Набросок (гет)

Фехт с утра опять куда-то запропастился, и Бонка по привычке направилась на пристань. Прежде, чем выбраться из проулка, она внимательно огляделась — не видно ли поблизости Бритвозуба или ещё какого-нибудь неприятного типа из числа тех, которые к ней постоянно приставали.

Однако всё было в порядке. Несколько знакомых грузчиков, таскавших доски и ящики из склада к причалу, приветливо с ней поздоровались. Скучавший в отдалении стражник и оживлённо о чём-то беседовавшие моряки не обратили на портовую бродяжку никакого внимания.

Бонка прошла вдоль складов, насторожённо заглянула за сложенные штабелем бочки и увидела знакомую фигуру.

— Джакомо!

Живописец что-то сосредоточенно рисовал, время от времени бросая быстрые взгляды на стоявшие в гавани суда. Рядом с ним лежал распахнутый плоский ящик, в котором, как уже знала Бонка, он таскал с собой бумагу, уголь и краски с кистями.

При звуке её голоса художник обернулся. Его бледное лицо расплылось в улыбке, тонкие усики некрасиво встопорщились.

— А, Бонка! Рад тебя видеть.

Девушка улыбнулась в ответ и подошла поближе.

— Жаль, что не удалось завершить твой портрет. Влетело тебе в прошлый раз?

— Нет, ничего. Фехт поворчал немного и простил. Правда, если он сейчас вернётся и увидит нас здесь, то мне уж точно достанется, — весело отозвалась Бонка.

— Пусть только попробует поднять на тебя руку! — воинственно выпятив вялый подбородок, заявил Джакомо.

— Ох, вот только ещё одной ссоры мне не хватало! Его же сразу на каторгу отправят, если схватят за драку. Мы вряд ли сможем собрать денег на штраф. Ты это хоть понимаешь? — сказала Бонка. Её веселье при мыслях о такой перспективе погасло.

— Понимаю, — пробормотал Джакомо. — Мне стоило немалого труда уговорить содержателя таверны не доносить на Фехта стражникам. Кстати, я ведь так и не заплатил тебе за прошлый раз, — засуетился он и полез в кошель.

— Нет, нет, не нужно! — запротестовала Бонка. — Тебе же наверняка пришлось заплатить хозяину «Винной бочки», чтобы он не поднял крик. Так ведь?

— Это моё дело. Вот, держи. И не возражай, — решительно ответил живописец и высыпал в её торопливо подставленные ладони горсть монет.

— Ох, много как! Здесь сколько? — растерялась Бонка.

— Тридцать золотых. Заплатить всё, что обещал, не смогу. Работать над портретом я ещё толком и не начал, а позировать мне дальше ты не сможешь. Так что извини, — несколько сконфуженно произнёс Джакомо, будто в чём-то был перед ней виноват.

— Ты и так слишком добр ко мне! — спрятав золото, воскликнула девушка.

— Я добр к тем, кто вызывает у меня желание быть добрым, — ответил художник.

— Ты странный. Я никогда таких не встречала. Но хороший, — призналась Бонка. — Мне пора бежать.

— Вот, возьми на память, — грустно улыбнувшись, сказал Джакомо и протянул ей извлечённый из ящика листок с чёрно-белым изображением. — Я обвёл, чтобы не стёрлось. Заодно подработал детали.

— Ой! — кинув на рисунок быстрый взгляд, зарделась Бонка. — Это я?

— Ты.

— Неужели я такая красивая и... смелая? — подняла на него девушка взгляд, полный радостного изумления.

— Ты намного прекраснее. Но моего скромного таланта не хватает на то, чтобы передать это. Сохранить такую чистоту, такую любовь к жизни и людям среди всей этой грязи... — Джакомо обвёл порт широким жестом.

— Какая же здесь грязь? Тут портовые работники каждый день подметают, — то ли не поняв его, то ли сделав вид, будто не поняла, со смехом ответила Бонка. — Что собираешься делать дальше? Останешься у нас в Дракии?

— Нет. Закончу тут пару небольших заказов и поеду в Хоринис. Говорят, магический купол над каторгой оказался разрушен и в окрестностях города рыскают шайки беглых заключённых. Там наверняка вскоре произойдут какие-то значительные события, не хочу их пропустить.

— Так, значит, Барьер и в самом деле исчез? — испуганно хлопнула ресницами девушка.

— Если мне сказали правду, то да... Ладно, беги, а то твой ревнивец, наверное, уже тебя обыскался, — вздохнул художник.

— Да, мне пора. Прощай!

— Прощай.

Бонка, воровато оглядевшись, сделала шаг к Джакомо и чмокнула его в щёку. А потом заспешила прочь, на ходу пряча листок с рисунком.

Отдалившись от бочек, закрывших от неё живописца, она с задумчивым видом зашагала к узкому проулку между складами, свернула за угол и испуганно вскрикнула, натолкнувшись на Фехта.

— Опять к своему рисовальщику бегала? — хмуро спросил тот.

— Не сердись, Фехт! Я только забрала деньги.

Рыжий, судя по выражению лица, собрался ответить что-то резкое, но каким-то чудом сдержался и только с досадой махнул рукой.

