Осколки (гет)

Замок вновь изменился. Стены его по-прежнему сияли голубовато-бежевым камнем, но от него веяло угрозой. Хотя, быть может, так казалось только Малефисенте.

Она позволила Авроре покинуть топь, но оставаться там, пока воспитанница рискует собственной жизнью, не могла. За годы, в которые она наблюдала за принцессой, она научилась скрытности, правда, как выяснилось, скрывалась она не так хорошо, как думала — Аврора знала о ее присутствии, пусть даже в виде тени. На этот раз фея пыталась избежать подобных ошибок — она шла открыто. Весь замысел походил на безумие, но Диаваль забыл об одном: простые люди не знали в лицо не только его, фею они тоже видели только издалека, когда она кружила над замком.

Она не могла менять свой облик, а вот видоизменять вещи ей было вполне по силам. Под бдительным контролем Филиппа, знавшего о придворном этикете куда больше Авроры и фей, она создала из изогнутой коряги узорный эннин*, и расшитое платье в тон ему. Крылья Малефисенте пришлось держать наполовину вытянутыми, чтобы они не бросались в глаза под длинным бархатным шлейфом. Они уже порядком затекли, но иначе скрыть столь заметную деталь было невозможно. Все выглядело богато, но начисто лишено национальных или классовых признаков — они должны были обмануть крестьян, и, быть может, дворцовую стражу, и чем меньше те смогут вспомнить о знатной даме и ее свите, тем лучше. Пикси, вновь принявшие человеческий облик и изображавшие фрейлин, также были разодеты в наряды, только попроще. Выгладили они при этом комично — впрочем, как и всегда. Если превратить во фрейлин коров с фермы, которую они проходили утром, они бы и то лучше изобразили знатных дам.

Больше всего мороки оказалось с Филиппом и Авророй — заморский принц и молодая королева слишком часто бывали на виду. Король Джон даже сам вызвался было пойти вместо сына, и пришлось хорошенько потрудиться, чтобы отказ не уязвил гордость вспыльчивого монарха.

Принца нарядили в ливрею, которой фея придала чрезмерную пышность в области живота, и над которой Аврора долго посмеивалась. Из пучка травы Малефисента смастерила бородку и усы, презабавно смотревшиеся на совсем мальчишеском еще лице Филиппа, и тем не менее делавшие его почти неузнаваемым. В целом их процессия выгладила весьма карикатурно, зато гарантировала всеобщее внимание.

Аврора, одетая в простое платье и плащ с капюшоном, шла чуть в стороне. Ее замаскировать было куда сложнее, так что Малефисента прибегла к помощи иной магии. К сожалению, сделать так, чтобы принцессу не узнал никто, было невозможно — подобные заклинания действовали только на конкретных лиц, — так что фея наложила заклятие, по которому забывчивость распространялась на всех стражников и слуг, которых Малефисента хотя бы видела, а также придворных советников, иноземных гостей, саму королеву Дорику и ее подхалима-рыцаря. Она сомневалась, что магия подействует на последних, но это было лучше, чем ничего. Против тех, о ком фея не знала, должна была немного помочь их отвлекающая внимание процессия.

Малефисента выступала важно, уверенно, и простой люд покорно расступался перед ней. На первый взгляд все выглядело почти нормально — простые люди, занятые своими простыми делами, — но стоило упомянуть королеву Дорику, как во взглядах зажигался раболепный трепет. Фея играла роль знатной госпожи, решившей посетить раскинувшийся за стенами замка базар в поисках необычного подарка для ее величества, и каждый торговец готов был даром отдать все, что у него было, и чуть ли не бился в истерике, когда досточтимая госпожа решала, что его товар для королевы недостаточно хорош.

Прохаживаясь по базару, Малефисента невольно искала взглядом знакомые лица. Вернее, лицо. Не то, чтобы она думала, что Диаваль просто засмотрелся на товары и потерял счет времени, но окажись он здесь, это бы значило, что чары Дорики добрались и до него. Забавно, но эта мысль вовсе не казалась такой ужасной, какой должна бы. Приятного в ней тоже было мало, но такой вариант давал хоть какую-то определенность. Неизвестность же пугала куда сильнее.

