До того, как поднимутся воды (Before the Water Rises) (джен)

За день до Потопа солнце не восходит, а рассвет означает лишь бледное сумеречное марево, просачивающееся сквозь облака вместе с водой. В такую рань оно освещает только ангела и демона у реки, промокших до нитки и с руками и ногами, одинаково сильно изрезанными об острые изломы тростника.

Азирафаэль и Кроули стоят на берегу, считая и пересчитывая лодки. Больше нет ни вязанок, ни веревок, ни тростника, ни времени, и Азирафаэль едва может дышать.

— Этого недостаточно, — говорит он глухим голосом. — Этого просто недостаточно… Ничего не получится.

— Получится, — уверенно отвечает Кроули. — Конечно же получится, ангел!

Азирафаэль смеется, заставляя демона взглянуть на него с беспокойством.

— Ты на самом деле так думаешь или лжешь, чтобы утешить меня? Ты лучше меня умеешь лгать...

— Ну, уметь лгать лучше тебя нетрудно, — пожимает плечами Кроули, отказываясь обижаться. — Я просто надеюсь, что будет так. Не забывай, что это именно ты дал им надежду.

— Нет, это сделал ты. Я все слышал. Твой разговор с Махлой в ту первую ночь. Если бы я тогда не подслушал вас, я бы не сделал ничего… Ничего полезного. Просто начудесил бы созревание плодов на нескольких абрикосовых деревьях и ушел бы делать свою работу.

Кроули на мгновение задумывается.

— Сегодня утром ты честен, ангел.

— Это же конец света, почему бы и нет?

С горы налетает порыв холодного ветра, приносит с собой колючие брызги воды, заставляя их обоих вздрогнуть. Кроули поворачивается к ангелу с удивительно мягким выражением лица.

— Хочешь, я открою тебе один маленький секрет?

Азирафаэль кивает. Кроули подходит чуть ближе и понижает голос:

— Миры все время кончаются. Каждый день. Малыш падает и обдирает себе коленку, вот и конец света. У девушки разбито сердце, ее мир рухнул. Ангел падает с Небес… вот и все. Каждый день, ангел, наступает конец света. А на следующий день — начинается следующий день. А дальше...

— Начинается новая жизнь?

— Нет. Завтра, если ты все еще будешь здесь, ты снова создаешь этот мир. Вот что будет дальше, ясно? Для всех этих людей. Этого будет достаточно.

«Интересно, кем ты был раньше?» — думает Азирафаэль. И лишь когда Кроули вздрагивает, он с ужасом понимает, что сказал это вслух.

— Боже… Я...

— Ты, кажется, немного новичок в подобных делах, ангел, так что я закрою на это глаза. — Улыбка у Кроули бледная и кривая. — Всегда есть цена за то, чтобы попасть в новый мир, и обычно приходится жертвовать тем, кем ты был раньше.

— Мне очень жаль. Кажется, я все время делаю что-то, за что приходится перед тобой извиняться.

— И я все время легко принимаю твои извинения. Ты не можешь сделать что-нибудь действительно плохое, ангел.

Начинает накрапывать легкий дождик. Он пока еще не слишком отличается от обычного весеннего ливня, но Азирафаэль знает, что он не прекратится и усмирить его не помогут ни молитвы, ни проклятья, пока старый мир не будет смыт полностью.

— Мне нужно вернуться в ковчег, — говорит он неохотно. — Я...

— Не извиняйся, что покидаешь нас, ангел, — улыбается Кроули. — С нами все будет в полном порядке.

Азирафаэль пытается найти для него ответную улыбку, чувствуя себя гораздо менее храбрым, чем должен был быть. Или думал, что должен.

— Конечно.

Его крылья расправляются, и он уже готов вернуться в ковчег, прежде чем двери закроются, но Кроули берет его за руку.

— Эй. Хочешь узнать еще кое-что о конце света?

— Да?

Кроули притягивает его к себе, запуская руку в волосы. Азирафаэль открывает рот, чтобы возмутиться, но тут Кроули целует его, горячо, жестко и требовательно, так, как он боялся, так, как не мог перестать хотеть. Нет ни ожога адского огня, ни удара молнии сверху, только Кроули, который прижимается к нему, и поцелуй, который на вкус как брызги огня и вода на камне.

Он тяжело дышит, а Кроули отстраняется слишком быстро. И смотрит наполовину вызывающе, наполовину испуганно. Азирафаэль сглатывает. Его рот чувствует себя странно: он только что был использован непривычным образом.

— Когда наступает конец света, ангел, ты можешь оставить в прошлом то, чего не хочешь помнить, и никогда не беспокоиться об этом в новом, будущем мире.

«Ты можешь забыть меня, если захочешь», — слышит Азирафаэль. И медленно качает головой.

— А если я не хочу... оставлять?

Солнце, по-видимому, все это время пряталось в улыбке Кроули, а теперь начинает сиять в полную мощь, медленно и сладко, и крылья Азирафаэля расправляются, словно в ответ на это тепло.

— Что ж. Тогда увидимся в новом мире, ангел.

Азирафаэль знает себя и понимает, что если пробудет здесь еще немного, то уже не сможет уйти. Какая-то коварная часть его души сомневается, будет ли это так уж плохо, но у нее еще не хватает духу по-настоящему заявить о себе. Ей понадобятся еще пять тысяч лет, бесчисленные тайные встречи, по крайней мере один уик-энд в Исландии, блинчики, книги, много разного вздора и чепухи, спасения, святая вода, ссоры и примирения. В конце концов ангел туда доберется, но пока еще он не там.

