Я - Осень (гет)

Глава 5.

Вспомнилось, несколько лет назад дело было. Тогда с Чёрной Змеёй и её дочерью и познакомилась.

На лестнице их увидела. Впервые так близко. Нас уже научили, любой из них следует говорить 'Госпожа Дина' и замок этот их. Они мать и дочь, но между собой их зовут Первая Госпожа и Вторая. Ещё сказали, они знают по именам в замке всех, в том числе, каждую из нас. Я не очень поверила. Сама ещё не у всех имена выучила. Ещё и третья Дина есть. Но та за 'Госпожу' и в глаз может дать. Постоянно с нами играет и на занятия ходит драчливая девочка моих лет. Единственная дочь Второй Госпожи.

Близко играла. Любопытно стало, принялась их рассматривать. Обе почти как мужчины одеты, с мечами. Черноволосые и зелёноглазые. Мать дочери головы на две выше. Молодо выглядят. Если не знать, не поймёшь, кто старше.

Слышно о чём говорят.

— На тебя опять доносы.

— На этот раз что? Снова девушки, кровь и пытки?

Мать усмехается.

— Почти. Только на этот раз дети. Девочки. Пишут, ты их здесь пытаешь да режешь.

Я окоченела. Даже зажмурилась. Так страшно стало! Так вот зачем меня сюда привезли. И не убежишь.

— Проверить пришла?

Смеются обе.

— Незачем. Догадалась просто, по некоторым деталям, писал кто-то из замка. Бумага-то одной мельницы, та, что здесь всем брать можно. Дальше не поленилась Змей послать — пусть сличат почерка с 'Ведомостями о получении жалования'. Троих вычислили. С одним ясно — родич служившего у Хортов. О двух других вечером доложат.

Я один глаз приоткрыла. По крайней мере, прямо сейчас меня резать не будут.

— Как мне это всё надоело! Умнее ничего придумать не могут. Думаешь, те же?

— Не уверена. Больно грубо. Больше похоже, что-то где-то слышали. Вечером узнаю.

— Меня, значит, в этот раз уже не подозреваешь?

— Ты всё злишься?

— Злюсь. Злопамятна.

— Я знаю. Но улики были слишком убедительны...

— Забыла? Я никого и никогда не стала бы мучать. Особенно, так...

Я открыла второй глаз. Зачем меня привезли всё равно не понятно, но резать не будут ни сейчас, ни потом.

— Ладно, не дуйся. Пошли посидим.

Думала, уйдут, а они подзывают слугу и с лестницы спускаются. Испугалась — прямо на меня идут. Но мимо проходят. Я возле прудика с цветными рыбками сидела. Про них уже сказали — смотреть и кормить можно, ловить нельзя.

За прудиком — столик и три скамейки. На них не-то что сидеть — подходить не разрешается. Теперь поняла почему. Там они и расположились.

Приносят подносы. Старшей — с трубочкой. Младшей — тоже с трубочкой и двумя бутылками. Из тыкв такие делают, но эти глиняные. Младшая тут же наливает в серебряный стаканчик. Пьёт. Старшая затягивается.

— Правду, значит, про тебя говорят, прикладываться стала.

Налив и выпив ещё один, Младшая говорит.

— Пусть эти шептуны хоть десятую часть от сделанного мной создадут, а уж потом ко мне в бокал заглядывают.

— Кэр тут вообще-то, первая.

— Ей же передай — лезть будет куда не просят — всё, что вставила обратно выну и скажу — так и было.

— Одного понять не могу — почему тебя, злюку такую, дети любят.

— Потому что я умею слушать, что они говорят.

— Может и так... Знаешь, я вот подумала: может, в этот раз доносы на тебя строчит и кто из родни девчонок.

— Не думаю, ты же говоришь из замка писали. А у меня из замковых девчонок только одна.

— Вон та, — показывает Старшая, — Роза.

Я туда же смотрю. Эту девочку знаю. Так её и зовут.

— Её мать в ногах у меня валялась, когда сказала, что девочку заберу.

— Вот и повод.

— Не, она благодарила.

— Что ты ей наплела. Ведь наверняка про книжечку не сказала.

— Она же младшая кухарка. Роза — пятая дочь. Она ещё старшую замуж не выдала. А тут я, такая красивая, прихожу и говорю, что моей дочери в будущем понадобятся комнатные служанки. Её младшая подходит, но подучить надо. Вот я и хочу её на обучение отдать. Тут, в замке. У служанок — свои ранги, и комнатная Госпожи — один из высших. Так что, всё гладко обошлось. Заметь, почти правда.

— Но не вся. Женщине плохо бы стала, скажи ты ей, что задумала из её дочери сделать не комнатную, а настоящую благородную девушку.

— Задумала, и сделаю, только такую, какими я благородных сама представляю.

— Я их всех помню, но не знаю: они тут все по твоей чудо-книжечке?

— Нет. Меньше половины. Остальные — дочери погибших, такие, как Линки, от кого отец с матерью избавиться хотят, а травануть — совесть не позволяет, есть парочка лично мной найденных.

— Хм. А другой Линка подарочек, во та, Осень. Проверяла её по своей книжечке?

Я опять испугалась. Значит, правда, всех знают.

— Нет. Незачем. Она от этих, на боге свихнувшихся, пострадала. На них у меня зуб пребольшой. Кто от них пострадал — всегда у меня защиту найдёт.

— У меня тоже. Проверять долго?

— Нет.

— Проверь её. Мне интересно. — зачем-то подзывает слугу.

Я ни жива ни мертва.

— Так! Осень, иди сюда.

Подхожу.

— Поиграть хочешь?

— Во что?

— Я буду вопросы задавать и картинки показывать. А ты будешь отвечать, что изображено, или что лишнее... Ты до скольки считать умеешь?

— До тысячи. — соврала, уже поняла, что ряд цифр конца не имеет.

— Хорошо. Цель игры — набрать больше ста очков. Выиграешь — сладостей дам, нет — не дам ничего. Очки за правильный ответ я запоминать буду, скажу в конце.