Хотя за тем, не появятся ли на горизонте другие знакомые, тоже нужно было следить — она могла сделать так, чтобы они не узнали Аврору, но на себя подобные чары наложить не в силах. Да и другим это было не по зубам — на волшебное создание действует лишь магия кого-то сильнее его самого, а сильнее Малефисенты не было в Топких болотах.

— Крестная… — Аврора будто бы невзначай появилась рядом. Выглядела она как-то потерянно, жалко. — Посмотри на этих людей, они такие счастливые… Может, так и должно быть, так правильно? Пусть Дорика правит здесь, а я буду жить с тобой на болотах. Надо только Диаваля найти.

В недавнем прошлом Малефисента только обрадовалась бы подобным словам, но теперь на болотах томилось множество крестьян, лишенных крова, а порой и семьи, она не могла просто выгнать их, как и оставить жить в своем краю. Топкие болота были миром волшебным, жившем в единстве с природой, а люди все равно оставались людьми. Если ни они, то кто-то из их детей мог нарушить царившее там равновесие. Да и в их противостоянии Дорике появилось что-то личное, хотя Малефисента и не могла толком понять, отчего. Быть может, она просто не привыкла жить без личного врага, а королева с необычными чарами очень хорошо подходит на эту роль? Или виной всему то чувство опасности, что так встревожило фею на балу? Или она просто не любила неразгаданные загадки — а именно таковой Дорика и представлялась.

— Нет, — произнесла она, вспоминая фанатичные искорки в глазах торговцев, — это не счастье, только иллюзия. Наша задача развеять ее, и тогда они сами поймут, что человек, сжигавший на кострах их родных, отказавшихся слепо перед ним преклоняться, не может быть хорошим правителем.

Аврора поежилась, вспоминая рассказы беглецов, и сменила тему:

— Так как нам его найти?

Этот вопрос волновал и саму фею. Она ненароком упоминала на базаре черноволосого и черноглазого путника, обещавшего ей найти нечто особенное, интересуясь, не видел-ли его кто, но все воспоминания о Диавале относились к тому времени, пока он еще возвращался из своих вылазок. Хотя то, что видевшие его тогда, больше ворона не встречали, тоже можно было считать важной информацией. Значит, если он жив, то где-то в стенах замка.

Она уже подумывала, не превратить-ли на правах более сильной волшебницы трех пикси в бабочек или что-то подобное, чтобы они могли осмотреть замок изнутри, но вспомнив размер родового гнезда Авроры, отказалась от этой идеи — эти копуши и за месяц не управятся, а за это время их ненароком придавит стражник или дворцовый кот. Жаль, так от них была бы хоть какая-то польза…

— Эй, послушайте! — вскрикнула вдруг Фислвит, хватаясь одной рукой за Флитл, другой — за Малефисенту.

Другие феи тоже вслушивались в базарный шум, только Аврора и Филипп ничего не слышали и непонимающе озирались. Но у фей слух не в пример человеческому. Очнувшись от раздумий, Малефисента тоже уловила, что гомон вдали от них оживился. Природу этого оживления она поняла сразу.

— Надо уходить.

— Но мы же не нашли Диаваля… — попыталась возразить Аврора, однако фея, уже не скрывая их знакомства, ухватила ее за руку и повела за собой. Где бы ни был ворон, попав в плен, они ему уж точно не помогут. Разве что осмотрят королевские темницы.

Радостная весть тем временем летела над базаром, передаваясь из уст в уста, и вот уже кто-то совсем близко воскликнул:

— Королева! Королева идет!

Базарная площадь замерла, чтобы в следующий момент сорваться с места — все жаждали хоть одним глазком взглянуть на властительницу. Лишь Малефисента и ее маленький отряд упрямо продолжали идти сквозь толпу. Но вот один из торговцев остановился и посмотрел на них с недоумением, граничившим с подозрением. Несколько других тоже бросили подозрительные взгляды. Малефисента заколебалась — идя против течения, они слишком привлекают к себе внимание, а если Дорике доложат о шестерых путниках, не горевших желанием ее видеть, далеко им не уйти. Она взглянула на Аврору и Филиппа, ища совета, и те, не сговариваясь, кивнули.

