Поворот событий (джен)

— Добро пожаловать в наш замок, Лас Ночес, — Айзен доброжелательно улыбается. — Ты Иноуэ Орихиме, верно?

— Да... — испуганно выдыхает рыжая девушка, приведенная Кватро.

Ичиго едва заметно морщится. Не то, чтобы потеря руки была для него столь ощутима — при первом же высвобождении все должно прийти в норму — но все равно неприятно. И, видимо, не ему одному.

— Тебя что-то не устраивает, Люпи? — Владыка продолжает доброжелательно улыбаться, но он всем так улыбается.

— Получается, мы рисковали ради какой-то непонятной бабы? — недовольно тянет нумерос.

— У нее очень интересная и полезная сила. Орихиме, будь добра, покажи нам.

— П.. показать?.. — кажется, девушка пугается еще больше и бледнеет, почти сравниваясь цветом лица с Улькиоррой.

— Восстанови руку Ичиго, — кивает Айзен.

Иноуэ на негнущихся ногах ковыляет к Куросаки. Зеро недовольно щурится и трет ухо, пытаясь избавить свой слух от воплей Люпи о том, что это невозможно. Он и сам не особенно верит, но раз ковыляет, значит, что-то да может.

— Я отрицаю, — лопочет девушка.

Под ее руками разворачивается веретенообразный купол золотисто-рыжего цвета. Под взглядами всех присутствующих рука действительно восстанавливается. И по мере ее восстановления гневные вопли нумерос становятся все тише.

Завершив работу, купол исчезает. Ичиго осматривает руку со всех сторон, сжимает и разжимает пальцы. Рука работает, словно ничего и не было. Люпи истерически что-то верещит под аккомпанемент что-то вещающего Айзена.

— Заткнись, мусор! — рявкает на нумерос Куросаки, направляя в него слабенькое по собственным меркам серо.

Люпи захлебывается очередной тирадой. Мощности серо хватило, чтобы оставить пустоту там, где должны быть ключицы и шея. Черноволосая голова с удивленным и непонимающим лицом катится куда-то в угол зала.

Зеро кидает беглый взгляд на Гриммджо замотанного бинтами, как мумия.

— Вылечи его, — кивок в сторону Сексты.

Девчонка послушно ковыляет в сторону Джагерджака.

— Эй, эй, я не нуждаюсь в... — один тяжелый недовольный взгляд, и голубоволосый арранкар затихает, послушно опускаясь на пол.

— Не в духе из-за руки, Ичиго? — улыбка Айзена становится шире.

— Ненавижу ученых, — недовольно цедит Куросаки.

— Кто был твоим противником?

— Он назвал себя Урахара Киске. Я убью его при следующей встрече.

Соуске коротко рассмеялся.

— Это не так-то просто, Ичиго. Даже мне стоит его опасаться.

— Мне все равно, — Ичиго смотрит в сторону, где Иноуэ лечит Гриммджо.

Джагерджак с отвращением рвет с себя бинты, все его раны затягиваются на глазах.

— И ты позволил какой-то соплячке так себя отделать? Ты жалок, Джагерджак.

— Сам-то, — недовольно рычит Секста.

— Потеря руки для меня несущественна и сражаться мне не мешает.

— Если бы я успел снять печать, от нее и мокрого места бы не осталось, — огрызается Гриммджо.

— Признал ее равной себе? Я разочарован.

Ичиго недовольно поморщился и направился в свою комнату, благо уже научился худо-бедно ориентироваться.

— Да что с ним такое? — раздраженный рык.

Признаться себе, что симпатия переросла во что-то большее? Или, что он просто переволновался за кошака? Да ни в жизнь! Пусть уж лучше думают, что это из-за Урахары. Тем более, отчасти так и есть. Внутри до сих пор все морозит от желания убить этого панамочника.

Тем не менее, врать себе Ичиго не привык. Поэтому сейчас его снова одолевало некое смутное чувство, которое Куросаки затруднялся пока что охарактеризовать. Лучшим лекарством в подобных случаях было выбраться под купол и полежать немного на песке, глядя, как по иллюзорному небу неспешно плывут редкие облака.

Гриммджо уже битый час носится по всему Лас Ночес, разыскивая Куросаки. Как только женщина вылечила его, ее куда-то увел Улькиорра, а Джагерджак побежал выяснять, почему Зеро злится на него. Ведь до этого Секста пребывал в святой уверенности, что у них двоих вполне себе неплохие отношения. Странные, безусловно, но никак не враждебные, какие были у Гриммджо с большинством остальных старших номеров Эспады.

До этого Ичиго, в каком бы плохом расположении духа не был, всегда обращался ко всем арранкар по имени, и никогда не отказывался от драки с Гриммджо. При этом он мог избить Джагерджака до полусмерти, но всегда потом садился напротив и говорил: "Я оставляю тебе жизнь, чтобы ты стал сильнее и попробовал еще раз." А потом, не слушая никаких возражений, тащил Сексту в больничное крыло, где Гриммджо пару дней приходил в себя. После чего делал следующую попытку. И каждый раз у него получалось продержаться чуть дольше.

Джагерджак затруднялся сказать, почему Куросаки раз за разом толкал его дальше, заставляя становиться сильнее, но подобное отношение было лестным. Потому что, кроме Гриммджо, на Ичиго пытался нападать еще и Нноитора, но Квинту просто раз за разом с одного удара укладывали мордой в песок и презрительно фыркали, что драки между Эспадой запрещены.

