Антро львиная проза: Священная Стрела (джен)

— Хозяйка сказала: если не проснётся, когда солнце высоко, то надо будить. Будить сильно-сильно. Лить воду, кусать. Царапать! Иначе всё может быть плохо-плохо, Арзис. Скажи, слушай, Арзис, солнце высоко или нет?

Ой нет, только не «плохо-плохо», ну снова новый день, снова новые проблемы.

— Видишь, видишь. Скажи. Что скажешь?

— Не. Не буди ещё.

Разозлился, что разбудили, а то мог ещё поспать.

— Эээх, — выдохнул, затем зевнул, почвякал. — Мле, собака.

— Ой, Арзис, забыла, — не отстала Тоя. — Тебе нельзя такое видеть, сказала Хозяйка. Можешь не смотреть?

— Ну что там… какое «такое»?

— Такое, как Хозяйка просыпаться будет.

— Ай, Тоюль, не бери в голову, — накрыл он голову чем-то. — Мы с тобой и так уже слишком много знаем.

Она пожала плечами. Раз так, то и так. Тоя, уже знает Арзис, принимает жизнь такой, какой она есть, мягко, без сопротивления и самообмана. И тем более Тоя не понимает беспрактичных вещей, а вот нужные вещи — очень даже понимает. Чтоб не тратить время зазря, она строгала одним из многих ножей, что они наразбойничали с их убийственного налёта, большой кусок солёной свиной ноги, которая досталась тем же бесчестным, подлейшим способом. Строгала быстро и придирчиво, расстелив у лап огромную белую ткань, которую… ну ясно, где они её достали. Пчёлы почему-то заинтересованно вились у кончика её лениво шевелящегося хвоста, и она отгоняла их рукой и накидкой, а вот хвост не убирала — он знай себе вился по траве. «Тут улей где-то», — определил Арзис, большой охотник на ульи и мёд в детстве; да и на Востоке хороший улей мог очень даже скрасить глупые будни.

Так же Тоя успевала зорко приглядывать за Хозяйкой; иногда она прекращала работу и внимательно вострила ухо, чтобы уловить её дыхание.

— Арзис, Арзис? Будить? — приставала Тоя.

Она распилит тебя на кругляшки. Ну, мрамрийка.

— Дай ей поспать, Тоя, ну чесслово, — сказал Арзис, так и чесалось добавить: «И мне».

— Она говорила: плохо будет…

— Да не будет. Она много думает, а ты много маешься.

Тоя виновато улыбнулась с выдохом, эдакое двузначное «хм…»; снова её влажные нижние клыки. И вернулась к работе. Арзис притворился, что дремлет (спать перехотелось), и наблюдал за нею, спрятанный фасадом фальшивого сна. Она несколько раз бросала ему взгляд, и удостоверилась, что их (единственный здесь, и вообще, в своём роде) лев вроде как снова спит. Каждый раз вздыхала. Свиная нога строгалась аж с остервенением и злобой: Тоя отдавалась делу до конца. Она скалилась, а один раз даже зашипела, когда нож неудачно скользнул; это Арзиса насмешило, он чуть не выдал себя.

Потом, закончив с ногой и настрогав совершенно чудовищное количество отрезков, Тоя повела ушами, снова внимательно рассмотрела Мауну (та, как говорится, спала без ушей, хвоста, лап, и вообще всего, и повязка на глазах надёжно прятала её от утреннего света и пятен солнца, что гуляли по её плащу, что на самом деле не её, а Арзисов плащ, потому что он толще и теплее; он — это плащ, не Арзис, хотя и Арзис воистину тоже куда толще и теплее Мауны; хотя Мауна, как известно, вовсе не худая, даже напротив; она из этих круглых андарианок). Не выяснив и не решившись ни на что с Хозяйкой, Тоя встала и набросала рядом с помятым котелком (уже пустой, ибо, оказывается, вчера Арзис сожрал совершенно всё, когда Тоя кормила его) невесть откуда взявшиеся большие яйца, серые, в пятнах. Одно из них она выпила.