Когда маленький отряд развернулся и смешался с толпой, недовольны остались только пикси, с которыми посоветоваться не удосужились. Впрочем, и им хватило ума это не озвучивать.

К удивлению Малефисенты, королева Дорика не выезжала из замка, а возвращалась в него, причем путешествие ее судя по свите и обозу было не близким. Не мог ли Диаваль двинуться за ней следом? Если да, по своей ли воле? И был ли он еще хозяином своей воле? Фея всматривалась в сопровождавшую Дорику свиту, но по большей части в ней были рыцари в одинаковых золотистых доспехах. Самое забавное, что до роста седовласого гиганта, сопровождавшего королеву Ракара на балу, а после и на мосту, среди них никто не дотягивал.

Дорика ехала в открытой карете, запряженной белоснежными лошадьми, и одаривала застывший в экстазе народ милостивой улыбкой.

Кто-то наступил Малефисенте на крыло, и она внутренне поморщилась от боли, но вида не подала. Невежда, спешивший увидеть королеву, этого даже не заметил. Остальные, к счастью, длинного вышитого шлейфа сторонились, в основном благодаря пикси, спрятавшимся за ее спиной и выступавшим в роли живого щита. Хм, рано она записала их в бесполезные создания.

Впрочем, сейчас Малефисенту куда больше волновал высокий эннин, выделявшийся среди крестьянских шапочек и платков. Присесть еще больше, не обнаружив крылья, она не могла, снять эннин тем более — под ним скрывались не менее приметные рога. Оставалось надеяться, что знатные особы замок покидают, и наличие в толпе не подобающего месту головного убора Дорику не удивит.

В первый момент, казалось, так и произошло — равнодушный взгляд королевы скользнул по фее и двинулся дальше, но уже через пару секунд вернулся. Теперь Дорика смотрела прямо на Малефисенту.

Повинуясь легкому взмаху руки, толпа расступилась. Дорика спустилась из кареты и прошествовала мимо подданных, не обращая на восхищенные взгляды никакого внимания. Малефисента не отступила, лишь оттолкнула Аврору в расступающуюся толпу — может, хоть так ей удастся остаться незамеченной. Ощущение тревоги и опасности выросло стократно, но исходило оно не только от королевы Ракара, а, казалось, пронизывало всю площадь.

— Я хотела искать встречи с вами, — заговорила королева, приблизившись, — но, вижу, что провидение все еще благоволит мне.

— В самом деле? — приподняла бровь Малефисента. — Если вы желали поговорить, можно было сказать, а не штурмовать терновую стену.

Дорика позволила себе улыбнуться.

— Вы правы, это действительно было пустой тратой времени. Что скажите, если мы продолжим разговор во дворце? Я устала с дороги.

— То есть вы хотите заключить мир? — Аврора не вытерпела и, счастливо улыбаясь, выступила вперед. Малефисента болезненно поморщилась — ну почему ее дорогая воспитанница не могла стоять тихо? Сама она в благие намерения королевы Ракара не верила ни на секунду, и надеялась, что спутники ее сумеют избежать ловушки.

Дорика взглянула на Аврору и спросила у феи:

— Это юное дитя сопровождает вас?

Малефисента соображала быстро, но даже ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что наложенное ею заклятие на Дорику сработало. Теперь, когда она вновь ощутила силу этой женщины, причем многократно возросшую, это казалось совершенно невероятным.

— Это дочь дровосека, которого вы, кажется, приговорили к смерти.

— Я? — теперь удивилась уже Дорика. — Нет, я не выношу подобных приговоров тем, кто не в ладах с собственной душой. Их судит народ.

Малефисента поморщилась. Заставлять людей убивать своих друзей и близких — до подобного не опустился бы даже Стефан.

— Прежде, чем мы войдем в замок, дайте мне слово, что мои спутники не станут жертвой вашего или народного суда и смогут беспрепятственно уйти, — Малефисента была уверена, что саму ее из замка не выпустят, но королева Дорика, при всей своей жестокости, как говорят, держала слово. Значит, есть еще шанс уберечь остальных. А может, и узнать судьбу Диаваля.

Дорика задумалась ненадолго, взвешивая, должно быть, все за и против, после чего кивнула.

— Обещаю. Они смогут уйти.