И вот теперь подобное. В том, что вина лежит на нем самом, Секста нисколько не сомневался, хотя обычно и винил всех вокруг, кроме себя, до последнего. Но с Ичиго так не получилось.

Рыжий арранкар вообще казался особенным, причем не только для Гриммджо, но и не меньше, чем половины остальных сломавших маску, хоть большая часть и была медиками даже без собственных номеров. О, медики едва ли не боготворили Зеро. Ведь он исправно в первую неделю наказывал тех, кто посмел усомниться в его словах и причинить вред слабым и, в общем-то, безобидным серым созданиям, обитающим в больничном крыле. А потом желающие тут же на медике проверить собственное выздоровление закончились.

— Вот ведь зараза, — зло зарычал Джагерджак, ударяя кулаком в стену.

Пласт штукатурки в месте удара обвалился, подняв взвесь тонкой белесой пыли и открыв взгляду один из рисунков. Этот они, кажется, рисовали вместе. Стилизованная пантера и угловатое рогатое нечто, сидящее рядом так, что казалось, будто пантера сейчас без опаски приляжет, положив голову ему на колени. Внутри арранкара все перевернулось и с новой силой окатило чувством вины.

Но Куросаки умело скрывал собственную рейацу, так что даже в Лас Ночес выследить его было почти нереально, если только он не хотел, чтобы его нашли.

По замку прокатилась дрожь, а всех его обитателей слегка придавило чудовищной волной реацу.

— Что еще за?.. — Секста завертел головой, пытаясь понять, что это только что было.

— Джагерджак, — из-за поворота вывернул Ичиго. — Воистину, единственные незыблемые законы — это законы Мерфи.

— Не в курсе, что это сейчас было? — Гриммджо благоразумно решил пропустить явную иронию в словах Зеро.

— Сам хотел бы знать.

Дальше они уже идут вместе. Точнее Куросаки вполне целеустремленно топает в сторону зала собраний, а Гриммджо, чуть отставая, следует за ним, настороженно щурясь. С таким Ичиго — отстраненно-холодным и немного злым — он еще знаком не был. Этот Ичиго, удивительное дело, все еще не заплутал, вполне уверенно шагая по одинаковым коридорам. Гордо выпрямленная спина, спокойно-равнодушный взгляд, затянутая в перчатку ладонь, небрежно лежащая на белоснежной рукояти катаны, тихо позвякивающая при каждом шаге цепочка. Джагерджак вдруг понимает, что у Зеро абсолютно такая же катана, как у той черноволосой пацанки в банкае, только белая. И фамилии у них одинаковые. Может быть, родственники в каком-то колене? А может просто совпадение... Но у Айзена не бывает "просто совпадений". Он не мог просто так с упорством, достойным лучшего применения, гонять арранкар на поиски одного единственного Васто Лорда, пусть даже и сильного.

— Ичиго...

— Заткнись, Джагерджак, мне не до разговоров с тобой.

В Гриммджо вспыхивает злость, и еще прежде, чем он осознает, он уже толкает Куросаки к стене, крепко сжимая тонкие запястья. Острый конец рога вспарывает ему кожу на скуле, оставляя длинную царапину над осколком маски.

— Да в чем дело?! Чего ты взъелся на меня? — Ичиго морщится, совсем не всерьез дергая руками. — Я что, что-то не то сделал? Или сказал?

— Отпусти меня, — сквозь зубы цедит Зеро, его взгляд не предвещает ничего хорошего.

— Отпущу, когда ответишь, — Гриммджо мотает головой, снова едва не напоровшись на рог. — В чем я виноват перед тобой?

Куросаки щурится — недовольно, настороженно. Шипит почти неслышно, напоминая рассерженного уличного кота.

Но до странности ничего не делает.

Словно где-то там, внутри рыжей встрепанной головы, крутятся некие шестеренки, перебирая возможные варианты действий. То ли ответить, то ли убить на месте, а потом сказать, что так и было. И не поймешь еще, какой вариант хуже.

Вдруг орехово-карие глаза устало закрываются, а сам Ичиго выдыхает и недовольно морщится.

Гриммджо понимает, что вот только что они вдвоем прошли какую-то невидимую черту, за которой клубится вязкая неизвестность, медленно и неохотно принимающая пока непонятные очертания.

— Ладно. Ты здесь не причем. Такой ответ тебя устроит? Я просто был немного расстроен, — Куросаки открывает глаза, но смотрит все равно куда-то в сторону, выглядит немного растерянным и.. смущенным? — Прости, что вызверился на тебя.

Секста чует подвох в его словах, но где именно не понимает. Поэтому медленно кивает и отходит на несколько шагов. Делает рваный вдох, понимая вдруг, что совершенно не дышал с того момента, как Ичиго закрыл глаза. Взгляд снова цепляется за полускрытый слоем штукатурки рисунок за спиной Зеро. Наверное, в его посмертии слишком много случайностей. Так много, что они начинают складываться в определенную систему, пока недоступную пониманию самого Джагерджака.

— Ладно, пошли, — Ичиго отлип от стены. — Все равно Айзен, скорее всего, всех собирает.