— А вы не обманете?

— Девочка, ты знаешь, кто я? — спрашивает Старшая.

— Да, Госпожа Дина, вы тут самая главная.

— Ну, так можешь мне поверить, — усмехается, — как самой главной тут. Моя дочь никогда детям не врёт.

— Приступаем?

Киваю. Потом вспоминала с трудом вопросы и картинки. Много. Разные. Вопросов было меньше, чем изображений. Иногда отвечала сразу, иногда думала. Ни разу не слышала, 'правильно' или 'неправильно'. Дина листала страницы, возвращаясь назад, поворачивая книжку вверх или вбок, отчего изображения становились иными и задавала совсем другие вопросы. Не помню, сколько времени прошло.

— Ну как? — спросила Старшая.

— Не ожидала. Линка поблагодарить надо. Умненькую девочку нашёл. Слишком даже.

— Сколько?

У меня сердце часто-часто колотится. А что будет, если мало.

— Сто восемьдесят шесть. Ты выиграла, Осень. Садись и ешь.

На столе уже огромное блюдо появилось с конфетками, пирожными, орешками засахаренными и ещё чем-то, названий чего я тогда не знала. Да и столько сладкого за раз тоже не видела.

— Мам, зачем девочку пугаешь? Ей же столько не съесть.

— Не съест, с собой заберёт. Судя по твоему лицу, она это заслужила.

— Более чем.

— Я забыла, сколько должно быть, чтобы ты пошла у матери ребёнка отбирать?

— Сто сорок.

— А лучший результат?

— Двести двадцать шесть.

— У кого?

— У младшей Кэр. У моей — двести двадцать.

— А у Линки?

— У обеих по сто шестьдесят. Не зря они такие одинаковые.

— У Розы?

— Сто семьдесят, это притом, что она читать тогда ещё не умела.

— Это так важно?

— Не очень. Но повлиять может. Тебе чьи ещё результаты нужны? Может, я лучше список тебе пришлю.

— Не, ещё одного хватит. Рэндэрдовский подарочек. Ты так на него тогда ругалась!

— Эрия? А что не ругаться было? Еле успел девочку спасти, у кого сто девяносто восемь оказалось. Это такой чудненький ум будет!

— По этой книжечке только у детей ум можно проверять?

— Да. Лучше всего у только начинающих учиться читать и писать.

— Только у девочек?

— Мальчиков здесь не будет!

— Я просто спросила.

— Без разницы. Ягран маленький совсем, но читать и писать умеет. Подурачилась с ним — сто семьдесят. Не умел бы — на десять, а то и двадцать меньше.

— Что же ты из-за книжечки так с учёными мужами разодралась. Чуть до поножовщины не дошло.

— Лучше бы дошло. Дурь такого размера только клинком и выбьешь. Врача, литейщика, химика — ещё готовы во мне видеть. Но тут... Если они даже понять не могут, ребёнок — не маленький взрослый, у него ум по другому устроен, то о чём ещё с ними говорить. Кому я кровь тогда чуть не пустила.

— Почти всем.

— Ну, значит первый, вообще утверждал, что дети благородных от рождения умнее детей купцов, дети тех, в свою очередь — детей крестьян. Бесполезно, — наливает себе очередной стаканчик.

Только через несколько лет стала понимать, о чём они говорили дальше. Младшая сидит со стаканом в руке. Смотрит на мать угрюмо. Та тоже себе налила, но не притронулась. Я сижу, сласти трескаю, помню, как мне хорошо было. Спустя годы поняла, насколько же им было не до веселья.

— Я, впервые за сто лет по-настоящему объединила страну. И это надо удержать любой ценой.

— Крепости срыты, войска разбиты, единое законодательство скоро введём, монету и так чеканили одну и ту же, даром что с разными мордами. Что ещё?

— Север и Юг примирить по-настоящему. Склеить разбитое. Иначе через сто лет козы всяких Храатов травку на руинах наших городов будут щипать.

— Ну, так Храатом Мировым, или как там ещё себя этот сын свинячий кличет давно пора заняться. Кстати, их козы вряд ли травку щипать будут. Даже через сто лет.

— Почему?

— Они коз почти не держат. У них овцы больше. На Линии их даже зовут овце...

— Я не хуже тебя знаю, как их зовут. Ребёнка раньше времени таким словам не учи. А то собралась благородных растить.

— Ха! А то благородные девочки не ругаются. Вот я, например, так выразиться смогу.

— К баранам нашим вернёмся. Насчёт храатства ты права. Им стоит заняться. В самое ближайшее время. Только ведь дело не только в нём. Разбить их мало. Те земли надо присоединить. Не просто присоединить, а сделать частью империи, иначе через полвека появится новый Храат.

— Не появится. Не хуже тебя знаю, кого там надо пускать в расход в первую очередь. Всё это жречество, всю эту церковь резать буду так, все слухи обо мне детской сказочкой казаться будут.

— Только для этого надо, чтобы Юг хотя бы не ударил в спину.

— Не ударит.

— При мне — нет. И не спорь. Я южан била, когда никого из вас ещё не было. Это моим именем там пугают детей. И одновременно, говорят им же 'вот помрёт старя змея, и мы уж змеёнышам покажем!' Из южан и сейчас союзнички ещё те. С чего, по-твоему, наместник помощи у подразделения Армии Север запросил?

— Ты имеешь в виду рейд, закончившийся появлением этой сластёны?

— Да.

— Линку заняться было нечем. Линк воин и охотник. Ему лишь бы в атаки ходить, или по лесам кого ловить. Против кого или во имя чего — неважно, ему действие само-по-себе интересно. Попросили, может, и поднесли чего, он и занялся.

— Верно. Отчасти. У наместника есть свои части. Знаешь, почему их не послал? Он своих людей бережёт. Пусть одни его враги, то есть мы, убивают других его врагов — 'резаков'. Результат — и разбойников нет, и у него все люди целы. Красота!