— Ладно, идём завтракать, я там хлеба и молока принёс... Да не смотри ты на меня так! — возмутился он, перехватив взгляд Бонки. — Не украл я их, на рынке купил. Я же на заготовке леса заработал кое-что. Идём!

Добравшись до разлапистого дерева, по которому проходил путь в облюбованное ими убежище, Фехт остановился.

— Кстати, на рынке я познакомился с матросом одним. Герном его звать... — как бы между прочим проговорил он. А потом рявкнул так, что Бонка испуганно вздрогнула: — Ты почему не рассказала, что тебя опять чуть не изнасиловал какой-то подонок?! Я тебе что, чужой человек уже?

— Не сердись, Фехт! Я просто не хотела тебя огорчать. Ничего же не случилось, — опустив глаза, виновато пробормотала Бонка.

— Герн рассказал, как было дело. Похоже, этот твой Джакомо всё-таки не настолько никчёмный человек, как мне сразу показалось, — хмыкнул Фехт. — А ту вонючую тварь по кличке Бритвозуб можешь больше не бояться. Капитан запер его в трюме до конца стоянки, а после ещё одной такой выходки вообще пообещал за борт выкинуть в открытом море. Повезло уроду, не то с ним было бы как с тем бродячим торговцем...

О торговце, который года полтора назад вышел из города, но ни на одной из ферм или охотничьих стоянок в южной части Хориниса так и не объявился, все давно уже забыли. Но Бонка, конечно, помнила и его потную рожу, и мерзкую вонючую пасть... Фехт и Бабо в тот раз заметили, что в проулке за рыбной лавкой происходит что-то неладное, в самый последний момент.

Побитый мерзавец убрался, изрыгая угрозы. К счастью, свидетелей у него не оказалось — семья Бабо пользовалась в городе уважением, а хозяин рыбной лавки, хоть и побоялся вмешиваться, потом сделал вид, будто ничего не заметил. Поэтому друзьям даже штраф платить не пришлось.

Куда делся торговец, выйдя два дня спустя из северных ворот Дракии, Бабо так и не узнал. Знал об этом только Фехт, а Бонка догадывалась.

— Давай, лезь первой, — подтолкнул Фехт Бонку к дереву. — Да что у тебя там? Что ты прячешь? Покажи! — потребовал он.

Бонка, покраснев, вытащила рисунок Джакомо и протянула рыжему.

Тот нетерпеливо выхватил его из рук девушки, вгляделся, засопел, брови его гневно сошлись к переносице, но... Но в следующее мгновение гнев его куда-то исчез, сердитые складки на лице разгладились и оно приобрело восхищённое выражение.

— Какая же ты всё-таки у меня красивая! — подняв на Бонку сияющий взгляд, выдохнул Фехт.

* * *

— Я нашел твои записки, — подойдя к замершему в нетерпеливом ожидании Бабо, сказал давешний чужак.

С души послушника словно рухнул многопудовый камень.

— Правда? Спасибо, ты спас меня! Я даже не знаю, как тебя благодарить... — запинаясь, проговорил он.

— Эй, не спеши благодарить. Я решил изменить условия нашего договора. Мы с Игарацем теперь партнёры. Так что ты должен и ему, и мне, — как ни в чём не бывало заявил «спаситель».

Бабо словно молотом по затылку хватили. Он замер, открыв рот. В глазах у него потемнело.

— Эй, приятель! Да на тебе лица нет. Успокойся, я просто пошутил! — оценив произведённый эффект, в примиряющем жесте вскинул ладони чужак.

— Пошутил? Пошутил, Белиар тебя возьми?! — чувствуя, как ярость сжимает горло, прорычал Бабо.

— Да, да! Просто успокойся. Отдам я тебе твои бумажки, — поспешно проговорил тот, поняв, что шутка не удалась.

— Это действительно мои? Ты уверен? Покажи! — потребовал Бабо.

— Вот, держи.

— Да, все на месте, — развернув бумаги, подтвердил Бабо. — Ты читал их?

— Это имеет какое-то значение?

— Пожалуй, нет, когда они у меня в руках, — подумав, ответил послушник. Вновь завладев драгоценным письмом и портретом, он почувствовал себя куда увереннее. — Теперь я надеюсь, что смогу опять спать спокойно.

— На твоём месте я бы их сжёг, — посоветовал чужак.

— Нет! — Бабо прижал бумаги к груди, будто кто-то их мог у него вырвать прямо из рук.

— Ну, дело твоё... Ты мне кое-что обещал. Забыл?

— Нет-нет, что ты! Вот, держи.

— Неплохо, — сказал спаситель, пряча полученный свиток с заклинанием в сумку. — Кстати, я тут осмотрелся, с людьми поговорил и решил стать послушником в вашем монастыре. Вот только деньги на взнос соберу.

Незнакомец, не глядя, засунул награду в сумку, повернулся, чтобы уйти, но словно что-то вспомнил и остановился.

— А эта Бонка — она тебе кто? Это ведь она там нарисована? — спросил он.

— Бонка... это Бонка, — слабо улыбнулся всё ещё бледный после пережитого потрясения Бабо.