится ладонью за копьё, столь чужое в её теле, и страшно, тихо стонет.
Тоя сглотнула, приложила ладонь к рту, поглядела на Арзиса.
— Ай Тоенька, хороша! — яростно похвалил он её, подняв кулак. А потом стукнул несчастную повозку.
Тоя покачала головой, отрицая, «нет, Арзис, не хороша», а потом:
— Хозяйка… — и, словно опомнившись, убежала. — Хозяйка!
Арзис проводил её, убегающую к Мауне, взглядом. Да что Хозяйка. Поздно хозяйкать. Конец Хозяйке. Начинало доходить. Убили они Мауну, убили они её, убили они ту, что стала ему близка, к которой он привык, с которой прочувствовал странный слад, с которой была невидимая связь, которую он боялся трогать, которую и по сей день считал для себя смертельно опасной, и запретной, и нужной ему, и даже нужной Сунгам, будь они неладны, и Империи, будь она неладна… Он верил её делу. Не уберёг.
Всё неплохо вроде шло, а теперь — конец.
Посмотрел на левое предплечье. Не прошло ему всё даром, получил и он!
Потом слез с руки львицы, отступил в сторону, поглядел вниз. Махнул: безнадёжно всё это. Поглядел на всё, пожал плечами, развёл руками, ему нервно забился хвост; затем ощупал себе пояс, вытащил новенький нож, совсем недавно заграбастанный с повозки. У него уже этих ножей, как у дурака вшей. Поглядел на львицу и её страдание; странно, но она была ещё в сознании и тоже туманно глядела на него.
— Да ёб твою мать! — снова взмахнул он руками и спрятал нож.
Нож не пойдёт, видит она всё. Трудная смерть, и ему, и ей. Пошёл к повозке, и сразу удача, как на подбор: валяется там фальх, Ваал, сколько ж у этого кузнеца оружия, целый арсенал. Взял его, подошёл ко львице, положил подле неё, чтобы не видела.
Арзис вздохнул; развёл руками, будто даже и не он тут всё это натворил, а кто другой; утёрся, перевернул львицу на живот.
— Ваал, жди в Нахейме отважную дочь!…
Тоя подбежала у Мауне.
— Хозяйка? Хозяйка!
Сквозь пелену Мауна увидала, поднявшись и держась за голову, как Арзис заносит то ли топор, то ли что, и что-то рубит на земле подле повозки. Ей подумалось, что у них привал, и он рубит дрова. Наверное, для огня; значит, можно будет что-то пожарить, погреться. Можно будет поесть. Наверное, их уже спасли. Или что-то такое.
Где я? Где мы?
— Хозяйка, — Тоя была рядом. Она гладила её, как маленькую львёну.
Мауна заметила большое беспокойство, страх в глазах служанки. Подобный видела однажды у подруги-ученицы, будучи сталлой, та проснулась от ночного кошмара; Вестающие довольно часто спят в одной комнате в таком возрасте, бывает; Мауна помнила, как ужаснулась её облику, и подумала, что верно, выглядит так же, если срывается в постели от своих кошмаров. А они — обычное дело для учениц Вестающих.
Потом проходят, по большей части. Ну, это долгая история.
Она села, потёрла щеку, ухо, загривок.
— Тоя, а… что происходит?
— Теперь всё-всё, Хозяйка, — очень изранено, вымученно молвила мрамри, изобразила улыбку. — Арзис…
Арзис быстрым шагом теперь шёл к ним, и Тоя замолчала, подсела рядышком, и Мауна отметила непосредственность, с какой Тоя прижалась к ней. Если подле тебя садятся, то это, как правило, еле ощутимое касание, тем более в случае, если ты — Вестающая, это знамо; Тоя же прижалась плотно, тепло, давление её тела; прямо как Нэль! Мало того, Мауна только теперь заметила, что держит её ладонь, их пальцы сцепились в связи львиц. Мауна поглядела на это и подумала: «очень странно»; наверное, Вестающая и её служанка-дхаарка не должны так делать, роли не предполагают, разве можно, разве так бывает?