Одним мощным взмахом крыльев он поднимается на сотню футов в воздух и на этот раз не позволяет себе оглянуться на Кроули, когда летит к ковчегу.

* * *

⁽¹⁾

На рассвете следующего дня мир содрогается от раскатов грома и разверзаются хляби небесные. Будучи на борту ковчега, Азирафаэль чувствует, как ходят ходуном бревна, когда животные начинают паниковать. Самых больших и опасных он заколдовал и погрузил в зачарованный сон заранее, но тем, кто надежно заперт и находится в безопасности, позволено до смерти перепугаться.

Дождь льет как из ведра, и, проведя несколько минут на палубе, Азирафаэль возвращается в ковчег, заперев за собой люк. Он стряхивает воду с волос и слегка морщится, слыша тихий плач Ноя и его семьи.

Они в полном порядке. Они определенно праведники. Поначалу они даже произвели на него впечатление действительно Избранников Божьих, лучших представителей людского рода, достойных того, чтобы пережить Потоп и основать новое человечество. Однако чем больше времени он проводил с ними, тем меньше видел разницы между ними и жителями деревни Махлы, тем сложнее становилось ему говорить даже самому себе: «Да, я понимаю, вот почему именно вас нужно пощадить. Да, это вполне логично».

Азирафаэль отваживается пройти дальше в трюм, мимо секции Хищных Млекопитающих, потом бочком пробирается сквозь секцию Птиц размером от Ястреба-ягнятника до Чертовски Большого Ублюдка. Он всего лишь хочет ненадолго уйти от людей, как бы ужасно это ни звучало, но внезапно обнаруживает себя в отделении для Рептилий, а затем и среди Змей, которые, в свою очередь, подразделяются на Ядовитых, Неядовитых и Может Быть Ядовитых. Он похлопывает по боку Гигантского Боа, который с любопытством шипит на него, и осторожно перешагивает загон с различными видами кобр, которые пока еще выбирают для себя некую разновидность феодального строя, разделяясь на королевс-с-ских и не очень⁽²⁾. Взгляд его продолжает блуждать, вроде бы совершенно бесцельно, пока не находит пару черных змей, свернувшихся вместе так, что их красные брюшки почти не видны.

— Привет, мои дорогие, — тихо говорит Азирафаэль, садясь рядом с их ложем. — Надеюсь, вы не возражаете, если я немного посижу с вами.

Они дружелюбно шипят на него, и через некоторое время он уговаривает их обеих переползти на него. Одна обвивает его плечи, а другая устраивается на его коленях, словно вполне довольный собою моток веревки. Они обе очень красивы и плотно прижимаются к его коже, он чувствует себя окруженным их медленными и сонными мыслями. Еда — не еда? Голода нет, тепло, теплее? В безопасности? В безопасности? Тепло-безопасно? Тепло, безопасно!

— Честно говоря, мне не следовало бы выбирать себе любимчиков, но вы так похожи на одного из моих знакомых.

Они, конечно, ничего ему не отвечают, но Азирафаэль все равно усмехается, проводя пальцем вдоль длинного позвоночника.

— О, мы познакомились много лет назад. Признаюсь, у меня был довольно ужасный день. Вы не против послушать еще? Мне не хотелось бы вас утомлять, но ладно. Это был прекрасный день. Тогда все дни были прекрасны...

* * *

Между одной точкой во времени и другой — если за первую взять рождение самкой носорога детеныша, а за вторую — открытие четырех или пяти дюжин новых видов жуков, которые Азирафаэль, конечно же, не учел, — проходит сорок дней.

Азирафаэль открывает люк на палубу, свежий воздух и свет ошеломляют его, и он чувствует легкое головокружение. Небо над головой на мгновение кажется ему слишком большим и слишком далеким, и тогда он заставляет себя взлететь и теперь сверху обозревает спокойное море вокруг, там, где раньше были сады, равнины и люди. Вдалеке виднеются неясные очертания суши и склоны гор, которые когда-то думали, что знают, каков уровень моря.

На радугу над головой он бросает лишь один взгляд, и то довольно короткий. Она была обещанием не для него, и поэтому он может позволить себе ее игнорировать.

«На побережье, — думает он. — Если они вообще выжили, то сейчас находятся на побережье...»

Страхи, которые он запихивал в маленькие коробочки и убирал на задворки сознания, грозят освободиться, когда в сознании случайно всплывают слова «утонули», «пропали», «взяли неверный курс», но он снова закрывает их на замок. В какой-то момент Азирафаэль начинает подозревать, что ему может потребоваться что-то вроде истерики, припадка плача и крика, но вовремя вспоминает, что он ангел. Он может отложить это на десятилетия. При необходимости.

Внизу Ной и его семья поднимаются на палубу, радуясь наступившему штилю и с облегчением указывая на радугу. С ними все будет в порядке, думает он. Бог и все Небеса присматривают за ними. И это наверняка означает, что один конкретный одинокий ангел не так уж и важен и может быть свободен.

Он делает большой круг вокруг ковчега (пусть они думают, что это благословение, если им так хочется) и устремляется на запад, в сторону нового мира.

1) Мне хотелось бы написать о глупых приключениях Кроули и Махлы во время наводнения. Среди прочего там было и несколько открытий, например, что, когда одна коза решает принести козлят, она запускает цепную реакцию, в результате которой все козы начинают рожать одновременно. Или что одному из людей пришлось вменить в обязанность постоянно согревать собой холоднокровного змея. А также осознание того, что только половина деревни умеет плавать. Как сказала бы Махла, все это чертовски глупо от начала до конца.

Вернуться к тексту

2) **(кашляет) Я просто хотел поиздеваться над королевскими кобрами.

Вернуться к тексту