Не забывай, моя мать когда-то считала, случись что, спесь с южан она очень легко собьёт. Голов, и правда, посносила много. Только оставшиеся стали злее. Результат известен. Возможно, южане причастны и к её гибели.

— Кто тот бунт подстроил мы не узнаем. Ты же, в зависимости от ситуации, заостряешь внимание то на одной, то на другой версии.

— Пусть так. Южан можно сделать союзниками чем-нибудь вроде крупного похода.

— Так в чём дело? Зимой соберёмся, весной и двинем на Храатов. И южане пойдут, как миленькие. Хотя бы за добычей. Ибо у Храатов с недавних пор стало появляться золотишко собственной добычи.

— Не пойдут. Этот поход, независимо от результата, меня убьёт.

— Ты же совершенно здорова! Как врач говорю.

— Не допускаешь, есть области медицины, тебе неизвестные.

— Так сиди тут. Войска за Линию поведу я. Думаешь, не справлюсь?

— За тобой не пойдут. За мной южане двинуться хотя бы из страха. Но не за тобой. И хорошо, если после моей смерти просто уйдут домой, а то могут и попытаться совместно с хратами, решить наконец, проблему армии Север.

— Что ты предлагаешь?

— Десять лет. Мне нужно десять лет без войн. Столько всего надо доделать, а то и с нуля начать. Юг битый, пока я жива, они не дёрнутся. Ну а потом... Потом я сама поведу вас в поход. И пускай Чёрная Змея умрёт во время атаки. Десять лет. И мы будем настолько сильны, что сможем воевать и с югом, и с храатами одновременно.

— Южане за эти годы усилятся.

— Пускай. Нас с тобой у них нет.

— Храаты тоже.

— Не-а, они как бы слабее не стали. Их Великий велик больше по названию, чем по реальной власти. Среди других хратов полно недовольных. Притом не им, а друг другом. Некоторое количество золота вполне может надоумить одного сходить в поход на другого. Их свары надо всемерно поддерживать. Пусть режут друг друга, лишь бы не лезли на линию. Десять лет — и мы их за год снесём.

Не было и Великой Змеи десяти лет. Они ещё не прошли. Как мало я тогда знала! Север, Юг, храаты. Только спустя годы поняла — присутствовала при разговоре, что и сейчас определяет историю мира. И мою жизнь в том числе.

Тогда я не поняла, Чёрная Змея сказала дочери, что обречена и медленно умирает. Связь выстроилась только годы спустя, уже после её смерти.

О смерти не задумывалась, как и большинство детей. Забыла, что видела. Кошмары, мучавшие первое время, ко встрече с Чёрной Змеёй уже прошли и больше никогда не возвращались.

* * *

Отдали всё, что осталось на блюде вместе с ним самим. Слуга ко мне в комнату отнёс. Потом Роза пришла. Смотрит просто завороженно. Тоже столько за раз не видела, хотя там и стало на четверть меньше от первоначального. Почему-то шепотом спрашивает.

— Осень, а можно попробовать, — сказала какое-то мудрёное слово, я даже не поняла.

— Что попробовать?

Она повторила, я опять не поняла, но сказала.

— Можно, только ты мне объясни, что как тут называется. Всё такое вкусное, а как называется, не знаю.

Стала она рассказывать. Вблизи замковых кухонь с рождения, так что, всё знает.

Сестрички Динни и Кэрри пришли. Я тогда думала, они двойняшки. Тоже сладкое любят. Только расселись — влетает третья Дина. Она почти всегда бегом перемещается.

Бросает Динни и Кэрри.

— Привет, сестрёнки, — и сразу ко мне, — О чём тебя моя мама спрашивала?

— Проверяла мои знания.

— Проверять это она любит. А ещё что? Вы же долго сидели.

— Это они сидели, а я, — показываю на блюдо.

Цапнув пирожное, Дина продолжает.

— Вкусно. А между собой они о чём говорили?

— Я не поняла. Храаты да линия, север да юг.

Кивает.

— Значит, не ругались.

— Вроде, нет.

— И то ладно. Чего это ей прямо сегодня тебя проверить вздумалось.

— Первая Госпожа попросила.

— Я бы на это не отказалась посмотреть! Она же просить не умеет.

— Мне именно так показалось.

— Сестра, — окликает Кэрри.

— Чего, Линки.

— Так это вы, Линки?

— Нас так только она зовёт. Откуда узнала?

— Старшая Госпожа.

Теперь уже они удивлённо переглядываются. Дина упирает руки в бока.

— Вы думали, она про вас не знает!

— Но вы же сёстры? — осторожно спрашиваю, прикидывая, как такое может быть, ведь все говорят, у Младшей Госпожи одна дочь. Хотя они друг на друга похожи.

Смеются все трое.

— Мы двоюродные. Только Дина дочь своей мамы, а мы — её брата. Только, — лицо грустным становится, — от ненастоящей жены.

— Полублагородной быть тоже неплохо, — замечает Роза, уплетая засахаренные орешки, — Тем более, вон от какого отца!

— Ты бы помолчала, кух... — взвивается Кэрри. И недоговаривает. Ей в нос утыкается кулак Дины.

— Что там моя мама насчёт происхождения говорила? Напомнить, или забыла?

— Помню...

— Ты, Роз, не обижайся, она, наверное, конфет переела.

— Неправда, я только два 'поросёнка' взяла!

— Нет, ты три взяла! — тут же встревает сестра.

— Да о чём вы говорите? — хлопает глазами Роза.

Мне уши хочется зажать, как же они все шумят! И одновременно, самой весело.

— А ваш отец, Линки, он кто? Я его не помню.

Снова хохот.

— Как это не помнишь? Он же тебя сюда привёз. Ты у него в седле была. Ползамка видело.

— Точно! — подтверждает Роза — Сестра видела, как они приехали. Он тебя ещё за руку держал, пока за Младшей Госпожой бегали. На тебе всё с чужого плеча было. На кухне потом гадали, дочка ты Господину Линку, или нет. Решили, что дочка, но он о тебе недавно узнал. И всё гадали, кто твоя мама.