Утка. Вот этого Арзис точно не помнил в повозке. Если ещё яйца там могли найтись, то вот утки там точно не было. Тоя держала её вверх лапами, рассматривая. Почему-то недовольно фыркнула; но Арзис понял почему: как и вся дичь, утка худосочна и маложирна. Потом, подпевая себе, Тоя отрезала удушенной утке голову, и облизала кровь с пальцев, даже подставила рот, чтобы попить крови. Арзиса очень заинтересовало, что она поёт, и даже навострил уши вовсю, очень рискуя быть разоблачённым; но тщетно: слова он некоторые услышал, но без толку, ибо это был мрамрийский, не сунгский. Мрамрийский всё больше нравился Арзису. Что-то в нём есть, подумал он.

Затем всё это Тоя быстро ощипала, выпотрошила, и бросила в котёл. Съела ещё одно яйцо, и, как понял Арзис, яйца вполне себе зрелые, ибо Тое пришлось жевать. Они так на Востоке тоже постоянно делали, яйца — отличная вещь; только их найти ещё надо. Кажется, она чувствовала вину, что они-де спят, а она себе сама ест; бросила взгляд на Арзиса, но его притворство снова осталось нераскрытым.

О, что-то с Мауной. Нежное от Тои:

— Хозяенька. Хозяйка. Хозяйка, мы тут. Мы встречаем. В мире. В мире тёплой крови. Хозяйка, я тут, мы тут, мы в мире тёплой крови. Разрешиться Вестями. Надо-надо.

— …тёплой крови, — простонала Мауна.

— Мы тут, мы тут, Вестями…

— Я тут, я тут… — подтвердила Мауна.

— Тут, мы, разреш…

Всё это время Тоя держала ладонь на груди Мауны.

— Вести! — резко, торжественно сказала Мауна. — Первая. Кому: Ваалу-Мауне. Кто: все сёстры Мастр-Фейнского менгира. Сёстры уведомлены о нападении и остальном. Сёстры безбрежно рады моей жизни, волей Ваала. Сёстры в ужасе от моего положения и побега из Тенескала. Ваалу-Нэль свестала: Высокая Мать знает, что я жива. Переданы мои соображения о хальсидах, Тайной Службе и Палате. Условлено: город Верин-на-Влее, направляться в него, по дороге из Тенескала. Помощь уже в пути, меня найдут, все усилия, все возможности. Кому: Арзис. Сёстры менгира безмерно благодарны, Вестающие не забудут доблести. Печать: Камень Пять-Стрела-Буря-один.

Арзису пришлось сделать усилие, чтоб довольно не пошевелиться.

— Под графис, — безжалостно продолжила Мауна, и Тоя в отчаянии стала грызть когти. — По Графу… А что по Графу?… Графа нет. Как и Мастера Графа.

Посмотрела на Тою.

— Вверх, — указав на неё когтем, властно вильнула рукой, словно хотела подбросить этим жестом Тою в небо. Тоя послушно поглядела вверх, ничего не понимая, и всё так же кусая когти. Ладонь Мауны она ни за что не отпускала, потом что не знала, можно ли.

— Мир тёплой крови, — определилась Мауна.

— В мире тёплой крови, мы в мире тёплой крови, — взяла ладонь Мауны Тоя, ухватившись за знакомые слова; всё заученно.

— Ой… Мммм… Гладь, гладь, ещё.

Мауна показала на Арзиса, лениво-безвольно:

— Он что, спит?

— Да. Сначала встал. А потом снова лёг. Плохо спал, Хозяйка.

— Ты ещё хуже спала, — утвердительно молвила Мауна.

Вздохнула, зевнула, облизалась. Затем Вестающая присмотрелась к Арзису, как присматриваются спросонья или с похмелья.

— Не спит он, — снова лениво-безвольный жест. — Арзис, эй, гррр! Я всё вижу! — она вдруг взяла и бросила в него яйцом, что Тоя недавно поставила подле. Оно разбилось точно у него на груди, измазав гриву. Мауна засмеялась, и так искренне, как никогда. — Арзис-Арзис. Нет Вестающей, которую так можно обмануть.

Не так часто можно увидеть, как Мауна улыбается!

— Мы знаем, когда кто спит, — молвила, глядя на Тою. — Мошенник!

