На диете мы сидели... (гет)

Бантаны, конечно, мастера сердечками стрелять в фанатов, но вот чтоб реально купидонами поработать и свести кого-то с кем-то — тут у них опыта ноль. На неловкий вопрос Хосока: «И как вам Хи Шу?» Пратибха-джи алеет, несмотря на всю свою смуглость, до ярко-помидорного цвета и на всякий случай тянется к сковородке. Хосоку Чиминов опыт по огребанию от кухонной утвари на хрен не упал, и он улепётывает быстрее, чем вскипевшее молоко. На такой же неловкий вопрос от Шуги менеджеру: «Ну чё, хён, засадил бы диетологу?» Хи Шу багровеет аж до баклажанной расцветки, и на следующий день в тарелках группы рис можно разглядеть только через очень сильный микроскоп.

— Чёт мы не того делаем, — грустно вздыхает Хосок вечером перед сном. Они вшестером тоскливо делят на семерых непонятно как протащенную Чонгуком пачку «Орео», сокрушаясь об отсутствии у себя амурских способностей. Чиминову долю Тэхён бережно прячет за пазухой — тому выступать в камбэке с Intro, количество его доптренировок растёт как на дрожжах, и никому вот вообще не удивительно, что лидера макнэ-лайна в очередной раз с ними нет.

— Конечно, не того, — соглашается Тэхён и обвиняюще тыкает пальцем в Джина. — У нас же фея есть. Ну, типа крёстная. Вот пускай он их и скрестит.

Джин на сию сентенцию давится печенькой, и Шуга, хлопая старшего по спине, бросает укоризненный взгляд на Тэхёна. Не мог, что ли, со своим креативным предложением подождать, пока хён прожуёт? Тут и так каждая крошка на счету.

Джин, едва запив водой саднящее горло, уже собирается возмутиться, но на него смотрят пять пар умоляюще-угрожающих глаз. Из всех них только взгляд Шуги отчётливо сочувствующий, потому как про колдовство от соседа по комнате знает чуточку больше, чем остальные.

— Ну ладно, — давит тяжёлый вздох старший. — Колдовать так колдовать.

Приворотное зелье на самом деле — это легко. Всего-то и нужно, что нужное время, нужные ингредиенты и, желательно, покой и одиночество.

Со временем у Джина немножечко напряг, потому что на камбэк они работают как проклятые и вместо положенного восхода или заката в их распоряжении только глубокая ночь. С одиночеством тоже проблемы — у него из-за спины торчат, стукаясь и ругаясь, пятеро любопытных голов. Плечи у него, конечно, ого-го, но те, кто повыше, берут на закорки тех, кто пониже, и чуть не валят всех вместе с Джином на плиту. В конце концов все кое-как утрамбовываются, чтобы и всё видеть и старшему не мешать, по три раза шикают друг другу «где-Чимин-спать-пошёл-ну-и-дурак» и начинают следить за магическим действом.

— Руты⁽¹⁾ нет, — ворчит Джин, раскладывая по столу ингредиенты и щёлкая пальцами. Индукционная плитка включается сама по себе, хотя можно просто тапнуть на сенсор. — Чонгук, искать.

Макнэ живо начинает шариться по полкам кухни, не иначе, как по запаху, ища неведомую руту, потому что надписи на баночках с пряностями, одобренные Пратибха-джи, все на индийском.

— Коньяка нет, — бурчит Джин, добавляя в кастрюлю заманиху⁽²⁾, и косится взглядом на Хосока. Тот понятливо кивает и испаряется в сторону их с Чимином комнаты. Заныканного коньяка у Чимина тоже нет, как и рома, но находятся соджу и полбутылки недовыдохшегося пива.

— Эх, — вздыхает Джин, меняя мандрагору⁽³⁾, которой у него нет, на женьшень⁽⁴⁾, которого тут завались. Зато потом вытаскивает пакетик с порошком и надписью «Яйца кенгурячьи молотые», и пятеро мемберов приходят в ужас.

— Ну ты зверь, — то ли с осуждением, то ли с восхищением говорит Шуга, и Джин начинает возмущаться:

— Я что, сам ему яйца отрезал?

— А кто?

— Почём я знаю, в Норвегии в лавочке купил!

— Откуда в Норвегии кенгуру? — с законным подозрением спрашивает Намджун, но Джин уже высыпает содержимое пакетика в кастрюлю. Затем чешет в затылке, потому что календулы у него тоже нет и он вообще не в теме, что это, поспешно гуглит, и Тэхён отправляется вниз, в холл общежития, по традиции заваленный подаренными группе букетами.