Я не знала, что сказать. Хотелось заплакать. Я не помню тебя, мама! Прости...

Выручает Дина.

— Нет у неё мамы. Никого нет. Даже имя ей Линк дал. Его солдаты перебили тех, кто убил всю её родню. 'Резаки-богомольцы'. Слышали?

Роза зябко ёжится.

— Ими нас пугали, когда совсем маленькие были. Потом я думала, их выдумали. А они, оказывается, есть.

— Пока ещё есть, — злобно говорит Дина. Глаза — как у взрослой.

Какой-то парад за стенами Замка будет. Все только о нём и говорят. Я же ничего не знаю. Люди почти всегда забывают — что-то известное им, не обязательно известно всем. Поняла только — три дня занятий не будет, можно спать до скольких хочется.

Отоспаться не получилось. Роза будит раньше обычного времени.

Смотрит удивлённо.

— Ты ещё спишь?

Сама-то полностью одета, даже косы полностью заплетены и банты в них.

— А что?

— Сегодня же парад! Все должны быть.

Дверь снова распахивается. Вбегает фигурка в красных доспехах, шлеме с золотыми рожками. Маска с усами и бородой искажена жуткой гримасой. Взвизгнув, Роза запрыгивает на кровать.

Остановившись, фигурка стучит пальцем по шлему и говорит приглушённым, но знакомым голосом Динки.

— Вы что, совсем? Спать хватит! Все должны быть!

— А тебе-то, что? Всё равно, в другом месте сидеть будешь.

— Где захочу, там и буду сидеть!

Без Розы точно бы запуталась в происходящем. Она поболтать любит, охотно объясняет всё, что попрошу. С рождения в замке живёт.

— Вон там, в центре, места хозяев и почётных гостей. Сейчас это... — присматривается к флагам, — Ой, мамочки, южане!

— Войны же нет.

— Слева и справа — места для отставных высших офицеров, первых лиц города, богатых купцов и их семей. Потом — для младшего офицерства, государственных мастеровых, богатых ремесленников и для нас. Дальше — для замковых слуг и семей солдат. А все остальные на травке посидят.

Линки почему-то угрюмы.

— Что с ними?

— То же, что и всегда — мечтают на хозяйских местах посидеть, хотя и полублагородные.

К нам подбегает слуга, по виду — управляющий из богатого дома. О чём-то говорит с сопровождающими. Уходит вместе с Линки.

— Это кто?

— Их матери служит... Точно, видишь самый большой тент над купеческими местами. Там она сидит, — хихикает, — А на хозяйском месте — настоящая жена господина Линка и его полноправные дети. Друг про дружку они знают.

Занимаем свои места Роза даже рот от удивления разинула.

— В чём дело?

Тычет пальцем в сторону рядов солдат.

— Их никогда столько не было.

Я даже примерно сосчитать не могу, сколько тут народу. Ряды солдат тянутся насколько хватает глаз, глубины построения не вижу, площади поля не знаю. Ряды длинных копий. Доспехи преимущественно чёрные и красные.

Барабаны гремят по-прежнему.

— Это что?

— Приветствие. Третий раз уже бьют. О, 'Внимание!' ударили! Сейчас малые знамёна повезут.

— Зачем?

— Всегда так делают! Парад же.

Показываются всадники. Знамя Еггтов за спиной, ещё одно — в руке. Большинство — уже привычного алого цвета со змеями, золотыми звёздами и иероглифами. Некоторые могу прочесть.

— Не понимаю, — бормочет Роза, — знамён Еггтов пять. Должно быть четыре. Ярна что ль они приняли? Нет, вон его знамя.

Я молчу, если точно не знаешь, лучше мысли при себе придержать. Тогда глупо выглядеть не придётся. Я на тот момент кроме красного с гремучей змеёй других флагов и не знала. Ну ещё флаг Динки. Всем уже похвастаться успела, какой у неё. Даже думала — привирает. Но нет, над хозяйскими местами поднято и такое, даже саму Динку рассмотрела — так же как и я через перила свешивается.

— Значит, парад вместе принимать будут. Вот и поглядим.

На это раз взревели трубы. Узнаю по фигурам. Действительно, их пятеро. В первом ряду — обе Госпожи. Второй ряд. Шестеро всадников.

— Горнисты. Четыре у Верховного, два у генерала. Хотя, на самом деле, их куда больше.

Два огромных всадника на огромных конях. Понятно, Линк и его отец, генерал Фьюкрост.

Четверо горнистов.

— А это кто?

Непривычного вида латы полированного металла скрывают всадника с головы до ног. Даже конь в броне. Приглядываюсь. Рассмотрела — всадник женщина. Герб на флаге за спиной тоже со змеёй.

— Не может быть! — шепчет Роза, — Это же Госпожа Кэретта! Но у неё же глаз нет. Старшая сестра Госпожи!

Всадник сама правит конём. Мне кажется, она сильно напряжена, и одновременно, старается, чтобы её получше рассмотрели. Судя по гомону за моей спиной, не только я такие латы впервые вижу... Хотя, дело тут не в латах, а в том, на ком они.

Поравнявшись с местами южан, конь вздымается на дыбы. Кэретта потрясает клевцом.

— Это оскорбление. Она им угрожает.

Кто-то пинает меня в спину. Поворачиваюсь — Динка. Уже без шлема.

— Скучно там! С вами посижу. Кэр-младшая ничего не понимает, Ягран заболел, а от всех остальных только и слышишь, что им не скажи, 'совершенно верно, сиятельная принцесса!'

Хм, такое впечатление, кресло пришло вслед за ней.

— Думала, она умнее, а ей, кроме глаз, ещё и мозги вправлять надо. На празднике войной угрожать, притом, они обе воевать сейчас не хотят.

С трудом привыкаю, о матери и других родственниках Динка отзывается без малейшего почтения.

— Что у Госпожи Кэретты с глазами было?

Смотрит, как на дуру, но отвечает.

— Их не было. Теперь есть. Мама сделала.

— Как так?

— А вот так. Сама посмотри.