— Хозяйка, эй, ты что, живая? — требовательно встал Арзис перед ними, копьё в руке, в обратном хвате, большой, от него падала странная тень, хоть день и облачный. Мауна отметила: нос его очень мокрый, копьё всё кроваво, и его левое предплечье — то же самое. Весь он какой-то… кошмарный. Как Ваал в кошмарах. Если к юной-юной, ещё маленькой Вестающей в её первых сновидениях придёт Ваал (а он придёт), и если он будет страшен, а не полон добра и света, как бывает у некоторых душ попроще, то будет выглядеть он именно вот так.
— Он меня ударил, — пожаловалась Мауна. — Что произошло?
Вместо ответа Арзис присел на корточки подле них, а потом и вовсе завалился на зад, скрестив лапы перед собой. Копьё откинул, ухмыльнулся чему-то внутреннему. Потёр нос, потрогал Мауну за плечо, ладонь его сначала сильно сжала, а потом отпустила, и он пригладил её по руке; ну право, убеждался, что она — настоящая, а не подделка; и сказал:
— Отличные новости! Без тебя стало бы… — он не договорил, как стало бы. — Нас без когтей не возьмёшь. Со мной не пропадёте, — засмеялся он, смотря им с глазу в глаз.
Они внимали, уши навостро.
Взглянул мельком, как они держатся за руки. И хорошо, подумал он. Плохо, когда между самками вздор. Усложняет все дела. А у него с ними всё в порядке, не вздорят. Так проще жить.
— Хорошая работа, Тоенька, — покачался он из стороны в сторону, глядя в серые глаза мрамрийки, почесал подрезанное предплечье, осмотрел его. — Хороша.
Мауна, от всего этого, закрыла глаза и взялась за мордашку, а потом и вообще склонила голову, потирая виски и уши. Тоя взглянула на Хозяйку, а потом — неожиданно — без слов вытащила свой символ Ахея вместе с кольцом Арзиса глубоко из-под ворота, и зажала, глядя на него; она так и держала руку у шеи, подбородка, с её зажатыми в кулаке самыми важными вещами («всё что было моим — уместилось в руке», вспомнил песню Арзис), и глядела на него, всё — молча; в глазах у неё аж отчаяние, но не грустного толка, нет; это символ, это что-то значит, понял Арзис. Безграничная вера во что-то. Во что? Во что-то хорошее, подумал Арзис — это ж Тоя.
Схватил ей ладонь сверху, всё упрятал ей назад, за ворот. Так подержал там, мол, спрячь-спрячь. Тоя поняла. Он подержал ещё, дольше, чем надо. И она положила ладонь на его руку, быстро, решившись. А он, погодя — ладонь сверху.
Вот так и оказалось, что их руки заняты лишь друг другом.
Мауна рядом зашевелилась.
— Я тебе замотаю, — мгновенно ухватила Тоя его за предплечье, рассматривая, вмиг изменив всё положение с непонятного, заряженного, очень-очень многосмысленного на деловое и объяснимое.
— Не надо.
Тоя подумала, и всё равно перемотала. Всё молча. Арзис не протестовал. Тоже всё молча. Посидел, почесал лапу, ещё помолчал. Мауна задумчиво тёрла пальцы перед собой, её глубокая задумчивость. Закончив с Арзисом, Тоя рассматривала Мауне ухо, щеку, пытаясь найти изъян и сколь плох оказался удар.
— Извиняй, Хозяйка, — развёл руками Арзис, не понимая. — Натёрли мне хвост, впредь буду лучше вязать клиентов. А то вон… развязались. Не знаю, как так, — поглядел он вниз, на траву, ему упали космы гривы вниз.
Мауна не ответила, шевелился кончик её хвоста у лапы. Она всё так же тёрла руки и глядела на них. Она-то знает, как так.
— Чудо, что тебя не убили, — обыденно сказал он. — Повезло. Ваал уберёг.
Мауна перестала тереть руки.
— Этот дрался хорошо, — обернулся, поглядел назад, на повозку, где на земле смутно темнело, угадывалось всё побоище. — И эта дралась хорошо. Оба хороши.
И, взяв копьё, поднялся на лапы.
— Но бесполезно — всё равно мы лучше.
Ушёл.
Мауна проводила его взглядом, зачем-то слабо скалясь ему вослед. Глядела, как он продолжил хозяйничать с повозкой и небрежно выбрасывает вещи из неё. Лошадь стала ещё беспокойнее, и он соскочил её отвязывать от дерева.
