В начале пути (джен)

Запахнув бушлат, Джейн поправила наушники. В эфире не было ничего, кроме треска приближающейся грозы.

Война началась четыре дня назад, сегодня австрийский флот снова столкнулся с итальянским у острова Вис и снова разбил его и теперь господствовал на востоке Средиземного моря, готовый рассечь Империю надвое... Эскадра Суэцкого канала не сможет долго противостоять целому флоту, но для того, чтобы это сделать, австрийцам и туркам необходимо перекрыть Гибралтар. Но для этого им было необходимо справиться с британским Средиземноморским флотом и французским Флотом Средиземного моря.

Но для этого даже у двух объединённых флотов — австрийского и турецкого — не хватало сил. А значит, главную опасность представляли подводные лодки... За которыми и охотился катер, радистом на котором служила мичман Джанет Бхай.

Минутная стрелка коснулась двенадцати, и Джанет доложила:

— Тишина в эфире!

— Искусственных шумов нет! — откликнулся гидроакустик от с соседнего пульта.

Ещё один час прошёл... И ещё час остался, а потом их судёнышко вернется в Гибралтар и можно будет отдохнуть. И провести ночь в своей постели... А может, и в чьей-то ещё — она бы не отказалась. Всё равно, пастор Макдауэлл отпустит грехи, не глядя, а Дейви Джонс, случись что, и спрашивать не станет... Вот поэтому она и сбежала из Лондона — отец, пусть и женившийся на крещёной индианке, был человеком до ужаса старомодным и набожным. Общаться с ним после смерти матери становилось всё тяжелее, и в конце концов Джанет не выдержала. После очередной ссоры она просто хлопнула дверью и ушла. И не останавливалась до самого Гибралтара, где записалась на флот под фамилией матери...

Слабый, едва различимый писк в наушниках отвлёк девушку от мыслей о Лондоне. Схватив карандаш, она зачеркала в блокноте, перенося смутные сигналы из эфира на бумагу. Двадцать секунд, двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь секунд — сигнал пропал. Не снимая наушников, Джанет быстро переписала ряд цифр, присвистнула и крикнула:

— Стэн, перехват! Не наш!

Лейтенант Стэнли Гейл заглянул в рубку и приказал:

— Акустикам внимание! Джейн, как далеко передатчик?

— Где-то на Адриатике.

— Где его слышно?

— Приемлемо? Миль на сто восточнее.

— Запроси подкрепление и иди отдыхай. К утру здесь станет жарко...

Джанет застучала ключом, вызывая Гибралтар и сообщая о перехвате. Короткое молчание — и в наушниках раздаётся писк ответа.

— Есть квитанция, — Джанет стянула наушники. — Кэт, твоя очередь.

Напарница кивнула, надела наушники и заняла место Джанет. Блондинка, в свою очередь, перебралась в кубрик, устроилась в гамаке, заложила руки за голову и закрыла глаза. Утро будет жарким... Охота на австрийские субмарины в грозу и шторм — рискованное дело, а если одна из них всё-таки решит потратить торпеду на пятидесятитонную посудину и попадёт — не останется ничего. Но даже если и нет — от этого не легче. Проскочившая подлодка в гавани — это катастрофа. «Микаса», отправленный на дно русской подлодкой прямо на рейде, тому порукой... А ведь это было десять лет назад.

Сон не шёл, и Джанет, чертыхнувшись, выбралась из гамака, натянула бушлат и поднялась на палубу.

Когда-то, когда ей было лет семь, вся семья выбралась в Монако, на выставку, где были картины её матери. Тогда — летом — море было тёплым, спокойным и ярко-лазурным… Сейчас то же самое море были совсем другим. Тёмным и злым, исхлёстанным дождём и разъярённым ветром — и таким оно нравилось Джанет гораздо больше. Море войны... Джанет сунулась в кубрик, схватила альбом и карандаш и принялась рисовать. Ей было далеко до матери, но рисовать она умела и любила. И сейчас, в ожидании боя, она рисовала зимнее Средиземное море.

— Рисуешь? — Стэн на секунду опустил бинокль. — Неплохое занятие... Ты понимаешь немецкий?

— Немного, а что?

— На всякий случай. Может, удастся перехватить нешифрованную передачу.

— Это к Кэт — она свободно болтает на немецком, — блондинка не отрывалась от рисунка. — Как думаешь, их много?

— Не больше пятидесяти... А если серьезно, то две или три... А хватит и одной.

Джанет поёжилась, вспомнив последние новости — не далее, чем позавчера немецкая подлодка походя отправила на дно Английского Канала сразу два крейсера и покалечила третий. Это было настоящим шоком для всей Британии, а во всех базах судорожно усиливали противолодочную оборону...

— Джейн, иди спать, — Гейл снова опустил бинокль. — Завтра утром нам понадобятся твои уши.