Достаёт из сумки медную трубку со стеклом на конце. Вытягивает её раз в пять.

— Вот, сюда гляди, — отдаёт мне в руки.

Далёкое становится близким. Цвет глаз у тех, кто без масок, рассмотреть можно.

Кэретту я раньше не видела, и не могу сравнить, что было, и что стало. Шлем она уже сняла. Черноволосая, как и остальные. Волосы собраны в пучок на затылке. Начинает казаться, все женщины Еггты признают только один вид головного убора — шлем. Глаз не видно, пол лица закрывает золотая маска с клювом сокола.

— Мне дай посмотреть! — Роза пытается отобрать трубу.

— Осторожнее! Такая не у всех генералов есть!

— Теперь войны точно не избежать. Уж Кэретта постарается ввязаться.

— С чего ты взяла?

— Мама сказала, когда думала, что я не слышу. Это хорошо, Эрендорн Старый только со старшим сыном приехал. Будь тут средний — поножовщина прямо сегодня бы быть могла. Тётя его ненавидит до безумия.

— За что?

Динка проводит рукой по глазам.

— Вот за это.

Роза отрывается от трубы.

— Интересно, где такие делают?

— Вопрос неправильный. Не где, а кто. Ответ, думаю, знаешь.

— Интересно, есть что-нибудь, что Госпожа делать не умеет?

— Я не знаю. Мне мало, что показывали. И почти ничего не получается.

— Подрастёшь...

— Ты же меня младше!

— Всего на несколько месяцев!

— Бесполезно! Некоторые вещи я никогда сделать не смогу.

— А кто сможет?

— Возможно, и кто-то из вас. Не просто же так всех тут собрали. Мама не настолько добрая.

— А мне мама говорила, они обе — самые добрые госпожи из всех, кого она видела или про кого слышала.

— Ха-ха! Смешно! Мою маму даже Сама очень часто называет редкостной злыдней.

— На кухнях говорят по-другому.

— Ты туда ходишь?

— Ну да, мама же там. Да и ты там тоже бываешь. Особенно, перед праздниками, когда сладостей много.

— Ещё не догадалась, служанкой ты никогда не будешь?

— Не знаю, не спрашивала. Она больше говорит, как мне в жизни повезло.

— Ну да. Благородной станешь со временем.

— Что, правда?

— Это не мои слова.

— Мне уже говорили, я даже разговаривать по-другому стала.

— Как мама выражается, качества человека определяются не происхождением, а воспитанием. Твои она ведь по своей книжечке высчитала?

— Точно. В крепости Линка играли. Нас человек десять было. Стала подзывать, картинки показывать, да вопросы задавать. Я последней была. Показалось, расспрашивала дольше других.

Тут у меня в мозгу щёлкнуло что-то.

— Роз, когда книжечку тебе показывали, там только девочки были?

— Нет, мальчики тоже. Но им она книжку не показывала, сказала, это игра только для девочек.

— Странно...

— Ничего странного, все же знают, Вторая Госпожа мужчин недолюбливает. Любого возраста.

Динка к нам поворачивается.

— Неправда! Она не мужчин, она людей вообще не любит. Ибо слишком хорошо их знает. Как снаружи, так и изнутри.

Могли бы и Динку писать посадить, окажись она тут. Но под руку подвернулась я. Говорят, есть люди, умеющие дословно записывать за говорящим, при этом совершенно не вдаваясь в смысл сказанного. Я не из таких.

Любопытство когда-нибудь погубит. Но не сейчас.

Знаю весь высший командный состав Армии Север. Учили, кто какую должность занимает. Да и бывают они все у Госпожи. Бывают по одному, по двое, но сегодня они все здесь. Я не замечала, чтобы в Замке готовились к приёму гостей. Но генералы здесь.

Значит, что-то важное решать собрались. Особо умным не надо быть, чтобы понять, какой вопрос обсуждать будут и решение примут.

— Предлагают личную встречу. Церковник этот согласен быть посредником.

— Они на самом деле дурные такие? Я ведь 'Молнию' не для красоты ношу. Окажись он на расстоянии выстрела — убью не задумываясь. Да и Меч этот всадил бы в меня кинжал с удовольствием. Уж кто-кто, а церковники должны знать, насколько далеко наша вражда зашла, тем более, сами стоят у истоков.

— Так то когда было. Сейчас считают, уничтожать имеющих душу, пусть и не признающих бога как-то нехорошо. Грешники могут раскаяться.

— Угу. И попутно болтают между собой, являемся ли мы одушевлёнными и есть ли у нас бессмертная душа вообще. Правда, тут им должное надо отдать — они только недавно спорить прекратили, есть ли душа у женщин, да и человек ли она.

— И что решили?

— Как ни странно, есть. Хотя женщина и ... дальше много слов нехороших, но их божок зовется 'сын человеческий', но был бог-отец, значит, женщина всё-таки человек, и душа всё-таки есть. Правда, я-то знаю — нету у женщины души. Равно, как и у мужчины.

— Молния...

— Ага, твоя, да и моя любовь неразделённая. Говорила уже — если разберусь, как такую ещё сделать — ты первым узнаешь. Но чего нет, того нет.

— Вопрос не в том, бить или не бить, вопрос в том, куда.

Госпожа усмехается.

— Пошутили и хватит. Для обсуждения вопроса 'куда?' мы и собрались. Слушаю! Высказываемся по старшинству, начиная с младших. Генералы линии.

В кои-то веки все генералы линии на совете у Верховного. Их пятнадцать, от угольно-чёрного, похожего на лесного зверя Зеона дель Гроэбли до почти мертвенно-бледного голубоглазого блондина Аренкерта.

Сил у большинства совсем немного. Они охраняют границу, препятствуют проникновению разбойничьих шаек. Кого-то серьёзного — хорошо, если смогут удержать у приграничных крепостей до подхода Верховного.

У Зеона линия упирается в море, у Аренкерта теряется в бескрайней холодной тундростепи. Зеон от жителей джунглей отличается только тем, что одежду носит и людей не ест. Хотя, на него глядя, в последнем сомневаешься.

