Хонока (джен)

Хонока идет с Какаши в полевой госпиталь, где она оставляет его в умелых руках Гаку.

“Все еще ничего от орочи?” Спрашивает Комори.

Она качает головой. Она не волнуется — потому что она может чувствовать Сэнсэя, и хотя он, кажется, занят чем-то умеренно интенсивным (опять же, вероятно, сражением), он не выглядит обеспокоенным.

Она не знает, сколько времени потребуется Кохаку, чтобы передать сообщение. Она никогда раньше не просила его об этом. Возможно, тот, кто несет сообщение, ждет, пока Сенсей закончит свою битву, но она не может позволить себе проверить. Ее чакра слишком мала, чтобы пытаться искать сигнатуру незнакомой змеи. Погружение в нижний даньтянь Фугаку отняло у нее много энергии.

“Комори-сан, сейчас я собираюсь поискать агентов Данзо”.

Он кивает. “Ты делаешь свое дело, маленькое чудовище. Я буду приглядывать, пока ты будешь это делать.”

Они ныряют обратно в палатку ее команды, и она садится на свой расстеленный спальный мешок. Она пытается сосредоточиться на лагере, но на такой маленькой площади так много крупных подписей, что трудно надолго сосредоточиться на каком-то одном человеке. И она тоже устала от того, что всю неделю торчала в ночную смену.

Она несчастно хмыкает.

“Трудно сосредоточиться после долгой смены, не так ли? Кажется, что слишком много всего происходит одновременно?” Комори сочувствует. “Вот, выпей еще глоток кофе, только не говори Орочи, что я даю его тебе. Он сдерет с меня шкуру живьем, если узнает, но это разбудит тебя.

Хонока берет предложенную им канистру, откручивает крышку и делает большой глоток. На вкус мерзкий, как обычно. Пепел, смола и странный привкус грязного носка. Просто, ужасно. И чрезвычайно горький.

Она качает головой и снова пытается сосредоточиться. Если подумать, у нее всю неделю были проблемы с концентрацией внимания. Она борется еще мгновение, но ее усталость только усиливается.

Хонока хмурится. Она тоже всю неделю пила отвратительную кофейную смесь из пепла и смолы Комори. Обычно к этому времени это начинает ее подбадривать.

Она быстро моргает и оседает. Наступает что-то вроде оцепенелой паники.

“Комори...!” — невнятно произносит она, и ее переполняет гнев из-за того, что ее так основательно одурачили! Ее рот отказывается произносить слова или даже кричать. Вместо этого она довольно жалобно шипит на него.

Он гладит ее по голове, безмятежно улыбаясь. Ее глаза трепещут, и она борется с желанием посмотреть на предателя.

“Прости, маленькое чудовище; приказ Данзо-сама. Когда ты рядом, все идет немного слишком гладко для орочи”.

С этого ракурса она замечает печать Данзо на нижней стороне его языка; ту самую, которую Сэнсэй показал ей и сказал, чтобы она остерегалась.

Она слабо шипит, и слезы разочарования наворачиваются на ее глаза. Теперь она даже не может создавать чакру, благодаря тому, чем ее накачал Комори.

Ублюдок продолжает гладить ее по волосам, и она проклинает себя за то, что до сих пор не замечала абсолютно мертвого выражения его глаз.

“Не волнуйся, маленький они, ты не умираешь — по крайней мере, не сегодня. Видите ли, Данзо-сама очень заинтересован в вашем кеккей генкае...”

Хоноку тошнит.

Они рассказали Комори все о ее кеккей генкае — все, что им известно об этом, — и он уже знает, что он потенциально есть и у Синку. Мало того, они доверили ему свои подозрения относительно Данзо. Значит, Данзо знает все.Все шансы, которые у них были удивить его, и все преимущества, которые, как они думали, у них были, исчезли!

Она ищет его связующую точку, но она размыта и скользит между ее пальцами, когда она тянется к ней. Ее голова опускается, и между одним вдохом и другим она теряет сознание.

Орочимару и Минато заканчивают раскрашивать поле боя в красный цвет. Это не самый полезный опыт для любого, у кого есть хоть капля здравомыслия — и поэтому от кого-то вроде Минато, который "глубоко чувствует последствия своих действий", следует ожидать определенной доли подростковой тревоги. По крайней мере, так говорит его ученик. То, как она может классифицировать различные виды сопереживания, выше его понимания.