Чонгук руту находит безошибочно и с разрешения Джина лично кидает в кастрюлю щепотку, изображая Нусрета Гёкче⁽⁵⁾. Хосок от сомнительной чести отказывается и поспешно суёт обе бутылки в руки недоведьмы. Тэхён возвращается с охапкой лепестков всех цветов и размеров, потому что по дороге забыл, что нужны именно оранжевые, не смог отличить ромашки от гербер и хризантем и в результате набрал всего и побольше. Пятеро мемберов, ругаясь и стукаясь головами, при свете мобильников пытаются отделить именно оранжевые от остальных цветов, пока Джин льёт нужное количество воды. Непочатой воды⁽⁶⁾ у Джина тоже, к сожалению, нет, времени на её сбор — тем более, так что он меняет её на обычную дистиллированную.

Далее по рецепту следует ДНК Пратибха-джи, но волосы, ногти, а то и менструальная кровь — это фу-фу-фу, гадость и прошлый век вообще, и Джин смело кидает в кастрюлю надкушенное индианкой луковое колечко.

Мемберы затыкаются на четыре минуты и сорок секунд — ровно столько нужно Джину для чтения наговора над закипевшей кастрюлей. Вокал Джина в такие минуты — заслушаешься, и если бы не конвенция ООМ⁽⁷⁾, его бы Баньши Хёк давно заклинания на концертах петь заставил. Голос то густым басом, то кружевной вязью альтино плывёт в воздухе, сплетаясь нотами, отдаваясь эхом, и мемберов от него то морозит внезапной дрожью, то будто шпарит кипятком. Тут захочешь — и слова не вымолвишь, потому что прерывать эту мантру не то что себе дороже, а кажется почти кощунством.

А затем кастрюля гулко пыхает фиолетовым облаком, сыпет искрами, а Джин отшатывается с ёмким «ахтыжёб!», рассеивая наваждение.

— Хён? — вроде как даже с толикой уважения в голосе спрашивает Шуга, хотя от Шуги уважения дождаться…

— Должно было быть зелёное, — вещает недоведьма и, не приближаясь к плите, тянется вверх, вставая на носочки и вытягивая шею, пытается заглянуть в кастрюлю.

— Кхм? — интересуется Намджун, и Джин со вздохом, бочком и очень осторожно всё-таки подходит поближе. Кажется, зелье ведёт себя прилично, потому что старший хмыкает, безбоязненно суёт туда ложку и подносит ко рту.

— Может, не надо? — с придыханием то ли от ужаса, то ли от восторга просит Тэхён, но Джин сначала нюхает, а потом едва касается зелья языком. И молчит, задумчиво катая во рту и возведя очи горе.

— Ну что? — нетерпеливо вопрошает Хосок, и хён тут же поворачивается к нему, расплываясь в широчайшей улыбке.

— И в кого я такой влюблённый? — дурашливо спрашивает он, и пятеро тут же расслабляются, изображая досаду и едва сдерживая на языках что-то вроде «альпак недожаренный!» на последнюю шуточку старшего. Джин на это только хмыкает, швыряет ложку в раковину и пытается утащить кастрюлю к ним с Шугой в комнату.

— С ума сошёл? — пытается остановить его сосед, потому что ночевать рядом с подозрительным колдовским зельем ему ни разу не хочется.

— Чимин проснётся через час и припрётся попить. Тэхён проснётся через два, припрётся попить и при этом забудет напрочь, что мы тут алхимичили. Чонгук проснётся под утро, забыть не забудет, но ради любопытства нос сунет. Нам оно надо?

— А оно у тебя ночью того… не ипанёт?

— Не должно, — почти совсем уверенно отвечает Джин, и приворотное зелье перекочёвывает в комнату к старшим.

1) просто трава, но в Индии почему-то думают, что «не просто». Не растёт в Южной Корее.

Вернуться к тексту

2) тоже просто трава, но в Южной Корее почему-то думают, что «не просто». Растёт в Южной Корее.

Вернуться к тексту

3) несуществующее магическое растение

Вернуться к тексту

4) существующее немагическое растение

Вернуться к тексту

5) турецкий повар

Вернуться к тексту

6) Непочатая вода в язычестве — взятая до восхода солнца и принесённая молча. У бантанов такой разжиться, сами понимаете, шансов немного

Вернуться к тексту

7) Организация Объединённых Магов

Вернуться к тексту