— А как же?.. — начала Аврора, но взгляд феи заставил ее замолчать. В конце концов, Малефисента — могущественнейшая волшебница в Топких Болотах, уж она-то сможет выбраться из любой передряги. После того как осмотрит темницы.

* * *

Ангел… Диаваль долго размышлял о словах Фернана, и с удивлением понял, что это не метафора, не образное выражение. Рыцарь действительно считает Дорику посланницей небес.

Не то, чтобы Диаваль хорошо знал человеческие религии, по большей части познания его ограничивались нечистой силой, которой честили Малефисенту в наиболее мрачные для нее и окружающих годы. Однако из чистого любопытства он пару раз наблюдал за службами из сводчатых окон деревенских церквушек. Там он слышал об ангелах, как о добрых существах, защищающих вверенного им человека (хотя сам по опыту знал, что этим скорее занимаются существа иного рода); изредка — как о божьем воинстве, призванном бороться с силами тьмы. Но ни разу не слышал он об ангелах, подчиняющих народ своей воле; напротив, все священники наперебой твердили, что человек стоит перед выбором, лишь от него зависит, к добру он пойдет или ко злу. Свобода воли — величайший и самый тяжкий дар высших сил человечеству. А Дорика этого дара лишала.

Как кто-то может искренне верить, что она ангел? Разве что влюбленный…

Толку от слов Фернана не было, он по-прежнему не имел ни малейшего понятия о природе сил королевы, но выяснять у нее лично желанием не горел. Нужно выбраться из замка до вечернего пира.

Сделать это оказалось не так просто, даже получив свободный выход из казармы — перед прибытием королевы Фернан и король Карл усилили стражу, и Диаваль вновь оказался замурован, разве что в большем пространстве. Из замка велено было никого не выпускать, а в главную башню пускали только знать. Хотя туда ворон и не стремился — что толку от высокой башни, если у тебя нет крыльев? Как же он теперь понимал свою госпожу…

Попытки выяснить, как воин, которого он преследовал от таверны, вышел из башни, ничего не дали — никаких дополнительных выходов Диаваль не нашел, а крутиться у ворот слишком долго не рисковал. Похоже, ворон попросту потерял бдительность и не заметил какой-то хитрости. Или магии. Подземных ходов, насколько он знал, в замке тоже не было. Так почему бы не поддаться велению сердца, и не взглянуть на проблему с иного ракурса?

Он начал с ближайшей к казарме боковой башенки, но, увы, замок строился как неприступная крепость. Диаваль сомневался, что сможет раздобыть достаточно длинную веревку, а без нее шансов спуститься не было никаких. Подумать только, птица боится упасть!

Легче всего достать веревочную лестницу на складе оружия — уж там они непременно должны быть, — однако, даже если он сможет выдумать правдоподобное объяснение, зачем та ему понадобилась, сторож все равно может доложить о визите Фернану, и тогда Диавалю повезет, если он успеет оказаться по ту сторону стены раньше, чем рыцарь отдаст приказ взять его под стражу. А гарантировать этого Диаваль не мог — предки Авроры страдали гигантоманией, так что замок был огромен, а внутренний двор напоминал лабиринт. Конечно, за семнадцать лет ворон изучил это место, но без крыльев добраться от одной стены до другой было задачей непростой, и, главное, небыстрой.

Как выяснилось, Диаваль был прав, отказавшись от посещения оружейной — бо́льшую часть веревок отправили к терновой стене для строительства осадных машин. Об этом ему поведали пряхи, встретившие его вопрос извинениями, что новая партия еще не готова, но он может передать господину старшему рыцарю, что в ближайшие три дня все будет сделано. Так долго Диаваль ждать не мог.

Однако в гигантомании Аврориных предков могли найтись и плюсы. Одной главной башней они не ограничились. Даже если его не пускают в королевский джонг, то почему бы не исследовать другие внутренние башни — на верхних этажах могут оказаться комнаты, чьи обитатели были достаточно предусмотрительны, чтобы держать под рукой веревочную лестницу — на случай, если главную захватят враги.