Аренкерт, если не врёт, принадлежит к потомкам знати погибшего Архипелага и в родстве с императорской династией находится. В молодости в одиночку убил ужаса льдов — чудовищного приполярного медведя раза в два превосходящего обычных белых размером.

При этом пишет изящные стихи. Объект слишком многих девичьих грёз везде, где появляется. Как в замок приехал — такие вздохи начались. Сама признаю — генерал ослепительно красив, хотя и не до такой степени, чтобы мне захотелось влезть к нему в постель. Хорошо хоть он гость, а у нас тут крепость, где гостям далеко не везде можно ходить.

Эрескерт сказал про Зеона 'я грэд на девяносто процентов, житель джунглей — на десять. Он — наоборот'.

Зеона первым и спросили.

— Ничего о этой войне не думаю. Я всю жизнь в лесах и на жаре, в холоде и конным воевать просто не умею. Дохнут у нас лошади. Мухи болезнь разносят. Полосатым ничего, а боевые умирают.

Когда он приехал, много народу сбежалось смотреть. На чёрных великанов с непривычным оружием, на невиданных многими полосатых коней. Я смотреть не пошла. Полосатых лошадей у начальника конницы в зверинце видела. Нам говорили, они выносливые, но очень злобные, и почти не приручаются. Хотя, у генерала и полукровный конь жил, вполне приученный под седлом ходить. Говорили, на дальнем юге пытаются конную стажу границы на полосатых создать. Вот значит кто этим занимается.

— Предлагаю выделить столько отрядов, со скольки племенными владениями мы граничим, плюс общий резерв. Из них никто не сможет прийти на помощь другому, так как будет занят защитой своей земли. Таким образом, мы сразу лишим меча половины сил. Даже если он соберёт ополчение — оно уже будет меньше наших сил.

— Предлагаю наносить удар через — там сходится много дорог, плюс возможность действовать по рекам. Главная цель — занятие междуречья. Там самые богатые земли, и мы почти не будем нуждаться в снабжении. Заняв эти земли мы разорвём храатство на три плохо связанные части, и сможем в дальнейшем наносить удары по любой из них.

— Бить надо с моего участка Линии. Заняв район Древних гор мы лишим их источника серебра и золота. Сами знаете, их монеты литые, но из хорошего металла. Мечу нечем станет платить наёмникам и зависимым.

— Он им и так не платит.

— Верно, но и службы он от них может требовать девяносто дней в год, и не больше.

— Думаешь, сможешь лапу на рудники наложить, если твой план примут? Так сразу говорю — не обольщайся. Это серебро мимо казначейства не пройдёт. Хорошенько это запомни.

— Вы предлагаете рубить твари лапы-крылья-хвост, рассчитывая, что она сдохнет от кровопотери. Надо не так, надо сразу бить в сердце, даже не в сердце, а в мозг, чтобы наверняка. Мозг, центр этого мира, символ государства, новый святой град — вот наша цель. По ней и ударим. Всеми силами полевой армии.

— Они говорят, это самый большой город на свете.

— Они недалеки от истины, он больше почти всех наших, и даже насчёт столицы я не уверена. Но у них он один такой. Ударим. Возьмём в осаду. И пусть Меч армию собирает. Мы не будем искать его войско. Он сам к нам придёт. Он разобьётся о наши ряды, пытаясь спасти столицу. Падёт город — падёт и храатство.

Снова чувствую себя как маленькая, отдавая листы. Играет на губах такая знакомая полу усмешка. Вот только куда больше усталости в глазах. Просматривает, ставя на каждом подпись. Подписанные потом сдадут на хранение. Не подписанные придётся переделывать, как она скажет. У меня таких не оказалось.

Говорит задумчиво.

— Когда-нибудь, о происходившем сегодня будут судить по этим записям. И никто не задумается, отражено ли в них то, что на самом деле было сказано... — усмехается.

Я в очередной раз заподозрила, Великая Дина читает мысли, ибо сказала ровно то, о чём я подумала.

— Не боишься?

— Чего?

— Глупенькую из себя не строй, тебе не идёт. Ты ведь поняла, о чём мы говорили. Да и глупо бы было ждать обратного.

— Чего бояться? Меня всю жизнь учили воином быть, убивать я умею, уставы все знаю.

— Знает она... Этот конь не вынесет двоих. Знаешь о чём я?

— Да. Земля очень велика, но место есть либо для нас, либо для храатов. Останется только один, и это будем мы.

Усмехнувшись, перебирается за знаменитый стол. Привычно слежу, как она двигается. Сейчас почти не хромает. Показывает на кресло по другую сторону стола. Знаю, казначей очень злится, когда меня в нём видит. Её вообще слишком волнует, кто на парадах да приёмах рядом с кем стоит или сидит.

Динка говорит, у тёти новый страх — боится, я стану слишком влиятельной. Ей смешно, мне не особенно.

Госпожа показывает на поднос с маленькой жаровней и трубочками. Чуть ли не единственная вещь здесь, что может считаться, безусловно, женской. Мужчины такие длинные и тонкие не курят. В замке можно только гнутые солдатские трубки купить и пайковый табак, и нам его не продают. Вот только у Динки и Линки свои источники, и с остальными они щедро делятся.

— Угощайся, — затягивается сама, не глядя в мою сторону.

Как там это вдыхать надо? Горло першит, кашляю.

Госпожа, чуть щурясь улыбается мало кому знакомой дружелюбной улыбкой.

— Значит, и правда не куришь. Думала, моя тебя перехваливает.

— Уверена?

— Исходя из доступных мне данных о состоянии войск.

— Уверена она... Я вообще-то, тоже. Ладно, колесо обороты сбавило, а то как белка вертелась. Три границы, южане, внутренние враги, да ещё миррены. И так невесело, да ещё Рэдд на них словно помешался. Подбивает флот строить и за экватор идти. Адмирал Юг всецело его поддерживает — ещё бы, тот с ним деньгами поделился, а денег у Рэдда в разы больше, чем кажется. Говорил, чтобы адмирал заказал побольше тяжёлых пушек в приморские крепости.

