Мечтают ли андроиды о медовиках (джен)

Короткая вспышка озарила коридор отсека, ведущего к докам. С его же стороны раздалась приглушенная ругань на смеси трех языков, звук воды, стекающей на пол, а потом и хлюпающие шаги. Вскоре из-за поворота появился сам источник звуков, мокрый, бледный и злой, как цепная собака.

Добраться до Рахи оказалось посложнее, чем до Заповедной Рощи. Без метлы и на одной памяти о порталах в школу Птолемея, Ян Полуэктович телепортировался мелкими прыжками — сначала в центр грозы, а потом с каждым разом глубже и глубже в толщу воды, вниз, куда хватало обзора. Погибнуть он при всем желании не мог, но наглотался воды так, что та, казалось, при ходьбе булькала в легких.

Смотреть на ошметки столицы Корги Ян не собирался. По обнесенным водорослями развалинам он прекрасно и так видел, в какой части Рахи находится. За мутной водой и почти сотней лет с последних воспоминаний об этом месте прятались некогда аккуратные белые здания солнечного города, превратившегося в кладбище уже полвека назад. Янус не любил кладбища и не любил на них находиться, поэтому редко посещал Жижи и не планировал задерживаться здесь. Собираясь уже было пойти за студентами Адама, он почти столкнулся с ними нос к носу в Бьюкеншире и, решив не мозолить им глаза, отправился сюда осмотреться. Было интересно.

Открывшаяся картина совершенно не шла в разрез с тем, что Ян Полуэктович себе представлял. Стерильные корпуса, перестроенный Институт Святого Птолемея, обслуживание автоматизированными системами и, как и предполагалось, никого из живых. О том, что здесь произошло, кем был Эниак, почему после экскурсии мезовцев вместо здания опять оставались одни развалины, и как так вышло, что культ искусственного интеллекта вообще появился, Ян считал, что узнает позже, из первых рук. Любопытство не было пороком призрака, особенно уж в тех вещах, которые могли подождать.

В монотонном голосе, отсчитывающем последние минуты Рахи, Ян не без труда узнал Рихарда Лоссара, старого и давно погибшего друга.

— Ох, Ричи, опередил ты свое время, что тут скажешь.

Рихарда он помнил молодым и энергичным директором Птолемея: в его руках все спорилось, в голове постоянно рождались идеи, а во взгляде читалась бешеная жажда знаний, интеллектуальный голод, который тот утолял в своих бесконечных лабораториях и экспериментах. Рихард погиб уже в преклонных годах от взрыва прибора контроля за погодой. Он погиб, но разработки его, кажется, прожили самостоятельно куда дольше.

Призрак на ходу поднял валявшуюся на полу простынь и энергично потер ей мокрую голову. Обратно добираться будет проще, из знакомого места в знакомое: Ян надеялся обойтись без соленых ванн и грозовых фронтов.

Он вышел в широкий отсек с вереницей переборок по периметру. У одной из них, всматриваясь в иллюминатор, стоял, как оловянный солдатик, темноволосый худенький мальчишка лет двадцати пяти.

— Ты, должно быть, парень с самым неудачным именем островов. Вечер добрый, мальчик мой, и мне совсем не интересно, что тут произошло.

Быстрые шаги призрака сбились, когда он приблизился к Йеремии, губы сложились в удивленное "о". Сильный легиллимент без труда почувствовал, что "мальчика" в его молчаливом собеседнике было ровно на одну черепную коробку и не больше.

Ян не мог сориентироваться за минуты и найти здесь архивы или лабораторные отчеты. Но знания Рахи не должны были пропадать зря, и он надеялся, что у андроидов бывшей школы Святого Птолемея была общая нейронная информационная сеть, и в мальчишке с немного знакомым лицом есть конденсат всего, что здесь через пару минут погибнет.

— Проявишь агрессию — сломаю шею, ферштейн? Это, конечно, не так героически, как отключиться, глядя в окно на разрушающийся мир, но зато с достойной мотивацией. Идем домой, Еремей.

Призрак мгновенным движением взял андроида за плечо и пропал вместе с ним. Воздух в коридоре электрически потрещал еще пару секунд, но вскоре в Рахе наступила закономерная, правильная, могильная тишина, разрезаемая только голосом Рихарда Лоссара.