Во времена Стефана бо́льшая часть этих башен был отведена под казармы. Одна, стоявшая чуть в отдалении, служила тюрьмой (архитектор решил, что населению такого огромного замка нужно много провианта, так что все подземелья были отданы под погреба). От этой башни ворон старался держаться подальше, зато другие по большей части пустовали — Аврора отпустила часть солдат домой, повидать семьи, и даже просила их не торопиться, ведь она ни с кем не собирается воевать. Какая ирония…

На первую башню он забрался достаточно легко, и не нашел там ровным счетом ничего. Солдаты, отправившись по родным деревушкам, забрали все, что могли унести. Вторая далась уже не так просто, но в ней даже обнаружилась лестница, только вот пролежала она там со времен короля Генриха — истлела и повидала не одну встречу с мышами. И как эти грызуны забираются на такую высоту на своих коротеньких ножках? Крылья, конечно, тоже устают, но ноги — это просто какое-то наказание! Да и находка здорово поубавила энтузиазм ворона. Может, зря он все это затеял? За годы запрета на веретена ткани и веревки стали очень дороги, ведь покупались только за границей, так каковы шансы, что кто-то мог забыть столь ценную вещь?

На третью башню он взирал с тупой обреченностью. Если и этот подъем ничего не даст, придется искать иной путь. Да и времени оставалось катастрофически мало — вечер неумолимо приближался.

Внутри все выглядело так же, как и в двух предыдущих — башня давно не знала рук каменщика, кое-где виднелись трещины, то тут, то там встречались и следы поспешных сборов. Должно быть поэтому, открыв дверь в верхние покои, Диаваль здорово удивился, увидев, что те не пустуют. У окна сидела скрюченная фигура, и вышивала тунику ракарскими узорами. Диаваль уже понадеялся, что старуха его не заметила, и поторопился тихо выскользнуть за дверь, однако та подняла на него глаза.

— Работа еще не готова, — она погладила вышивку. Голос у старухи был глухой, хотя и не утратил до конца мелодичных ноток. Лет тридцать назад он был, наверно, очень красив. — Но ведь ты не за рубахой пришел, верно?

— Прошу прощения, я не знал, что здесь кто-то есть, — должно быть, старуха решила, что он ищет подходящую точку обзора, чтобы посмотреть, как возвращается королева Дорика, так что не стал затягивать неудобную сцену. — Продолжайте трудиться во славу нашей королевы, добрая госпожа.

Он развернулся к лестнице, и не сумел сдержать вздох. Спускаться было не так тяжело, как подниматься, но когда болят все мышцы, приятного мало и в том, и в другом.

— Тяжело оно без крыльев, да?

Диаваль замер, не решаясь оглянуться. Неужели эта старуха как-то смогла раскрыть его? И если смогла она, то кто еще может?

— С чего вы взяли?

— Я стара, много видела, многое замечаю. Так кто ты по рождению?

Упираться смысла не было. Можно попытаться сбежать, но старуха может и отсюда поднять стражу, а так она, похоже, настроена поговорить. Да и на упоминания королевы она не отреагировала, что для очарованных Дорикой было не свойственно.

Диаваль вновь вошел в комнатку и, не сводя настороженного взгляда с ее обитательницы, ответил:

— Ворон.

— Ворон, значит… — губы старухи под капюшоном скривились в усмешке. — Говорят, на посохе болотной ведьмы часто сидел ворон.

Говорят? Для старухи, похвалявшейся тем, как много она видит, странно было знать подобное лишь с чужих слов. Диаваль оглядел ее внимательнее, и с удивлением понял, что засаленное платье старухи тоже покрыто ракарским узором.

— Вы прибыли с королевой Дорикой. — Это открытие сначала напугало ворона, но тут же навело на другие мысли. Быть может, именно эта женщина может рассказать ему то, что он так желает знать.

Старуха кивнула.

— И вы знаете, кто она и откуда у нее такая власть?

Старуха рассмеялась, будто услышала забавнейшую шутку.

— Кто она? Неужто ты до сих пор не слышал, что она ангел?

— Слышал, — мрачно отозвался Диаваль. Неужели и тут ему скажут то же самое? — Только вот верится с трудом.

— Верится… — старуха имела странную привычку повторять слова собеседника, будто могла уловить в них другой, только ей понятный смысл. — Да, вера порой играет с нами злую шутку. Надежды разбиваются на осколки. Любовь… Садись, ворон, я расскажу тебе одну старую сказку.