— Плакали генеральские денежки. Дине и мне он тоже про мирренские зверства много рассказывал.

Смеётся.

— Ай да Рэдд, всюду поспевает! Вот адмирала ты плохо знаешь. Он хоть и пират наполовину, в некоторых вопросах предельно честен. Мирренов слишком много развелось в водах у наших владений, и он их опасается. Заказ уже размещён, аванс получен и честно пропит.

Нравится ей иногда дурачиться, словно Динке сестра с разницей в год.

— Ладно, шучу. Осадный парк готов полностью, даже пара личных игрушек нашего бледненького отлита. Мастерам без работы долго сидеть вредно, так что работы уже начаты, только как он пушки к себе повезёт — не моя забота. Мне ведь доступ в Южные воды как бы не нужнее, чем адмиралу. Знаешь, зачем?

— Да. Вы сами разрешили те доклады читать.

— Я не одной тебе разрешила. Только... Итак, что прочитала?

— Селитра. Оттуда к нам идёт селитра и порох. У нас в селитряницах она вызревает куда медленнее. Местные пасут своих быков на определённых пастбищах. Потом пастбище выжигается.

Селитра была у южан, но у них были только осадные орудия.

— И плохой порох. За Линией пусть придурки, да не совсем, и не просто так меня зовут огненным демоном.

— Они знают про нашу артиллерию?

— Знают, что я умею рушить крепостные стены, и — в глазах играют озорные искорки, — укрепляют их.

— Как?

— Обходят по кругу с крестами, молитвами и брызганьем святой водой. Правда, они не ждут, что я приду. Так, на всякий случай. Этот Меч возомнил, сокрушить нас — священная миссия. Только вот сокрушалку отрастить я ему не дам.

О стратегии, тактике, составе пороха, использовании артиллерии иногда нам рассказывала сама Госпожа. Даже о сложном умудрялась говорить с любимыми злыми шуточками. Самое сложное понимала самая глупенькая, записывая за Госпожой. Меня больше всего поразило, с какой скоростью она заряжает ружья, как обычные, так и 'дыроколы'. Динка и то с завистью смотрела, хотя стрелять может куда больше нас.

Учили яды делать и распознавать. Вот уже не знаю как, но младшая сестра убедила старшую дать несколько уроков. Запомнилось надолго. Знала, конечно, дочери Чёрной Змеи ничего не умеют делать плохо. Но показанное казначеем завораживало. Яд в еде, яд в питье, нанесённый на кожу, убивающий при рукопожатии, яд в туши для век, лаке, креме или помаде. Обыденная вещь, способная убить. Другая помада, убивающая при поцелуе в губы, или даже в щёку. Медленные, быстрые и почти не распознаваемые яды. Говорила ровно, но мне показалось, с какой-то злобной радостью описывала действие медленного яда, что распознаётся легко, но противоядия от него нет. Кажется, ей повезло угостить этим ядом кого-то из старых врагов, и до конца полюбоваться агонией. На фоне этого рассказа показ, как можно спрятать крупинку отравы под ноготь и подкинуть в бокал уже совершенно не смотрелось.

Уже к концу первого урока казначея многие сидели с белыми от ужаса лицами. Была зима, южане и мы грелись по крепостям. Уроков казначея стали бояться. Все, кроме бесстрашной Динки и меня. При мне казначей говорила сестре, никогда и никому из её девчонок не навредит. Всё верно, а вот насчёт не пугать никого не договаривались. Тем более, не столько она пугала, сколько некоторые сами додумали, исходя из слов Кэретты, невесть что.

Многие части ядов совсем не сложно достать.

Где большое количество женщин, неважно какого возраста, там ссоры и склоки неизбежны. Госпожа ведь когда говорит про нас, 'у меня в замке чудный цветник', но когда приходится вмешиваться в слишком далеко зашедшую, вплоть до упёртого в грудь оружия, ссору, от неё услышишь 'ну и змеятник я тут развела'.

Одна из причин ссор — грызня за внимание Госпожи и Динки. Понятно, последнее время многие сильно не любят меня. Но не любят втихую, каких либо проделок различной степени злобности могу не опасаться. Лицо малоподвижное, смеюсь редко. Никто не знает, что у меня на уме, и чего ждать от Угрюмой. Ведь если что не так — просто бью кинжалом в сердце без предупреждения.

Плохая слава — временами хорошая вещь, чем беззастенчиво и пользуюсь. Так и мне спокойнее, и излишнюю злобу кое-кто при себе придержит. Сталь ведь тоже, в общем-то, серая. Как и мои глаза. Иногда глянуть достаточно, или из-за угла резко выскочить, чтобы человек крепко задумался, стоит ли некоторые вещи делать.

После уроков казначея некоторое время все, кроме меня и Динки, ходили в перчатках. Многие стали прятать по самым дальним углам косметику. Перестали что-либо давать друг другу. Дружеские и не очень, поцелуйчики, тоже прекратились.

Табак тоже просить друг у друга перестали.

Нам курить вроде как нельзя, но многие дымят втихаря, беря пример с Динки. На уроке кто-то набралась храбрости и спросила казначея, можно ли табак отравить. Последовало подробное объяснение, как именно.

Только Динка веселится по-прежнему. Чёрные ногти, и ставшие чёрными после урока про косметику, губы, смотрятся совсем уж зловеще. Да и для меня как-то иным светом заиграло, что Госпожа помадой, пудрой да прочими тенями не пользуется.

Далеко не сразу всё стало по-прежнему. Умеет всё-таки казначей шутить, мрачно, как и остальные Еггты, и одновременно, своеобразно.

— Подожди.

Динка идёт к двери и запирает. Что ещё в голову взбрело?

Достаёт деревянный ящик, окованный железом с двумя замками.

— Вот, — протягивает тяжёлый пистолет с колесцовым замком, — Видишь? Сказали, тебе можно показать.

Верчу в руках.

— Казнозарядный?