— Мауна, что за дела? — лениво утирался Арзис.

— Я думала, это камень, — сказала Мауна так, словно бросить камнем — это даже услуга, а не что иное.

Обстрел не кончился: бросила в него ещё деревянной кружкой; и кружку они тоже достали разбоем, как и почти всё. Но несильно, не добросила, та упала Арзису у лап.

— Арзис, не злись! — воистину обеспокоилась Тоя. — Хозяйка говорила, что как проснётся, то будет не в себе, — выставила перед ним ладони.

— Всё, Тоя, — вздохнула Мауна. — Сейчас нас изнасилуют и убьют. Или наоборот.

Арзис засмеялся, втайне обрадовавшись всему этому. Определённо, Мауна была не совсем в себе, не собой; но замена оказалась хорошей, весёлой. Засмеялась и Тоя, бросая быстрые взгляды то на него, то на Мауну, довольная, что всё так просто разрешилось, и никто ни на кого не обижается, и у всех всё хорошо, и нет никакой трагедии, и дурацкого выяснения, кто виноват.

— Наоборот невозможно, Хозяйка! — развеселилась Тоя.

— Что «наоборот невозможно»? — серьёзно спросила Мауна.

— Фус… Нельзя же, чтобы львица, хм… сделала это… со львом… — аккуратно ответила Тоя, каждое слово сказано всё осторожнее и осторожнее.

— Подозрительно много ты знаешь о таких вещах, Тоя, — ещё серьёзнее молвила Вестающая.

И засмеялась, дотронувшись к плечу мрамрийки. С готовностью последовала смеху и Тоя, забился её хвост. Повисло молчание, никто ничего не говорил, потому Тоя заполнила пустоту делом: решила убрать утиную голову прочь с их места. Взяла её, встала.

— Тоя, ты что такое держишь? — не могла угомониться Мауна. Снова эта серьёзность, которую Тоя держит за чистую монету.

— Утку, — испуганно ответила Тоя.

— Ты ей голову отрезала.

Вмешался Арзис, тяжёлая кавалерия — пришёл на помощь Тое:

— Маун, а ты как думала, утку упрашивают усесться в кастрюльку? Ей надо сначала голову отрезать, чтобы убедить.

— Видишь ли, Арзис: когда я росла, мне запрещалось заходить на кухни.

Улеглась на спину, приложила руку ко лбу, уши прижаты:

— Меня сейчас стошнит.

— Простится, Хозяйка, — Тоя, наконец-то, выбросила утиную голову подальше.

— Вид мёртвого львинорода ты куда лучше переносишь, — сказал Арзис, и сразу пожалел.

Мауна ответила не сразу:

— Я не от этого. Я от _возврата_.

Добавила, не глядя на него:

— Возвращаюсь в мир тёплой крови — меня часто тошнит.

Арзис никогда не слышал такого: «мир тёплой крови». Так говорят Вестающие, понял он.

— Ну, Маун, рассказывай, — бодро потребовал Арзис.

Та флегматично повела ушами.

— Давай поедим, я так есть хочу, — так захотела.

— Хозяйка, я постаралась запомнить. Я могу рассказать.

— Хорошо. Рассказывай, — свободный жест от Мауны, мол, давай, валяй, попробуй. — Дай мне, пожалуйста, сырые яйца. Не люблю сваренных.

— Да, Хозяйка, прошу-прошу.

— Ты мне их прямо сюда вылей.

— Сейчас-сейчас…

— Сырые яйца в суп? — иронично скосил рот Арзис, мол, эта Мауна и её штуки.

— В Андарии все так едят, — поглядела на него Вестающая, склонив голову.

Арзиса удивило, как тихо и мастерски Тоя разбивала яйца о край котла, а скорлупу по-хулигански откидывала подальше. Привилегия: Мауна ела из единственной тарелки. Арзису и Тое предстояло есть прямо из котелка. И ложка у них была одна на двоих. Всё верно: у ограбленной пары была тарелка, котёл и две ложки. Зачем больше? Тоя вышла из положения: она и тут кормила Арзиса.

— Ну, так что там? — требовал сведений Арзис.