Он оттаскивает Минато в сторону, прежде чем тот успевает полностью осознать масштабы учиненной ими бойни. Орочимару чувствует удовлетворение, хотя бы из-за того факта, что они оставляют после себя поистине ошеломляющий уровень разрушений. Он думает, что когда Iwa узнает об этом, они, возможно, пересмотрят заигрывание с границами Конохи.

Само сражение было довольно неожиданным, внезапное нападение большого отряда Ива-нин в узкой долине. Подавляющее число, к сожалению, означает, что оставшиеся шесть членов их команды должны быть упакованы в свитки. Он не зацикливается на этом и методично начинает запечатывать их. Есть более насущные проблемы.

Например, как Ива-нины смогли подкрасться к ним незаметно. Вся ситуация кричит о ‘подставе’.

“Орочимару-сама”.

Он отрывает взгляд от тела, которое запечатывает. Угольно-черная змея с белым подбородком выползает из подлеска.

“Шункуро”, — удивленно приветствует он. Шункуро считается самой быстрой змеей в пещере Рючи, несмотря на свой небольшой размер. “Тебя послал Хонока-кун?”

Змея кивает. “Приемлемо ли передавать сообщение в нынешней компании?”

Он кивает.

“Тот, у кого крестообразный шрам, переместился”.

Минато отрывается от своих мрачных размышлений.

“Что? Где?!”

Шункуро недовольно прищелкивает языком. “Этого я не могу тебе сказать. Это не было частью моего послания ”.

“Это все, Шункуро?”

Он снова прищелкивает языком. “Есть ли сообщение, которое вы хотели бы, чтобы я вернул?”

“Нет. Мы займемся этим дальше ”.

Шункуро кивает. “Очень хорошо. До нашей новой встречи, Орочимару-сама.”

Змея исчезает в слабой струе дыма.

Он запечатывает последнее тело, и Минато кладет руку ему на спину, перенося их без лишних слов. Тремя отдельными прыжками они возвращаются в пограничный лагерь.

Минато шатается в последнем прыжке, и Орочимару поддерживает его, положив руку ему на плечо.

“На исходе?” — спрашивает он. Они действительно столкнулись лицом к лицу с почти трехсотсильным отрядом Ива-нин, практически неподготовленными.

Минато кивает. “Я был на исходе еще до того, как разразилась эта битва ...”

Он протягивает ему одну из своих самодельных солдатских таблеток.

“Не жалуйся на вкус”.

Минато берет его и откусывает, затем снова чуть не выплевывает.

“Хонока съела это без жалоб”, — напоминает он ему. “Я уверен, что ты можешь сделать то же самое”.

“Уф...” Он проглатывает это с дрожью. “Это было... по-другому”.

Он фыркает. Это работает. Вот что важно. Он подумает о том, чтобы поработать над вкусом, когда у него будет свободное время.

Торифу замечает их.

“Орочимару, Минато. Боюсь, как раз вовремя. Какаши-кун в полевом госпитале — и с ним трудно.”

Минато бледнеет. “Полевой госпиталь? Что случилось, Торифу-сан?”

“Капканы и тюлени ранее столкнулись с проблемами на границе. Это досталось Учихе Уцусу и Абураме Шикену ”.

“С Какаши все в порядке?!”

“Лопнувшие барабанные перепонки и сотрясение мозга. Ничего серьезного.”

Минато вздыхает с облегчением. “Как Хонока-тян?”

Торифу пожимает плечами. “В последний раз, когда я ее видел, она провожала его в полевой госпиталь. Не казался слишком расстроенным — но с этим иногда трудно сказать, не так ли?”

Минато неловко смеется. “Я думаю, мы пойдем посмотрим, как у них дела”.

“Ты сделаешь это”.

Они быстро идут к полевому госпиталю, где находят Какаши, исходящего вонью.

“Минато-сенсей, Орочимару-сенсей!” — зовет он. “Скажи этим придуркам, что со мной все в порядке!”

“Какаши!” Минато ругается. “Ты не можешь называть своих союзников булавочными головами ...!”

“Но сейчас я в порядке, и они не позволят мне уйти!” Он драматично машет рукой в форме буквы "х’. У него есть информация о предполагаемых "проблемах" по ту сторону границы — скорее всего, из первых рук.

“Мы заберем его у вас из рук, раз уж он ведет себя так грубо”. Минато успокаивает разгневанного ниндзя-медика.

“Просто убедитесь, что он понимает, что в течение следующей недели ему не может попасть вода в уши. Мы залечили разрывы его барабанных перепонок, но они все еще хрупкие ”.

“Понял, верно, Какаши? Ты все равно ненавидишь принимать ванны.”