— Не просто. Видишь?

Показывает пояс с двадцатью двумя гнёздами, в каждом бронзовый цилиндрик.

— Знаешь, что это?

— Похоже на зарядную камеру для пушки, только маленькую.

— Хм. Верно. Пошли, постреляем, — перебросив пояс через плечо, идёт отпирать дверь.

— Ты пороховницу не взяла.

— А твоя внизу лежит? Правильно? Для показа хватит того, что есть.

Не целясь, стреляет в мишень.

— Теперь смотри! — отводит рычаг у замка. Часть ствола отходит вбок. Резко вытаскивает такой же цилиндр, как на поясе. Вкладывает новый. Снова стреляет.

И всё повторяется. Третий выстрел. Пятый. Десятый.

— Понимаешь, что это значит?

— Да. У этого оружия скорострельность в десять раз больше, чем у обычного пистолета. Его так сложно делать?

— Ты как всегда, в самую точку. Не столько сложно, сколько дорого. И главное — невозможно произвести количество патронов, что хотя бы для сотни стрелков на бой хватило. Если бы их можно было делать быстро — давно на том берегу океана сапоги мыли. А так — с десяток таких стволов только, да и то, каждому стрелку помощник нужен — патроны снаряжать.

— Стрелок с помощником, пусть даже двумя, заменят десяток а то и два. Всё равно, выгодно. Наверно, и ружья такие есть?

— Есть, и ма говорит, за ними будущее. Но дульнозарядные в разы проще и их можно делать намного быстрее.

Теперь смотри и запоминай, покажу как разбирать-собирать, и патроны снаряжать. Что так смотришь?

— Ты же никогда и никому не объясняешь ничего.

— А вот тебе велели объяснить и показать. Ты из тех, кто должен уметь пользоваться любым из имеющегося у нас оружия. Так что, смотри, и запоминай.

Оказалось не сильно сложнее обычного пистолета. Усвоила с одного раза. Расстреляла оставшиеся патроны.

Сидела потом вместе с Динкой, патроны перезаряжали. Довольно быстро, но не для боя занятие. Если каждый стрелок должен запас на несколько боёв иметь, да то, что в обозе и на складах.

Счёт начинает идти уже на десятки миллионов. Столько мы сделать не в состоянии. Хочется надеяться, пока.

* * *

Нет, действительно не представляла, сколько солдат в Армии Север. А теперь единственным по-настоящему крупным вооружённым формированием во всей Империи. Одно дело, читать штатную численность. Пусть и заниженную. И совсем другое видеть всё в живую. Знала, в столице полно солдат, город изначально строился как крепость и лагерь. Редко бывая в городе, не придавала значения.

Да и многие части последние года были в других местах. Сейчас же собираются все и всё, что можно собрать. Город просто не рассчитан на такое число людей. Кругом развёрнуты временные лагеря, хотя, в них по-моему в основном перешедшие на нашу сторону бывшие части Безглазого и других колеблющихся.

Кажется, в Замке впервые при мне штатная численность гарнизона. Людей новых очень много. Нам все велено носить офицерские наплечники и мечи. Впрочем, почти всех и так с прислугой не перепутаешь, даже если захочешь.

Пока никаких происшествий не было.

Госпожа почти всё время на стрельбище — отстреливает новые орудия. Да и мы там часто бываем. По-настоящему стрелять учимся. И в пешем строю, и с коня.

Динка уже оценила кавалерийские пистолеты. Ружьё и пара положены всем. Не всем ещё роздали, но многие, в том числе и я, за свой счёт обзавелись. Колесцовые замки надёжнее, хотя и дороже.

Поняла уже, в пехотном строю главное не меткость, а быстрота перезаряжания. К нарезным дыроколам это не относится, но сколько таких ружей сделано? Динка хвастается многозарядным нарезным ружьем. Говорит, оно как пять дыроколов стоит. Не врет, скорее всего, тем более, двуствольными пистолетами обзавелись многие.

Ружей навидалась всяких. Лёгкие, как у нас, с рук стрелять. Тяжёлые — только с упором, можно и без, если с Начальника конницы ростом. С расширенным стволом — бить картечью.

Странным показалось гранатовое ружьё. Ствол короткий, калибр большой, отдача вообще с ног многих сшибает. Есть варианты для пехоты и конницы. Приказано, стеклянными гранатами стрелять только из таких ружей. Не поняла, Динка охотно разъяснила. 'Стекло бьётся. Осколков много мелких. В ране застрянут — готовое заражение. Даже, если и уйдёт — недолго протянет. Выгода сплошная. Там, куда идём народу много, но вот в хороших доспехах — не то, чтобы очень'.

Сказала и облизнулась страшновато.

— Доспех видите? За Линией такие очень любят покупать. Этот мастер там самый известный. Стоит раз в десять дороже, чем те, что на вас. А теперь стреляйте.

Пробито. Никто не промазал. Почти решето получилось.

— А теперь пусть любая, у кого простой доспех, снимет и поставит на стойку.

Решилась рыженькая Кэрдин. Она хоть и не самая младшая, но очень маленького роста и ходить в броне не любит.

— Что встали? Стреляйте!

Опять никто не промазал.

— Видите? Только вмятины. Кто ещё на тяжесть жаловаться будет? За Линию такой металл не продают. Его не берут наши пули, их стрелы не возьмут и подавно.

Кэрдин ежится.

— Стольки пулями меня бы точно сбило с коня и сильно контузило.

— Угу. Если бы я из 'дырокола' бахнула — вообще убила бы.

— Дин, я тебе ухи как-нибудь оторву за шуточки. Не забыла, сколько дырокол перезаряжать надо?

— Ты же хотела дыроколами всех вооружить.

— Хотела и сейчас хочу. Но нет двух вещей. Времени и денег.

— Но если найдём, то броня станет ненужной. Сталь, что пулю дырокола держит, сделать можно, но ходить в такой броне только дядя сможет, да ещё Рэдд может быть.

— Если ты заметила, Линк сейчас больше интересуется облегчённой бронёй.