Вместо Мауны, что принялась есть, начала Тоя:

— Все знают, что Хозяйка в беде. Идём в город Верин… город Верин. Там нам помогут. Ты, Арзис, тебе не забудут, что ты так спас Хозяйку.

Арзис был уверен, что Мауна не одобрит или поправит. Но ошибся.

— Всё верно.

— Ты хорошо помнишь то, что вестаешь? — поинтересовался Арзис.

Мауна поразмышляла, что ответить на такой неуклюжий вопрос. Это ж разделять надо: сколько Вестей я могу вогнать и отвестать; сколько могу принять и разродиться; в разные дни — разные возможности; после Жертвы много поменялось (в лучшую сторону); прочая необходимая логистика Вестающих.

— Сложно сказать. Зависит от того, какая ночь.

— Сейчас какая была? — кушал Арзис, стараниями Тои.

— Проще не бывает. В плане мнемоники. Не в плане всего остального.

— Тяжело наверное, Хозяйка, всё так хорошо помнить-помнить? — поинтересовалась Тоя.

— Нет, это самое простое. Мне всегда просто, другим сложнее.

— Не, хозяйка, хвастаться у меня лучше получается, — решил её поддеть Арзис.

Думал, будет «не говори». Нет:

— Втай те на. Вот ты расскажи что-нибудь, Тоя.

— А что?

— Например, расскажи о себе, опиши жизнь. Называй имена, даты, места, случаи, всё-всё. Начинай с самого начала. Проверим меня. Вдруг я сломалась и уже не годна в Вестающие? Меня ж по голове, это самое… бум… больно было, — Мауна смачно показала это самое «бум», даже слишком.

— Не говорит так Хозяйка!… Хм. Эм. Я, я, я жить начала в Мрамри, но я ни разу там не была…

— Ца, постой, как это: жить начала в Мрамри, но ни разу там не была? — даже возмутился Арзис, плюясь супом.

— Не говори! Дай ей рассказать, она ведь только начала, — обвинила Арзиса Мауна; быстро же получил свою сегодняшнюю порцию «не говори».

— Это, это моя мама, — Тоя приложила руку к груди, с небольшим поклоном, — взяла меня в жизнь, обременилась, в Мрамри, но надо было оттуда убегать, и мама убежала. Там ей было-стало опасно. Её приняла Империя Сунгов, к великой благодарности. Она, по большому счастью, случайность, попала в служение в Семью, на кухни, в Семью блистательной Ваалу-Дайаны. За неё заплели хвосты две мрамри, которые… которые… очень знали моего папу, — Тоя снова приложила руку к груди, с небольшим поклоном. — Всё счастливо, всё случайно. Маму зовут Ири, жена Толорвура; папу — Толорвур. Мама говорила по-сунгски немного, а в Империи научилась много. Она меня учила. Я росла и тоже служила. Госпожа-хаману Нойна там управляла, очень хорошая, очень строгая. Меня учили считать и читать. Читать лучше, а вот писать, то я могу написать своё имя. Мы жили в Ночьтанце, потом в Синегоре, потом возле Сидны. Я даже была в Сидне! Когда мне было десять… или одинадцать… или _цвальф_… двенадцать… меня царапнула фирраса, — показала Тоя шрам на лапе, небольшой. — Когда мне стало пятнадцать, госпожа Нойна распорядилась, чтобы я шла в мир, в услужение или куда там хочется, мама сразу сделала меня _дхам_, а все остальные из Семьи попрощались со мной, и тут я заболела на носотечь, слегла, и лежала очень долго, и я осталась ещё на год, и тут в обитель превосходной Ваалу-Дайаны прибыла сиятельная Ваалу-Нэль. Госпожа Нойна поговорила с госпожой Каяной, она правила львицами Семьи превосходной Ваалу-Нэль, — Арзис заметил, как Мауна согласно кивнула, — она правила всем, строгая и очень честная, и вот госпожа Нойна отдала меня в услужение в Семью Ваалу-Нэль, но там мне сказали, что я приехала на день, и так было, потому что через два дня я попала в Семью с тётей Селе и тетёй Басти, в Семью сиятельной Ваалу-Амаи, а потом сразу — превосходной Ваалу-Мауны, и там была моя первая Вклятва, за что благодарна Ахею до моего конца. Теперь я тут.

