Заточенная (гет)

— Давай! Ёжик, давай! Ещё кругов тридцать, и мы уснём как младенцы!

— Ещё полкруга, и я усну навсегда.

Крош, Ёжик

Гермиона с отвращением отбросила от себя "Ежедневный Пророк". Его категорически не нужно было читать прямо перед завтраком, если, конечно, не было желания отбить себе аппетит. Она практически не спала, пока не пришли вести от Кингсли, от которых хотелось одновременно и расплакаться, и рассмеяться от облегчения — потому что худшее, чего они все так опасались, не случилось.

Страшное ночное происшествие, поднявшее на ноги министра, Аврорат и напугавшее людей, имело совсем не ту природу, как показалось в начале. Утро показало, что причин для паники не было как таковой, потому что виновниками нападения на один из домов в Хогсмиде оказались не сторонники Риддла и не новые последователи идей чистоты крови. Выпустивший Знак Мрака служил в егерях и даже провел пять лет в Азкабане по приговору Визенгамота. Под сывороткой правды он твердил, что происшествие не несло под собой никаких политических мотивов и не было терроризмом.

Просто ревнивый ухажер заподозрил свою подружку в неверности и под действием дурманящих зелий в компании таких же отщепенцев напал на дом предполагаемого соперника. Был пожар, были раненые и даже один погибший. А Темная Метка появилась в небе на волне безумного куража.

Теперь всем участникам светили долгие разбирательства и серьезные сроки...

Об этом в обычной для Риты Скитер желчной манере было написано в передовице "Пророка". Уму непостижимый идиотизм!

Гермиона все-таки позавтракала и отправилась к себе. Нужно отдохнуть и заняться работой, вернуться к привычному ритму жизни, и, может, когда-нибудь это происшествие и собственные действия, отдающие паранойей, все они будут вспоминать с улыбками. Гермиона сделала себе большую кружку крепкого чая и взялась за редактирование собственной статьи, которую должна была отправить в издательство. до конца недели

Живоглот выбрался на улицу по своим делам — побродить пару часов и вернуться к подушке у теплого камина.

Гарри обещал быть чуть позже: после того, как проводит Андромеду и крестника домой, он еще должен был снять защиту с ее дома. Гермионе не улыбалось жить в недоступном для всего остального мира месте, в которое и почтовые совы не могли пролететь. Зная привычку друга постоянно совершенствовать свои артефакты, она решила не лезть самостоятельно — как раз в духе Гарри создать какой-то предохранитель против несанкционированного отключения артефакта. Учитывая, что он часто сотрудничал с Джорджем, тех, к кому не была привязана защита, могла ждать "шуточка" в лучшем духе Вредилок Уизли.

Гермиона переписала часть тезисов и сократила объем "воды", почему-то вспоминая, как в школе никогда не могла поместить свою работу в заданный объем эссе. И то, что в Хогвартсе им всем были всегда рады и она иногда навещала профессора Макгонагалл, теперь уже Миневру, на каникулах.

Несмотря на все разрушения и ту кровь, что пролилась, Хогвартс оставался для Гермионы домом, местом главных чудес в жизни.

— Я принес апельсинов, — Гарри шагнул из камина и чихнул от набившейся в нос сажи; в его руках был большой бумажный пакет. — Никак не научусь пользоваться каминной сетью так, чтобы не вымазываться по уши, — пожаловался он.

— Судя по тому, что ты в мантии, был в министерстве? — приподняла бровь Гермиона. — Как Кингсли?

— Зол из-за вчерашнего, и нас ждут на новогоднем приеме.

Гермиона закатила глаза, предчувствуя "удовольствие", которое им обоим доставит это светское мероприятие. Гарри и она всегда отправлялись на такого рода события вместе. Знаменитый Мальчик-который-выжил-и-победил устал от собственной славы и охотниц, интересовавшимся только его положением в обществе и деньгами. Кроме того, когда тебя периодически пытаются то приворожить, то опоить, весьма полезно иметь рядом того, кому полностью доверяешь.

Она развернула свиток, скрепленный печатью Министерства Магии, и прочла приглашение, от которого не было возможности отказаться: если министр — друг, который не мытьем так катаньем все равно убедит пойти.

— Виктор там тоже будет, — сказал Гарри, внимательно наблюдая за реакцией Гермионы на его слова и это имя.