— Тоя.
— Да-да, сиятельная Хозяйка? — подобралась та, поправила себе хвост.
— Той, рассказывай, что произошло.
Мрамрийка поглядела вослед Арзису, на Хозяйку, сглотнула, и уши ей прижались:
— Мы оставили Хозяйку здесь, с ними. Арзис сказал осматривать их вещи и брать нужное. Я так и делала-делала, — кивнула она, в её голосе — извинение и вина. — Я брала. Арзис куда-то отошёл, а я всё-всё делала. А потом я почуяла, что за хвостом что-то есть.
— За хвостом что-то есть? — навострилась Мауна.
— Да-да, Хозяйка. Я почуяла.
— Услышала?
— Не знаю, — пожала Тоя плечами. — Я почуяла. Я обернулась, а там этот… лев. Он крался, он был злой, он хотел меня совсем убить. И Арзиса тоже. Хозяйку почему-то не убил, — с непосредственностью удивилась Тоя. — Я соскочила, позвала Арзиса. Эм… я… Арзис мне сказал… и… подбежала та хаману, та львица. А… а потом Арзис убил льва, вот так, — показала с усилием Тоя, как вонзают копьё внутрь врага, — а я ещё взяла-взяла и… стукнула их обоих палкой, от этого… от оружия. Я изо всей-всей силы стукнула, Хозяйка. А потом я побежала к Хозяйке. А в то время Арзис убил ту госпожу-хаману, — быстро молвила она, словно обжигаясь словами. — Я не видела, но слышала, — Тоя показала на свои отведённые назад уши, мол, вот так я слышала, вот так.
— Он убил обоих?
— Да, Хозяйка.
Она снова показала то же самое пронзание копьём; у неё получалось резко, убедительно.
— Хм… Повезло мне, да? — произнесла Мауна с легкой полуулыбкой, её ироничный уголок рта.
Тоя неуверенно, молча согласилась, кивнув.
— Идём. Ваал, великий, ты с нами.
И действительно пошли. Снова всё пошло не так: только-только Арзис отвязал лошадь, как та взбунтовалась и вместе с повозкой убежала на дорогу, кажись, обратно к Тенескалу, через кусты, из повозки много всякого ещё добра вывалилось со звоном и шумом.
Арзис только развёл руками.
Через миг Мауна стояла и глядела на побоище, устроенное Арзисом. Тоя рядом плакала, сложив руки перед собой; сначала она закрывала глаза ладонью, особо боясь даже смотреть на обезглавленную, совсем незнакомую и ещё недавно совсем живую львицу, а потом поняла, что тщетно прятаться от ужасов мира — всё равно догонят и перегонят. Она что-то говорила на мрамрийском, очень тихо; Мауна единственное, что уловила, так это нечто вроде: «_Ахей, май шулд. Ахей, май шулд. Ахей, май шулд…_».
— Так, уходим. Засиделись тут, — объявил Арзис.
Поглядел на плачущую Тою и Мауну, что медленно прохаживалась подле тела Приближённой с незнакомым ей именем.
— Не плачь, Тоюша, — даже строго сказал Арзис.
— Не могу-не могу, Арзис. Плохо это всё, — отказалась повиноваться Тоя. — Мы наделали большой грех.
Мауна прекратила прохаживаться. Оценила взглядом слёзы Тои; суровый, скептически-печальный (только теперь заметила) вид Арзиса.
— Что, Арзис, мы оказались лучше? — её скрещенные руки, пальцы бьют по плечу.
— Лучше, — небрежно, издевательски, зло сказал он. Смотрел в сторону, нервно крутил копьё вокруг оси: туда-сюда, туда-сюда.
Мауна кивнула, и продолжила променад:
— Конечно лучше. Нельзя ударить Вестающую, и не испытать возмездия от Ваал-Сунгов. Завели манеру: покушаться на Вестающих, бить Вестающих, лгать Вестающим. Ну-ну.
Встала перед ним, освободила руки и сложила их у центра тела, переступила через лапу мёртвой Приближённой.
— Безбрежно горжусь тобой. Ваал, я так благодарна за день, когда встретила тебя, — молвила ему, снизу вверх. — Ваал с нами.