Уже слышалось ему это имя. Амая. Что-то знакомое. Ваалу-Амая.

— А что значит «мама сделала тебе _дхам_»? — поинтересовалась Мауна.

— Мама сделала меня дхам, простится мне наше слово; это значит, что я уже взрослая и мне можно… самой себе жить… замуж выходить можно, вот главное. У нас, мрамри, юницу должны сделать дхам, иначе ты, ты не взрослая львица.

— Значит, ты сейчас дхам?

— А… — Тоя вдруг поглядела на Арзиса, в очень явной растерянности. Неожиданной, и очень явной. — Фус… да. Когда ты вышла замуж, ты уже не дхам.

— А кто?

— Янидзаг. Яни.

— Всё хорошо. Не стесняйся. Мне просто любопытно.

— Да, моя Хозяйка.

Арзис ничего не запомнил, кроме того, что Тоя сейчас дхам и что её поцарапала фирраса (интересно, как это?). И ещё, что где-то там была Ваалу-Амая, а сразу после — Ваалу-Мауна.

— Так ты запомнила что-то, Хозяйка? — подкалывал он её.

Мауна аккуратно ела супчик, и уж Арзис подумал, что она то ли не очень слушала, то ли просто себе стала равнодушна к рассказу служанки (что там особо-то слушать, от такого можно поскучнеть), то ли действительно сломалась от «бум».

Как любил говорить Бык, хер там плавал.

— Сейчас перескажу, — утёрлась Мауна, и даже платком, ну Ваал мой, ещё бы десерт потребовала. — Дайте попить.

— Тоя, ты сразу поправляй, если чё, — что-то Арзиса обуял азарт. Он даже бы ставки сделал, если смог.

— Мать Тои, Ири, забеременела в землях Мрамри, но там стало опасно, и она сбежала в Империю. Она попала в Семью Ваалу-Дайаны, на кухни. За неё замолвили слово некие две мрамрийки, которые хорошо знали её отца, Толорвура. Это была счастливая случайность. Мать изначально владела сунгским на начальном уровне, затем хорошо научилась говорить в Империи. Она и научила Тою говорить по-нашему. Тоя, взрослея, жила в Семье Ваалу-Дайаны и служила в прислуге, как дхаари. Нойна была управляющей львицами в Семье Дайаны, хорошая и очень строгая, согласно описанию Тои. В то же время Тою обучали считать и читать, а также писать; Тоина учёба увенчалась некоторым успехом, и она способна написать по-сунгски своё имя. Её владение мрамрийской письменностью из рассказа не установлено. Кстати, меня удивляет, Тоя, что твоя мать ещё в Мрамри немного знала сунгский, — отметила Мауна, не глядя на Тою, и вдруг очень громко икнула.

— Будь здорова, — пожелал Арзис, качая лапой. Впечатлённый, он не показывал, но натурально впечатлился пересказом.

Тоя приставила ладошку ко рту: то ли от неожиданности от Мауны, то ли от пересказа Мауны.

— Что это? — удивлённо молвила Вестающая.

— Ты икнула, Мауна, невероятно, — смертельно серьёзно сказал Арзис.

— У меня такого не бывает. Странно.

— Ца, ты, наверное, и всего остального не делаешь, и вчера в сарайчик шутки ради зашла. Водички ещё попей.

— Не говори. Ты такой хам! Ты просто несносен; это не прямота, это дурновкус. Фу.

— Фу, — довольно подтвердил Арзис.

Мауна ещё попила, заботами Тои.

— Тоя жила, перемещаясь с семьёй Дайаны, в обители Танец Ночи, затем — в обители Шаанут возле Синегоры, затем в обители Сиднамая, это внутри Сидны. Когда Тое было то ли десять, одинадцать или двенадцать лет, то её царапнула фирраса, оставив шрам на левой лапе. Когда Тое исполнилось пятнадцать, то Нойна распорядилась, чтобы она уходила прочь, и мать её сделала пригодной к взрослой жизни, то есть дхам; из контекста неясно, отправлялась ли Тоя на служение к иной Вестающей, что имеет смысл, либо же отправлялась прочь, из Семьи. Она некстати заболела на носотечь, болезнь оказалась очень долгой, и поэтому осталась ещё на год. Надеюсь, ты не болела целый год. Потом моя наставница, Нэль, приехала к Дайане, вследствие чего Тоя попала для транзита в Семью Нэль. На самом деле, Тоя, тебя в спешке переправляли в семью Амаи. Ты помнишь Ваалу-Амаю?