— Я все еще на тебя злюсь за то, что ты ему рассказал, не спросив у меня, — Гермиона отобрала один апельсин. — Так что развести на откровенность меня не выйдет.

— Знаю, что злишься, — легкомысленно кивнул Поттер, — но, главное, не до такой степени, чтобы натравить на меня канареек-убийц или превратить в какой-то неодушевленный предмет.

Она не стала никак комментировать это утверждение и завидный оптимизм друга. Гермиона была благодарна за заботу, за то, что он пытался ее защищать, но при этом не желала, чтобы за нее решали другие — пусть даже и друг, который ближе, чем брат. Гарри дай только шанс, и он будет нянчиться с ней двадцать четыре часа в сутки — столько нерастраченной любви в нем было. Гермиона же хотела для него иного, чтобы Гарри наконец встретил ту, которая полюбит его, и он ответил на чувства. Ему нужна была собственная семья, а не подруга-затворница и крестник, на которых он изливал всю свою заботу. Этого слишком мало для счастья.

Иногда Гермионе казалось, что все они в каком-то плане эмоциональные калеки, недоверчивые одиночки, закрытые для мира и чувств. Разучившиеся верить кому-то, кроме своих, и не подпускающие к себе никого другого.

— Может, расскажешь, как прошло свидание? — Гарри устроился на диване поудобней и всем своим видом выражал предельное внимание. — Ну Герми...

— Ничего я тебе не скажу, Поттер, и сколько можно повторять: не сокращай мой имя. Ай... — она вскрикнула, когда он, смеясь, уронил ее к себе.

— Насколько я помню, кое-кто боится щекотки, — Гарри состроил зверскую гримасу. — Либо добровольно, либо под пытками.

Гермиона засмеялась, когда он провел пальцами по ребрам, и принялась брыкаться, пытаясь вырваться. Но куда-там...

— Ладно... ладно, — произнесла она сквозь смех. — Пусти уже, твое темнейшество, — Гермиона села и убрала с лица волосы. — Все было чудесно настолько, что...

— Что ты хочешь сбежать?

— И когда ты успел стать таким умным? — чуть возмутилась она, переплетая пальцы с пальцами Гарри, ощущая его поддержку. — Не хочу собирать себя по кускам, когда Виктор поймет, каково это: жить с такой, как я.

— Какой это? — с угрозой спросил Гарри, обхватывая ее лицо ладонями. — С умной, храброй, доброй, красивой? Он будет последним дураком, если упустит тебя, Гермиона, верь мне.

А у нее перед глазами стояло усталое лицо Рона, знакомое и когда-то любимое до последней веснушки. Его отлучки, которые случались все чаще, те же самые оправдания — он даже не трудился придумывать новые, настолько был уверен, что она никогда от него не денется. Гермиона знала его недостатки, и, казалось, что любя, сможет принять их. Оказалось, все не так просто и радужно. Чтобы построить отношения, нужны обоюдные усилия, а не только старания одной из сторон. Он укорял ее в отсутствии терпения, в требовательности, в неуважении к его жизни и личным границам. Ох, если бы Рон знал такие определения... На самом деле упреки звучали гораздо грубее.

Гермионе постепенно надоело одной тянуть воз в попытке построить семью. Рон не спешил делать ей предложения и связывать себя узами брака. Журналисты услужливо доносили до нее вести о каждой новой интрижке Героя Войны и звезды "Пушек Педдл".

И ей в один момент надоело прощать и закрывать глаза на очевидные вещи. Просто как отрезало в один момент.

Рона никогда не было, когда он был нужен именно ей Гермионе. Почему-то она плакала на плече у Гарри, когда Николас Фламель ничем не смог помочь, или Луна сидела с ней, когда она серьезно заболела. А Рон играл очередной решающий матч. Да она чаще видела друзей, чем любимого.

И Рон не стеснялся высказывать, что его не устраивало в ней; он не понимал, зачем она учится, занимается такой ерундой, как исследования, и чахнет над книгами. Почему Гермиона не готова стать матерью? Не сделав предложение, изменяя чуть ли не в открытую, рассуждать о детях. В общем, к критической точке их отношения приблизились быстро. Благо расстались они без скандала. То ли Гарри поговорил с Роном, то ли Билл, Чарли и Джордж вправили мозги. Гермиона этого знать не хотела... Потому что после разрывая ощутила не боль, а чувство освобождения.

Больно ей как раз было во время их отношений.