“Эй! Это неправда, Минато-сенсей...!”

Они покидают полевой госпиталь, и он бросает взгляд на Какаши, который дуется, скрестив руки на груди. У него довольно большая вмятина на его хитай-ате. Ему повезло, что он не потерял глаз.

“Где Хонока-кун?”

“Она ушла с Комори-саном", — ворчит Какаши. "Она хотела начать поиски виновных”.

“Я полагаю, у вас есть что-то, чтобы внести свой вклад на этом фронте?”

Он кивает.

“Это была ловушка, которая постоянно вызывала взрывоопасные метки — как в дневнике Второго Хокаге”.

Итак, ловушка, расставленная кем-то, знакомым со Вторым Хокаге. Учитывая, что Данзо был учеником Второго хокаге, на самом деле неудивительно, что он обучал таким методам своих агентов.

Затем они направляются в Разведывательный отдел. Комори как раз выходит из палатки, один. Он хмурится.

“Комори, где Хонока-кун?”

Он зевает. “В палатке? Я как раз направлялся проведать ее.”

Он свирепо смотрит на Комори.

“Ты оставил ее одну? Сейчас, во все времена?”

“Эй, а теперь, отстань от меня. Это было всего на минуту, орочи. Мне все еще нужно руководить Разведывательным отделом, ты знаешь?”

Он закатывает на него глаза. Разведывательный отдел может полностью действовать без присмотра, несмотря на то, что думает Комори.

“Тогда пошли”. Какаши подталкивает Минато и Комори вперед. “Поехали!” — крикнул я.

“Осторожнее с этим, малыш! Некоторые из нас сделаны не из стали, в отличие от вас, монстров.

“Тогда двигайся быстрее, старина!”

“Я едва ли старше орочи!”

Он усмехается. “Если вы считаете десятилетие коротким промежутком времени”.

Они доходят до палатки, и обычно сутулая поза Какаши внезапно выпрямляется. Он распахивает полог палатки и рычит.Орочимару чувствует, как напрягается каждый мускул в его теле.

“Хоноки здесь нет!”

“Что ты имеешь в виду, ее здесь нет?” Комори брызгает слюной. “Она появлялась на Сенсорном Барьере до того, как я покинул Разведывательный отдел!”

Входит Минато и быстро находит плохо спрятанный талисман. На нем написано "Цунэмори Хонока" — капля крови в центральном круге. Фиктивная подпись. Он стискивает челюсти.

“Она все еще влажная”, — говорит Минато. “Она не может быть далеко… Поехали!”

Он слышит, как Какаши нюхает свою маску, несомненно, запечатлевая в памяти какие-то посторонние запахи. Он берет неуместную канистру, спрятанную в спальном мешке Хоноки, и отвинчивает ее. Он морщит нос, сминая темный материал на нем.

Глаза мальчика расширяются, и он рычит на Комори.

“Ну, черт. Это было неосторожно с моей стороны.”

Минато поворачивается к Комори и быстро обездвиживает его быстрым поворотом руки, для пущей убедительности накладывая на него печать Хирайсин.

Какаши послушно приносит ему канистру, и он вдыхает запах варева у себя под носом. Кофе, очищенный корень валерианы и экстракт опиума. Если бы Хонока выпила больше, чем глоток этой грубой смеси, ей грозила бы опасность удушья. Он чувствует, как спазмируется мышца его щеки.

Орочимару сам очень близок к тому, чтобы зарычать. Но разозлиться — это то, чего хочет Комори, это то, чего хочет Данзо. Итак, он сдерживает свой гнев до тех пор, пока он не превратится в холодную ярость.

“Комори… Не мог бы ты показать мне свой язык?”

Ублюдок смеется и делает, как его попросили, вместо этого обнажая нижнюю часть своего языка.

Минато и Какаши видят то же, что и он, — ту же печать, которую он показал им на своем собственном языке.

Он проезжает по нему на сенбоне, и появляется Комори — теневой клон. Он так и думал.

“Орочимару-сан...! Теперь он поймет, что мы пришли за ним!”

“Идеально.Ты готов отправиться на охоту, Какаши-кун?”

Сын Сакумо стягивает маску и обнажает зубы, или то, что у него от них осталось. Как и у Хоноки, у него отсутствует большая часть передних зубов. Он бы рассмеялся, если бы ситуация не требовала немедленных действий.

Он не в настроении смеяться.

“Я сам разорву ему глотку, если он причинит вред Хоноке!”

“Мои мысли точь-в-точь, Какаши-кун. Минато, давай уходить”.