— Конечно, Хозяйка, — кивнула Тоя.

— И я помню, — странно, но Мауна вместо утвердительного кивка всё отрицала головой. Сказала, что помнит, а головой — отрицает.

— Ну Маун, ты даёшь. С тобой такая банда была бы, просто улёт. Всё и всех бы помнила, — повосхищался Арзис.

Обе львицы замолчали. Арзис лежал, как и был, но лапой болтать перестал. Ну что, на банду теперь обиделась, ну хвост дери.

— Ты попала к Ваалу-Амае, — тяжело добавила Мауна, — вместе с дхаари Селестиной и Бастианой. Кстати, Адальхейда что, не с вами приехала?

— Нет-нет, — сказала Тоя.

— А я думала, с вами.

— Это кто такая? — спросил Арзис.

— Она умерла-умерла, Арзис. Заболела, ещё год назад, — ответила Тоя.

— Затем… — Мауна потянулась, зевнула. — Вследствие известных событий, ты перешла в мою Семью, и я взяла твою Вклятву. Которая, как ты помнишь, прошла необычно, — Мауна потёрла себе мордаху, вздохнула.

— Я всё помню, Хозяй…

— Эй, — перебил Арзис, — уже не раз слышу это имя — Амая. Расскажи, Маун, что там как с ней.

Мауна не ответила; что Арзис смог определить: растерянный взгляд (у Мауны? та даже сразу после нападения выглядела какой угодно, но не растерянной), безвольное движение, когда отпила из фляги («безвольное» и Мауна — глупее сочетания не выдумать). Но вызвалась Тоя:

— Хозяйка, можно я скажу Арзису?

— Нужно, — согласилась та.

Тоя поёрзала, и как-то не спешила рассказывать.

— Ну, Той? — подбодрил он. — Чего задумались, затейницы?

— Я перевожу в уме, — зажмурилась Тоя, приложив коготь к переносице. — Я сейчас-сейчас.

Мауна поглядела на мрамрийку, чуть нахмурившись.

— Не зря мы жизнь свою огню отдали, ведь другие вместо нас сильной лапой твёрдо встали, и теперь мы смотрим вниз, видя реку вечной доли, и упрёка нету нам, что мы смерти не изгнали, — на мотив, нараспев разразилась Тоя.

Очень внимательные уши Мауны всё выслушали. А затем она показала жест Ашаи, он же старый жест Сунгов: целуешь ладонь (кулак для львов), а затем — вверх; а затем — медленно опусти. Крайнее одобрение, приветствие героизма. Арзис притаился, лишь всё слушал-наблюдал.

Очень кажется, Тоя очень поняла жест.

— На мрамрийском чуть-чуть не так-не так, — замялась она, затёрла себе платье. — На мрамрийском будет «земле» завместо «огню», потому что мы не сжигаем, а погребаем в землю-землю.

— Тем более, — отсекла Мауна. А затем вообще: взяла Тоину руку и подняла вверх, будто представляя победительницу неизвестного сражения.

Арзис решил спросить об Амае как-нибудь потом, а то его львицы странно ведутся, если слышат о ней, словно сухого месмерина нанюхались; а ему сейчас нужны послушные, спокойненькие самки. Но получил вот ещё какое знание от Хозяйки; охо, глаза её совсем в огне, прямо как тогда, когда хотела его _сожрать_:

— Она — лучшая Вестающая всех миров. Безупречная.

— Едем к ней, что ли? — предложил Арзис. — А то непонятно, кому верить.

Тоя вздохнула и зачем-то дотронулась к его грязной лапе, прям к когтям, а затем вообще обняла лапу обоими ладошками.

— Все мы приедем к ней, — пообещала Мауна, такая торжественная и яростная.