С этим трудно было не согласиться, но девушка оставалась на палубе, пока не стемнело окончательно. Вернувшись в кубрик, она убрала рисунок в папку, папку бросила в мешок, завернулась в одеяло и почти мгновенно заснула.

Разбудил Джанет свисток боцмана, игравшего побудку. Выругавшись по себя, девушка влезла в ботинки, накинула бушлат и выбралась на палубу. Ветер усилился, на горизонте сверкали молнии, рядом взлетали на волнах два патрульных катера... Прошмыгнув в надстройку, Джанет хлопнула подругу по плечу, забрала наушники и втиснулась за радиостанцию.

В эфире было шумно. Патрульные катера активно переговаривались, гидроакустики вслушивались, выискивая в плеске волн и шумах обитателей моря жужжание электромоторов и тихий шорох винтов... Отстучав свой позывной, Джанет выслушала ответы, выдала подтверждение и приготовилась слушать...

На австрийских же частотах царила тишина. Если вражеские субмарины и были где-то поблизости, они скрывались под водой и молчали...

— Контакт! — неожиданно крикнул акустик. — Курс сто двадцать, дальность семнадцать кабельтов!

Снова застучал ключ, передавая данные. Катера легли на новый курс, преследуя появившегося противника, а Джанет мёртвой хваткой вцепились в ключ, посылая в эфир цифры, выкрикиваемые гидроакустиком...

Четыре подлодки. Восемь торпед у каждой. А в Гибралтаре — шесть линкоров, три линейных крейсера, дюжина лёгких крейсеров и всякая мелочь... И потеря даже эсминца будет весьма болезненной для Империи, а ведь никто не станет размениваться на эсминцы, если видит линкоры. Четыре австрийских подлодки в Гибралтаре — это катастрофа... Джанет едва не прикусила язык, когда катер сорвался в резкий вираж, вцепилась одной рукой в наушники, а второй — в стойку радиостанции и закричала:

— Что случилось?!

— Выходим в атаку! — рявкнул в ответ Стэн. — что в эфире?!

— Боши молчат!

— Право десять!

Катер снова развернулся, с кормы полетели в воду серебристые цилиндры глубинных бомб... Катер дрогнул, за кормой взлетели фонтаны воды. Новый вираж, снова летят за борт бомбы, Джанет застучала ключом, передавая дистанцию и глубину, катера разошлись, застопорив двигатели...

Напряжённая тишина. Сейчас каждый сам за себя, и Джанет только слушает — и не слышит ничего, кроме молний. Тишина в эфире, молчание под водой... Гидроакустики ловят малейший шорох, где-то внизу крадутся в тесном нутре субмарин люди... Кто не выдержит первым? Катера, которые треплет надвигающийся шторм, или подводные лодки, задыхающиеся у дна?

Тишина в эфире, молчание под водой... Малейший шорох — и за борт снова полетят бомбы, сомнется металл, забурлит покрывшаяся масляной плёнкой вода...

— Право десять, один кабельтов! — крикнул акустик, зарычали двигатели, катер заложил вираж, за кормой выросли столбы взрывов...

— Есть поражение! — снова закричал акустик, пальцы Джанет снова нажали на ключ, передавая в эфир единственное слово — «Поражение».

— Шум винтов, курс девяносто два! Дистанция увеличивается!

Снова стучит ключ, повторяя доклад, и через несколько секунд в наушниках раздаётся писк.

— Не преследовать! Возвращаемся!

— Курс к базе, полный ход! — в голосе Стэнли — облегчение.

Катер подпрыгивает на волнах, корпус мелко вибрирует, рокочут моторы. Джанет лежит в гамаке, заложив руки за голову, вспоминает закончившийся бой и улыбается.

Если бы не тот обрывок немецкой передачи, который она поймала, если бы не вера Стэна в возможности радио — они почти наверняка не заметили бы врага. И сейчас Средиземноморский флот стал бы слабее на несколько кораблей — или, что ещё хуже, был бы заперт в Гибралтаре, если подлодки несли мины. А тем временем австрийский флот вцепился бы в глотку эскадре Суэца — и Британская Империя рисковала бы потерять Восток... И всего этого не случилось благодаря острому слуху и ловким рукам Джанет Бхай... и новому припою, конечно. Джанет усмехнулась. Завтра с утра она снова займётся радиостанцией катера и напишет доклад, в котором будет тщательно и подробно расписана необходимость систематического радиоперехвата. Ну а сегодня вечером... О, сегодня вечером она сделает гадость. Добротную, внушительную гадость каждому радиолюбителю, говорящему по-немецки...

Мурлыча себе под нос какой-то бойкий мотивчик, Джанет хлебнула кофе, уселась за радиостанцию, взялась за ключ — и тысячи таких же любителей радио по всему миру услышали треск морзянки: «730L. Плачьте, серые крысы — лев не уйдёт со Скалы!»