Кубик Рубика (джен)

— Знаешь, в чём самый пиздец?

Тони был мертвецки пьян. Был вечер понедельника, после его визита в Вестчестер прошло три дня, и он был до чёртиков пьян. Не слегка нетрезв, когда лёгкая эйфория и притягательный флёр вседозволенности кружили голову, не просто пьян, когда говорить и делать хотелось больше, чем в итоге получалось, а пьян вдрабадан. Он пребывал как раз в том состоянии, когда беспочвенная радость уступала место пронзительной, вавилонской тоске, а смысл жизни представлялся необычайно ясным и до обидного простым.

— Тони, ты в говно.

Роуди был чертовски прав: он не надирался так с института и, что самое ужасное, в этот раз его свалили два несчастных стакана виски на два пальца, выпитые быстро, залпом, как лекарство. Далмор двадцатипятилетней выдержки так пить было нельзя. Пить на голодный желудок после очень трудного совещания, ещё более трудного разговора с Россом и случайного, как будто бы даже непреднамеренного поцелуя с Пеппер тоже никогда не было хорошей идеей, но кто ж знал, что дело станет не за выпитым алкоголем, а за стремительно накатывающей, банальной человеческой истерикой — его срубило, как подростка.

— Да, — признал он. — И произошло это оскорбительно быстро.

Роуди приценился к едва тронутой бутылке и сел в кресло напротив. Действительно сел, а не неловко упал, как было в первые месяцы на экзоскелете, почти без заминки вытянул вперёд ноги и исподлобья уставился на угрюмого в своём нервном приходе Старка. Тот сидел как был в костюме-тройке и абы как развязанном галстуке. У рубашки были расстёгнуты две верхние пуговицы, а из-под манжеты выглядывали навороченные часы, увидеть на которых время представлялось той ещё задачей.

— Так в чём?

— В том, чтобы не умереть. Дожить до ста лет, и последние тридцать думать о том, было ли всё на самом деле, или всё это — такая хитрозадая галлюцинация. Ведь как ни посмотри, перепутать не трудно.

Роуди украдкой осмотрел заваленный документами стол в поисках того, что могло стать последней каплей. Среди толстых договоров, мятых служебок, чертежей костюмов (своих и для того парня в костюме паука) угадывались заявления на увольнение и приказы о вступлении в должность. Ничто из увиденного не выглядело как потенциальный триггер, кроме разве что…

— Это ещё что?

Тони проследил за взглядом Роудса и весело хохотнул. От веселья этого за версту несло холодной яростью, и когда Старк протянул ему плотную фотографию формата А4, Джеймс издал какай-то булькающий звук и неверяще уставился на перечёркнутого красным крестом человека.

— Прямо как в Гарри Поттере, — протянул Тони. — Нежелательное лицо номер один. «Брюс Беннер: не кумир, а чудовище».

— Где ты это взял?

— Вытащил из его личного дела. Росс сегодня подготовил презентацию, убил двадцать минут на то, чтобы досконально объяснить мне, почему именно Брюс угроза для общества, и почему я должен мобилизовать все свои ресурсы для поисков Халка. Цитировал Соглашение, плевался. Действительно жрал безглютеновый завтрак.

— Что ты сделал? — думая о худшем, спросил Роудс.

— И ведь ты только представь: он оставил генеральские погоны, плюнул на собственную дочь…

— Тони.

— …и протащил проект антиконституционного закона ради того, чтобы добраться до Беннера, — не успокаивался Старк. — Я помню, как Хилл прислала мне сырой проект. «Акт Регистрации Супергероев», так он назывался. Попахивал нарушением прав человека и категорически не был готов к рассмотрению где-либо ещё, кроме как в пропахшем паранойей кабинете Росса. Его бы разнёс в пух и прах даже самый бездарный адвокатишка из Джорджтауна, что уж говорить об адвокатах СтаркИнд!

— Ты отказался?

По лицу Тони пробежала судорога, и он едва зацепил взглядом фотографию в руках Джеймса. Так он выглядел, когда говорил с тем, чьи мозги не дотягивали до золотого стандарта Старка: лёгкий налёт почти надменного пренебрежения и врождённое отвращение к глупости. Словно серебряная ложка в заднице, привитая семьёй и окружением манера мысли и непрошибаемое чувство собственного достоинства нет, да давали о себе знать. Он включался в эту игру моментально и пользовался этим не тогда, когда хотел убедить. Нет.

Когда хотел запугать.

— Я едва не пустил псу под хвост два пересмотра, только потому что испугался. Боги, Роудс! — воскликнул Тони. — Надави он чуть сильнее, я бы повёл себя как припадочный Роджерс со своей однорукой собачкой, потому что всего лишь испугался. А потом, — Старк нахмурился и потёр переносицу, — что-то во мне щёлкнуло, и он отчего-то внезапно приссал.

На лице Тони расцвело искреннее недоумение, и Роудсу вдруг нестерпимо захотелось громко, надрывно и, может, капельку истерично рассмеяться.

— Я передал папку адвокатам. И специально снял копию для Наташи. Она была в восторге. Кажется, хочет выступить на третьем пересмотре сама и кого-нибудь убить. Не обязательно в таком порядке.

Тони плохо улавливал тот момент, когда очаровательная, граничащая с грубостью язвительность менялась местами с жалящим холодом.

— А знаешь, в чём другой пиздец?

Или же, напротив, всё прекрасно осознавал, но не отдавал себе отчёта в том, как при этом выглядит со стороны.

— Я действительно смотрел Гарри Поттера.

Роуди плеснул себе в стакан, на самое донышко, и проглотил почти залпом. Далмор двадцатипятилетней выдержки так пить было нельзя.